По фантастическим книгам, фильмам и играм, хорошим и плохим, шествует один и тот же главный герой - «избранный». Откуда возник этот образ, какую функцию в мировой культуре он призван выполнять, может ли избранный потерпеть поражение или встать на сторону зла? Ответить на эти вопросы нам поможет книга Джозефа Кэмпбелла «Тысячеликий герой».

Наш герой

Кто такой избранный, знают все. Для многих это выцветший штамп, ныне беспощадно осмеянный. Конечно, грубая эксплуатация персонажа, который, выйдя из деревни, спасает мир, получает полцарства с принцессой и лично свергает главного злодея, заслуживает насмешки. Но лучшие воплощения избранного, будь то Нео из Матрицы, Фродо из «Властелина колец» или Люк Скайуокер из «Звёздных войн», становятся культовыми. Почему? «Классикам
можно»? Но ведь многие из этих классиков живут в настоящем.

Чтобы понять избранного, обратимся к исследованию Джозефа Кэмпбелла в области мифа и сказок - книге «Тысячеликий герой».

Джозеф Кэмпбелл

Американский исследователь мифологии и религии. Разработал теорию мономифа, выявляющую общие черты мифологически-религиозного и сказочного мирового наследия. Получил широкую известность благодаря изданной в 1949 году книге The Hero with a Thousand Faces («Герой с тысячей лиц», или «Тысячеликий герой»). Именно ей руководствовался Джордж Лукас при создании «Звёздных войн».

Пришедший из вечности

«Штамп» про избранного возник в энном тысячелетии до нашей эры, почти одновременно с появлением мифов как таковых. Даже Кэмпбелл не берётся рассуждать, откуда взялись мифы о становлении Героя. Но такие предания есть у всех народов и племён, в том числе у изолированных от всего мира островитян.

Опираясь на психоанализ Зигмунда Фрейда и аналитическую психологию Карла Юнга, Кэмпбелл приходит к выводу, что истории о становлении героя и спасении мира сформированы самой психикой человека под влиянием образов общечеловеческой символики - архетипов.

Упрощённая (и забавная) модель «пути героя». Художник Эсбьорн Йорсатер (Викисклад)

Избранные обитают и в научной фантастике, но истинная их родина - даже не фэнтези, а легенды и сказки. Владимир Пропп, посвятивший жизнь изучению сказочного наследия, утверждал, что сказка - деградировавший миф. Мифы же, в свою очередь, - остатки древних религий, не доживших до наших дней. Когда-то их задачей было дать человеку инструкцию, приводящую к духовному развитию. Джордж Лукас говорил об этом так:

Мифы рассказывают старые истории, не угрожая нам. Они - воображаемое место, где вы в безопасности. Но они заключают в себе реальные истины, о которых надо говорить. Иногда эти истины так болезненны, что выдуманные истории становятся единственным способом их воспринять.

Назидания, о которых идёт речь, не обязательно религиозные. Послания мифов и сказок часто направлены на помощь в преодолении кризиса, связанного с взрослением или моральным ростом. Как говорится, сказка ложь, да в ней намёк - добрым молодцам урок. А урок на пальцах не объяснить - нужны примеры. Тут и приходит черёд нашего героя.

Джордж Лукас: самый известный поклонник Кэмпбелла. Он даже устроил любимому культурологу персональный показ «Звёздных войн»

Истинный избранный - тот, кому пришло время взрослеть и развиваться. Если перед нами сказка, он должен расстаться с детством и вступить во взрослую жизнь, полную трудностей (они же чудища и подвиги). Если миф или религиозный текст - подняться над обыденностью, вырасти духовно и морально. А если фэнтези… идейная нагрузка остаётся на совести автора. Как и миссия по-новому рассказать вечную историю своим современникам. По этому поводу всё тот же Лукас отметил:

Я пересказываю старый миф на новый лад. Каждое общество знает этот миф и пересказывает его по-своему, в зависимости от среды, в которой оно живёт. Идея всюду одна и та же. Разница лишь в том, как она локализована.

Кэмпбелл выделил универсальные для мифов и сказок этапы странствий вечного героя и обозначил смысл каждого из них. На примерах современных историй мы видим, что древний механизм работает и сегодня.

Этап 1: Исход

Герой не обязан быть крестьянином или подростком-интровертом, чем злоупотребляют писатели и сценаристы, ориентируясь на усреднённого представителя целевой аудитории. Чтобы вписаться в обозначенные Кэмпбеллом рамки, можно быть кем угодно - от одушевлённой плюшевой игрушки до великого короля или бога средней величины. «Уровень» значения не имеет, встать на путь избранного может и «прокачанный» персонаж. Всё равно по законам жанра ему придётся туго.

Первые звонки

Если в одиннадцать лет вам не прислали письмо из Хогвартса…

До ушей героя доносится «зов к странствиям». Это может быть вкрадчивый голос Морфеуса: «Проснись, Нео», или Гэндальф, явившийся на порог к Бильбо, или письмо из Хогвартса. Способы разные, но суть одна: нечто подталкивает героя к уходу с проторённых дорог жизни. Центр тяготения переносится из обыденности в область неизвестного.

