Юлия Меньшова: «Страх диктует нам опасные компромиссы. Юлия владимировна меньшова: интервью

Героиня в сериале Между нами девочки после развода не могла устроить личную жизнь в течение десяти лет. Актрисе понадобилось всего четыре года, чтобы воссоединиться с мужем и стать счастливой.

Юля, вы влюбчивы?

- Ой, раньше часто влюблялась! Помню, мы с моей подружкой классе в восьмом были влюблены в двух друзей-десятиклассников. Ходили с ней под руку на переменах, в их сторону смотрели, вздыхали. Наверное, это даже влюбленностью трудно назвать - скорее, мы вдохновенно тренировали в себе трепетные чувства, даже не претендуя на взаимность…

А когда в институт поступила, почти все время собиралась замуж. О чем тут же сообщала родителям: «Мы идем в загс!». И каждый раз они громко протестовали, говорили, что этот молодой человек мне совсем не подходит. Им не подходил никто.

Надо признать, спустя годы выяснялось, что не так уж они были неправы. Но поскольку действие рождает противодействие, думаю, именно поэтому я каждый раз и намеревалась обзавестись штампом в паспорте - чтобы сразу четко определить положение дел: мол, товарищи, тут все серьезно, у нас не какие-то шуры-муры, а ответственное решение. К счастью, несмотря на желание продемонстрировать свою самостоятельность и независимость, я всякий раз вовремя останавливалась. Хотя пару раз мы с моими возлюбленными на самом деле подавали заявление, но я вовремя спохватывалась и давала обратный ход.

Почему с Игорем Гординым все закончилось свадьбой?

- Мы встретились, когда мне исполнилось 27 лет, и период юношеских революций остался далеко позади. Я действительно была готова к тому, чтобы стать женой, а не играть в брак. И потом… Как можно проанализировать любовь? Вот его увидела - мы оказались в одной компании, и поймала себя на мысли: «Какой симпатичный молодой человек! Именно такой парень мог бы быть моим мужем». Вот прямо сразу… Хотя мы еще и не познакомились толком. При том, что он сидел весь молчаливый, скромный, вообще не пытаясь произвести впечатление.

Но в загс мы не спешили. Прожили вместе больше года на съемной квартире, прежде чем заговорили о свадьбе. Я тогда уже на телевидении вовсю работала, вела программу Я сама .

То есть вы знаменитость, весьма популярны, а муж - пока еще не состоявшийся актер. Подобное несоответствие - и статусное, и материальное - может задеть мужское самолюбие…

- Да, такая разница положений для семьи - испытание серьезное. Но по молодости лет этого ведь не понимаешь совсем. Когда мы поженились, Игорь видел, что для меня вся эта шумиха, популярность не имеют никакого значения, точно так же, как и мне было абсолютно безразлично, состоявшийся он артист или нет, много ли зарабатывает. Для нас значимо было только одно: наши чувства друг к другу.

Со временем такое положение дел стало сильно влиять на Игоря . Да и на меня. Хотя, повторяю, то, что у него карьера не сразу складывалась идеально, не было чем-то катастрофическим. Но, видимо, «капля камень точит». В общем, я уверена: наш союз через семь лет разрушился в том числе и по этой причине. Мы не справились с ситуацией с должной мудростью, не смогли пройти через это испытание. И разошлись. Думали, насовсем, но оказалось, на четыре года.

Ваши родители ведь тоже расставались…

- Да, в этом смысле я в точности повторила семейный сценарий - они ведь тоже именно четыре года жили врозь. Разница только в том, что мне в момент их расставания было три года, а когда мы с Игорем разъехались, нашему сыну исполнилось шесть лет, а дочке - девять месяцев.

Причины разъезда тоже несколько иные. Папа и мама говорят, что надорвались на быте. Неустроенность и бедность их допекли. Помощников не было. Если я болела, нужно было что-то придумывать, когда здорова - в ясли водить. При этом папа - снова студент, теперь уже ВГИКа, стипендии нет, по ночам приходилось подрабатывать в булочной - разгружать хлеб и там же, в каптерке, писать сценарные разработки, делать раскадровки. Поэтому бытовые хлопоты и забота о ребенке в основном сваливались на маму. А она работала в театре, причем выходила на сцену даже на восьмом месяце беременности и вернулась к работе, едва я родилась. На этих бытовых проблемах, как говорят родители, и рухнули их отношения. Показалось, что друг без друга станет легче.

Официально они развод не оформляли?

- Нет, это как-то было связано с жильем, со сложным переоформлением документов: папа, если бы развелся, лишился бы московской прописки, которую мама от театра получила. И мама, хотя была настроена более радикально, пошла ему навстречу: «Пока у кого-то из нас не возникнет острой необходимости, разводиться не будем».

На вас с Игорем бытовые неурядицы тоже повлияли?

- Отчасти… Андрюшка в течение года после рождения не спал вообще, и это оказалось для нас нежданной проверкой на прочность. Оба ведь работали, я - очень много. Правда, была няня, которая приходила днем. Но, возвращаясь вечером домой, мы точно знали, что ночью спать не придется. Это сильно нас надорвало. Еще добавлялось чисто молодежное ощущение: когда тебе тяжело, кажется, что твой близкий человек мог бы и помочь, а он этого не делает. А поскольку другой думает точно так же, начинаются взаимные претензии. Причем каждый думает, что ему-то точно тяжелее, чем партнеру.

В общем, из-за дикой усталости у нас начали происходить первые разлады. Потом все вроде нормализовалось, а осадок раздражительности остался. И на этой почве усилился уже существующий стрессовый фактор - та самая разница положений.

Не говорили мужу: мол, ты глава семьи, должен что-то делать, чтобы как-то пробиться, мне хватит тянуть все на себе?

- Может, именно так я и не говорила, но, конечно, думала, что ему нужно принимать какие-то решения, идти работать еще куда-то, пробовать что-то новое. Тем более что я сама испытывала чрезвычайную зависимость актерской профессии, и мне казалось, что надо брать жизнь в свои руки, стучаться во все двери.

Шли годы, а ситуация кардинально не менялась - я оставалась востребованной, зарабатывала деньги, купила квартиру. Повторяла: «Ничего страшного, не переживай, в конце концов, наступят и у тебя другие времена…», однако мужское самолюбие Игоря с трудом мирилось с ситуацией.

И вы по примеру родителей тоже решили какое-то время пожить порознь?

- Планировали развестись официально. А дальше… Никому не хотелось заниматься всей этой волокитой с документами, да и некогда было. Отложили на потом. Мы просто разъехались, не сомневаясь, что это насовсем.

Уход отца - всегда травма для детей. Как вы планировали рассказать им об этом?

- Перед тем как разъехаться, я консультировалась с психологом. Приводила его домой, проводила несколько тестов с шестилетним сыном, советовалась, как правильно преподносить информацию, чтобы она была воспринята наименее болезненно, и только после этого поговорила с Андреем . Попыталась представить сложившуюся ситуацию даже как некое приключение - мол, теперь к папе можно будет ходить в гости, весело проводить с ним время.

По совету психолога я приняла не слишком простое тогда для себя решение: непременно раз в год ездить отдыхать всем вместе, что мы с Игорем исправно соблюдали. Во время этих совместных поездок жили в разных номерах: Игорь - с Андреем , я - с Тасей .

Каким же образом семья восстановилась?

