Одним из родоначальников русского символизма и характерным представителем поэзии «серебряного» века был В. Я. Брюсов (1873- 1924). Сложный в общении, по-своему относящийся ко многим явле-ниям в искусстве В. Брюсов — один из основоположников модерни-стской поэзии в России. В 1894-95-м годах Валерий Яковлевич изда-ет три сборника «Русские символисты», основным автором которых стал сам поэт, представивший образцы «новой поэзии». Это была первая коллективная декларация модернизма в России. По мысли Брюсова, символизм должен стать «поэзией оттенков», выражающей «тонкие, едва уловимые настроения». К концу 90-х годов XIX века В. Брюсов становится одним из наиболее ярких поэтов символист-ской ориентации. В 1900 году вышел поэтический сборник «Третья стража», в котором осмысливается современность через углубление в историю и мифологию. В Поэтическом сборнике «Граду и миру» (1903) отразились впечатления и размышления, вызванные от по-ездки по Италии и Франции, где произошло знакомство В. Брюсова с культурой эпохи Возрождения. Сборник был построен по принципу единого композиционного целого (что стало важным для практики поэтов-символистов вообще), отличался жанрово-тематическим раз-нообразием. А. Блок восторженно отозвался о книге, отметив, что в ней «есть преемничество от Пушкина — и по прямой линии».

В лирике В. Я. Брюсова выделяются две ведущие темы: истори-ко-мифологическая и тема города. Поэт-символист воспринимает современный мир как «позорно-мелочный, неправый, некрасивый». Объединяя прошлое, настоящее и будущее, Брюсов пытается найти связующую нить истории. Хрестоматийным стихотворением данной тематики является «Ассаргадон», в котором в качестве лирического героя выбрана сильная, незаурядная личность, ассирийский царь- завоеватель 7 века до н.э. Ассаргадон, а точнее Асархаддон. На сте-не в Сирии сохранились надписи о его сокрушительных победах. Пафос стихотворения — утверждение необыкновенной личности, склонной к гордому уединению, так как «исчерпал до дна тебя, земная слава!» Лирический герой, царь Ассаргадон — полководец, способный с помощью своего ума, силы, энергии влиять на ход ис-тории, на движение времени:

Едва я принял власть, на нас восстал Сидон. Сидон я ниспроверг и камни бросил в море. Египту речь моя звучала, как закон, Элам читал судьбу в моем едином взоре…

Герой «упоен величьем» своих побед, не знает поражений, воен-ных неудач, но одинок:

И вот стою один, величьем упоен…

Характеризуя царя как человека чрезмерно возгордившегося, забывшего о простых людях, мечтающего о подвигах как о детской забаве, поэт раскрывает трагическую сущность сильной личности. Стихотворение написано в форме сонета. В первых двух строфах автор утверждает власть Ассаргадона, описывая его сокрушитель-ные победы над целыми народами, странами, городами. Последние две строфы сонета — неутешительный итог разрушительных похо-дов царя-полководца. Пафос большинства поэтических произведе-ний В.Я. Брюсова на историческую тематику («Ассаргадон», «Анто-ний», «Александр Великий» и др.) — утверждение сильной личности, деяния которой часто приводят не к созиданию и про-грессу, а разрушают саму основу человеческого общежития. Дви-жение истории В. Я. Брюсов представлял как смену культурных эпох, происходящую под воздействием внутреннего разложения старого мира и под натиском нецивилизованных племен, варваров, призванных уничтожить прошлое.

В. Я. Брюсова волнуют высокие темпы развития цивилизации, всеобщая механизация, расцвет городов и в связи с этим утрата че-ловеком нравственных ценностей, моральных ориентиров. Совре-менный город с бурно развивающейся промышленностью, с заменой ручного труда машинным производством вызывает опасения поэта:

Улица была — как буря. Толпы проходили, Словно их преследовал неотвратимый Рок. Мчались омнибусы, кебы и автомобили, Был неисчерпаем яростный людской поток.

«Стальной», «кирпичный», «стеклянный», с «железными жила-ми» город властвует над людьми, являясь средоточением порока: злобы, нищеты, разврата. В поэтическом мире Валерия Брюсова город, совмещая в себе все ужасы цивилизации, сам становится соб-ственным палачом и наносит себе непоправимый вред:

Коварный змей с волшебным взглядом! В порыве ярости слепой Ты нож, с своим смертельным ядом, Сам подымаешь над собой. («Городу»)

Притягивая человека эфемерным величием, масштабностью (Ты — чарователь неустанный, / Ты — не слабеющий магнит…), город является также и центром существующей науки и индустрии:

Горят электричеством луны На выгнутых длинных стеблях; Звенят телеграфные струны В незримых и нежных руках… («Сумерки»)

Двойственное отношение поэта к городу заставляет В. Брюсова ис-кать пути выхода из создавшегося положения. И здесь художнику на помощь приходит сильная личность, которая вмешается в процесс ме-ханизации жизни, бросит вызов порочности современной цивилиза-ции, все преодолеет, и жизнь вновь наполнится энергией борьбы, уст-ремится к обновлению, станет способной к изменению мира, вызовет прогресс мировой науки, искусства, индустрии. И в итоге произойдет расцвет цивилизации, которая достигнет небывалых вершин: Материал с сайта

Но чуть заслышал я заветный зов трубы, Едва раскинулись огнистые знамена, Я — отзыв вам кричу, я — песенник борьбы, Я вторю грому с небосклона. Кинжал поэзии! Кровавый молний свет, Как прежде, пробежал по этой верной стали, И снова я с людьми, — затем, что я поэт. Затем, что молнии сверкали. («Кинжал»)

В брюсовской поэзии урбанистическая тема перекликается с по-иском яркой, сильной личности, способной не только к перерожде-нию и собственному возрождению, но и к изменению современной цивилизации, к преодолению мнимых, пустых взаимоотношений мира с искусством.

