Отзыв по литературе шукшин сапожки. Почему герои рассказа “Сапожки” Шукшина В

Спасибо, что скачали книгу в

Приятного чтения!

Василий Шукшин

Сапожки

Шукшин Василий

Сапожки

Василий Шукшин

Ездили в город за запчастями... И Сергей Духанин увидел там в магазине женские сапожки. И потерял покой: захотелось купить такие жене. Хоть один раз-то, думал он, надо сделать ей настоящий подарок. Главное, красивый подарок... Она таких сапожек во сне не носила.

Сергей долго любовался на сапожки, потом пощелкал ногтем по стеклу прилавка и спросил весело:

Это сколько же такие пипеточки стоят?

Какие пипеточки? - не поняла продавщица.

Да вот... сапожки-то.

Пипеточки какие-то... Шестьдесят пять рублей. Сергей чуть вслух не сказал "О, ё!.."- протянул:

Да... Кусаются.

Продавщица презрительно посмотрела на него. Странный они народ, продавщицы: продаст обыкновенный килограмм пшена, а с таким видом, точно вернула забытый долг.

Ну, дьявол с ними, с продавщицами. Шестьдесят пять рублей у Сергея были. Было даже семьдесят пять. Но... Он вышел на улицу, закурил и стал думать. Вообще-то не для деревенской грязи такие сапожки, если уж говорить честно. Хотя она их, конечно, беречь будет... Раз в месяц и наденет-то - сходить куда-нибудь. Да и не наденет в грязь, а - посуху. А радости сколько! Ведь это же черт знает какая дорогая минута, когда он вытащит из чемодана эти сапожки и скажет: "На, носи".

Сергей пошел к ларьку, что неподалеку от магазина, и стал в очередь за пивом.

Представил Сергей, как заблестят глаза у жены при виде этих сапожек. Она иногда, как маленькая, до слез радуется. Она вообще-то хорошая. С нами жить - надо терпение да терпение, думал Сергей. Одни проклятые выпивки чего стоят. А ребятишки, а хозяйство... Нет, они двужильные, что могут выносить столько. Тут хоть как-нибудь, да отведешь душу: выпьешь когда - все легче маленько, а ведь они с утра до ночи, как заводные.

Очередь двигалась медленно, мужики без конца "повторяли". Сергей думал.

Босиком она, правда, не ходит, чего зря прибедняться-то? Ходит, как все в деревне ходят... Красивые, конечно, сапожки, но не по карману. Привезешь, а она же первая заругает. Скажет, на кой они мне, такие дорогие! Лучше бы девчонкам чего-нибудь взял, пальтишечки какие-нибудь - зима подходит.

Наконец Сергей взял две кружки пива, отошел в сторону и медленно стал пропускать по глоточку. И думал.

Вот так живешь - сорок пять лет уже, - все думаешь: ничего, когда-нибудь буду жить хорошо, легко. А время идет... И так и подойдешь к той ямке, в которую надо ложиться, - а всю жизнь чего-то ждал. Спрашивается, какого дьявола надо было ждать, а не делать такие радости, какие можно делать? Вот же: есть деньги, лежат необыкновенные сапожки - возьми, сделай радость человеку! Может, и не будет больше такой возможности. Дочери еще не невесты - чего-ничего, а надеть можно - износят. А тут - один раз в жизни... Сергей пошел в магазин.

Ну-ка дай-ка их посмотреть, - попросил он.

Сапожки.

Чего их смотреть? Какой размер нужен?

Я на глаз прикину. Я не знаю, какой размер.

Едет покупать, а не знает, какой размер. Их примерять надо, это не тапочки.

Я вижу, что не тапочки. По цене видно, хэ-хэ...

Ну и нечего их смотреть.

А если я их купить хочу?

Как же купить, когда даже размер не знаете?

А вам-то что? Я хочу посмотреть.

Нечего их смотреть. Каждый будет смотреть.

Ну, вот чего, милая, - обозлился Сергей, - я же не прошу показать мне ваши панталоны, потому что не желаю их видеть, а прошу показать сапожки, которые лежат на прилавке.

А вы не хамите здесь, не хамите! Нальют глаза-то и начинают...

Чего начинают? Кто начинает? Вы то, поили меня что так говорите?

Продавщица швырнула ему один сапожок. Сергей взял его, повертел, поскрипел хромом, пощелкал ногтем по лаково блестевшей подошве... Осторожненько запустил руку вовнутрь...

"Нога-то в нем спать будет", - подумал радостно

Шестьдесят пять ровно?- спросил он.

Продавщица молча, зло смотрела на него.

"О господи!- изумился Сергей. - Прямо ненавидит. За что?"

Беру, - сказал он поспешно, чтоб продавщице поскорей бы уже отмякла, что ли, - не зря же он отвлекает ее, берет же он эти сапожки. - Вам платить или кассиру?

Продавщица, продолжая смотреть на него, сказала негромко:

В кассу.

Шестьдесят пять ровно или с копейками?

Продавщица все глядела на него; в глазах ее, когда Сергей повнимательней посмотрел, действительно стояла белая ненависть. Сергей струсил... Молча поставил сапожок и пошел к кассе. "Что она?! Сдурела, что ли, - так злиться? Так же засохнуть можно, не доживя веку".

Оказалось, шестьдесят пять рублей ровно. Без копеек. Сергей подал чек продавщице. В глаза ей не решался посмотреть, глядел выше тощей груди. "Больная, наверно", - пожалел Сергей.

А продавщица чек не брала. Сергей поднял глаза... Теперь в глазах продавщицы была и ненависть, и какое-то еще странное удовольствие.

Я прошу сапожки.

На контроль, - негромко сказала она.

Где это? - тоже негромко спросил Сергей, чув ствуя, что и сам начинает ненавидеть сухопарую продавщицу.

Продавщица молчала. Смотрела.

Где контроль-то? - Сергей улыбнулся прямо в глаза ей. - А? Да не гляди ты на меня, не гляди, милая, - женатый я. Я понимаю, что в меня сразу можно влюбиться, но... что я сделаю? Терпи уж, что сделаешь? Так где, говоришь, контроль-то?

У продавщицы даже ротик сам собой открылся... Такого она не ждала.

Сергей отправился искать контроль.

"О-о! - подивился он на себя. - Откуда что взялось! Надо же так уесть бабу. А вот не будешь психовать зря. А то стоит - вся изозлилась".