Тяготение подразумевается именно духовное, ведь все последующие события и чудеса станут символическим отображением духовного пути героя. Во всяком случае, так было во времена, когда дракон, например, считался хранителем тайных знаний, а не просто огнедышащим динозавром на куче золота.

Пусть кто-нибудь другой

…подождите лет до пятидесяти, вдруг за вами лично явится Гэндальф

Будущий герой отмахивается от призыва. Это закономерно, ведь всё новое пугает и отталкивает. Странствия символизируют взросление или серьёзные перемены в жизни и мировоззрении. Непросто бывает даже встать с дивана, не то что сойти с проторённой дороги жизни. Да и кто поверит первому встречному старику, что он джедай, волшебник и маг, пришедший проводить тебя в волшебный мир, который надо спасти?

Судьба ломится в дверь

Несмотря на заминку, отверженный зов по закону мифа нарастает. Его усиление может быть выражено прямолинейно, «в лоб», - например, когда в каминную трубу семейства Дурслей врывается поток писем, сшибая дядю Вернона на радость Гарри, а гномы неистово колотят в дверь Бильбо. Или герою даётся откровение, он узнает что-то о себе или о мире и принимает-таки решение встать на путь странствий.

Герою также могут «помочь» в освобождении от обыденной жизни. Но не всегда это бывает приятно - вспомните сожжённый дом Люка в «Новой надежде».

Вызов принят!

Итак, герой принимает зов и собирается в путь.

Есть и вариант, когда он всё-таки отвергает приглашение к саморазвитию. В этом случае герой получает проклятие и становится пассивным антигероем. Участь таких незавидна, они прозябают в обыденности и зарывают свой потенциал в землю - если силы судьбы не уничтожают их сразу.

Но если всё по правилам, то герой получает благословение избравших его сил, обретает компаньона-учителя (старца, мага, проводника, наставника) и некий амулет для решения проблем (меч, кольцо, клубок Ариадны - в зависимости от предстоящего квеста).

Посторонним вход воспрещён

Однако это ещё не начало большого приключения. Просто так вырваться из повседневного мира никому не удавалось. Герой должен сразиться со стражем сокрытого мира, он же хранитель границ мира обыденного.

Очень иронично этот эпизод передал Нил Гейман в «Звёздной пыли», где Тристан подходит к калитке в волшебный мир, и дядька-сторож даёт ему пинка

Страж побуждает отказаться от затеи с приключением. Он может представать в разных ипостасях. Это может быть искушение женщиной-пустышкой, уводящей в сторону, или обещанный ужас, который окажется выдумкой. Злые силы могут обмануть героя, указав не то направление, или попробовать подкупить его, предложив за амулет огромные деньги. Да и пинки никто не отменял - Нео пришлось немало вытерпеть, прежде чем отключиться от Матрицы.

Так, преодолевая тяготение привычного мира (наслаждения) и отторжение мира нового (страдания), герой проявляет комбинацию отваги, упорства, ума и благородства. И происходит прорыв в скрытый мир приключений.

Обычно это сопровождается сменой декораций (полет на другую планету, выход за границы родных земель, погружение в пучину), а иногда и образным перерождением. Совершая переход, герой остаётся обнажённым, отказываясь от своего эго. Вспомните Нео, очнувшегося в капсуле, - голого, лысого и в слизи. Начинаются великие приключения!

Этап 2: Инициация

Инициация Нео в «Матрице» напоминает второе рождение

Это основная часть, где герой выполнит свою миссию или потерпит крах, а его победа или поражение станут назиданием для будущих поколений. Впереди череда приключений и таинственных событий. Это самый вариативный этап, он меняется в соответствии с идеей и миром произведения. Здесь могут быть сомнительные победы, тайные помощники, мистические наития героя.

Ближе к свету - чернее тень

Важный устойчивый мотив, живущий и в современных произведениях, - столкновение героя с собственной «тёмной стороной» или её олицетворением. Карл Юнг назвал этот архетип Тенью. Это внутреннее воплощение зла, вобравшее все постыдные, гадкие и отвратительные черты самого героя. Игнорирование и непонимание своей Тени, по мнению Юнга, ведёт к рассогласованию личности и возможным психозам.

Герою предстоит встретиться со своей Тенью лицом к лицу. Но прямолинейная победа над Тенью - это собственное поражение, даже когда Тень представлена отдельным персонажем. Ведь во внутреннем конфликте вы играете за обе стороны. Гражданскую войну не решить атомной бомбардировкой.

Герой должен осознать своё единство с Тенью и принять, что сам он не лишён тёмной стороны. Наглядный пример такого единства - видение Люка Скайуокера после уроков Йоды, когда в пещере он встречает Дарта Вейдера, сносит ему мечом голову и видит у того собственное лицо.