В последние годы жизни Брюсов занимается переводами, пишет статьи, посвященные теории стихосложения, изучению творчества Пушкина, русской литературы. В своем творчестве В. Я. Брюсов со-единил строгие заветы классической литературы с поиском новых поэтических средств. О собственном месте в литературе поэт гово-рил следующее: «Я хочу, чтобы в истории всеобщей литературы обо мне было две строчки. И они будут».

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

• в брюсов как основоположник русского символизма
• брюсов основоположник русского символизма
• в.я брюсов ассаргадон анализ
• в я брюсов как основоположник русского символизма
• анализ сумерки брюсов

Введение

Валерий Яковлевич Брюсов--поэт, прозаик, драматург, критик, переводчик, литературовед и историк, один из организаторов и признанный лидер русского символизма.

Творчество Валерия Брюсова в контексте символистской поэтики

Творческое наследие Валерия Брюсова разнообразно и многопланово как в жанровом, так и в стилистическом отношении. Он -- автор более чем десяти стихотворных сборников, нескольких романов, а также повестей, рассказов и новелл, драм, эссе, литературных и критических статей. В творчестве Брюсова отразились основные тенденции развития не только русского символизма, но и, шире, всей русской литературы конца XIX -- начала XX веков.

Валерий Брюсов родился в купеческой семье, где царила атмосфера материализма и атеизма. По свидетельству самого Брюсова, он в восемь лет прочел Добролюбова и Писарева. С детства любимым поэтом Брюсова был Н. Некрасов, позднее -- С. Надсон. Однако настоящим откровением для Брюсова стало знакомство с поэзией французских символистов Ш. Бодлера, П. Верлена, С. Малларме. Напряженно искавший собственного неповторимого пути в искусстве и движимый сильнейшим ощущением своей, в общем-то, самим на себя возложенной миссии и гипертрофированным юношеским честолюбием, Брюсов 4 марта 1893 года записывает в дневнике: "Талант, даже гений, честно дадут только медленный успех, если дадут его. Это мало! Мне мало. Надо выбрать иное... Найти путеводную звезду в тумане. И я вижу ее: это декадентство. Да! Что ни говорить, ложно ли оно, смешно ли, но оно идет вперед, развивается, и будущее будет принадлежать ему, особенно когда оно найдет достойного вождя. А этим вождем буду Я! Да, Я!» .

И тогда Брюсов (вместе с немногочисленными соратниками, из которых профессиональным литератором был один А. Миропольский) совершает небывалый по своей дерзости эксперимент. Он пытается насадить в России новое литературное направление, символизм, выпуская три сборника под названием «Русские символисты» (1894-95 гг.), состоявшие большей частью из его собственных, помещенных и под вымышленными именами, стихов, произведений его друзей, поэтов-любителей, а также из многочисленных переводов. Резонанс, вызванный появлением этих сборников, превзошел самые смелые ожидания автора. Парадоксально, но популярности едва заявившего о себе направления немало поспособствовали блестящие иронические рецензии и пародии В. Соловьева, который, впрочем, Брюсовым почитался как предтеча русского символизма.

Конечно, столь быстрый успех и распространение символистских идей имели основания в самой литературной ситуации того времени. Уже начала складываться новая поэтика, черты которой находят в творчестве так называемых предсимволистов (к ним относят А. Фета, А. Апухтина, А. Голенищева-Кутузова, В. Соловьева, иногда к этому списку добавляют имена К. Фофанова, К. Случевского, М. Лохвицкой). Однако эти черты пока сводятся лишь к выражению стремления противостоять «убогому реализму».

Теоретические основания нового искусства были изложены в лекции Д. Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях в современной русской литературе» (издана в 1893 г.). Мережковский выделил три особенности, которые должны характеризовать искусство будущего: мистическое содержание, символы, расширение художественной впечатлительности. Под мистическим содержанием понимался художественный идеализм, «возвращение к вечному, никогда не умиравшему». Символы -- категория центральная в позднейшей символистской эстетике, разрабатывавшаяся такими выдающимися теоретиками символизма, как В. Иванов и А. Белый (только в «Эмблематике смысла» дается 23 определения символа), -- у Мережковского определялась то через сопоставление со словом, ограничивающим мысль, в отличие от символа, выражающего ее безграничную сторону, то через противопоставление его аллегории, которая не «взята из глубины действительности», а «искусственно придумана» .

Искусство, по словам Д. Долгополова и И. Роднянской, понималось символистами как интуитивное постижение мирового единства через символические «соответствия» и аналогии, праосновой жизни и искусства считалась музыка. В творчестве символистов господствует лирико-стихотворное начало, основывающееся на вере в близость внутренней жизни поэта к абсолютному и в надреальную или иррационально-магическую силу поэтической речи . Однако не всем этапам развития символизма эти характеристики присущи в одинаковой мере. Так, старшие символисты уделяли большое внимание поэтике «соответствий» (в связи с ориентированностью на французскую литературу) и разработке новых форм и приемов «художественной впечатлительности», тогда как младшие -- теории символа и мистическому содержанию, воплощая идею «нового религиозного искусства».

Брюсов предпочитает метафоры и перифразы символам и аллегориям, считая последние вовсе необязательным признаком символистского произведения. После «Русских символистов» он выпускает два сборника стихов: «Chefs d"oeuvre» («Шедевры», 1895 г.) и «Me eum esse» («Это --я», 1896 г.), которыми завершается первый период его творчества. В этих сборниках некоторые современники усматривали «установочность», эпатажность, в полной мере проявившиеся в самом начале творческого пути поэта. Но именно в «Chefs d"oeuvre» и «Me eum esse» уже звучат темы и мотивы, по праву считающиеся открытиями Брюсова.