На контроле ему выдали сапожки, и он пошел к своим, на автобазу, чтобы ехать домой. (Они приезжали на своих машинах, механик и еще два шофера.)

Сергей вошел в дежурку, полагая, что тотчас же все потянутся к его коробке - что, мол, там? Никто даже не обратил внимания на Сергея. Как всегда - спорили. Видели на улице молодого попа и теперь выясняли, сколько он получает. Больше других орал Витька Кибяков, рябой, бледный, с большими печальными глазами. Даже когда он надрывался и, между прочим, оскорблял всех, глаза оставались печальными и умными, точно они смотрели на самого Витьку - безнадежно грустно.

Ты знаешь, что у него персональная "Волга"?! - кричал Рашпиль (Витьку звали "Рашпиль"), - У их, когда они еще учатся, стипендия сто пятьдесят рублей! Понял? Сти-пен-дия!

У них есть персональные, верно, но не у молодых. Чего ты мне будешь говорить? Персональные - у этих... апостолов. Не у апостолов, а у этих... как их?..

Понял? У апостолов - персональные "Волги"! Во, пень дремучий. Сам ты апостол!

Сто пятьдесят стипендия! А сколько же тогда оклад?

А ты что, думаешь, он тебе за так будет гонениям подвергаться? На! Пятьсот рублей хотел?

Он должен быть верующим!

Сергей не хотел ввязываться в спор, хотя мог бы поспорить: пятьсот рублей молодому попу - это много. Но спорить сейчас об этом... Нет, Сергею охота было показать сапожки. Он достал их, стал разглядывать. Сейчас все заткнутся с этим попом... Замолкнут. Не замолкли. Посмотрели, и все. Один только протянул руку - покажи. Сергей дал сапожок. Шофер (незнакомый) поскрипел хромом, пощелкал железным ногтем по подошве... И полез грязной лапой в белоснежную, нежную... внутрь сапожка. Сергей отнял сапожок.

Куда ты своим поршнем?

Шофер засмеялся.

Кому это?

Тут только все замолкли.

Кому? - спросил Рашпиль.

Сапожок пошел по рукам; все тоже мяли голенище, щелкали по подошве... Внутрь лезть не решались. Только расшеперивали голенище и заглядывали в белый, пушистый мирок. Один даже дунул туда зачем-то. Сергей испытывал прежде незнакомую гордость.

Сколько же такие?

Шестьдесят пять.

Все посмотрели на Сергея с недоумением. Сергей слегка растерялся.

Ты что, офонарел?

Сергей взял сапожок у Рашпиля.

Во! - воскликнул Рашпиль. - Серьга... дал! Зачем ей такие?

Сергей хотел быть спокойным и уверенным, но внутри у него вздрагивало. И привязалась одна тупая мысль: "Половина мотороллера. Половина мотороллера". И хотя он знал, что шестьдесят пять рублей это не половина мотороллера, все равно упрямо думалось. "Половина мотороллера".

Она тебе велела такие сапожки купить?

При чем тут велела? Купил, и все.

Куда она их наденет-то? - весело пытали Сергея. - Грязь по колено, а он - сапожки за шестьдесят пять рублей.

Это ж зимние!

А зимой в них куда?

Потом, это ж на городскую ножку. Клавкина-то не полезет сроду... У ей какой размер-то? Это ж ей - на нос только.

Какой она носит-то?

Пошли вы!.. - вконец обозлился Сергей. - Чего вы-то переживаете?

Засмеялись.

Да ведь жалко, Сережа! Не нашел же ты их, шестьдесят пять рублей-то.

Я заработал, я и истратил, куда хотел. Чего базарить-то зря?

Она тебе, наверно, резиновые велела купить? Резиновые... Сергей вовсю злился.

Валяйте лучше про попа - сколько он все же получает?

Больше тебя.

Как эти... сидят, курва, чужие деньги считают. - Сергей встал. - Больше делать, что ли, нечего?

А чего ты в бутылку-то лезешь? Сделал глупость, тебе сказали. И не надо так нервничать...

Я и не нервничаю. Да чего ты за меня переживаешь-то?! Во, переживатель нашелся! Хоть бы у него взаймы взял, или что...

Переживаю, потому что не могу спокойно на дураков смотреть. Мне их жалко...

Жалко - у пчелки в попке. Жалко ему!

Еще немного позубатились и поехали домой. Дорогой Сергея доконал механик (они в одной машине ехали).

Она тебе на что деньги-то давала? - спросил механик. Без ехидства спросил, сочувствуя. - На что-нибудь другое?

Сергей уважал механика, поэтому ругаться не стал.

Ни на что. Хватит об этом.

Приехали в село к вечеру.

Сергей ни с кем не подосвиданькался... Не пошел со всеми вместе отделился, пошел один. Домой. Клавдя и девочки вечеряли.

Чего это долго-то? - спросила Клавдя. - Я уж думала, с ночевкой там будете.

Пока получили да пока на автобазу перевезли... Да пока там их разделили по районам...

Пап, ничего не купил? - спросила дочь, старшая, Груша.

Чего? - По дороге домой Сергей решил так: если Клавка начнет косоротиться, скажет - дорого, лучше бы вместо этих сапожек... "Пойду и брошу их в колодец".

Трое повернулись к нему от стола. Смотрели. Так это "купил" было сказано, что стало ясно - не платок за четыре рубля купил муж, отец, не мясорубку. Повернулись к нему... Ждали.

Вон, в чемодане. - Сергей присел на стул, полез за папиросами. Он так волновался, что заметил: пальцы трясутся.

Клавдя извлекла из чемодана коробку, из коробки вытянула сапожки... При электрическом свете они были еще красивей. Они прямо смеялись в коробке. Дочери повскакивали из-за стола... Заахали, заохали.

Тошно мнеченьки! Батюшки мои!.. Да кому это?

Тебе, кому.

Тошно мнеченьки!.. - Клавдя села на кровать, кровать заскрипела... Городской сапожок смело полез на крепкую, крестьянскую ногу. И застрял. Сергей почувствовал боль. Не лезли... Голенище не лезло.

Какой размер-то?

Тридцать восьмой...

Нет, не лезли. Сергей встал, хотел натиснуть. Нет.

И размер-то мой...

Вот где не лезут-то. Голяшка.

Да что же это за нога проклятая!

Погоди! Надень-ка тоненький какой-нибудь чулок.

Да кого там! Видишь?..

Эх-х!.. Да что же это за нога проклятая!

Возбуждение угасло.

Эх-х! - сокрушалась Клавдя. - Да что же это за нога! Скольно они?..