Видение Люка в пещере Йоды - пример единства героя с Тенью

Далее герой поглощает свою Тень либо даёт ей поглотить себя. Во втором случае он становится активным антагонистом, выбирает путь зла. Этот вариант хорошо показан Энакином Скайуокером, когда он становится Дартом Вейдером. Но если Тень поглощена, герой движется дальше - духовно более опытный, морально выросший.

Апофеоз

Мы подходим к кульминации сюжета и высшей точке испытаний героя. Здесь законы мифа предлагают две символические концепции на выбор (хотя возможно и сочетание). Духовный рост героя выражается в примирении с матерью-богиней или отцом-богом. По крайней мере, именно такие формулировки приводит Кэмпбелл, убеждённый фрейдист.

Примирение с матерью-богиней связано с Эдиповым комплексом. Вот только сексуальная интерпретация образа как раз и станет провалом героя. Так был наказан и превращён в оленя Актеон, который увидел в купающейся Артемиде лишь объект вожделения. Герой должен подняться выше полового влечения и эгоистичного понимания мира. Приходит время отбросить детские представления, согласно которым добром считается всё приятное и интересное, а злом - всё неприятное и тяжёлое, и постичь мировые законы.

Простейшая интерпретация образа матери-богини - природа. Это хорошо показано в фильме «Аватар», где морпех Джейк Салли перестаёт видеть в обожествлённой природе источник ресурсов и принимает новые правила жизни.

В «Аватаре» показано примирение героя с матерью-природой

В случае с отцом-богом герою предстоит стать достойным отцовской силы. Для этого придётся сначала добраться до отца, затем доказать, что ты не самозваный сын (возможно, это решит поединок или загадка). После следует примирение с отцом и обретение его могущества. Это может быть выражено не только в силе как таковой, но и в принятии наследия, опыта, знаний, открытии собственных заблокированных способностей. Могут быть переняты и божественные обязанности вроде вождения солнца по небу в отцовской колеснице - это уж какой родитель достался.

Яркий эпизод примирения с могущественным отцом мы снова наблюдаем в финале «Звёздных войн».

Награда

Великий квест выполнен, герой прошёл испытание и заслужил награду. Это что-то нужное и важное для него лично: полцарства с принцессой, отплытие Фродо в Валинор, новое тело для Салли или суперспособности Нео.

Главное, теперь герой уже не тот, что прежде. Он знает сокрытое, умеет сверхъестественное и обладает волшебным. Как правило, это отражает его духовное преображение и обретённые им знания. Но это ещё не конец - впереди дорога назад.

Этап 3: Возвращение

К сожалению, в экранизацию «Властелина колец» не вошла глава «Разорение Шира». А ведь это целый этап пути героя!

Возвращение вовсе не означает деградацию обратно до обывателя. Вернуться туда, откуда пришёл - значит принести добытые знания людям. В сказках и мифах принесённый предмет часто становится спасением для родины героя - деревни, нации, государства или целого мира.

Иногда сюжет мифа строится на краже искомого артефакта. На уровне символа всё остаётся по-прежнему: противостояние ради добычи вожделенного предмета. В таком случае возвращение превращается в «волшебное бегство», когда обворованные злые силы преследуют героя-грабителя. Иногда герою помогают силы, его направившие - например, орлы уносят Фродо из Мордора. Если же предмет был получен в награду, то силы сами волшебным образом помогают герою вернуться в границы обыденной жизни.

Но иногда герой решает не возвращаться и остаётся в скрытом мире. В духовном плане это означает отшельничество. Обретя знания, герой понимает, что не сможет передать их своему народу. Этот мотив часто повторяется в дальневосточных мифах. При этом герой не становится злодеем - это всё же победа, хоть и не полная. Единственная надежда для мира - что герой когда-нибудь станет наставником нового избранного…

В этом смысле Люк в новой трилогии в точности следует Кэмпбеллу

Если же герой находит силы не только овладеть знанием, но и донести его до людей, он одним махом решает старые бытовые проблемы - долги по кредиту, хулиганы, старая любовь. Принесённые блага приводят его народ к благоденствию. На этом он завершает вояж «туда и обратно», пройдя образные стадии рождения, именования, взросления и умирания. В бесконечную книгу подвигов вписана новая глава.

Этапы странствий героя могут искажаться, сокращаться, обрастать подробностями. А некоторые мифы и сказки из-за краткости могут охватывать лишь несколько эпизодов из приведённой схемы. Но суть остаётся одна. Всегда есть избранный, который решается выйти за рамки обыденной жизни и пойти тяжким путём совершенствования. Он ступает на путь, и высшие силы помогают ему. Он сражается с драконами, тёмными властелинами и самим собой. Он достигает цели, обретает счастье и делится им с людьми.

Только «избранный» - неподходящее название для нашего героя. Ведь избирает он себя сам. А зов к странствиям мы слышим каждый раз, когда читаем или смотрим хорошее фэнтези.