В первую очередь, это тема города, «страшного мира» (позднее подхваченная Блоком, которому и принадлежит данное определение). Брюсов сочетает описательный стиль со стилем «эстетического преображения, пересоздания вещей» , являющимся в символизме одним из путей освобождения от законов реальности. Этой цели служат и экзотизмы, которые играют у Брюсова ту же роль, что стилизация у К. Бальмонта, М. Кузмина и А. Белого. Опять-таки по-новому, нетрадиционно для русской литературы раскрывается в эротических стихотворениях поэта («Поцелуи» (1895), «К моей Миньоне» (1895)) тема любви.

Одно из самых известных стихотворений сборника «Chefs d"oeuvre» -- «Ночью» демонстрирует все особенности брюсовского стиля того периода. В нем город описывается через экзотические соответствия, Москва сравнивается с «самкой спящего страуса», раскинувшей крылья и вытянувшей шею («беззвучную, черную Яузу»). Метафора разворачивается. Первоначально служившие для сравнения образы африканской природы обретают самостоятельное значение, превращая московское небо в тропическое, где «ярко сверкают созвездия».

Брюсовские метафоры отличаются импрессионистичностью, то есть для поэта восприятие вещи становится важнее самой вещи, которая тем самым «развеществляется», а слово освобождается от предмета. Стихотворная техника обогащается неточными и усеченными рифмами (например, лес -- крест, облако -- около). Использование экзотизмов приводит к появлению изысканных, неожиданных рифм. Введение в поэтический обиход новых слов предоставляет новые возможности сочетания для тех, которые давно уже были в русской поэтической лексике.

Второй период творчества Брюсова ознаменован выходом нескольких сборников стихов: «Tertia Vigilia» («Третья стража», 1900) «Urbi et Orbi» («Городу и миру), 1903), «Stephanos» («Венок»), 1906), «Все напевы» (1909).

Начало XX века -- время вступления на литературную арену младших символистов, поэтов и писателей, обладавших новым видением жизни и искусства, последователей и проповедников идей В. Соловьева. Брюсов, создавший символистскую литературную школу в России, не мог остаться в стороне от этих веяний и пытался понять или хотя бы приблизиться к пониманию того, что владело умами младосимволистов. Однако их мистические устремления были чужды Брюсову. Пресловутый рационализм не позволял ему безоглядно верить во что-либо одно, отдаваясь ему целиком. И все-таки младшее поколение очаровало Брюсова, повлияло на него, что, в частности, сказалось на понимании им искусства.

В трактате «Ключи тайн» Брюсов пишет: «искусство -- то, что в других областях мы называем откровением. Создание искусства -- это приотворенные двери в вечность» , тогда как в более ранней статье «О искусстве» настаивал на том, что оно -- только выражение души художника.

Нельзя сказать, будто мистика вовсе не интересовала Брюсова. Он принимал непосредственное участие в спиритических сеансах, вошедших в моду в начале XX века, и до конца своих дней сохранил веру в них. В Брюсове сочеталось тяготение к таинственному и желание научно его объяснить. Эту возможность и предоставлял спиритизм в сочетании с оккультизмом, изучением которого поэт специально занимался.

В начале 900-х годов Брюсов создает ряд прозаических и драматических произведений. Новеллы и футурологическую драму «Земля» он включает в книгу «Земная ось» (1907). В 1905-06 годах пишет свой самый знаменитый роман «Огненный ангел», основанный на материале немецкой истории. Позднейшие романы «Алтарь Победы», «Юпитер поверженный», «Рея Сильвия» (1911-16) посвящены истории Древнего Рима, периоду борьбы язычества и христианства. Именно переходные периоды больше всего интересовали Брюсова, искавшего в истории аналогий с состоянием современного ему мира и пытавшегося через эти аналогии («соответствия») постичь современность.

Стремление к экспериментаторству было свойственно Брюсову всегда. Жизнь, в том числе и личная, становилась своего рода сценой. На ней разыгрывались спектакли, результаты которых потом «заносились» в произведения. В кружке символистов Брюсов играл роль выразителя темных сил (одна из его поэтических масок -- древнескандинавский бог Локи) в противовес светлому богу (Белому).

В поэзии этого периода совершенно отчетливо определяется приоритетная роль темы по отношению к другим техническим средствам стиха; импрессионистичность соседствует с относительной «вещностью» (поэмы «Замкнутые», «Мир»); сочетаются противоречивые тенденции рациональности и чувственности, воли и стремления отдаться во власть стихийных начал. Д. Максимов выделяет два направления, в которых протекает внутренняя жизнь лирического героя Брюсова: «нисхождение» и «восхождение», иначе говоря, самоотдача сумрачным силам «страшного мира» и волевое противостояние, самоутверждение . Последнее преобладает в зрелом творчестве Брюсова, в том числе и в третьем его периоде, в течение которого созданы «Зеркало теней» (1912), «Семь цветов радуги» (1916), «Девятая камена» (1916-17), «Последние мечты» (1917-19).

После революции Брюсов организовал и возглавил Высший литературно-художественный институт. В 1919 году вступил в РКП(б), факт, подчеркивающий его стремление преодолеть замкнутость, присоединиться к новому обществу, в котором, как ему казалось, возможно воплощение героического идеала, долгое время занимавшего воображение поэта. В творчестве происходит поворот к «научной поэзии» (сборники «Дали» (1922), «Меа» (1924)). Идею Рене Гиля о возможности таковой Брюсов поддерживал уже давно. Однако стихи эти были перегружены именами и терминами, а открытия, воспеваемые поэтом, быстро старели.

С «научной» эпопеей Рене Гиля «Euvre» была связана идея Брюсова о создании грандиозного поэтического цикла «Сны человечества», в котором должны были воплотиться формы лирики всех времен и народов: австралийских туземцев, египтян, ранних христиан, немецких романтиков, французских символистов и даже жителей легендарной Атлантиды. Этот замысел не был осуществлен в полном объеме, что, однако, не отменяет блестящего стилизаторского таланта Брюсова, написавшего продолжение «Египетских ночей» Пушкина и, кстати, предложившего использовать при публикации собрания его сочинений метод девинации -- досоздания черновиков и набросков. Роман «Огненный ангел», стилизованный под автобиографическую повесть XVI века, был воспринят одним немецким коллекционером как настоящий перевод древней рукописи.