Шестьдесят пять. - Сергей закурил папироску. Ему показалось, что Клавдя не расслышала цену. Шестьдесят пять рубликов, мол, цена-то.

Клавдя смотрела на сапожок, машинально поглаживала ладонью гладкое голенище. В глазах ее, на ресницах, блестели слезы... Нет, она слышала цену.

Черт бы ее побрал, ноженьку! - сказала она. - Разок довелось, и то... Эхма!

В сердце Сергея опять толкнулась непрошеная боль... Жалость. Любовь, слегка забытая. Он тронул руку жены, поглаживающую сапожок. Пожал. Клавдя глянула на него... Встретились глазами. Клавдя смущенно усмехнулась, тряхнула головой, как она делала когда-то, когда была молодой, - как-то по-мужичьи озорно, простецки, но с достоинством и гордо.

Ну, Груша, повезло тебе. - Она протянула сапожок дочери. На-ка, примерь.

Дочь растерялась.

Ну! сказал Сергей. И тоже тряхнул головой. - Десять хорошо кончишь - твои. Клавдя засмеялась.

Перед сном грядущим Сергей всегда присаживался на низенькую табуретку у кухонной двери - курил последнюю папироску. Присел и сегодня... Курил, думал, еще раз переживал сегодняшнюю покупку, постигал ее нечаянный, большой, как ему сейчас казалось, смысл. На душе было хорошо. Жалко, если бы сейчас что-нибу дь спугнуло бы это хорошее состояние, эту редкую гостью-минуту.

Клавдя стелила в горнице постель.

Ну, иди... - позвала она.

Сергунь! - ласково позвала Клава.

Сергей встал, загасил окурок и пошел в горницу.

Улыбнулся сам себе, качнул головой... Но не подумал так: "Купил сапожки, она ласковая сделалась". Нет, не в сапожках дело, конечно, дело в том что...

Ничего. Хорошо.

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке RoyalLib.ru

Написать рецензию к книге

Эта же книга в других форматах

Сочинение "Анализ рассказа В. Шукшина «Сапожки» (1970)"

По жанру это рассказ-характер.
В центре повествования незатейливая на первый взгляд ситуация:
шофер Сергей Духанин приехал в город за запчастями и зашел
в магазин в райцентре. С этого момента, который можно считать
завязкой рассказа, начинается движение сюжета, как внешнего, так
и внутреннего. Герою очень понравились женские сапожки, но узнав,
что их цена 65 рублей, он призадумался. Он взвешивает «за» и «против
». Первая реакция: «Дорого!» - это привычка советского человека
жить от зарплаты до зарплаты, соизмеряя свои желания и потребности
с суровой действительностью, с месячным окладом в 100 рублей,
а иногда и в 60.
Какой же выбор делает герой? Сцена покупки сапожек, раскрытая
в диалоге между продавщицей и Сергеем, очень точно передает
психологию отношений в сфере бытового обслуживания. Хамство
и бескультурье продавщицы, усвоенные ею как норма, контрастируют
с размышлениями и действиями героя.
Герой размышляет: «Вообще-то не для деревенской грязи такие
сапожки, если уж говорить честно. Хотя она их, конечно, беречь будет.
.. Раз в месяц и наденет-то - сходить куда-нибудь. Да и не наденет
в грязь, а - посуху». Практичность, свойственная сельскому жителю,
приходит первой, но вслед за ней герой вдруг представляет радостный
момент, который будет связан с этими сапожками: «А радости
сколько! Ведь это же черт знает какая дорогая минута, когда он вытащит
из чемодана эти сапожки и скажет: «На, носи». Грубость, порой
невежество и необразованность сельского жителя исчезают в тот момент,
когда он вспоминает свою жену, вспоминает ее многотерпение.
Размышления Сергея переходят в категорию философскую, он
размышляет о жизни и смерти. Деревенский философ точно передает
понимание ценности жизни и ценности радостного момента: «Вот
так живешь - сорок пять лет уже - все думаешь: ничего, когда-нибудь
буду жить хорошо, легко. А время идет... Спрашивается, какого
дьявола надо было ждать, а не делать такие радости, какие можно
делать? Вот же: есть деньги, лежат необыкновенные сапожки -
возьми, сделай радость человеку!»
И Сергей делает выбор - решает купить сапожки. Но его ждет
«испытание» в лице продавщицы.
Шукшин очень точен в подборе деталей, в передаче психологического
состояния героя - он испытывает дискомфорт.
Диалог неприятен, Сергей попадает в энергетическое поле грубости
и хамства и сам хамит, но читатель понимает, что Сергей просто
держит оборону. Сергей одерживает победу нравственную, авторские
ремарки тому доказательство. «Продавщица швырнула ему один
сапожок», «продавщица молча, зло посмотрела на него», «в глазах
ее действительно стояла белая ненависть», «теперь в глазах продавщицы
была и ненависть, и какое-то еще странное удовольствие».
Поведение Сергея контрастно: «подумал радостно», «изумился Сергей
», «пожалел Сергей», «Сергей улыбнулся ей прямо в глаза».
Герой вышел победителем из этого психологического поединка
весьма искусным образом, он ехидно предположил, что она влюбилась
в него. «У продавщицы даже ротик сам собой открылся. Такого
она не ожидала». Герой не просто достойно вышел из ситуации, он
одержал нравственную победу: преодолел и внутреннее, и внешнее
сопротивление.
Следующее «испытание» ждет его по возвращении к товарищам.
Внутренне он опасался, что не выдержит вопросов и расспросов.
Но никто не обратил на него внимания, все были заняты спором о
том, сколько зарабатывает священник. В характере спора автор выявляет
невежество и ограниченность рабочих. Сергею тоже хотелось
вступить в спор, но присутствие в его руках красивых сапожек
настраивало его совсем по-другому.
Реакция товарищей: «Ты что, офонарел? Зачем ей такие? Это ж
зимние. Она тебе велела такие купить?» - где-то соответствовала
и его внутреннему пониманию: "Половина мотороллера" - привязалась
тупая мысль». Но он смог выстоять в этом испытании и остаться при
своем. Это было непросто.
Осталось последнее «испытание»: как оценят покупку дома жена
и дочери. Его, конечно, ждали с покупками. Шукшину удалось передать
и внешнее волнение домашних, и внутреннюю тревогу Сергея;
он решил, что если скажут «дорого», то он просто бросит их в
колодец. Когда он доставал сапожки из чемодана, то заметил, что у
него трясутся руки. Финал рассказа очень трогательный. Клавдия
не только не ругала за то, что он купил «дорогущие» сапоги, а очень
сокрушалась, что они не подошли ей по размеру. Внутреннее напряжение,
которое переживал Сергей, разрядилось нежностью к своей
жене, своей подруге в нелегкой жизни.
«В сердце Сергея опять толкнулась непрошенная боль... Жалость,
любовь, слегка забытая. Он тронул руку жены, поглаживающую сапожок.
Пожал. Клавдия глянула на него...». В этом психологическом
описании чувства, возникшего между супругами, автор использует
короткие фразы, порой состоящие из одного слова-существительного,
и многоточие, и они вызывают чувство сопереживания.
«Счастьем засветились глаза Клавдии. А Сергей, как обычно присев
на маленькую кухонную табуретку, перед сном курил папиросу...
курил, думал, еще раз переживал сегодняшнюю покупку, постигал
ее нечаянный, большой, как ему сейчас казалось, смысл. На душе
было хорошо». Сапожки оказались малы, но не это главное, главное,
что возникло то, без чего человек жить не может. Он не может
жить без нежности, сердечной теплоты.
В рассказе автор решает нравственную проблему: что нужно человеку
для счастья? Для чего человек живет? И ясно звучит ответ:
для того, чтобы свое тепло, сердечность отдавать близкому человеку.