Джозеф Кэмпбелл

ТЫСЯЧЕЛИКИЙ ГЕРОЙ

THE HERO WITH A THOUSAND FACES

BOLLINGEN SERIES XVII

PRINCETON UNIVERSITY PRESS

Миф в современном мире

В современном рациональном и прагматичном мире, пожалуй, именно в силу этого, интерес к мифологии растет и углубляется. Как и столетия назад мифы зачаровывают, они загадочны и таинственны, допотопные истории оказываются неожиданно актуальными, человечество продолжает находить в них пищу для души и ума Глубинная психология раскрыла многие тайны мифа В трудах 3. Фрейда, К. Г. Юнга, Э. Ноймана, О. Ранка, Д. Хилмана показаны бессознательные основы мифологической символики, объяснено происхождение гротескных персонажей мифов, истоки их необычайных приключений и удивительных судеб. Однако, будучи научно «расколдованы» мифы и предания вовсе не лишились для нас своего смысла - наоборот чтение специальных работ, позволяет заново оценить непревзойденное сочетание наивной прелести и огромной мудрости самой незатейливой легенды или сказки.

Книга «Тысячеликий герой» - одна из самых увлекательных работ по сравнительной мифологии. Это исследование психологической основы героических мифов различных времен и народов, опирающееся на огромный фактический материал Джозеф Кэмпбелл с редким мастерством умеет соединить поэтическое изложение и научный взгляд на проблему Сказки и волшебные истории в пересказе автора не только не теряют своего очарования, но приобретают новое звучание - благодаря тонкому анализу глубинных сторон человеческой психики, иносказательно представленных в сюжетах и отдельных эпизодах мифов и легенд.

Работа Кэмпбелла посвящена наиболее часто встречающемуся мифологическому сюжету - истории героя его чудесного рождения, богатырских подвигов, женитьбы на красавице, мудрого правления и загадочной, таинственной гибели. Фольклор многих народов рассказывает о жизни таких персонажей у шумеров это был Гильгамеш, у евреев - Моисей и Иосиф Прекрасный, у греков - Тесей, Геракл, Ясон, Одиссей, у скандинавов и германцев - Сигурд - Зигфрид, у кельтов - король Артур, у ирландцев - силач Кухулин и доблестный Диармайд, у французов - Роланд и Карл Великий, у югославов - Марко - юнак, у молдаван - солнечный Фэт - Фрумос, у русских - целая плеяда «сильномогучих богатырей». Этот перечень можно продолжать до бесконечности. Почему сказания о героях так популярны?

Кэмпбелл, как и другие авторы (Клаудио Наранхо, Александр Пятигорский, Геза Рохейм Виктор Тэрнер Мирча Элиаде), считает, что основу героического мифа слагают символические формы выражения двух важнейших для коллективной и индивидуальной человеческой истории событий - сотворения мира и становления личности. Иными словами, в героическом эпосе перед нами космогонический миф и ритуал инициации. Рождение героя и его странствия соответствуют символике инициации (обрядов перехода), а подвиги, свершения и смерть - мироустроению, созиданию Космоса (порядка) из всеобщего Хаоса. Оба эти процесса в некоторой мере едины, а сама инициации часто носит характер космогонического акта - например, в исследованных Ж.Демюзилем кавказских сказаниях о героях - нарmax, или в приведенных самим Кэмпбеллом мифах о Кришне и Будде.

Первая часть книги посвящена индивидуальной истории тысячеликого героя. Общая схема его приключений соответствует основным стадиям процесса инициации и воспроизводит разнообразные формы обрядов перехода (rites de passage). Известный фольклорист Арнольд ван Геннеп выделил три таких стадии - сепаративную, состоящую в откреплении личности от группы, в которую она входила раньше; лиминальную или стадию «нахождения на грани» и восстановительную {реинтегративную). Смена социального или иного статуса, составляющая основную цель инициационных испытаний, предполагает «выход» из прежнего состояния, отказ от культурных функций, разрушение социальной роли. В мифе это символизируется буквальным уходом, бегством, странствиями и скитаниями героя. Перед этим он слышит призыв, часто сопровождающийся предупреждением о смертельной опасности, угрозами - или, наоборот, обещаниями небывалого блага. Внемлет ли герой призыву или отказывается от него - это всегда начало пути отделения от всего, что было родным и привычным. Типичная форма призыва воплощена в известной былинно - сказочной завязке: «Направо пойдешь - жену найдешь, налево пойдешь - богатство возьмешь, прямо пойдешь - буйную голову сложишь».

Лиминальная стадия представлена пересечением границ (порогов: limen буквально значит «порог»), пребыванием в необычном, промежуточном состоянии. Отсутствие статуса маркируется слепотой, невидимостью, наготой, нелепыми одеяниями (тростниковая шапка, ослиная шкура, вывернутый наизнанку кафтан), грязью, молчанием, запретами (которые касаются сна, смеха, еды, питья и т. п.). «Лиминальные существа, например, неофиты в обрядах инициации или совершеннолетия, - указывает В.Тэрнер, - могут представляться как ничем не владеющие. Они могут нарядиться чудовищами, носить только лохмотья или даже ходить голыми, демонстрируя отсутствие статуса, имущества, знаков отличия, мирской одежды, указывающей на их место или роль, положение в системе родства, - короче, всего, что могло бы выделить их среди других неофитов или инициируемых. Их поведение - обычно пассивное или униженное; они должны беспрекословно подчиняться своим наставникам или принимать без жалоб несправедливое наказание».