Нам кем-то высшим подвиг дан,
И спросит властно он отчета.
Трудись, пока не лег туман,
Смотри: лишь начата работа!
В. Брюсов

В литературе «серебряного века» важное место занимала поэзия. Наступила эпоха бурного развития лирики, в поэзии появились яркие творческие индивидуальности, среди которых одно из первых мест принадлежит В. Я. Брюсову.

Валерия Брюсова называют вождем русского символизма. Для его творчества были характерны беззаветная преданность своему призванию поэта, страстное служение литературе, невзирая на общественный строй. Он утверждал, что мастерство — важнейший элемент художественного творчества.

В 1894—1895 гг. вышли три сборника стихотворений «Русские символисты». Как выяснилось позже, автором большинства стихотворений был Брюсов, выступивший под разными псевдонимами, чтобы создать впечатление существования большого объединения поэтов-единомышленников. Мистификация удалась — читатели и критики заговорили о русском символизме.

В. Я. Брюсов был одним из теоретиков русского символизма. Свое понимание искусства он выразил в статье «Ключи тайн» (1904). Для него искусство — «постижение мира иными, не рассудочными путями». В момент творческого озарения, считал Брюсов, поэты интуитивно постигают окружающий мир. Рационально передать созерцаемые тайны нельзя, поэтому поэт вынужден прибегать к помощи образов-символов. Поэзия Брюсова и передает это его понимание искусства, в ней выражено сложное и утонченное восприятие мира «новым человеком» XX века.

Первые стихотворения Валерия Брюсова были опубликованы в 1894—1895 годах и сразу привлекли внимание читателей своей необычностью, дерзостью, экзотичностью. Молодой поэт стремится увидеть необычное в повседневном, зафиксировать преходящие чувства в ярких образах. Отсюда непривычные слова, странные картины, необычные сравнения: «Фиолетовые руки / На эмалевой стене / Полусонно чертят звуки / В звонко-звучной тишине» («Творчество»).

Под сенью пленительно-зыбкой Притих отуманенный сквер, И вечер целует с улыбкой В глаза — проходящих гетер. («Сумерки»)

В своих поэтических сборниках начала XX века В. Брюсов затрагивает множество исторических тем: древняя Ассирия, Египет, Греция, Рим, средневековье и Возрождение, наполеоновская эпоха. Обращаясь к героям истории, Брюсов пытается найти в их мыслях и поступках то, что созвучно современности.

Героев Брюсова объединяет целеустремленность, преданность избранному пути, вера в свое историческое предназначение. Брюсова привлекает сила ума и духа, позволяющая встать над будничными заботами, открыть неведомое. Но они всегда одиноки, они не способны на самопожертвование, в них нет чувства служения людям.

Разъединенность героев с окружающими людьми, отчужденность приводят Брюсова к некоторой картинности, риторичности, холодности стихов. Посвящая свои стихи «всем богам», автор, по существу, остается безразличным к содержанию их дела.

Брюсов всегда тяготел к урбанистической лирике — был певцом города, который представлялся ему центром цивилизации и вместе с тем неким спрутом. Брюсов предчувствовал, что на этот город-спрут обрушится Рок. Это предчувствие поэта символически выражено в стихотворении «Конь блед»: Материал с сайта

Улица была — как буря. Толпы проходили, Словно их преследовал неотвратимый Рок.

Темой одиночества, жизненного неустройства, беззащитности и слабости человека окрашены строки, посвященные городской жизни. В воображении поэта все чаще возникает «близ яркой звезды умирающий город». «Унылый и усталый мир» близится к концу. За роковой чертой возможна либо рабская покорность установленным порядкам, либо взрыв стихийных сил протеста.

Брюсов ощущает обреченность цивилизации. Он считает приближающуюся революцию неизбежной, исторически закономерной, поэтому в нем нет страха, нет ненависти. Силы будущей революции представляются ему стихией, валом, который движется «по еще не открытым Памирам». Будущий мир станет «общим даром идущих поколений». Но как будет он построен, на каких основах, кто будет тот «вольный человек», который будет в нем жить, — все это для Брюсова в высшей степени туманно и неопределенно.

С первых своих поэтических шагов Брюсов тщательно работал над «отточенной и завершенной фразой». Человек энциклопедической образованности и высокой культуры поэт побуждает читателя расширять свои знания, учит уважению к человеческой мысли, дает наслаждение уму.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

• брюсов теоретик и практик символизма
• кратко в чем индивидуальность брюсова
• что привлекает брюсова в символизме
• брюсов - поэт символист сочинение
• брюсов как теоретик символист

Мне открылась тайна музыки стиха.

В. Брюсов

Модернистскими в литературоведении принято называть прежде всего три литературных течения, заявивших о себе в пе­риод с 1890 по 1917 год. Это символизм акмеизм и футуризм, которые составили основу модернизма как литературного на­правления.

Символизм - первое и самое крупное из модернистских те­чений, возникшее в России. Начало теории русского символизма было положено Д. Мережковским, который в 1892 году высту­пил с лекцией «О причинах упадка и о новых течениях совре­менной русской литературы».

Уже в марте 1894 года в Москве вышел в свет небольшой сборник стихотворений с программным названием «Русские символисты», потом появились еще два сборника с таким же названием.

Позднее выяснилось, что автором большинства стихотворе­ний в этих сборниках был начинающий поэт Валерий Брюсов, прибегнувший к нескольким разным псевдонимам, чтобы соз­дать впечатление существования целого поэтического течения. Действительно, сборники привлекли новых поэтов, разных по своим дарованиям и творческим устремлениям.