- Прежде всего дети помогли. Однажды Игорь , как обычно, пришел навестить ребят. Пообщался с ними, поиграл. Я, вернувшись после спектакля, повела укладывать дочку спать. Они с папой расцеловались. Ей - два с половиной года. Я с ней уже прилегла, рассказываю сказку. Игорь по традиции побыл еще недолго с Андрюхой в другой комнате, уложил его и тихонечко ушел. Вдруг Тася села в кроватке и говорит: «Я же не сказала папе «Спокойной ночи»!». Я шепчу: «Сказала - когда уходила спать». - «Нет! Я забыла, не сказала…» - и почти плачет. Пытаюсь ее успокоить: «Слушай, не надо так переживать, в конце концов, мы ведь всегда можем позвонить папе - и ты скажешь ему». Тут из глаз моей дочери стали выкатываться огромные слезы, и она говорит мне каким-то удивительно взрослым тоном: «Ну как же ты не понимаешь, я не хочу говорить папе «Спокойной ночи» по телефону! Я просто хочу вечером сказать ему «Спокойной ночи», а утром - «Доброе утро».

Эта история пронзила меня в самое сердце. Тася ведь была крошечной, когда мы разъехались, и не могла помнить, как жили вместе. Но представляла себе нашу жизнь именно такой - когда все вместе…

Юля, с каким мироощущением вы сейчас живете?

- С тем, что семья и вообще твой ближний круг - важнее всего, а все остальное вторично.

Знаете, за последний год я как-то особенно отчетливо поняла, что вступила в ту счастливую фазу жизни, когда могу позволить себе никому ничего не доказывать. Мне стало неважно, что обо мне думают. Правда! В этом нет эгоизма или, что хуже, снобизма. Просто в юности ты крайне остро чувствуешь конкурентную среду, тебе кажется, что «быть лучшим» - это мерило. А с годами ощущаешь, что бесценно совсем иное: быть собой. И делать то, что тебе по-настоящему интересно. Чего и всем желаю.

В прославленной семье Меньшовых все личности яркие и харизматичные. Мама, Вера Алентова, по-прежнему в актерской обойме. Папа, Владимир Меньшов, автор кинохитов и лауреат «Оскара». А дочь, Юлия Меньшова, не только актриса и телеведущая, но с недавних пор еще и театральный режиссер. Свой дебютный спектакль «Любовь. Письма» Юля поставила в Театре им. А. С. Пушкина с уникальным актерским дуэтом - со своими родителями

Накануне премьеры мне захотелось встретиться с почтенным семейством. Поговорили мы, конечно же, не только о новом спектакле.

Поскольку разговор у нас получается сложный - на троих, вполне можете друг друга по-семейному дополнять, перебивать.
Вера Алентова: Так обычно у нас и бывает: говорим втроем одновременно.

Я хочу начать с прекрасного повода - премьеры спектакля «Любовь. Письма». Это же первый ваш опыт работы втроем?
Юлия Меньшова: Нет, не первый.
Владимир Меньшов: Был фильм с условным названием «Салонная драма», в котором Вера играла маму, Юля дочку, а я был режиссером. Сняли три части, которые, по-моему, были достаточно эффектные. Но дальше известная ситуация: всё уперлось в деньги.

А раз не сложилось с фильмом, вы решили делать семейный спектакль. Так?
В. A.: Не совсем. Я искала пьесу для своего юбилея. И получилось так, что в Москву приехала Анук Эме. Случайно, в разговоре с Сашей Адабашьяном, выяснилось, что она уже в течение десяти лет играет в Париже пьесу на двоих «Письма. Любовь.» американского драматурга Альберта Гурнея. Я заинтересовалась, мне нашли эту пьесу, и она мне очень понравилась. Примерно в это время я была на гастролях во Франции со спектаклем «Федра». Мы там имели бешеный успех среди наших эмигрантов. Они говорили, что в Европе потеряно эмоциональное искусство исполнения, и поэтому когда приезжают русские актеры, то их носят на руках… Так вот, одна из дам сказала мне, что в последний раз так нервничала, когда смотрела спектакль с Анук Эме. А я, знаете, верю, что ничего не бывает случайно. Ну а дальше я приехала и стала советоваться… Всегда, когда какие-то серьезные вещи случаются в нашей семье, то мы друг с другом советуемся. И поэтому я отдала пьесу почитать Юле и Владимиру Валентиновичу.

Юля, как часто мама с тобой советуется, когда выбирает роли?
Не всегда.
В. A.: Ну как это! Я тебе все пьесы показывала.
Ю. М.: Ты давала читать, только когда искала пьесы к юбилею. А до этого ни разу. Никогда!

Владимир Валентинович, а вы на семейном совете сразу одобрили выбор жены?
Я сейчас уже не помню. Кажется, у меня были сомнения, до какой степени это будет зрителю интересно.
В. A.: Потому что он беспокоился, что это пьеса камерная, не для большой сцены. Он не хотел меня подставить. Хотел, чтобы если уж это юбилей, так юбилей.

Я вас сейчас слушаю, и знаете, что мне ужасно нравится? Владимир Валентинович говорит, что забыл, а вы за него рассказываете, как это было… Вы вместе живете уже столько лет и теперь как одно целое.
В. A.: Нам говорят, что мы даже внешне стали похожи. Когда-то мы не были похожи ни капли. Ну, проживешь сто лет вместе и на сотом году станешь похожим.

А когда вы предложили эту пьесу в вашем родном Театре Пушкина, вам сразу дали зеленый свет?
В. A.: В театре стали обсуждать, какой мне нужен партнер, и посоветовали поговорить с Владимиром Валентиновичем. Я сказала, что, конечно, поговорю, и, может быть, из этого что-то даже получится… Я дала ему прочитать пьесу второй раз, уже на предмет того, подойдет ли она нам обоим.
В. М.: Опыт совместной игры в театре у нас уже был. Мы довольно долго играли в спектакле «Пизанская башня».

Вам было комфортно тогда работать друг с другом?
В. М.: Комфортно, не комфортно…
В. A.: Понимаете, трения всегда бывают. И не столько с мужем, сколько с партнером. В спектакле, пока он живой, иногда что-то идет не так, и ты обязательно обсуждаешь это с партнерами.

Но когда твой партнер - муж, это все-таки уже другая история.
В. A.: Нет, она не другая, она такая же. Потому что муж - отдельно, а партнер - отдельно.

А как возникла эта безумная идея, чтобы режиссером спектакля была Юлия Меньшова?
Ю. М.: Я, когда прочитала пьесу, сразу сказала маме, что пьеса грандиозная и не надо больше ничего искать. А то, что я мечтала о режиссуре, мама знала уже давно. Тем не менее, когда она спросила, не хочу ли я поставить эту пьесу, я ответила, что пока не сошла с ума! Я, конечно, хочу быть режиссером, и пьеса потрясающая, но ставить первый спектакль с родителями…

Тем более с такими родителями!
Да, с такими родителями, да еще и в мамином театре. Зачем же так подставляться? Чтобы дать роскошный повод другим потирать ладошки и злословить на эту тему? Короче, я отказалась, но дальше я все время думала об этой пьесе - у меня возникали мысли о том, как ее можно сделать. И через месяц долгих мучений и бессонных ночей я даже не позвонила, а написала маме эсэмэску.

Какая прелесть! И что ты написала?
Что я все время думаю об этой пьесе и, пожалуй, рискнула бы ее поставить. И что, конечно, если они с папой решат, что это мне не по силам и так далее, то я пойму.

Ну хорошо, мама согласилась сразу. Но ведь надо было еще убедить отца, чтобы он стал работать с режиссером-дебютантом Меньшовой. Или вы, Владимир Валентинович, сразу поверили в свою дочь?
Для меня было очевидно, что она на этот путь вступит. Я, честно говоря, уже начал беспокоиться, что она долго идет к этому.
Ю. М.: Мы и раньше говорили об этом с папой. Но не очень серьезно. Что-то типа у тебя, мол, режиссерские мозги, но дорога это опасная, дело не женское…
В. М.: Я считаю, что для женщины это профессия не самая подходящая. Принципиально она мужская. Пока снимаешь или репетируешь, это становится твоим детищем, и семья уходит на второй план. Но жизнь меняется. Еще тридцать лет назад женщин-режиссеров было мало, а сейчас все больше и больше.