Лиминальность может сочетаться с пребыванием в потустороннем мире (подземелье, чреве кита или другого чудовища, на дне моря).

Герой находится в царстве смерти, это живой мертвец, которому предстоит новое рождение и преображение.

Составляющее содержание третьей стадии возрождение (трансфигурация, спасение, волшебное бегство) завершается апофеозом могущества и власти героя. Он приобретает необыкновенную силу, магические умения, красоту, царский сан, женится на принцессе, становится богом. Основное завоевание героя в мифе названо Кэмпбеллом «свобода жить»:

Могущественный в своем озарении, хладнокровный и свободный в своих действиях, ликуя от того, что его рука будет движима благоволением Виракочи, герой становится сознательным орудием великого и ужасного Закона, будь его деяния действиями мясника, шута или царя (с.236).

Однако приключения героя не исчерпываются его апофеозом или гибелью. Индивидуальная судьба божественного героя тесно связана с судьбами мира, его возникновением и обновлением. Само рождение героя, указывает Кэмпбелл, происходит в сакральном центре мира (это так называемый «Пуп Земли»), иногда такой точкой становится, наоборот, место погребения (легенда о том, что Голгофа, место распятия Христа, скрывает в себе череп Адама). От этого центра начинается творение, причем материалом для него часто служит плоть героя или тело убитого им великана, змея, хтонического чудовища. Победа Индры над драконом Вритрой, умерщвление Мардуком ужасной Тиамат, создание мира людей и богов из тела великана Имира - эти и другие примеры подробно разбираются в книге.

Творение мира как героическое деяние есть не единичный, а многократно повторяющийся акт. «То, что было вызвано к жизни в акте творения, - пишет В.Н.Топоров, - стало условием существования и воспринималось как благо. Но к концу каждого цикла оно приходило в упадок, убывало, «стиралось» и для продолжения прежнего существования нуждалось в восстановлении, обновлении, усилении. Возможности ритуала в этом отношении определялись тем, что он был как бы соприроден акту творения, воспроизводил его своей структурой и смыслом и заново возрождал то, что возникло в акте творения».

Герой, воспроизводивший действия демиурга - творца, был этим творцом и всеми последующими - события мифа и его участники снова и снова повторяют космогонический акт, они суть его разнообразные вариации - «аллособытия» и «аллогерои». Так возник и вечно шествует по земле герой в тысячах лиц.

Сниженный, частично десакрализованный вариант героического мифа представлен волшебной сказкой. В книге Кэмпбелла не проводится строгих границ между мифом и сказкой - фактически это просто различные жанры одного и того же сюжета. Разбирая аналогичным образом волшебную сказку В.Я.Пропп выделил сходные функции сказочного героя - отлучка, запрет и его нарушение («не всходи на резное крыльцо, не покидай златого терема»), беда или недостача (одряхлевший царь нуждается в молодильных яблоках и живой воде), изгнание, бегство и преследование, испытания мужества, стойкости и силы, обретение волшебного средства или волшебного помощника, таинственный лес, благодарные звери, поход в иное царство (в образе животного, на коне, птице, по дереву или лестнице, падая в пропасть), борьба со змеем (змей связан с горами или водой, выступает как похититель, поглотитель, поборы змея - «каждый месяц молодую девушку брал и пожирал»), переправа через огненную реку, завоевание царевны, трудные задачи (часто в ответ на сватовство), магическое бегство, ложный герой и узнавание истинного, преображение и воцарение героя.

Моим родителям

The Hero with a Thousand Faces

© Перевод на русский язык ООО Издательство «Питер», 2018

© Издание на русском языке, ООО Издательство «Питер», 2018

© Серия «Мастера психологии», 2018

Предисловие

что большинство не может осознать их истинного значения. Например, мы рассказываем ребенку, что маленьких детей приносит аист. И правда здесь представлена символически, поскольку мы знаем, что именно воплощает собой эта большая птица. Однако ребенку это неизвестно. Он чувствует фальшь, понимает, что его обманули, и мы знаем, как часто его недоверие к взрослым и нежелание им подчиняться начинается именно с таких переживаний. Мы пришли к убеждению, что лучше не искажать истину с помощью таких символов и не отказывать ребенку в знании реальных обстоятельств, учитывая уровень его интеллектуального развития.1
Зигмунд Фрейд, Будущее одной иллюзии («Вопросы философии» (1988, № 8). (Orig. 1927.)