Рассказ «Сапожки» - рассказ-характер, как определял сам Шукшин . Главное в нём – не сюжет, он прост. Главное – характер героя, его жены, даже злой продавщицы. Сергей Духанин, несмотря на необычность своего поступка, меньший чудик, чем многие герои Шукшина.

Проблематика

Самая важная проблема рассказа – возникновение и динамика человеческих чувств: любви и ненависти, зависти, жалости и сочувствия, щедрости. С ней связана философская проблема счастья. Важна проблема взаимоотношений в семье.

Герои рассказа

Главный герой – Сергей Духанин , 45-летний водитель, внешне довольно грубый. Он не проявляет своих чувств и стыдится их.

Сергей любит жену и хочет сделать ей приятное. Он обладает той жизненной философией, которая и называется народной мудростью. Его позиция созерцателя позволяет понять, что нужно делать радости, пока можно.

Купив сапожки, которые стоят слишком дорого – 65 рублей – Сергей ждёт от товарищей, водителя и механика, с которыми вместе поехал в город за деталями, удивления. Он горд своим поступком. Но мужчины не разделяют его чувств. Они недоумевают, считают поступок Сергея глупым и не могут поверить, что он сам, по своей воле купил Клаве сапоги.

Сергей настолько сосредоточен на сапогах, что не принимает участия в беседе товарищей. Он оберегает сапожки, как ценную вещь (и действительно, они дорогие). Есть даже что-то эротическое в отношении мужчин к сапожку: «Сапожок пошёл по рукам... внутрь лезть не решались... заглядывали в белый, пушистый мирок».

Прагматичные работяги объясняют ненужность покупки, жалеют Сергея, так что он начинает сомневаться в целесообразности поступка, но виду не подаёт.

Сергей - внимательный и чуткий человек. Он угадывает размер ноги жены, его предвкушение того, как она будет радоваться подарку, совпадает с действительностью.

У Сергея есть склонность к авантюризму и желание радовать. Он понимает: то, что сапожки не подошли, не меняет чего-то главного. Да ведь они же и не пропали – дочери достанутся, наградой за окончание школы будут. Душевная чуткость этого простого человека позволяет понять истинный смысл истории с сапожками.

Общение с продавщицей показывает, что Сергей за словом в карман не полезет: он отвечает на хамство хамством. Намерение Сергея бросить сапожки в колодец, если жена заругается, обусловлено его гордостью и порывистостью.

Жена Сергея

В рассказах Шукшина редко встретишь нормальную семью, где супруги любят друг друга, а жена не колотит мужа. В рассказе «Сапожки» как раз такая семья. Сергей хочет сделать жене «один раз в жизни» красивый подарок. Он настолько хорошо знает жену, что представляет себе, как у неё заблестят глаза, как она будет беречь обновку, наденет раз в месяц, да и то посуху. Сергей побаивается, что жена его первая же и заругает, что купил дорогие сапоги вместо нужных пальто для дочерей.

Сергей любит свою жену, называет её хорошей. Из его монолога читатель узнаёт о тяжёлой жизни Клавдии и русских жён вообще: мужья выпивают, а жёны с детьми и хозяйством «как заводные». Сергей называет русских женщин двужильными.

Клавдия реагирует на сапожки так, как предполагал Сергей, и даже эмоциональнее. Она не верит, что это ей, дважды повторяет: «Тошно мнеченьки». А затем, убедившись, что сапоги не лезут, трижды проклинает свою ногу. Она понимает, что это единственный дорогой подарок, который она получила в жизни. Клавдия плачет, но именно плач пробуждает в Сергее последовательность чувств: боль – жалость – слегка забытая любовь. Клавдия сразу отзывается на эту любовь, молодеет и смеётся.

Изменение имени Клавка – Клавдия – Клавдя – Клава показывает этапы возрождения забытых чувств. Так что и Сергей для Клавы становится Сергуней.

Сапожки

Сапожки – не просто выразительная деталь, но и главный герой рассказа. Во-первых, они живые. Сергей рассуждает, что сапожки кусаются (то есть на них высока цена). Они смеются в коробке, водители не решаются совать в них руки, как будто боясь причинить вред живому.

Во-вторых, сапожки волшебные. Они вынуждают людей раскрывать свои истинные качества. Сергей, увидев сапожки, подумал о жене и пожалел её. Сапожки пробудили в нём подзабытую любовь. Продавщица проявила себя как злобная хамка (читатель понимает, что она завидует). Сапожки становятся причиной ссоры с товарищами и отделения от них. Сапожки делают счастливым и Сергея, и Клавдию, которой сапожки не подошли, и дочь Грушу, которой подошли. Сергей покупал их ради дорогой минуты восторга жены, но возрождение любви стало ещё более ценным подарком для героя.

Сюжет и композиция

Действие рассказа занимает полдня. Рассказ начинается с полуслова, как реплика в истории. Постепенно читатель оказывается втянутым в философские и бытовые рассуждения главного героя, в его конфликты с продавщицей и товарищами, разговоры с женой. Главная тайна сапожек открывается и Сергею, и его жене, но читатель должен догадаться о ней сам. У рассказа открытый финал. Сергей не додумывает мысль: в чём же дело, если не в сапогах. Он как будто бы обрывает собственную мысль, чтобы не вспугнуть счастливый, хороший момент.