А у Юли есть мужские черты, которые присущи режиссеру?
В. М.: Есть.
В. A.: У Юли есть характер. Был момент, когда она попала в сложную ситуацию, работая на канале «ТВ 6» в программе «Я сама». Ее тогда оставила команда, которая почему-то ее не приняла. Она была совсем юным человеком, но набрала новых людей, которые практически ничего не знали, и в очень короткий срок сделала с ними несколько программ. Ей это стоило большого труда…

А Юля всегда делится с вами своими проблемами?
В. A.: Нет, не всегда. Но тогда она еще жила вместе с нами, и поэтому не заметить того, что происходит с ней, было просто невозможно. Но она не сдалась, хотя это было ужасно тяжело.

Юля, все-таки мне хочется понять, что же было на самом деле.
После выхода программы в эфир вдруг началась самая настоящая травля. Руководству докладывали, что ведущая не справляется, что она не соответствует требованиям и что все делает команда. Я даже собиралась уходить, потому что руководство пыталось удерживать обе стороны: и команда была нужна, и я была нужна. Меня на самом деле очень отрезвили слова папы. Он тогда сказал мне, что проблема не во мне, а в том, что я стала слишком успешна, а люди часто успеха не прощают. А большой успех не прощают вдвойне. Я-то искала свою вину - все думала, что я не так сделала.
В. М.: Если называть вещи своими именами, это была зависть. Зависть и интриги всегда сопровождают успех. И все, у кого был стремительный взлет, об этом знают. Мы пережили подобную травлю с фильмом «Москва слезам не верит». Еще вчера ты был со всеми наравне, а теперь ты вдруг стал выше других. Люди начинают думать: я-то чем хуже?!
В. A.: После «Москва слезам не верит» Владимир Валентинович тоже ходил и думал, в чем же он виноват… Он уже начал думать, что зря снял этот фильм.

Трудно поверить, что вы говорите о фильме, который сразу стал стопроцентным хитом!
В. М.: Травили, насмехались, черт знает что творилось. Если бы не «Оскар»… Вместе с успехом ты приобретаешь врагов. А иногда и друзей можешь потерять.

В общем, на этот раз вы решили, что лучше положиться на семью. Наверняка репетиции не проходили легко и радостно. Я уверен, что у вас были конфликты, споры, ссоры.
В. A.: Это все продолжается до сих пор. А как же?! Это естественно. Иначе не может быть.

Юля сейчас улыбнулась. Что скрывается за твоей улыбкой?
Мы репетируем…

Как?
По-итальянски. Бурно. Конфликтно… Мучительно конфликтно.
В. М.: Вот, скажем, я предложил одну идею, которая умозрительно сначала показалась интересной. А потом, когда ее стали воплощать в жизнь, настолько она мне, моей манере и моим привычкам не соответствовала, что, если бы не Юля, я бы, конечно, ушел из спектакля. Если бы это был другой режиссер, я бы встал и сказал: «Извините, ребята, делайте без меня». В итоге я не столько помогал, сколько вредил. У Юли есть свой идеальный спектакль, который она видит своим внутренним зрением, через магический кристалл. Я, честно, уже очень давно так не работал с режиссером. Обычно я что-то сам предлагаю, и мне говорят: как вы хотите, как вам будет удобно... Вроде как я подминаю под себя.

А здесь режиссерский диктат. Да еще дочери!
Здесь все категорично. И это правильно, потому что она не может свернуть со своего пути, - она уже знает правду.
В. A.: Всё дело в том, что спектакль не бытовой. А Владимир Валентинович, в хорошем смысле слова, бытовой артист. Он очень живой, очень реалистичный. У него все должно быть обосновано. Если надо сделать так, то почему именно так, а не иначе?

Вера Валентиновна, а вы как реагировали на конфликтную ситуацию между режиссером Меньшовой и актером Меньшовым?
Очень тяжело. Потому что все, что предлагала Юля, я приняла абсолютно. Надо сказать, что я вообще очень подвижный человек. Я гибкая. И если я не гибкая, то ухожу из спектакля, так же, как Владимир Валентинович.
Ю. М.: Собственно, в любом творческом процессе есть свои подводные камни.

Это понятно. Но как тебе удалось убедить Владимира Валентиновича, что правда на твоей стороне?
Я не знаю, удалось ли мне убедить Владимира Валентиновича. Думаю, что трудности были в целом из-за того, что разделять творчество и наши отношения на самом деле не так просто. Мне кажется, что папа очень переживал за меня. За то, правильно ли я все делаю или заблуждаюсь. А если я заблуждаюсь, то тогда это провал и ему по-отечески хотелось меня уберечь. А уберечь каким образом? Саботажем.

А у тебя не возникало желания вообще бросить эту затею, раз ты встретила такой, как ты говоришь, «саботаж» со стороны отца?
Нет, бросить я не могла. Наоборот, я знала… нет, я чуяла, что все делаю правильно. И что мне надо только найти путь, чтобы это мое чувство стало чувством Владимира Валентиновича. Спорить-то можно до хрипоты, а убедить в вопросах творчества словами нельзя. Можно только заразить идеей.

Такой упрямый характер у Юли от мамы или от отца?
В. A.: У нас у всех характеры сложные. И наверное, упрямые: переубедить кого-то из нас довольно трудно.
В. М.: Ну, это хорошее качество.
В. A.: Да, для режиссера очень важное качество.
В. М.: Вы знаете, это не упрямство. Это невозможность уйти от того решения, которое ты принял. В этом и заключается режиссура.

Ну что ж, с удовольствием приду к вам на премьеру. Теперь такой вопрос: у вас у троих изначально актерское образование, причем все окончили Школу-студию МХАТ. Но ваши творческие судьбы сложились по-разному. Вера Валентиновна - однолюб: один театр, один муж... Владимир Валентинович был кинорежиссером, а сейчас еще и блистательный актер. У Юли вообще все складывается рывками: стала актрисой МХАТа и вдруг ушла на телевидение. Теперь она режиссер. Отчего, на ваш взгляд, зависит судьба? От природы, везения или от каких-то других вещей?
В. A.: Очень много от обстоятельств зависит. Я пришла в Театр Пушкина случайно, потому что изначально должна была идти во МХАТ.

Во МХАТ? Расскажите, я не знал об этом.
Со второго курса я играла главную героиню в мхатовском спектакле «Кремлевские куранты». Когда я вышла замуж за Меньшова, наш ректор сказал, что не будет рушить молодую семью и нас обоих возьмут во МХАТ, поэтому нам не надо показываться в другие театры.

То есть Владимира Меньшова брали во МХАТ потому, что он муж Веры Быковой? Вы ведь тогда были Быковой.
Да, я взяла мамину фамилию Алентова, только когда у меня родилась Юля. Мне казалось, что Быкова - не девичья фамилия.

А почему фамилию Меньшова не взяли?
Наверное, хотелось быть самостоятельной единицей. Так вот, мы никуда не показывались, а когда началось распределение, выяснилось, что мы вдвоем и еще три совсем неуспешных ученика оказались нигде. Нас во МХАТ не взяли.

Почему?
Странная история. Владимир Валентинович думает, что это какая-то интрига.
В. М.: Несомненно.
В. A.: В общем, мы оказались в дикой ситуации. Его пригласили в Ставрополь, и он уехал, а я осталась в Москве, потому что меня взял Театр Пушкина. Единственный театр, в котором не закончились показы и в который я бросилась… Я не понимала, что делать, даже никого не спросила, почему меня не взяли во МХАТ. Я достаточно гордый человек и не стала ничего выяснять.