Цель этой книги заключается именно в том, чтобы обнаружить природу некоторых из этих истин, знакомых нам под масками персонажей религий и мифов, свести воедино множество не слишком сложных для понимания характерных фрагментов, и так выявить их изначальный смысл. Древние учителя знали, что они имели в виду. Как только мы снова сможем прочесть их язык символов, нам потребуется овладеть искусством составителей антологий, с тем, чтобы дать современному человеку услышать, чему они учили. Но прежде нам следует изучить саму грамматику символов, и вряд ли найдется лучший инструментарий, – в качестве ключа к ее тайнам, – чем современный психоаналитический подход. Не стремясь представить этот метод как последнее слово науки, можно, тем не менее, допустить, что этот подход приемлем. Следующий шаг – свести воедино множество мифов и народных сказок со всех концов света и позволить им говорить самим за себя. Так станут непосредственно видны все смысловые параллели, таким образом мы сможем представить весь обширный и удивительный набор фундаментальных истин, которые определяли жизнь человека на протяжении тысячелетий на этой планете.

Пожалуй, можно упрекнуть меня в том, что, пытаясь выявить соответствия, я пренебрегал различиями в традициях Востока и Запада, нового времени, древности, примитивных народов. Однако подобное возражение можно выдвинуть и по отношению к любому пособию по анатомии, где явно пренебрегают расовыми отличиями в физиологических характеристиках ради фундаментального общего понимания физической природы человека.

Безусловно, существуют различия между многочисленными мифологическими и религиозными системами человечества, но эта книга посвящена, собственно, тому, что их объединяет; и коль скоро мы это уясним себе, мы обнаружим, что различия здесь не столь велики, как это принято считать в широких кругах непросвещенной публики (и, конечно же, среди политиков). Я надеюсь, что такого рода сравнительное исследование внесет свой вклад в не совсем, пожалуй, безнадежное дело тех конструктивных сил, которые стараются объединить современный мир, – не ради построения империи, основанной на единой религии или политических принципах, а на основе между людьми. Как гласят Веды: «Истина одна, мудрецы говорят о ней, используя многие имена».

Я бы хотел выразить признательность господину Генри Мортону Робинсону, чьи советы во многом помогли мне на начальной и заключительной стадиях многотрудной работы, связанной с приведением собранных мною материалов в удобочитаемую форму, а также госпоже Питер Джейджер, госпоже Маргарет Уинг и госпоже Хелен Макмастер, за их бесценные предложения после многократного чтения моих рукописей, и, наконец, моей супруге, которая работала рядом со мной с первого до последнего дня, слушая, читая и редактируя написанное.

Нью-Йорк,

Дж. К.

Ил. 1. Горгона Медуза (мрамор). Древний Рим, точная дата неизвестна

Пролог

Мономиф
1. Миф и сновидение

Когда мы высокомерно наблюдаем за красноглазым шаманом из Конго в разгар ритуала или получаем изысканное наслаждение от чтения утонченных переводов загадочных стихов Лао Цзы; когда пытаемся вникнуть в сложную аргументацию Фомы Аквинского или внезапно улавливаем смысл причудливой эскимосской сказки – всегда мы встречаем одну и ту же, изменчивую по форме, но все же на удивление постоянную историю и вместе с тем один и тот же вызывающе настойчивый намек на то, что неизведанное, где-то ждущее нас, много больше, чем когда-либо можно будет познать и поведать миру.

Везде, где ступала нога человека, всегда и в любых обстоятельствах люди создавали мифы, живое воплощение работы человеческого тела и духа. Не будет преувеличением сказать, что миф – это чудесный канал, по которому оплодотворяют человеческую культуру во всех ее проявлениях неистощимые потоки энергии космоса. Религии, философии, искусства, формы социальной организации первобытного и исторического человека, открытия в науке и технике, и сами сновидения, вспышками врывающиеся в наш сон, – все это зарождается в изначальном, магическом круге мифа.

Просто удивительно, что самая незатейливая детская сказка обладает особой силой затрагивать и вдохновлять глубокие пласты творчества – подобно тому, как капля воды сохраняет вкус океана, а яйцо блохи вмещает в себе все таинство жизни. Ибо мифологические символы не рождаются сами по себе; их нельзя вызывать к жизни волею разума, изобретать и безнаказанно подавлять. Они представляют собой спонтанный продукт психики, и каждый из них несет в зародыше нетронутой всю силу своих первоисточников.

В чем кроется тайна этого неподвластного времени видения? В каких глубинах мозга оно зарождается? Почему мифы везде одни и те же, в какие бы одежды они ни рядились? И в чем их смысл?

Многие отрасли науки пытались ответить на этот вопрос. Археологи ищут ответ на раскопах в Ираке, на Крите и в Юкатане. Этнологи собирают информацию у хантов на берегах Оби и африканских племен буби, живущих в долинах Фернандо-По. Новое поколение востоковедов недавно обнаружило священные тексты Востока, а также источники Священного Писания, созданные в доиудейскую эпоху. А другая группа целеустремленных исследователей-этнопсихологов еще в прошлом столетии пыталась ответить на вопрос о психологических истоках языка, мифов, религии, искусства в их развитии, норм морали.