Стилистические особенности

В рассказе нет ни одно портрета, но важную роль играют детали, связанные с телом героев. Грубые руки мужиков, которые они собираются всунуть в сапожки, называются поршнями, у Клавдии нога крепкая крестьянская, она противопоставлена городскому сапожку, так же как плотная голяшка Клавдии противопоставлена тонкому голенищу.

Внимательный читатель со второго абзаца может догадаться, что сапоги Клавдии не подойдут, потому что у них тонкие голенища. Недаром же Сергей называет их пипеточками.

Простое крестьянское происхождение героев подчёркивают просторечия: офонарел, валяйте, позубатились, доконал .

Савина Елена Вячеславовна,

учитель русского языка и литературы,

МАОУ «СОШ №24 с УИОП»
Старооскольского городского округа

Быт и бытие героев В. М. Шукшина (анализ рассказа «Сапожки»)

Цель:

Постигать законы художественного мира В. М. Шукшина, исследуя поэтику рассказа;

Развивать умение решать исследовательские задачи, в том числе в творческих группах;

Стремиться к тому, чтобы интерпретаторские упражнения имели духовно-этическую направленность.

Оборудование : компьютерная презентация, книги рассказов В. М. Шукшина, карточки с заданиями для творческих групп.

Эпиграф на доске - строки Е. Евтушенко:

В искусстве удобно быть сдобною булкой французской,

Но ей не накормишь ни вдов, ни калек, ни сирот.

Шукшин был горбушкой с калиною красной вприкуску,

Черняшкою той, без которой немыслим народ.

Понять значение строк Евтушенко, дающих образную оценку личности Шукшина, его вклада в русскую литературу и искусство, помогает демонстрируемая презентация, где фотографии писателя и кинокадры подобраны по принципу «художник, крестьянин по происхождению, знающий мир простого человека изнутри». Учащиеся приходят к следующему выводу: Шукшин предстает в своем творчестве в нескольких ипостасях. Это народный представитель, «депутат», его судья и его адвокат. Национальный художник. Его произведения, при всем их то громком, то тихом юморе, практически «телеграфном стиле», порой ерничающей сказовой манере не нацелены на потеху, на «легкое чтение». Они, как это у Евтушенко, - «горбушка», что соответствует идиоме «хлеб насущный». Они кормят народ правдой о нем самом, часто горькой, как калина.

Следует краткий пересказ , призванный освежить в памяти сюжетную канву рассказа «Сапожки» (1970).

Сельский шофер Сергей, заехав по делам в город, видит в магазине необычайной красоты сапожки и вдруг сознает: он никогда ничего подобного не купил своей жене Клавдии, Клавде. Он решается на покупку, не подозревая, что впереди - своего рода хождение души по мукам. Череда трех искушений открывается агрессивным поведением продавщицы, пытающейся не допустить простеца к красоте. Затем друзья, удивляющиеся непрактичности покупки. Наконец - собственная навязчивая мысль: «Полмотороллера стоят сапожки... »

Кульминация рассказа - сцена примерки. Сапожки не подошли по ноге. Но вот чудо: оба - муж и жена - очень счастливы...

Слово учителя . На первый взгляд, то ли бесхитростный лубок на тему «Куплю жене сапоги», то ли социальная зарисовка о радости советского человека от приобретения «дефицита». Но рассказ по ступенькам ведет читателя к радости, миру и согласию, не столь уж и частых в художественном мире Шукшина, и словно просит разгадать тайну этого счастья. Расслышав это зов, предлагаю начать...

Предваряют диалог учителя с основной частью класса озвучиваемые индивидуальные задания. Первая группа учащихся работает с фрагментом текста .

Задание: перед нами классическая ситуация морального выбора, с его необходимостью принимать решение здесь и сейчас, с необходимостью принести некую жертву во имя другого. Выбору сопутствует диалог соблазна и совести. Учащимся нужно заполнить заранее подготовленную таблицу, в левую колонку которой следует выписать цитаты «голосов соблазна», пытающихся воздействовать на Сергея в его решимости подарить чудо-сапожки, а в правую самостоятельно сформулированный ответ на вопрос: «Что позволяет Сергею одолеть эти искушения?»

Вторая группа должна попытаться обнаружить богатую символику названия рассказа, ее многослойность, выделив главный смысл.

Третья - обратиться к личному опыту , ответив на следующие вопросы: «Возможно, вам доводилось делать подарок, по трудности сопоставимый с подарком Сергея... Почему это делать непросто? И откуда в результате радость?»

Слово учителя . Из рассказа в рассказ у Шукшина кочуют две антагонистические пары, составляющие в совокупности два столпа, на которых зиждется шукшинское творчество. Первая - это простой человек, деревенский или не так давно переехавший в город, и человек города, набросивший на себя цивилизационные покровы из образования и культурных привычек. Эта «сшибка» города и деревни, их культурное противостояние были для автора личной болью, его ахиллесовой пятой, комплексом человека, попираемого городом. Шукшин упорно сталкивает людей этих типов и выявляет, дотошно исследует правду и неправду тех и других. А что происходит в нашем рассказе?

Класс говорит о душевном превосходстве Сергея в его порыве сделать подарок жене и - высокомерии городской продавщицы. Герой попадает в ад человеческой души, погруженной в гордыню, и выбирается оттуда потрясенный, безуспешно пытаясь ответить на трудный вопрос о бытийном зле, гнездящемся в душах человеческих.

Слово учителя . Вторая антагонистическая пара в рассказах писателя - это муж-­«чудик» и неласковая, злая жена. «Кто из них живет бытом, и только им, а кому из них доступны бытийные зовы?» Класс однозначен в своем диагнозе: удел жены - только быт. Можно много говорить о неоднозначности шукшинских чудиков, диапазон типа широк: от бесхитростной, почти детской чистоты - до маниакальной преданности «миру идей», в ущерб миру ближних. И все-таки заметим: та, что видит перед глазами только обыденные задачи, - жена, по Шукшину, - человек злой. Она агрессивно не приемлет ничего, что бы выходило за рамки быта. Отсюда невеселое сосуществование супругов. Затянувшийся разлад, отсутствие элементарного понимания женой душевных, а порой и духовных исканий своего мужа.