И через сколько лет вы воссоединились с мужем?
Он приезжал из Ставрополя ко мне каждый месяц. Там в театре он поставил спектакль…
Ю. М.: Ты в Ставрополе поставил спектакль?
В. A.: Вообще он хотел поступать во ВГИК. Еще на третьем курсе Школы-студии он собирался перевестись туда, потому что понял, что режиссура ему ближе, чем актерство. Но ему сказали: сначала окончи Школу-студию, потом поступишь во ВГИК и у тебя будет два образования. А когда он Школу-студию окончил, выяснилось, что теперь надо три года отработать в театре...

(нажмите для увеличения)

«Мы боимся признаться в собственной боли»

Не надо сталкивать людей лбами, надо стараться понять каждого - так определяет принцип телепрограммы «Наедине со всеми» ее ведущая, актриса Юлия Меньшова. Мы поговорили с ней об отсутствующем в обществе уважении к оппоненту, об иррациональных законах в повседневной жизни, о том, почему она не осуждает священников и где видит грань между послушанием Церкви и свободой

Чайлдфри. Иметь детей - долг?

Юлия, одними из самых эмоциональных и дискуссионных выпусков программы «Наедине со всеми» были те, в которых обсуждались суррогатное материнство и идеология чайлдфри (Чайлдфри - идеология, характеризующаяся сознательным нежеланием иметь детей ради личной свободы (в переводе с английского childfree - свободный от детей). - Ред.) Изменилось ли Ваше отношение к этим явлениям после съемок?
- Нет. У меня совершенно определенное отношение к теме материнства в целом, поэтому ничего не изменилось. Как считала, что чайлдфри - очень печальное следствие человеческого эгоизма, которое загоняет женскую природу в абсолютный тупик, - так и считаю. Мне кажется, за этим мировоззрением стоит глубокое несчастье и абсолютное непонимание своего призвания, максимальное отдаление от своей природы, с которой бессмысленно спорить! Финалом такого спора может быть только - пустота, но современный человек в своем «хочу!» доходит до такого нигилизма, что пытается опровергнуть и собственную природу.

Но я далека от мысли категорично указывать людям, что рожать детей - долг любой женщины перед обществом, перед человечеством и так далее. Так как уверена, что это не долг, а призвание. И даже дар. И только так женщина может по-настоящему открыть себя.

- Что Вы имеете в виду?
- Среди православных часто можно услышать: женщина спасается чадорождением. Меня по юности лет очень удивляла эта формула. Это как: спасение падает на тебя с неба как подарок за то, что ты такая хорошая - умеешь рожать?..

А когда у тебя появляются дети, очень быстро понимаешь, в чем тут дело: рождение ребенка тебя, по сути, впервые принуждает расставаться с эгоизмом. Ты совсем не хочешь этого, у тебя даже серьезная ломка происходит! Но каждый Божий день тебе приходится от себя отказываться - ты постепенно привыкаешь думать о себе в последнюю очередь! Причем на уровне инстинкта это происходит. И вдруг обнаруживаешь, что жизнь устроена парадоксально: когда ты расстаешься с эгоизмом - становишься человеком.

Еще очень интересный опыт родительства: ты ведь получаешь отдачу далеко не сразу - иногда спустя долгое время тебе возвращается сторицей то, что ты вложила в своего ребенка. А по молодости лет хочешь получить сразу же: отдал - так верните мне благодарность! Именно воспитание детей впервые дает тебе почувствовать нелинейность этого процесса: настоящее счастье в том, что ты заботишься о другом человеке, не считая свои затраты, не предъявляя никому требований «я - тебе, а ты - мне». Но при этом брошенные «семена» этой заботы прорастают во времени…

Поэтому мне было просто очень любопытно присмотреться к людям, которые декларируют противоположную позицию. Мне хотелось разобраться, откуда она и почему люди так стремятся декларировать ее, зачем?

- Удалось понять?
- Я думаю, в основе лежит какая-то психологическая травма. Не обязательно полученная в семье. Социум нас тоже формирует и ранит.

Это может быть страх. Страх впустить в свою жизнь нечто, что нельзя заранее просчитать. А современный человек благоговеет перед гарантиями, в поисках стабильности. Родительство же не дает никаких обещаний. И человек предпочитает не разобраться в этом своем страхе, а жить… иллюзией контроля.

А иногда это боль или обида, в которой человек боится себе признаться, и поэтому в силу своей фантазии, в силу творческого дара - а мы все им не обделены! - придумывает себе такое утешение, в виде позиции.

Ложь все искажает. Когда ее много вокруг, человек отвыкает говорить правду, в том числе самому себе. Самую простую правду: что его что-то обижает, что он чувствует себя несчастливым, что он завидует кому-то. И тогда вместо «больно» человек говорит: «Я в порядке и ни в ком не нуждаюсь».

У меня в жизни был период, когда я ходила к психологу. И однажды она сказала фразу, которая для меня тогда стала открытием: «Понимаете, боль надо пе-ре-жить. По-другому она не проходит». Вот ведь тоже парадокс жизни: мы все пытаемся избавиться от боли, а с ней надо… согласиться. Избавление не в том, чтобы ее игнорировать или забыть, а в том, чтобы признать. Принять. Прожить ее. Только тогда она нас бесследно покидает, освободив место новому опыту.

Например, я много раз видела, как люди, обжигаясь на любовных отношениях, говорят: «Все, я не буду больше любить!» Отличная форма защиты вроде бы, но защищает она как от потенциальной опасности предательства, так и… от возможного счастья…

В общем, мне показалось, что «чайлдфри» - это тоже некая новая форма защиты…

Суррогатное материнство

Суррогатное материнство - явление, кажется, более прагматическое, понятнее его мотивы: семья хочет ребенка, суррогатная мать хочет заработать…
- Я считаю, что это тоже трагическая тенденция нашего времени, и не рассматриваю эту ситуацию в категориях, о которых Вы сказали: люди хотели иметь ребенка, они его получили, суррогатная мать хотела заработать деньги и заработала - все довольны!

Господь в женщину заложил множество разных механизмов, которые обусловливают ее привязанность к своим детям: начиная с того, что она сразу любит ребенка, которого родила. Поэтому посягать на этот инстинкт, на сакральную связь матери и ребенка, пытаться относиться к женщине как к инкубатору - сумасшествие какое-то. Ведь суррогатная мать сознательно приучает себя не любить будущего ребенка. Это очень страшно! Мне кажется, если суррогатное материнство будет продвигаться в обществе, это может привести нас к очень тяжелым последствиям.

Героиня Вашей программы, Антонина, родила троих «чужих» детей, при том что у нее уже было двое своих, и осталась вполне довольна своим опытом…
- Да, и при этом, несмотря на то, что прошло много лет, она плачет, вспоминая об этих отданных детях. Эта боль в ней - навсегда. Мне кажется, это важный симптом, на который следует обратить внимание.

Насколько я помню, первого у нее забрали сразу же, в роддоме, а двух других она 10 дней кормила дома и только потом отдала, сказав: «Забирайте, иначе еще немного - и не смогу отдать».
- Да. И помните, как эта ситуация сказалась на ее родной дочери? Она стала бояться оставаться одна, ей было физически плохо, когда мама уходила, и в результате Тоне пришлось искать работу, при которой можно оставаться дома.