Самые удивительные сведения мы получили благодаря исследованиям психиатров. Смелые и поистине эпохальные работы психоаналитиков незаменимы для изучающего мифологию; ибо, как бы мы ни оспаривали детали их подчас противоречивых толкований конкретных случаев и проблем, Фрейд, Юнг и их последователи неопровержимо продемонстрировали, что логика мифа, его герои и их деяния актуальны и по сей день. В отсутствие общезначимой мифологии каждый из нас имеет свой собственный, непризнанный, рудиментарный, но тем не менее подспудно действующий пантеон сновидений. Новейшие воплощения Эдипа и персонажи нескончаемой любовной истории Красавицы и Чудовища стоят сегодня на углу Сорок второй улицы и Пятой авеню, ожидая, когда поменяется сигнал светофора.

– Мне приснилось, – написал молодой американец автору одной из газетных колонок, – что я ремонтирую крышу своего дома. Вдруг я слышу, как снизу меня зовет отец. Я быстро поворачиваюсь, прислушиваясь, вдруг роняю молоток, он выскальзывает у меня из рук, скатывается с крыши и падает вниз. Потом глухой звук, словно кто-то упал.

Ил. 2. Вишну размышляет о Вселенной (каменная скульптура). Индия, 400–700-е гг. н. э.

В крайнем испуге я спускаюсь по лестнице и вижу отца, который лежит на земле с окровавленной головой. Вне себя от горя, я зову мать. Она выходит ко мне, обнимает и говорит: «Не надо так, сынок, это просто несчастный случай, ты не виноват. Ты же будешь заботиться обо мне, даже если отца уже нет». Она целует меня, и я просыпаюсь.

Я старший из детей, мне двадцать три. Уже год, как я ушел от жены, что-то у нас не сложилось. Очень люблю и отца, и мать, и единственные разногласия, которые у меня возникали с отцом, были по поводу жены, потому что он настойчиво советовал мне вернуться к ней, а я понимаю, что несчастлив с ней. И так оно и будет.2
Clement Wood, Dreams: Their Meaning and Practical Application (New York: Greenberg Publisher, 1931), p. 124. Автор сообщает (с. VIII): «Материал сновидений, представленный в этой книге, взят мною более чем из тысячи сновидений, присылаемых мне каждую неделю для анализа, в связи с моей постоянной рубрикой, которая появляется в ежедневных газетах страны. Он был дополнен сновидениями, анализ которых я проводил в ходе своей частной практики». В противоположность большинству сновидений, представленных в классических работах на эту тему, сновидения в этом популярном введении к учению Фрейда принадлежат обычным, не проходящим курс психоанализа людям. Они необыкновенно оригинальны.

Этот пример показывает, как мужчина, не состоявшийся как муж, наивно признается в том, что, вместо того чтобы попытаться наладить свою семейную жизнь, он в глубине души все еще пребывает в заколдованном трагикомическом треугольнике своего детского мира, где сын и отец соперничают за любовь матери. Из всех животных мы дольше всех остаемся у материнской груди, и это определяет наиболее постоянные характеристики человеческой души. Человек рождается слишком хрупким и уязвимым, он еще не готов встретиться с миром лицом к лицу. Именно мать защищает его от всех опасностей, своей заботой продлевая покой, который человек испытывал в период своего внутриутробного развития.3
G?za Ryheim, The Origin and Function of Culture (Nervous and Mental Disease Monographs, No. 69, New York, 1943), pp. 17–25.

Именно потому ребенок и мать составляют единое целое, пережив травму рождения, и физиологически, и психологически.4
D. T. Burlingham, «Die Einf?hlung des Kleinkindes in die Mutter», Imago, XXI, p. 429; cit. by Roheim, War, Crime and the Covenant (Journal of Clinical Psychopathology, Monograph Series, No. 1, Monticello, N. Y., 1945), p. 1.

Младенец переживает беспокойство, если матери долго нет рядом, и в результате у него развивается импульс агрессии; если мать не разрешает ему чего-то, это также вызывает его агрессию. Таким образом, первый объект враждебности и первый объект любви ребенка – это один и тот же человек, и он же его первый идеал (который впоследствии станет бессознательной основой всех образов блаженства, истины, красоты и совершенства), и он составляет основу двуединой сущности Богоматери и Младенца.5
Ryheim, War, Crime and Covenant , p. 3.

Именно отец, к сожалению, первым нарушает безмятежный покой внутриутробного мира, и оттого становится объектом враждебности. Агрессия, которая предназначена «дурной» или отсутствующей матери, выливается на него, но при этом влечение к доброй матери-кормилице, хорошей и заботливой, сохраняется. Именно так в детском сознании закладывается краеугольное представление об импульсе смерти (танатос: деструдо ) и любви (эрос: либидо ), которое закладывает основу для формирования знакомого всем эдипова комплекса, на который Зигмунд Фрейд примерно полвека назад возложил ответственность за незрелое поведение взрослых. Он пишет: «Царь Эдип, убивший своего отца Лая и женившийся на своей матери Иокасте, представляет собой лишь осуществление желаний нашего детства. Но более счастливые, нежели он, мы сумели отторгнуть наше сексуальное чувство к матери и забыть свою ревность по отношению к отцу»6
Фрейд, Толкование сновидений (СПб., 1913. С. 181.) (Orig. 1900).