С самого начала своего существования символизм оказался неоднородным течением: в его недрах оформились несколько самостоятельных группировок.

По времени формирования и по особенностям мировоззрен­ческой позиции принято выделять в русском символизме две основные группы поэтов.

Приверженцев первой группы, дебютировавших в 1890-е го­ды, называют «старшими символистами» (В. Брюсов, К. Баль­монт, Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Ф. Сологуб и др.). В 1900-е годы в символизм влились новые силы, существенно обновив­шие облик течения (А. Блок, А. Белый, Вяч. Иванов и др.)

Принятое обозначение «второй волны» символизма - «младосимволизм». «Старших» и «младших» символистов разделял не столько возраст, сколько разница мироощущений и направ­ленность творчества.

Например, Вяч. Иванов старше Брюсова, но проявил себя как символист второго поколения.

Символисты разных поколений не только сотрудничали, но и конфликтовали друг с другом. Например, московская группи­ровка 1890-х годов, сложившаяся вокруг Брюсова, ограничивали свои задачи рамками собственно литературы: главный принцип их эстетики - «искусство для искусства».

Напротив, старшие символисты-петербуржцы с Д. Мереж­ковским и 3. Гиппиус во главе отстаивали приоритет религиоз­но-философских поисков, считали именно себя подлинными символистами, а своих оппонентов - «декадентами».

В сознании большинства читателей той поры слова «симво­лизм» и «декадентство» были почти синонимами, а в советскую эпоху термином «декадентство» стали пользоваться как родо­вым обозначением всех модернистских течений, между тем в сознании новых поэтов эти понятия соотносились не как одно­родные понятия, а почти как антонимы.

Декадентство, или декаданс (фр. - упадок), - определенное умонастроение, кризисный тип сознания, который выражается в чувстве отчаяния, бессилия, душевной усталости. С ним связаны неприятие окружающего мира, пессимизм, осознание себя носи­телем высокой, но гибнущей культуры. В декадентских по на­строению произведениях часто эстетизируются угасание, разрыв с традиционной моралью, воля к смерти.

В той или иной мере декадентские настроения затронули почти всех символистов. Декадентские мироощущения были свойственны на разных этапах творчества и 3. Гиппиус, и К. Бальмонту, и В. Брюсову, и А. Блоку, а наиболее последова­тельным декадентом был Ф. Сологуб, хотя символистское миро­воззрение не сводилось к настроениям упадка и разрушения.

Творчество, по мнению символистов, выше познания. Для Брюсова, например, искусство есть «постижение мира иными, не рассудочными путями». Символисты утверждали, что от ху­дожника требуется не только сверхрациональная чуткость, но тончайшее владение искусством намека: ценность стихотворной речи - в «недосказанности», «утаенности смысла». Главным средством они считали символ.

Символ - центральная эстетическая категория нового тече­ния. Его нельзя воспринимать как простое иносказание, когда говорится одно, а подразумевается нечто другое.

Символисты считали, что символ принципиально противо­стоит тропам, например, аллегории, которая предполагает одно­значное понимание. Символ, напротив, многозначен: он содер­жит в себе перспективу безграничного развертывания смыслов.

Вот как об этом писал И. Анненский: «Мне вовсе не надо обязательности одного общего понимания. Напротив, я считаю достоинством пьесы, если ее можно понять двумя или более способами или, недопоняв, лишь почувствовать ее и потом до­делывать мысленно самому».

«Символ - окно в бесконечность», - утверждал Ф. Сологуб.

Так, например, блоковская «Незнакомка» может быть про­читана как рассказ в стихах о встрече с обворожительной жен­щиной: предметный план центрального образа воспринимается и помимо содержащихся в нем символических возможностей.

И каждый вечер, в час назначенный (Иль это только снится мне?),

Девичий стан, шелками схваченный, В туманном движется окне...

Можно «наивно-реалистически» объяснить явление Незна­комки лирическому герою как приход в ресторан запоздалой посетительницы. Но «Незнакомка» - это и авторская тревога о судьбе красоты в мире земной пошлости, и разуверение в воз­можности чудесного преображения жизни, и мечта о мирах иных, и драматическое постижение нераздельности «грязи» и «чистоты» в этом мире и т. д.

Важно отметить, что невозможно составить какой-либо словарь символических значений. Дело в том, что слово или образ не рождаются символами, но становятся ими в контексте с ав­торской установкой на недоговоренность.

Еще одна особенность произведений символистов в том, что они порой строятся как поток словесно-музыкальных созвучий и перекличек. Иногда такое стремление к музыкальной гладкописи приобретает гипертрофированный характер.

Лебедь уплыл в полумглу, Вдаль, под луною белея. Ластятся волны к веслу, Ластится к влаге лилея...

Поэт-символист не стремился быть общепонятным. Его сти­хотворение должно было не столько передавать мысли и чувства автора, сколько пробуждать в читателе его собственные.

Символистская лирика будила «шестое чувство» в человеке, обостряла и утончала его восприятие, развивала родственную художническую интуицию.

Для этого символисты стремились максимально использо­вать ассоциативные возможности слова, обращались к мотивам и образам разных культур, широко пользовались явными и скрытыми цитатами.

Мифология стала для них арсеналом универсальных психо­логических и философских моделей, удобных для постижения глубинных особенностей человеческого духа и для воплощения современной духовной проблематики.

Символисты не только заимствовали готовые мифологиче­ские сюжеты, но и творили собственные мифы. Мифотворчество было присуще, например, творчеству Ф. Сологуба, Вяч. Ивано­ва, А. Белого.

Символизм стремился стать не только универсальным миро­воззрением, но и формой жизненного поведения. Такой универ­сализм проявился во всеохватности творческих поисков худож­ников.