Ведь ребенок-то не может не чувствовать, что происходит какая-то странная вещь: вот мама ходит с животиком, потом раз - и этого животика нет, но нет и ребенка - ничего нет! И никто ей ничего не объясняет. Детей нельзя обмануть! Ребенок просто понимает, что ему не хотят говорить правду. Я думаю, дочка на каком-то подсознательном уровне сообразила, что мама оставила рожденного ребенка, а значит потенциально может оставить… и её. И теперь она будет жить с этим ощущением возможного предательства. Мама и папа для детей - это ведь основа основ, первый и важнейший опыт безусловной любви. А суррогатное материнство посягает и на эту фундаментальную ценность… Я уверена, что и любой суррогатно рожденный ребенок получает подсознательный опыт, что предательство возможно на самом начальном этапе жизни: он еще в утробе, а мать живет, не привязываясь к нему, с мыслью, что она его отдаст…

Это из разряда иррациональных вещей, с которыми не поспоришь.

- В каком смысле иррациональных?
- Я думаю, жизнь сложнее устроена, чем мы нагло и самоуверенно считаем: нет в ней торжества прямолинейной логики, а заложено какое-то противоречие. Господь Бог нам не даровал жизнь, в которой все понятно. И слава Богу! Нет у нас такой предначертанности, «разлиновочки», по которой жить, и есть иррациональные явления, перед которыми ты останавливаешься, как перед тупиком.

К примеру, человек только тогда становится собой, когда научится преодолевать свой эгоизм, то есть от себя отказываться! Это ведь иррационально: казалось бы, эгоизм - то, куда тебя твоя природа вроде как ведет. А от него надо отказаться…

Разве не иррационально просить прощения у человека, который тебя обидел? Не ты обидел, а тебя обидели! Логичнее обидеться или дать сдачи. Но, как ни странно, если ты своего обидчика пожалеешь, постараешься понять мотив его действий, несмотря на то, что он тебе больно сделал, и искренне - не формально - скажешь «прости меня, я была не права», то ситуация мгновенно изменится!

Та же «суррогатная мать», как бы она ни старалась, не может убить в себе любовь к рожденному ею ребенку. Или возьмем ситуацию с разводом. Казалось бы, вам плохо вместе, разумно разойтись, как порядочные люди: поговорить с детьми, все объяснить им. Но дети откуда-то точно знают, что родители должны быть вместе - это факт! Их можно уговаривать, можно врать себе, говорить: «Ничего, ничего!» Но, по сути дела, ты всегда останешься с чувством вины перед своим ребенком, и ребенок обязательно чувствует потерю… И с этим ничего не поделаешь.

- А если Вам возразят, что ребенок не может вырасти счастливым, если рядом с ним несчастливые родители…
- Если оставить за скобками самые крайние случаи алкоголизма или насилия в семье, то я скажу: «Неправда». Потому что эти самые несчастливые родители могут начать трудиться над своими отношениями и однажды обнаружить, что они счастливы друг с другом! Многое зависит от нашего желания - сохранить или разрушить.

Я понимаю, что это звучит чересчур безапелляционно, но говорю, в том числе о собственном пережитом опыте. Я тоже была уверена, что детям можно объяснить все, главное - вести себя прилично, быть хорошим родителем. Но каким бы фантастическим родителем ты ни был, все равно для ребенка - огромная травма, что мама и папа не вместе. Хоть ты тресни, но это так! И мне кажется даже, что это прекрасно. Наша жизнь так прагматична, и должны быть в ней какие-то иррациональные, но непреложные вещи, с которыми человек ничего не может поделать. Можно только учитывать их, принимая решение.

И я каждый раз радуюсь, когда обнаруживаю такие парадоксы, и мне хочется обратить внимание моих близких и моих знакомых: вот, смотрите, это же нельзя объяснить, это не укладывается ни в какие законы, - говорю я или указываю сама себе на это, чтобы не занестись в своих суждениях, полагая, что в жизни все ясно.

Иррациональное «двое во едину плоть»

Если уж мы заговорили о семье… Ваша гостья Микаэла в передаче про чайлдфри сказала интересную вещь: «Для меня в отношениях не должно быть «мы», нет вот этого единого целого, а просто мне хорошо с человеком, а ему хорошо со мной». На Ваш взгляд, вот это «мы» все-таки существует? Это опять иррациональная вещь?
- Я думаю, это достижимо, но не только человеческими силами - это из разряда подарков свыше. Как появление детей у супругов, которые 12-15 лет были бездетными, но ездили по монастырям, молились, просили.

Мне кажется, если ты выбрал человека, вы стали жить вместе, то отдавай этому процессу все и, может быть, когда-нибудь обнаружишь, что появляется чувство, что вы - одно целое. Кстати, это часто ощущают супруги, прожившие очень много лет вместе.

- Как Ваши родители, например?
- Да. Глядя на них, я понимаю, что имеется в виду под этим «мы», понимаю, как люди действительно постепенно прорастают друг в друга. Моим родителям трудно было приноравливаться к семейным ценностям, характер у каждого - яркий, сложный. Но при этом надо отдать им должное: есть какая-то невербализируемая составляющая их брака, которая давала им понять, что надо быть вместе. Соблазнов, я думаю, у них было предостаточно. Они однажды прожили какое-то время раздельно. И на протяжении жизни у мамы и папы была масса поводов для того, чтобы сказать: «Всё!» Но они вместе уже 51 год! И даже просто за этот факт я им очень благодарна. Важно иметь такой пример в старшем поколении. В прошлом году они обвенчались, и удивительно, например, что самым большим событием это стало для моей дочери. Она была несказанно рада. Говорила: как это хорошо, как правильно, какое счастье…

Вопросы или послушание?

Юлия, Вы верующий человек, а Церковь совершенно определенно высказывается о многих вопросах семейной жизни, о суррогатном материнстве в том числе. На Ваш взгляд, где проходит граница между свободой придерживаться своего мнения и послушанием Церкви?
- Очень серьезный вопрос, который сегодня очень остро стоит. Я думаю, если ты считаешь себя православным христианином, нужно находиться в послушании Церкви. Но это не значит не задавать вопросов! К сожалению, в нашем менталитете закреплено печальное свойство: если слушаться, то не рассуждая, не давая себе труда задуматься, а почему, а из-за чего?

К примеру, я помню, меня очень смущало утверждение, что нельзя критиковать церковных иерархов - никаких, никогда! Я думала: «Но они же не ангелы, они тоже люди, тоже совершают какие-то ошибки». Но послушалась, однако все равно думала над этим вопросом, который меня мучил. И, в общем, я нашла ответ.

Во-первых, ты не знаешь искушений тех священников или епископов, которых осуждаешь.

Во-вторых, их проще всего осудить, потому что, условно говоря, в рамках церковной жизни именно они занимаются публичной деятельностью, находятся на виду.

Но главное объяснение для меня заключалось вот в чем: я поняла, что такое осуждение может стать причиной очень серьезного соблазна для кого-нибудь, стоящего рядом. Люди отпадают от Церкви совершенно неожиданно…

Так что у меня был вопрос, и я искала ответ! Но мне кажется, ничто не отменяет поиска того храма, в который ты хочешь ходить, того духовного отца, которого ты выбираешь, ничто не отменяет твоего внутреннего суждения о том или ином предмете в Церкви. Потому что никто и ничто не отменит свободы выбора, дарованной нам Богом.

Церковь дает ответ на вопросы современности на основании определенных традиций. Эти традиции я, опять-таки, пытливо изучала, они мне кажутся очень обоснованными, взвешенными, логику их я понимаю. Поэтому я склонна доверять им, но не просто покорно: мне сказали, я и делаю. Нет, я рассуждаю!

Право заблуждаться

- Скажите, на телевидении сегодня трудно придерживаться традиционных ценностей?
- Ни за кого другого не скажу, но мне - нет.

Я не ставлю это во главу угла, не считаю, что должна нести какую-то миссию или что-то пропагандировать. Просто я сама в это верю, искренне считаю традиционный взгляд на семью единственным, ведущим к счастью.