Учащиеся отмечают, что в «Сапожках» по некоторым оговоркам можно понять: Клавдя, хоть и далеко не самый яркий образчик типа злой жены, но и она до поры до времени не исключение (герой побаивается ее реакции на «непрактичный» подарок и т. д.). Но происходит чудо: Клавдя преображается. Она ни словом ни вздохом не упрекает мужа, ругая только свою «проклятущую толстую ноженьку». Она оказалась достойной дара. Еще одно чудо.

Задание : обратиться к поэтике волшебной сказки , которая однозначно присутствует в рассказе о реалиях 70-х.

Учащиеся обнаруживают и уход героя из дому, и встречу с врагами (продавщица, из огнедышащей пасти которой Сергей вырывает чудо), и сказочное число три (три искушения), и наконец, сказочное превращение (Клавдя на глазах молодеет, становится ласковой). Оказывается, сказочное чудо может быть в реальной жизни!

Слово учителя . А что для этого нужно? И вот здесь необходимо обратиться к литературной традиции. Сергей, решаясь на необычную покупку, делает выбор (мы узнаем как перечень привычных подарков жене - мясорубка, пуховый платок, так и о его собственной мечте - мотороллер). И все-таки - чудо-сапожки. Сделав выбор, герой словно отрывается от земли, от быта и делает шаг к бытию. Вопрос «На что потратить деньги?» вырастает в вопрос «На что потратить жизнь?». Кто из героев русской литературы задавал себе тот вопрос?

Ученики всоминают чеховский рассказ «Скрипка Ротшильда», герой которого, оглядываясь назад, вдруг сознает: в тетради расходов у него не было записи «подарки жене», он только вечно кричал на супругу, отчего она в профиль походила на испуганную птицу. В этот ряд они ставят скопидомов-кровопивцев Иудушку Головлева Салтыкова – Щедрина и некрасовского Власа из одноименного стихотворения, в одночасье потрясенных, озаренных внутренним светом.

Предлагается мини - викторина по известным ученикам произведениям, и они узнают гоголевские черевички, совершенно ненужные в сельском быту, но необходимые, ибо они - знак нематериального, духовного, что сокрыто под материальной оболочкой. Узнают и гриновские «Алые паруса», в которых Грей принимает решение купить десятки метров алой материи для парусов, чтобы через материальное выразить нематериальное.

Учитель зачитывает запись из рабочей тетради Шукшина, черновой проект будущего рассказа: «Как муж жене сапожки покупал. Измучился, изнервничался... а привез - они ей не подходят. Они вместе прокляли ее толстые ноги. Горе». Задание : найти в окончательной редакции произведения отличия приводит учащихся к главному выводу: результат покупки не горе, а радость. В семье устанавливается та гармония, которая столь редко дается отнюдь не только героям Шукшина

Учитель обращает внимание на особенности художественного пространства в предкульминационном эпизоде возвращения героя домой. Этот эпизод «поставлен» Шукшиным, как режиссером, гениально просто.

«Клавдя и девочки вечеряли.(...)

Пап, ничего не купил? - спросила дочь, старшая, Груша. (...)

Купил.

Трое повернулись к нему от стола. Смотрели. Так это «купил» было сказано, что стало ясно - не платок за четыре рубля купил муж, отец, не мясорубку. Повернулись к нему... Ждали».

Слово учителя. Вот она, семья как «малая Церковь». Муж - «священник» стоит, словно на амвоне. Он принес не сапожки, он принес «благую весть» о мире иных отношений. Неодушевленный, рукотворный предмет становится поворотным моментом в духовной жизни семьи.

Учащиеся отмечают, что , хотя герои не свидетельствуют о свое вере, рассказ обращен к христианскому видению мира, включающему в себя смирение, сострадание, покаяние, духовную брань, бескорыстие, жертвенность.

Чтение вслух некоторых письменных индивидуальных задани й, выполненных учащимися. В некоторых обнаруживаем интересные выводы. Это, например, рассуждения о власти стереотипов над человеком, а потому - необходимости самостоятельно принимать решения, идя по пути различения добра и зла.

В заключение класс приходит к выводу , что сапожек в конце рассказа, по сути, нет, ведь они не по ноге героине. Они принесли в дом не горечь разочарования, а то чувство, что именуется любовью. Сапожки - это любовь. Это та любовь, что и в этике, и в христианстве - кардинальная ценность. В рассказе присутствуют и полнота супружеской любви, и видимые контуры любви христианской. Той, что, по определению апостола Павла, - и это отражено в художественной ткани про изведения, - «не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла... » (Кор., 13, 4,5).

Василий Шукшин

САПОЖКИ

рассказ

Ездили в город за запчастями… И Сергей Духанин увидел там в магазине женские сапожки. И потерял покой: захотелось купить такие жене. Хоть один раз-то, думал он, надо сделать ей настоящий подарок. Главное, красивый подарок… Она таких сапожек во сне не носила.

Сергей долго любовался на сапожки, потом пощелкал ногтем по стеклу прилавка и спросил весело:

– Это сколько же такие пипеточки стоят?

– Какие пипеточки? – не поняла продавщица.

– Да вот… сапожки-то.

– Пипеточки какие-то… Шестьдесят пять рублей. Сергей чуть вслух не сказал "О, "!.."– протянул:

– Да… Кусаются.

Продавщица презрительно посмотрела на него. Странный они народ, продавщицы: продаст обыкновенный килограмм пшена, а с таким видом, точно вернула забытый долг.

Ну, дьявол с ними, с продавщицами. Шестьдесят пять рублей у Сергея были. Было даже семьдесят пять. Но… Он вышел на улицу, закурил и стал думать. Вообще-то не для деревенской грязи такие сапожки, если уж говорить честно. Хотя она их, конечно, беречь будет… Раз в месяц и наденет-то – сходить куда-нибудь. Да и не наденет в грязь, а – посуху. А радости сколько! Ведь это же черт знает какая дорогая минута, когда он вытащит из чемодана эти сапожки и скажет: "На, носи".

Сергей пошел к ларьку, что неподалеку от магазина, и стал в очередь за пивом.

Представил Сергей, как заблестят глаза у жены при виде этих сапожек. Она иногда, как маленькая, до слез радуется. Она вообще-то хорошая. С нами жить – надо терпение да терпение, думал Сергей. Одни проклятые выпивки чего стоят. А ребятишки, а хозяйство… Нет, они двужильные, что могут выносить столько. Тут хоть как-нибудь, да отведешь душу: выпьешь когда – все легче маленько, а ведь они с утра до ночи, как заводные.