Идеалом личности для символистов мыслился «человек-артист». Не было ни одной сферы литературного творчества, в которую бы символисты не внесли новаторский вклад: они об­новили художественную прозу (особенно - Ф. Сологуб и А. Бе­лый), подняли на новый уровень искусство художественного перевода, выступили с оригинальными драматургическими про­изведениями, активно выступали как литературные критики, теоретики искусства и литературоведы.

Особое внимание в символизме уделялось слову, основным стилем был интенсивно метафорический. Интересно об этом высказывание А. Блока в «Записных книжках»: «Всякое стихо­творение - покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся как звезды. Из-за них существует стихо­творение».

Символизм обогатил русскую поэтическую культуру множе­ством открытий. Символисты придали поэтическому слову под­вижность и многозначность, научили русскую поэзию откры­вать в слове дополнительные оттенки и грани смысла.

Поэтому наследие символизма осталось для современной русской культуры подлинной сокровищницей.

30.03.2013 34573 0

Уроки 20–21
Особенности русского символизма
как модернистского течения. Брюсов как
основоположник символизма в русской поэзии

Цели : раскрыть особенности русского символизма; рассмотреть своеобразие звучания сквозных тем поэзии Брюсова; развивать навыки анализа поэтического текста.

Ход уроков

Мне открылась тайна музыки стиха.

В. Брюсов

I. Проверка домашнего задания (см. домашнее задание предыдущего урока).

II. Лекция учителя.

Модернистскими в литературоведении принято называть прежде всего три литературных течения, заявивших о себе в период с 1890 по 1917 год. Это символизм, акмеизм и футуризм, которые составили основу модернизма как литературного направления.

Символизм – первое и самое крупное из модернистских течений, возникшее в России. Начало теории русского символизма было положено Д. Мережковским, который в 1892 году выступил с лекцией «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы».

Уже в марте 1894 года в Москве вышел в свет небольшой сборник стихотворений с программным названием «Русские символисты», потом появились еще два сборника с таким же названием.

Позднее выяснилось, что автором большинства стихотворений в этих сборниках был начинающий поэт Валерий Брюсов, прибегнувший к нескольким разным псевдонимам, чтобы создать впечатление существования целого поэтического течения. Действительно, сборники привлекли новых поэтов, разных по своим дарованиям и творческим устремлениям.

С самого начала своего существования символизм оказался неоднородным течением: в его недрах оформились несколько самостоятельных группировок.

По времени формирования и по особенностям мировоззренческой позиции принято выделять в русском символизме две основные группы поэтов.

Приверженцев первой группы, дебютировавших в 1890-е годы, называют «старшими символистами» (В. Брюсов, К. Бальмонт, Д. Мережковский, З. Гиппиус, Ф. Сологуб и др.). В 1900-е годы в символизм влились новые силы, существенно обновившие облик течения (А. Блок, А. Белый, Вяч. Иванов и др.)

Принятое обозначение «второй волны» символизма – «младосимволизм». «Старших» и «младших» символистов разделял не столько возраст, сколько разница мироощущений и направленность творчества.

Например, Вяч. Иванов старше Брюсова, но проявил себя как символист второго поколения.

Символисты разных поколений не только сотрудничали, но и конфликтовали друг с другом. Например, московская группировка 1890-х годов, сложившаяся вокруг Брюсова, ограничивала свои задачи рамками собственно литературы: главный принцип их эстетики – «искусство для искусства».

Напротив, старшие символисты-петербуржцы с Д. Мережковским и З. Гиппиус во главе отстаивали приоритет религиозно-философских поисков, считали именно себя подлинными символистами, а своих оппонентов – «декадентами».

В сознании большинства читателей той поры слова «символизм» и «декадентство» были почти синонимами, а в советскую эпоху термином «декадентство» стали пользоваться как родовым обозначением всех модернистских течений, между тем в сознании новых поэтов эти понятия соотносились не как однородные понятия, а почти как антонимы.

Декадентство, или декаданс (фр. – упадок), – определенное умонастроение, кризисный тип сознания, который выражается в чувстве отчаяния, бессилия, душевной усталости. С ним связаны неприятие окружающего мира, пессимизм, осознание себя носителем высокой, но гибнущей культуры. В декадентских по настроению произведениях часто эстетизируются угасание, разрыв с традиционной моралью, воля к смерти.

В той или иной мере декадентские настроения затронули почти всех символистов. Декадентские мироощущения были свойственны на разных этапах творчества и З. Гиппиус, и К. Бальмонту, и В. Брюсову, и А. Блоку, а наиболее последовательным декадентом был Ф. Сологуб, хотя символистское мировоззрение не сводилось к настроениям упадка и разрушения.

Творчество, по мнению символистов, выше познания. Для Брюсова, например, искусство есть «постижение мира иными, не рассудочными путями». Символисты утверждали, что от художника требуется не только сверхрациональная чуткость, но и тончайшее владение искусством намека: ценность стихотворной речи – в «недосказанности», «утаенности смысла». Главным средством они считали символ.

Символ – центральная эстетическая категория нового течения. Его нельзя воспринимать как простое иносказание, когда говорится одно, а подразумевается нечто другое.

Символисты считали, что символ принципиально противостоит тропам, например, аллегории, которая предполагает однозначное понимание. Символ, напротив, многозначен : он содержит в себе перспективу безграничного развертывания смыслов.

Вот как об этом писал И. Анненский: «Мне вовсе не надо обязательности одного общего понимания. Напротив, я считаю достоинством пьесы, если ее можно понять двумя или более способами или, недопоняв, лишь почувствовать ее и потом доделывать мысленно самому».

«Символ – окно в бесконечность», – утверждал Ф. Сологуб.

Так, например, блоковская «Незнакомка» может быть прочитана как рассказ в стихах о встрече с обворожительной женщиной: предметный план центрального образа воспринимается и помимо содержащихся в нем символических возможностей.

Подготовленный ученик читает отрывок из стихотворения А. Блока наизусть:

И каждый вечер, в час назначенный

(Иль это только снится мне?),

Девичий стан, шелками схваченный,

В туманном движется окне...