В одном из интервью Вы сетовали на диктатуру рейтинга и, как следствие, скуку и поверхностность того, что появляется на экране. Не давит ли и на Вас эта диктатура?
- Диктатура рейтинга действительно существует, но что создает этот рейтинг? Это вопрос алгоритма. Как человек, который неплохо знает законы драматургии, я могу сказать, что людей влекут сильные эмоции. Как положительные, так и отрицательные. Повод для отрицательных эмоций отыскать сегодня, к сожалению, проще. Например, страх - сильнейшая эмоция, самая ранняя в человеческой психике, и ее вовсю эксплуатируют. Скандал - еще один легкий алгоритм привлечения к себе внимания и достижения успеха. Его можно использовать, но совсем не обязательно. Рейтинг строится на сильных эмоциях, да, но за ними может быть все что угодно!

Я ведь тоже апеллирую к чувствам зрителей, но совсем к другим. К счастью, это тоже востребовано и имеет успех.

Тема, который Вы занимаетесь, - человеческие судьбы, социальные проблемы - не приедается. Как Вы считаете, почему?
- Я думаю, эта тема наскучить не может, потому что драматургия судьбы каждого конкретного человека всегда убедительна и интересна! В принципе, вся литература, весь театр, весь кинематограф построены на исследовании перипетий жизни человека, на опыте, который ты можешь оттуда почерпнуть. Разве что какие-то очень серьезные катаклизмы по уровню вызываемого интереса могут соперничать с жизнью другого человека.

А у Вас никогда не возникало соблазна осуждать Ваших героев, когда они декларировали, к примеру, агрессивный взгляд на жизнь? Например, девушку, которая говорила: «Я за Спарту: слабый не должен жить»?
- Вы знаете, неуважение, осуждение - очень плохое основание для любого разговора.

У нас эта тема была затронута как раз в программе про чайлдфри: героиня призналась, что постоянно сталкивается с неуважением ее позиции, и надо признать, что обычно программы про чайлдфри делались на нашем телевидении в формате абсолютного противопоставления: сажали представителя этой идеологии, многодетную семью и… сталкивали их лбами! Добиваясь упомянутого выше - скандала.

А мне кажется, что можно вникнуть в проблему, только всматриваясь в человека, уважительно выслушивая, никого никому при этом не противопоставляя. Вот есть человек, и даже если он заблуждается, чтобы понять, в чем он заблуждается, его надо услышать. Услышать благожелательно, не осуждая.

Я занимаю категорически иную позицию, чем девушка, которую Вы упомянули, но хочу ее понять! А только в покое можно выслушать и проанализировать взгляды человека. И указать на какое-то несоответствие тоже можно только, если будешь слушать, а не огульно спорить, не замечая деталей и нюансов. При всем несогласии с оппонентом, уважение дает возможность выстроить диалог. Человек гораздо больше открывается, когда ты говоришь: «Я не согласен с тобой, но я тебя не осуждаю». У нас это качество диалога, к сожалению, очень часто в обществе отсутствует. А ведь любой человек имеет право на заблуждение.

- О какой еще проблеме Вы бы хотели обязательно сделать программу?
- Сейчас мы разрабатываем тему так называемых фриков - про людей, которые себя сильно уродуют: вшивают себе металлические рожки, делают пирсинг по всему телу или устрашающие татуировки на лице. Чаще всего их осуждают, показывают пальцем, смеются. А я очень хочу разобраться: что же происходит?

Раньше вмешательство человека в свой облик не выражалось в такой вопиющей форме. Он мог поменять цвет волос, одеться в яркую, провоцирующую одежду, а здесь же он вмешивается в свое тело кардинально! Что это? Неприятие себя в такой степени? И почему эти люди меняют себя со знаком минус - не в сторону улучшения, а в сторону уродства? Теоретически человек как социальное существо так не устроен. Да, бывает, что мы спорим со своей природой, с тем, что нам дано, но делать себя непохожим на человека - очень странная форма проявления себя.

Я не понимаю этого.
Но - хочу понять!

– Юлия, четыре года быть ведущей успешного проекта, солировать в нем, иметь возможность общаться с интересными людьми и все враз прекратить. Почему? Усталость физическая? Дефицит героев? Желание перемен? Что стало отправной точкой?

– У меня довольно беспокойный характер. Я не умею долго сидеть на одном месте и люблю менять сферу деятельности. Но главная причина в том, что мы делали объемные портретные интервью, исследовали всю биографию нашего гостя и не обращались к актуальным событиям из его жизни. Вновь возвращаться к героям, с которыми я уже говорила, было невозможно, а наша кино-театрально-эстрадная индустрия развивается, увы, не столь значительными темпами, чтобы ежегодно «зажигать звезды». Не говоря о том, что зрители программы «Наедине со всеми» предпочитали встречи с людьми взрослыми, имеющими житейский опыт. Юные звезды их не слишком занимали. Программа была ежедневная, это условие проекта, и в этом своя прелесть. Если бы она стала выходить раз в неделю, потеряла бы зрителя. Как бы мы саркастично ни рассуждали о рейтингах, телевидение во всем мире играет по этим правилам. И их надо принимать. В общем, 600 выпусков, учитывая названные обстоятельства, – огромная цифра. И закрытие проекта было неизбежным решением.

– Прежде чем идти к руководству, с кем вы это обсудили? Нужна ли была вам поддержка мамы, мужа или, возможно, подруги?

– Я ни с кем не советовалась. Вообще все решения я принимаю довольно быстро и просто. Я часто совершала резкие шаги в жизни, и это полезный опыт: я не боюсь идти дальше. Жизнь – штука динамичная. Нам всегда хочется стабильности, но при этом абсолютный покой и стабильность – это ведь не что иное, как смерть. Надо уметь балансировать между привычкой и смелостью двигаться вперед, даже если впереди – неизвестность.

– Не боялись ли вы остаться без работы на телевидении? Для многих телеведущих, актеров выпасть из обоймы сравнимо с профессиональным самоубийством…

– Когда я училась в театральном институте, много слышала о том, что «театр – это наркотик, прикоснувшись раз, невозможно без него жить». Начав сниматься в фильмах, слышала те же сентенции по поводу кинематографа, а работая в молодости на канале ТВ-6, не избежала таких же разговоров уже по поводу телевидения. Может, такова моя счастливая натура, но я никогда не чувствовала себя настолько зависимой от профессии, которой занималась. Она никогда не владела мной так, чтобы я подчинялась ей, а не она – мне. Всегда делала то, что люблю. С восторгом и азартом. А вот как раз размышления о «выпадении из обоймы» мне казались немного унизительными. Потому что любой страх диктует нам опасные компромиссы.

С Михаилом Полицеймако в спектакле «Бестолочь»

– Тем не менее у вас есть опыт, когда после успеха программы «Я сама» о вас забыли лет на 10, и иллюзий на этот счет быть не могло… Чему вас научила та ситуация?

– Забыло обо мне все-таки только телевидение, а не все. Это важная деталь. Обо мне вспомнили как об актрисе. И я, в свою очередь, вспомнила об этой своей профессии. И начала сниматься в сериалах и играть на сцене. О чем ничуть не жалею. Вывод я сделала, и существенный. Звучит он так: «Не складывай все яйца в одну корзину». Я настолько любила телевидение и была настолько убеждена в том, что мой успех дает мне некую… гарантию будущей востребованности, что обрубала иные варианты развития событий. Не читала сценарии, которые присылали, отказывалась от других рабочих предложений. Это было не слишком разумно. Но я благодарна этому опыту. Во-первых, теперь я работаю в разных сферах, а во-вторых, та ситуация помогла мне принять неприятную, но важную правду о жизни – гарантий и стабильности вообще нет. Ни в чем! Все и вся находится в бесконечном движении, возможны самые неожиданные вариации перемен. Надо радоваться тому, что есть, и быть благодарным. Но помнить, что «пройдет и это», как было написано на кольце царя Соломона.