Очередь двигалась медленно, мужики без конца "повторяли". Сергей думал.

Босиком она, правда, не ходит, чего зря прибедняться-то? Ходит, как все в деревне ходят… Красивые, конечно, сапожки, но не по карману. Привезешь, а она же первая заругает. Скажет, на кой они мне, такие дорогие! Лучше бы девчонкам чего-нибудь взял, пальтишечки какие-нибудь – зима подходит.

Наконец Сергей взял две кружки пива, отошел в сторону и медленно стал пропускать по глоточку. И думал.

Вот так живешь – сорок пять лет уже, – все думаешь: ничего, когда-нибудь буду жить хорошо, легко. А время идет… И так и подойдешь к той ямке, в которую надо ложиться, – а всю жизнь чего-то ждал. Спрашивается, какого дьявола надо было ждать, а не делать такие радости, какие можно делать? Вот же: есть деньги, лежат необыкновенные сапожки – возьми, сделай радость человеку! Может, и не будет больше такой возможности. Дочери еще не невесты – чего-ничего, а надеть можно – износят. А тут – один раз в жизни… Сергей пошел в магазин.

– Ну-ка дай-ка их посмотреть, – попросил он.

– Сапожки.

– Чего их смотреть? Какой размер нужен?

– Я на глаз прикину. Я не знаю, какой размер.

– Едет покупать, а не знает, какой размер. Их примерять надо, это не тапочки.

– Я вижу, что не тапочки. По цене видно, хэ-хэ…

– Ну и нечего их смотреть.

– А если я их купить хочу?

– Как же купить, когда даже размер не знаете?

– А вам-то что? Я хочу посмотреть.

– Нечего их смотреть. Каждый будет смотреть.

– Ну, вот чего, милая, – обозлился Сергей, – я же не прошу показать мне ваши панталоны, потому что не желаю их видеть, а прошу показать сапожки, которые лежат на прилавке.

– А вы не хамите здесь, не хамите! Нальют глаза-то и начинают…

– Чего начинают? Кто начинает? Вы что, поили меня что так говорите?

Продавщица швырнула ему один сапожок. Сергей взял его, повертел, поскрипел хромом, пощелкал ногтем по лаково блестевшей подошве… Осторожненько запустил руку вовнутрь…

"Нога-то в нем спать будет", – подумал радостно

– Шестьдесят пять ровно?– спросил он.

Продавщица молча, зло смотрела на него.

"О господи!– изумился Сергей. – Прямо ненавидит. За что?"

– Беру, – сказал он поспешно, чтоб продавщице поскорей бы уже отмякла, что ли, – не зря же он отвлекает ее, берет же он эти сапожки. – Вам платить или кассиру?

Продавщица, продолжая смотреть на него, сказала негромко:

– В кассу.

– Шестьдесят пять ровно или с копейками?

Продавщица все глядела на него; в глазах ее, когда Сергей повнимательней посмотрел, действительно стояла белая ненависть. Сергей струсил… Молча поставил сапожок и пошел к кассе. "Что она?! Сдурела, что ли, – так злиться? Так же засохнуть можно, не доживя веку".

Оказалось, шестьдесят пять рублей ровно. Без копеек. Сергей подал чек продавщице. В глаза ей не решался посмотреть, глядел выше тощей груди. "Больная, наверно", – пожалел Сергей.

А продавщица чек не брала. Сергей поднял глаза… Теперь в глазах продавщицы была и ненависть, и какое-то еще странное удовольствие.

– Я прошу сапожки.

– На контроль, – негромко сказала она.

– Где это? – тоже негромко спросил Сергей, чув ствуя, что и сам начинает ненавидеть сухопарую продавщицу.

Продавщица молчала. Смотрела.

– Где контроль-то? – Сергей улыбнулся прямо в глаза ей. – А? Да не гляди ты на меня, не гляди, милая, – женатый я. Я понимаю, что в меня сразу можно влюбиться, но… что я сделаю? Терпи уж, что сделаешь? Так где, говоришь, контроль-то?

У продавщицы даже ротик сам собой открылся… Такого она не ждала.

Сергей отправился искать контроль.

"О-о! – подивился он на себя. – Откуда что взялось! Надо же так уесть бабу. А вот не будешь психовать зря. А то стоит – вся изозлилась".

На контроле ему выдали сапожки, и он пошел к своим, на автобазу, чтобы ехать домой. (Они приезжали на своих машинах, механик и еще два шофера.)

Сергей вошел в дежурку, полагая, что тотчас же все потянутся к его коробке – что, мол, там? Никто даже не обратил внимания на Сергея. Как всегда – спорили. Видели на улице молодого попа и теперь выясняли, сколько он получает. Больше других орал Витька Кибяков, рябой, бледный, с большими печальными глазами. Даже когда он надрывался и, между прочим, оскорблял всех, глаза оставались печальными и умными, точно они смотрели на самого Витьку – безнадежно грустно.

– Ты знаешь, что у него персональная "Волга"?! – кричал Рашпиль (Витьку звали "Рашпиль"), – У их, когда они еще учатся, стипендия – сто пятьдесят рублей! Понял? Сти-пен-дия!

– У них есть персональные, верно, но не у молодых. Чего ты мне будешь говорить? Персональные – у этих… апостолов. Не у апостолов, а у этих… как их?..

– Понял? У апостолов – персональные "Волги"! Во, пень дремучий. Сам ты апостол!

– Сто пятьдесят стипендия! А сколько же тогда оклад?

– А ты что, думаешь, он тебе за так будет гонениям подвергаться? На! Пятьсот рублей хотел?

– Он должен быть верующим!

Сергей не хотел ввязываться в спор, хотя мог бы поспорить: пятьсот рублей молодому попу – это много. Но спорить сейчас об этом… Нет, Сергею охота было показать сапожки. Он достал их, стал разглядывать. Сейчас все заткнутся с этим попом… Замолкнут. Не замолкли. Посмотрели, и все. Один только протянул руку – покажи. Сергей дал сапожок. Шофер (незнакомый) поскрипел хромом, пощелкал железным ногтем по подошве… И полез грязной лапой в белоснежную, нежную… внутрь сапожка. Сергей отнял сапожок.

– Куда ты своим поршнем?

Шофер засмеялся.

– Кому это?

Тут только все замолкли.

– Кому? – спросил Рашпиль.

– Клавке.

– Ну-ка?..