Можно «наивно-реалистически» объяснить явление Незнакомки лирическому герою как приход в ресторан запоздалой посетительницы. Но «Незнакомка» – это и авторская тревога о судьбе красоты в мире земной пошлости, и разуверение в возможности чудесного преображения жизни, и мечта о мирах иных, и драматическое постижение нераздельности «грязи» и «чистоты» в этом мире и т. д.

Важно отметить, что невозможно составить какой-либо словарь символических значений. Дело в том, что слово или образ не рождаются символами, но становятся ими в контексте с авторской установкой на недоговоренность.

Еще одна особенность произведений символистов в том, что они порой строятся как поток словесно-музыкальных созвучий и перекличек. Иногда такое стремление к музыкальной гладкописи приобретает гипертрофированный характер.

Лебедь уплыл в полумглу,

Вдаль, под луною белея.

Ластятся волны к веслу,

Ластится к влаге лилея...

Поэт-символист не стремился быть общепонятным. Его стихотворение должно было не столько передавать мысли и чувства автора, сколько пробуждать в читателе его собственные.

Символистская лирика будила «шестое чувство» в человеке, обостряла и утончала его восприятие, развивала родственную художническую интуицию.

Для этого символисты стремились максимально использовать ассоциативные возможности слова, обращались к мотивам и образам разных культур, широко пользовались явными и скрытыми цитатами.

Мифология стала для них арсеналом универсальных психологических и философских моделей, удобных для постижения глубинных особенностей человеческого духа и для воплощения современной духовной проблематики.

Символисты не только заимствовали готовые мифологические сюжеты, но и творили собственные мифы. Мифотворчество было присуще, например, творчеству Ф. Сологуба, Вяч. Иванова, А. Белого.

Символизм стремился стать не только универсальным мировоззрением, но и формой жизненного поведения. Такой универсализм проявился во всеохватности творческих поисков художников.

Идеалом личности для символистов мыслился «человек-артист». Не было ни одной сферы литературного творчества, в которую бы символисты не внесли новаторский вклад: они обновили художественную прозу (особенно – Ф. Сологуб и А. Белый), подняли на новый уровень искусство художественного перевода, выступили с оригинальными драматургическими произведениями, активно выступали как литературные критики, теоретики искусства и литературоведы.

Особое внимание в символизме уделялось слову, основным стилем был интенсивно метафорический. Интересно об этом высказывание А. Блока в «Записных книжках»: «Всякое стихотворение – покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся как звезды. Из-за них существует стихотворение».

Символизм обогатил русскую поэтическую культуру множеством открытий. Символисты придали поэтическому слову подвижность и многозначность, научили русскую поэзию открывать в слове дополнительные оттенки и грани смысла.

Поэтому наследие символизма осталось для современной русской культуры подлинной сокровищницей.

III. Работа с учебником.

– Прочитайте статью «Символизм» в учебнике на с. 22–23. Какие принципиальные положения нового течения отразились в программных статьях поэтов-символистов?

IV. Знакомство с творчеством В. Брюсова.

И снова я с людьми, – затем, что я поэт.

Затем, что молнии сверкали.

1. Слово учителя.

Валерий Яковлевич Брюсов (1873–1924) – одна из крупнейших и основополагающих фигур в русской поэтической культуре начала XX века. Вошел в историю отечественной культуры как организатор и «мэтр» символистского движения.

Вот как об этом рассказывает в очерке «Брюсов» Владислав Ходасевич: «...он основал «Скорпион» и «Весы» и самодержавно в них правил; он вел полемику, заключал союзы, объявлял войны, соединял и разъединял, мирил и ссорил. Управляя многими явными и тайными нитями, чувствовал он себя капитаном некоего литературного корабля и дело свое делал с великой бдительностью. К властвованию, кроме природной склонности, толкало его и сознание ответственности за судьбу судна».

Кроме поэтической деятельности Брюсов вел литературоведческую работу: изучал творчество Тютчева, Баратынского, Пушкина, изучал культуру Возрождения, путешествуя по Италии и Франции. Выступал как критик-полемист, писал новаторские работы по стиховедению и систематизации «тайн» поэтического ремесла.

Был активным участником культурной жизни страны. Действительно, серебряный век русской поэзии невозможно представить без этого универсального дарования.

1. Индивидуальное сообщение учащегося о жизненном пути В. Брюсова на основе материала учебника, с. 118–119.

2. Обратим внимание на сквозные темы лирики поэта. (По ходу работы учащиеся делают записи в тетрадях.)

А) В ранней лирике В. Брюсова необходимо выделить мотив беспредельной мечты, которая уносила поэта, как и большинство символистов, в мир, далекий от «серой» реальности:

Моей мечте люб кругозор пустынь,

Она в степях блуждает вольной серной.

От будней современной жизни поэт-символист «уходит» вместе со своими читателями в далекое прошлое. Николай Гумилев так писал об этом: «По мановению его руки в нашем мире снова расцветают цветы, которые опьяняли взор ассирийских царей, и страсть становится бессмертной, как во времена богини Астарты» .

Б) Историческая тема довольно широко раскрыта в поэзии Брюсова. Интересна мысль по этому поводу Павла Антокольского, которая представлена в его статье «Валерий Брюсов»:

«В русской поэзии впервые после Пушкина возникла такая способность к полному перевоплощению современника в образ далекого прошлого.

Каждая новая встреча Брюсова с историей есть вторжение в историю – хозяйское, не терпящее отлагательства и возражений. Он распоряжается в эпохах и странах как режиссер-постановщик... В лучших своих книгах... он переходит на ТЫ с историей и разговаривает запанибрата с любым из своих кумиров:

Неустанное стремленье от судьбы к иной судьбе,

Александр Завоеватель, я – дрожа – молюсь тебе!

Так возникает Александр Македонский.