– Нельзя снимать со счетов материальную составляющую, деньги – проза жизни, но необходимость. Или вы обеспечили себе некий запас, который мог позволить некоторое время жить спокойно…

– И накопила кое-что, и работать продолжаю в театре и в кино, и муж работает, и сын уже довольно взрослый, может в случае чего подсобить, коли край… Есть еще одна сфера деятельности, которая меня очень занимает, – театральная режиссура. Я уже поставила два спектакля («Любовные письма» в Московском театре им. Пушкина с участием родителей Юлии Владимира Меньшова и Веры Алентовой и антрепризу «Друзья». – Прим. «Антенны») и хотела бы продолжить в этом направлении.

– Насколько сейчас востребована антреприза? Может ли актер чувствовать себя защищенным, играя в таких спектаклях?

– Очень востребована. Гораздо больше, чем многие репертуарные театры. К чести антрепризы, за 20 лет своего развития культура таких спектаклей сильно выросла. В последние 5 лет просто рывком. Появились и роскошные костюмы, и потрясающие декорации. И да, актер может чувствовать себя совершенно защищенным, работая в антрепризе. И уважать себя.

С Жанной Эппле, Алисой Хазановой и Ладой Дэнс

– Вы и правда не боитесь кардинально менять жизнь. В 90-е, не самые простые годы, в отсутствие стабильности где-либо, вы ушли от Олега Ефремова из МХТ. А ведь не каждый выпускник театрального может похвастаться 15 ролями за четыре года. Что вами двигало тогда?

– Стало неинтересно там работать, думала, что актерская судьба – довольно скучная дорога жизни. Надо принять во внимание, что уходила я из театра и из профессии, как тогда думала, в 1994 году. В то время театр был, пожалуй, самым не включенным в реальность местом. Кругом, с одной стороны, рушился прежний уклад жизни, и было страшно, но с другой – открывались тысячи новых возможностей. А в театре немного пахло нафталином и напудренными париками, будто включишь в гримерке телевизор, а там заседание ЦК КПСС и выступает Брежнев. Это было чрезвычайно контрастно.

– О чем грезили? О славе, деньгах, самореализации?

Юлия Меньшова, ведущая ток-шоу "Я Сама" на ТВ-6, - человек достаточно закрытый. Интервью дает редко, светские тусовки не жалует и подробности своей личной жизни не афиширует. И когда стала мамой очаровательного малыша, никого не удивил ее отказ давать интервью о новорожденном. И все же для нашего журнала было сделано исключение.

Редакция еще раз благодарит Юлию за интервью, от всей души поздравляет всю ее семью с замечательным событием - первым днем рождения сына Андрюши, с наступающим Новым годом и желает всем счастья, здоровья, хорошего настроения!

- Юля, естественно, первый вопрос, почему вы согласились дать интервью для наших читателей?
- Честно говоря, я по-прежнему не люблю раскрывать "семейные тайны". Просто к вашему журналу у меня очень теплое чувство: было приятно, когда родился малыш, совершенно неожиданно получить в подарок "Няню". А что касается моего отказа разговаривать о сыне... Вы знаете, мне кажется, что каждый, даже такой крохотный, человек абсолютно суверенен и позволять рассматривать его относительно себя... Я не чувствую, что имею на это право. Я, в принципе, человек "закрытый" и всегда считала, что дом, семья, муж, ребенок - все это только мое. Семья, на мой взгляд, - это замкнутое пространство, куда не то что журналистов, знакомых или друзей, даже таких близких людей, как родители, не всегда можно пускать. Кстати, это связано не только с семьей и с ребенком, а с человеческими отношениями вообще. Есть, например, люди, которые в самые эмоциональные моменты своей жизни так переполнены чувствами, что не могут о них молчать... Мне же совершенно не хотелось рассказывать о нашем романе с Игорем никому, даже лучшим подружкам, было ощущение, что стоит только ввести в этот замкнутый круг постороннего человека, как он разомкнется.

- А как же интервью для журнала "Я САМА", а потом и участие в ток-шоу, где вы стали героиней?
- Есть компромиссы, на которые необходимо идти в силу моей профессии, раз уж я ее выбрала. Дело в том, что отсутствие какой-либо информации привело к огромному количеству глупых, совершенно необоснованных, а главное, обидных и неприятных слухов. Честно говоря, когда, будучи в положении, я дала интервью журналу "Я САМА", то думала таким образом остановить поток домыслов и сплетен, но... В результате, когда я была уже на девятом месяце беременности, в газете "Комсомольская правда" появилась попросту выдуманная из головы статья о моей семье. На самом деле - это кощунство какое-то, мне казалось, что уж в таком-то положении меня могли бы и пощадить, существуют же какие-то этические нормы... Что же касается съемок в ток-шоу, то я рассчитывала на то, что, став героиней собственной программы, расскажу о себе и тем самым удовлетворю возможный интерес зрителей к своей персоне. И уверена, это был правильный шаг, хотя скорее вынужденный.

- Юля, то, что вы ждете прибавления в семействе, многие зрители заметили еще когда вы вели передачу. Вы не уходили в декретный отпуск?
- Нет, просто, когда до родов осталось чуть больше месяца, я несколько отошла от дел.

- Тяжело, наверное, было?

- Вы знаете, нет. Первые шесть месяцев беременности мне было совсем легко: я не замечала своего положения и никак не могла понять, что это все подруги жаловались, что тяжело, трудно. Я просто летала, жизнь моя за это время не усложнилась ни на йоту. А потом, конечно, стало тяжеловато программу вести. Но моя профессия такова, что взять и исчезнуть на полгода, да даже на три-четыре месяца - просто нельзя, я не имею права на долгое время покидать экран. В то же время был и еще один момент. На мой взгляд, существует еще оставшееся с допотопных времен женщине как к социально нулевому элементу нашего общества. Мало того, у нас в стране долго не было в продаже красивой одежды для будущих мам, и они облачались чуть ли не в балахоны, так еще и сидели практически все девять месяцев в четырех стенах. Все - жизнь, если не заканчивается, то, по крайней мере, проходит стороной. Но почему? Ведь в этом положении есть ни с чем не сравнимая прелесть, новые краски... И мне казалось, что раз я продолжаю работать, при этом хорошо выгляжу, не стесняюсь быть на виду, остаюсь по-прежнему интересной в общении - значит, жизнь продолжается. Так может вести себя любая женщина. Думаю, что этот период стал определенной вехой в истории нашей программы.

- Юля, насколько я знаю, вы приступили вновь к съемкам, когда сыну исполнился месяц...

Да, это так. Но я снималась, тут же садилась в машину и ехала домой, пропуская только одно кормление. А по-настоящему я приступила к работе только месяца через два.

- Вы взяли няню?
- Да, поскольку я еще до рождения Андрюши знала, что буду продолжать работать. Няню я пригласила раньше, когда могла находиться дома и не отходить от ребенка. Мы все делали вместе с ней, я смотрела, что она умеет, как относится к сыну, привыкала к ней сама, да и Андрюша тоже. Потом, когда мне надо было на работу, я достаточно спокойно смогла оставить сына с ней, зная, что у нас замечательная, что она все знает и в курсе всех мелочей, точно так же, как и я. Кроме того, я вижу и чувствую, что этот человек не просто зарабатывает таким образом деньги, но мой сын ей по-своему дорог.