Сапожок пошел по рукам; все тоже мяли голенище, щелкали по подошве… Внутрь лезть не решались. Только расшеперивали голенище и заглядывали в белый, пушистый мирок. Один даже дунул туда зачем-то. Сергей испытывал прежде незнакомую гордость.

– Сколько же такие?

– Шестьдесят пять.

Все посмотрели на Сергея с недоумением. Сергей слегка растерялся.

– Ты что, офонарел?

Сергей взял сапожок у Рашпиля.

– Во! – воскликнул Рашпиль. – Серьга… дал! Зачем ей такие?

– Носить.

Сергей хотел быть спокойным и уверенным, но внутри у него вздрагивало. И привязалась одна тупая мысль: "Половина мотороллера. Половина мотороллера". И хотя он знал, что шестьдесят пять рублей – это не половина мотороллера, все равно упрямо думалось. "Половина мотороллера".

– Она тебе велела такие сапожки купить?

– При чем тут велела? Купил, и все.

– Куда она их наденет-то? – весело пытали Сергея. – Грязь по колено, а он – сапожки за шестьдесят пять рублей.

– Это ж зимние!

– А зимой в них куда?

– Потом, это ж на городскую ножку. Клавкина-то не полезет сроду… У ей какой размер-то? Это ж ей – на нос только.

– Какой она носит-то?

– Пошли вы!.. – вконец обозлился Сергей. – Чего вы-то переживаете?

Засмеялись.

– Да ведь жалко, Сережа! Не нашел же ты их, шестьдесят пять рублей-то.

– Я заработал, я и истратил, куда хотел. Чего базарить-то зря?

– Она тебе, наверно, резиновые велела купить? Резиновые… Сергей вовсю злился.

– Валяйте лучше про попа – сколько он все же получает?

– Больше тебя.

– Как эти… сидят, курва, чужие деньги считают. – Сергей встал. – Больше делать, что ли, нечего?

– А чего ты в бутылку-то лезешь? Сделал глупость, тебе сказали. И не надо так нервничать…

– Я и не нервничаю. Да чего ты за меня переживаешь-то?! Во, переживатель нашелся! Хоть бы у него взаймы взял, или что…

– Переживаю, потому что не могу спокойно на дураков смотреть. Мне их жалко…

– Жалко – у пчелки в попке. Жалко ему!

Еще немного позубатились и поехали домой. Дорогой Сергея доконал механик (они в одной машине ехали).

– Она тебе на что деньги-то давала? – спросил механик. Без ехидства спросил, сочувствуя. – На что-нибудь другое?

Сергей уважал механика, поэтому ругаться не стал.

– Ни на что. Хватит об этом.

Приехали в село к вечеру.

Сергей ни с кем не подосвиданькался… Не пошел со всеми вместе – отделился, пошел один. Домой. Клавдя и девочки вечеряли.

– Чего это долго-то? – спросила Клавдя. – Я уж думала, с ночевкой там будете.

– Пока получили да пока на автобазу перевезли… Да пока там их разделили по районам…

– Пап, ничего не купил? – спросила дочь, старшая, Груша.

– Чего? – По дороге домой Сергей решил так: если Клавка начнет косоротиться, скажет – дорого, лучше бы вместо этих сапожек… "Пойду и брошу их в колодец".

Трое повернулись к нему от стола. Смотрели. Так это "купил" было сказано, что стало ясно – не платок за четыре рубля купил муж, отец, не мясорубку. Повернулись к нему… Ждали.

– Вон, в чемодане. – Сергей присел на стул, полез за папиросами. Он так волновался, что заметил: пальцы трясутся.

Клавдя извлекла из чемодана коробку, из коробки вытянула сапожки… При электрическом свете они были еще красивей. Они прямо смеялись в коробке. Дочери повскакивали из-за стола… Заахали, заохали.

– Тошно мнеченьки! Батюшки мои!.. Да кому это?

– Тебе, кому.

– Тошно мнеченьки!.. – Клавдя села на кровать, кровать заскрипела… Городской сапожок смело полез на крепкую, крестьянскую ногу. И застрял. Сергей почувствовал боль. Не лезли… Голенище не лезло.

– Какой размер-то?

– Тридцать восьмой…

Нет, не лезли. Сергей встал, хотел натиснуть. Нет.

– И размер-то мой…

– Вот где не лезут-то. Голяшка.

– Да что же это за нога проклятая!

– Погоди! Надень-ка тоненький какой-нибудь чулок.

– Да кого там! Видишь?..

– Эх-х!.. Да что же это за нога проклятая!

Возбуждение угасло.

– Эх-х! – сокрушалась Клавдя. – Да что же это за нога! Скольно они?..

– Шестьдесят пять. – Сергей закурил папироску. Ему показалось, что Клавдя не расслышала цену. Шестьдесят пять рубликов, мол, цена-то.

Клавдя смотрела на сапожок, машинально поглаживала ладонью гладкое голенище. В глазах ее, на ресницах, блестели слезы… Нет, она слышала цену.

– Черт бы ее побрал, ноженьку! – сказала она. – Разок довелось, и то… Эхма!

В сердце Сергея опять толкнулась непрошеная боль… Жалость. Любовь, слегка забытая. Он тронул руку жены, поглаживающую сапожок. Пожал. Клавдя глянула на него… Встретились глазами. Клавдя смущенно усмехнулась, тряхнула головой, как она делала когда-то, когда была молодой, – как-то по-мужичьи озорно, простецки, но с достоинством и гордо.

– Ну, Груша, повезло тебе. – Она протянула сапожок дочери. – На-ка, примерь.

Дочь растерялась.

– Ну! сказал Сергей. И тоже тряхнул головой. – Десять хорошо кончишь – твои. Клавдя засмеялась.

Перед сном грядущим Сергей всегда присаживался на низенькую табуретку у кухонной двери – курил последнюю папироску. Присел и сегодня… Курил, думал, еще раз переживал сегодняшнюю покупку, постигал ее нечаянный, большой, как ему сейчас казалось, смысл. На душе было хорошо. Жалко, если бы сейчас что-нибу дь спугнуло бы это хорошее состояние, эту редкую гостью-минуту.

Клавдя стелила в горнице постель.

– Ну, иди… – позвала она.

– Сергунь! – ласково позвала Клава.

Сергей встал, загасил окурок и пошел в горницу.

Улыбнулся сам себе, качнул головой… Но не подумал так: "Купил сапожки, она ласковая сделалась". Нет, не в сапожках дело, конечно, дело в том что…