И тут же рядом – другая судьба, другая эпоха, другой случайный перекресток в средневековой Венеции:

Но вдруг среди позорной вереницы

Угрюмый облик предо мной возник.

– Так иногда с утеса глянут птицы, –

То был суровый, опаленный лик,

Не мертвый лик, но просветленно-страстный,

Без возраста – не мальчик, не старик...

Это Данте.

Брюсов воскрешал и безымянных рабов, прикованных к римской триреме, подслушивал их скорбные и смутные мечты о свободе. Он воскрешал безымянную женщину, обнаруженную при раскопках Помпеи, которая погибла, отдаваясь возлюбленному».

Брюсов не только смело путешествовал из одной эпохи в другую, но и мастерски пользовался способностью перевоплощения, что также характеризует его как поэта-символиста:

Я – вождь земных царей и царь, Ассаргадон...

Я исчерпал до дна тебя, земная слава!

И вот стою один, величьем упоен,

Я, вождь земных царей и царь – Ассаргадон.

Я жалкий раб царя. С восхода до заката

Среди других рабов свершаю тяжкий труд,

И хлеба кус гнилой – единственная плата

За слезы и за пот, за тысячи минут.

В) Многие произведения поэта теснейшим образом связаны с его представлениями о развитии культуры и ее детища – города . Брюсов признавался:

Я люблю большие дома

И узкие улицы города...

Город и камни люблю,

Грохот его и шумы певучие...

И в другом стихотворении:

Люблю одно: бродить без цели

По шумным улицам, один...

Под вольный грохот экипажей

Мечтать и думать я привык,

В теснине стен я весь на страже;

Да уловлю Господень лик!

– Самостоятельно проследите, как раскрывается урбанистическая тема в творчестве В. Брюсова.

2. Работа по вариантам (дифференциация по уровню сложности).

1-й вариант. Работа с учебником, с. 121–123. Ответ на вопрос 1, с. 161: «Как раскрыта тема города в поэзии В. Брюсова?»

2-й вариант. Самостоятельный анализ текста. Ответ на вопрос 2 (см. задания для самостоятельного анализа текста учебника, с. 162): «Раскройте образное воплощение противоречий города в стихотворении В. Брюсова «Городу».

ГОРОДУ
Дифирамб

Царя властительно над долом,

Огни вонзая в небосклон,

Ты труб фабричных частоколом

Неумолимо окружен.

Стальной, кирпичный и стеклянный,

Сетями проволок обвит,

Ты – чарователь неустанный,

Ты – неслабеющий магнит.

Драконом, хищным и бескрылым,

Засев, – ты стережешь года,

А по твоим железным жилам

Струится газ, бежит вода.

Твоя безмерная утроба

Веков добычей не сыта, –

В ней неумолчно ропщет Злоба,

В ней грозно стонет Нищета.

Ты, хитроумный, ты, упрямый,

Дворцы из золота воздвиг,

Поставил праздничные храмы

Для женщин, для картин, для книг;

Но сам скликаешь, непокорный,

На штурм своих дворцов – орду

И шлешь вождей на митинг черный:

Безумье, Гордость и Нужду!

И в ночь, когда в хрустальных залах

Хохочет огненный Разврат

И нежно пенится в бокалах

Мгновений сладострастный яд,

Ты гнешь рабов угрюмых спины,

Чтоб, исступленны и легки,

Ротационные машины

Ковали острые клинки.

Коварный змей с волшебным взглядом!

В порыве ярости слепой

Ты нож, с своим смертельным ядом,

Сам подымаешь над собой.

Противоречия Города воплощены в образах «чарователя неустанного» и хищного дракона. Среди золотых дворцов и праздничных храмов гнутся «рабов угрюмых спины».

Здесь, в городе, живут Злоба, Нищета, огненный Разврат. Для усиления впечатлений читателей от противоречий жизни в городе автор использует оксюморон: «нежно пенится в бокалах... яд», «коварный змей с волшебным взглядом».

Г) Центральный образ в поэзии Брюсова – образ человека .

Прочитайте статью в учебнике на с. 123–124, выделите основные направления в работе по созданию образа человека.

В результате работы на доске и в тетрадях оформляется таблица:

Образ человека в поэзии В. Брюсова
А) Духовные тайны человека, их постижение	Б) Роль человека в судьбах мира
1. Надежды и мечты	1. Царь, владыка
2. Каждодневный труд – «тюрьма земная»
3. Человек-творец	3. «Потребитель» жизни
4. Высокое чувство любви
5. Человек – «природы соглядатай»

3. Викторина .

Прослушав строки стихотворений, соотнесите их с одним из пунктов данной таблицы.

1. Я исчерпал до дна тебя, земная слава!

И вот стою один, величьем упоен...

2. Город и камни люблю,

Грохот его и шумы певучие, –

В миг, когда песню глубоко таю,

Но в восторге слышу созвучия.

3. Они кричат: за нами право!

Они клянут: ты бунтовщик,

Ты поднял стяг войны кровавой,

На брата брата ты воздвиг!

4. Довольство ваше – радость стада,

Нашедшего клочок травы.

Быть сытым – больше вам не надо,

Есть жвачка – и блаженны вы!

5. Когда порой душа отчаяньем объята,

Над сгорбленной спиной свистит жестокий кнут,

И каждый новый день товарища иль брата

В могилу общую крюками волокут.

6. Как отчий дом, как старый горец горы,

Люблю я землю: тень ее лесов,

И моря ропоты, и звезд узоры,

И странные строенья облаков.

Ответы : 1 – Б1; 2 – А1; 3 – Б2; 4 – Б3; 5 – Б4; 5 – А5.

V. Итоги уроков.

Домашнее задание. Ответить на вопросы (устно):

1) Что отличает модернизм от реализма?

2) Каковы взгляды символистов на развитие русской литературы?

3) Как проявилось творчество В. Брюсова в группе символистов?