- Простите, ради Бога, за вопрос, но у вас не бывает ощущения, что маленькому ребенку гораздо важнее, чтобы рядом была мама, а не чужой, хотя и очень хороший, человек?
- ...Бывает. Хотя я не знаю, насколько оно справедливо. Я уезжаю на работу и чувствую, что это преступление, что я вижу Андрюшу только утром, вечером и в выходные, которые мы проводим без няни, вместе с мужем и ребенком... Очень часто я думаю о том, что, может быть, с сыном происходят какие-то важные вещи, а меня нет рядом, я на работе... Но, понимаете, в большинстве своем это отношение все-таки вызвано нашим российским менталитетом, устоявшимися стереотипами... Я сама для себя давно поняла, что я не та женщина, которая смогла бы сидеть дома и заниматься только семьей... Просто у меня очень много энергии, и если ее не направлять в нужное русло, возможна катастрофа, в эпицентре которой окажется семья. Да, я думаю о том, что мало провожу времени с Андрюшей, что надо чаще быть рядом, но... Вы знаете, по большому счету, мне упрекнуть себя не в чем. Сейчас сыну девять с половиной месяцев, и за это время ни я одна, ни мы с мужем никуда не выбрались, даже не сходили в гости. Единственное, что я себе позволяю - это работа... Кстати, говорю вам сейчас и ловлю себя на мысли, что и это не очень правильно. Когда на протяжении длительного времени ты ни минуты не уделяешь себе, когда после рабочей недели и неимоверной усталости ты не можешь просто лечь в ванну и почитать книжку... Мне кажется, это так или иначе тоже даст о себе знать. Понимаете, ведь все держится на любви, на готовности отдавать ее, и если ты безумно любишь своего ребенка - это никуда не денется. Главное, чтобы на чувства было не только время, но и силы...
А что касается чужой тети... Вы знаете, я не раз замечала за собой такую интересную вещь: если с Андрюшей сидит бабушка - я спокойна, зная, что она ничего не пропустит, за всем уследит, несмотря на то, что, как я уже говорила, няня у нас замечательная. Это, наверное, вопрос крови, и мамам, с чьими детьми сидят бабушки, видимо, психологически легче.

- Труднее всего было на первых порах, когда Андрюша только родился или сейчас, когда он подрос?
- Для нас самый трудный момент сейчас - у сына режутся зубки и он совсем не спит. А вообще, одно дело, когда будучи беременной теоретически предполагаешь, как будет нелегко, и совсем другое, когда с рождением ребенка ты понимаешь, что это за трудности и начинаешь их преодолевать. Я, кстати, именно после рождения сына поняла, что моя мама имела в виду, когда говорила: "Будут свои дети - поймешь..." Представьте себе, мама и папа несметное число раз встают к тебе посреди ночи или, как, например, мои родители каждый вечер, когда мы жили в общежитии, драят ванну, чтобы вымыть меня... К сожалению, оценить и осмыслить все это невозможно до появления собственных детей.

- Юля, как мне показалось, с тех пор, как у вас появился ребенок, вы по-другому реагируете на все, что связано с детьми. В одной из ваших передач, когда героиня что-то рассказывала о своих малышах, вы с трудом сдерживали слезы...

Это действительно так. С рождением Андрюши появилась какая-то другая чувственность, сентиментальность что ли... Я и так достаточно эмоциональна и очень часто увиденное или услышанное примеряла на себя и думала, а как же я поведу себя в такой ситуации. И хотя с трудом верю в то, что чей-то абстрактный чужой опыт может помочь в жизни, тем не менее невольно представляешь себя на месте главного действующего лица, невольно проецируешь происходящее на себя. Теперь, если я вижу, что в каком-то фильме, даже не документальном, ребенку угрожает хотя бы маленькая опасность... Я не могу это смотреть. Причем, в голову иногда лезут совершеннейшие глупости, которые несмотря на свою беспочвенность и абсурдность отравляют жизнь. Вплоть до того, что если мне надо лететь на самолете, то я начинаю мысленно просчитывать всевозможные варианты: что там с погодой, хорошая ли авиакомпания, грубо говоря, не отвалятся ли крылья и выпустит ли лайнер шасси...

- А как насчет материнских страхов?
- В последнее время я начала замечать за собой вещи, которые невозможно объяснить логически. Первые несколько месяцев я безумно боялась потерять сына. Причем до такой степени, что даже поговорила с психологом, работающим у нас на передаче, но она меня заверила, что это абсолютно нормально и здесь нет никакой патологии. Сейчас стало легче, но уже появляются мысли: "А что дальше?". С кем Андрюша будет дружить, в какую компанию попадет?.. Мне ужасно бы не хотелось, чтобы он почувствовал себя "элитарным" мальчиком, поскольку это очень губительно для психики, тем более - для детской.

- А вы сами разве не принадлежали к "золотой" молодежи?
- Благодаря своим родителям, особенно папе, такая участь меня миновала. Я ходила в самые обыкновенные сады, потом школы, ездила к своей тете и работала в колхозе. И думаю, это очень правильно: ведь стоит только почувствовать себя чуточку не таким, как все остальные, ощутить свою как бы избранность, и все... Ты начинаешь думать о том, что все принесут тебе на блюдечке с голубой каемочкой. Но реальная жизнь, она не такая, да и мама с папой всегда рядом не будут.

- Юля, что вы вкладываете в понятие "семья"? Она "появилась" у вас только с рождением сына или была с первого дня свадьбы?...
- Мы с Игорем прожили больше года вместе и только потом поженились, но с самого начала, как только мы стали жить вместе... Даже нет, наверное, даже с самого начала наших отношений я поняла, что этот человек и есть мой муж, моя семья. Что мы не проводим эксперимент, не рассматриваем возможный вариант: будем вместе или разойдемся. Так что с рождением Андрюши у нас просто появился еще один желанный член семьи... Кстати, мне кажется, что очень важно появление малыша не сразу же, после знакомства или свадьбы. Рождение ребенка - это большое испытание для любви. Ведь на какой-то период приходится "забывать" не только себя, но и свои отношения, а делать это безболезненно можно лишь, когда ты достаточно хорошо знаешь любимого человека и он тебя понимает и знает, когда вы друг другу уже отдали большое количество внимания, зарядили им друг друга. Одним словом, должен быть фундамент, потому что неизбежно будут бессонные ночи, горы пеленок и холодный ужин, а усталость накапливаться такая, что невольно начинаешь забывать об интересах мужа, он - твоих. И если к этому моменту эмоциональный заряд не накоплен, и параллельно с кричащим на руках младенцем вы будете притираться друг к другу, то, наверняка, надорветесь...

- Юля, что, на ваш взгляд, родители должны дать ребенку в детстве, чему научить его?
- Лично мне хочется подарить сыну счастливое, как еще говорят, беззаботное детство. Это самая замечательная пора жизни, даже в самые трудные минуты вспоминая о ней, у человека возникает ощущение тепла, уюта, спокойствия. Чтобы, когда Андрей вырастет, он мог просто закрыть глаза и, "окунувшись в детство", почувствовать себя снова полным сил. Конечно, потом рядом будет любимый человек, который тоже будет о нем заботиться и лелеять, но совсем не так, как в младенчестве делали это мама и папа... На одном из ток-шоу моя соведущая, Маша Арбатова, сказала, что не надо скупиться говорить своим детям, что они самые красивые, самые умные, самые хорошие... И мне безумно понравилась ее аргументация: "Поймите, людей, которые скажут им, что они не самые умные, и что способности у них ниже среднего, и что не такие уж они и красивые - в жизни еще будет "выше крыши". А мама и папа - единственные, кто может дать своему ребенку эмоциональный заряд уверенности в себе на всю жизнь. Пусть у ваших детей будет этот потрясающий старт". Мне кажется это очень правильным, ведь от того, что тебя любят, в тебя верят - вырастают крылья.