.7
Также указывается, что отец воспринимается как защитник, а мать – как искусительница. Так мы переходим от Эдипа к Гамлету. «О Боже! Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности. Если бы только не мои дурные сны!» (Вильям Шекспир. Гамлет, принц датский. Действие 2, сцена 2 / Перевод Бориса Пастернака). («Каждый из невротиков, – пишет Фрейд, – или Эдип, или Гамлет».)

А также: «Таким образом, в каждом зафиксированном отклонении от нормальной сексуальной жизни мы должны были увидеть задержку в развитии и инфантилизм».8
Фрейд, Три очерка по теории сексуальности . (Психология бессознательного; М.: Просвещение, 1990), с. 191.

Во сне нередко видят люди, будто
Спят с матерью; но эти сны – пустое,
Потом опять живется беззаботно .9
Софокл, Царь Эдип, 956–958 (Античная литература. Греция. Антология, ч. 1; М: Высшая школа, 1989. – Перевод С. Шервинского).

Печальная история женщины, любимый человек которой не смог повзрослеть и вместо этого заблудился в романтических сновидениях собственной детской, может быть интерпретирована более подробно на другом примере сновидений современного человека, и в этот момент мы начинаем понимать, что действительно входим в пространство древнего мифа, но воспринимаемого в очень своеобразном ракурсе.

«Мне приснилось, – пишет встревоженная женщина, -

что за мной повсюду неотступно следует огромный белый конь. Я оглядываюсь, чтобы посмотреть, здесь ли он еще, и тут он превращается в мужчину. Я велела ему зайти в парикмахерскую и сбрить гриву, и он послушался. Потом он вышел оттуда и выглядел почти как обычный мужчина, но у него по-прежнему были лошадиные копыта и лошадиная голова. Он так и шел за мной, потом приблизился и в этот момент я проснулась.

Я уже четырнадцать лет замужем, мне тридцать пять, у меня двое детей. Я уверена, что мой муж мне не изменяет».10
Wood, op.cit., pp. 92–93.

Бессознательное порождает в нашем мозгу всевозможные странные образы, таинственных персонажей, страхи и фантомы – когда мы спим, или бодрствуем, или когда теряем контроль над собой; потому что под маленьким аккуратным зданием, которое представляет собой наше сознание, есть нечто, напоминающее глубокие подземные пещеры Аладдина. И кроме драгоценного клада там таится и коварный джинн – это наши постыдные или запретные психологические влечения, которые мы не осмелились или не смогли выпустить на свободу. Там они и пребывают, пока какая-то мелочь – случайно вырвавшееся слово, аромат, глоток чая или мимолетный взгляд – не нажмут на скрытую пружину, и тогда в наш мозг нагрянут незваные опасные гости. Опасные оттого, что покушаются на наше ощущение безопасности, на котором строится наша жизнь и жизнь наших близких. Но их дьявольский соблазн обещает нам ключ к новому миру, где в конце заманчивого и полного опасностей путешествия мы откроем самих себя. Нас искушают разрушить построенный нами и обжитой мир и самих себя, потом заново отстроить его, сделав лучше, ярче, светлее, просторнее, и зажить там полной насыщенной жизнью – вот чем нас искушают, вот что нашептывают нам тревожные ночные гости из царства мифа, которое заключено в нас самих.

Психоанализ, современная наука толкования сновидений, научил нас быть внимательными к этим бестелесным образам. И они показали нам, как помочь эти духам выполнить их предназначение. Теперь позволено спокойно проходить через опасные кризисы индивидуального развития под надежной защитой специалиста по толкованию сновидений, который действует, подобно древнему магу (???????????), проводнику душ, или первобытному лесному колдуну, которые руководят таинственным обрядом инициации. Врач – это современный повелитель царства мифов, знающий тайный путь и владеющий заклятьями. Он выполняет ту же роль, что и Древний Мудрец из мифов и сказок, советы которого помогают герою преодолеть испытания и кошмары невероятного приключения. Именно он появляется и указывает, где хранится заколдованный сверкающий меч, которым будет повержен злодей-дракон, расскажет, где томится в ожидании невеста и находится замок с сокровищами, волшебным снадобьем исцеляет смертельные раны, а потом снова отправляет героя в обычный мир, когда путешествие в зачарованный мир окончено.

И если, помня обо всем этом, мы обратим свой взор на многочисленные странные ритуалы, о которых рассказывают исследователи примитивных племен, становится очевидным, что цель и подлинный эффект от них заключаются в том, чтобы плавно провести человека через сложные этапы трансформации, которые требуют изменений не только в сфере сознательного, но и подсознательного. Так называемые обряды перехода, занимающие значительное место в жизни примитивного общества (ритуалы, связанные с рождением, выбором имени, взрослением, заключением брака, погребением и т. д.), обязательно характеризуются формальными, очень жестокими действиями, суть которых заключается в полном разрыве с прошлой жизнью, освобождающими разум от всех прежних привычек, привязанностей и жизненных стереотипов.11
В таких ритуалах, как рождение и погребение, наибольшее воздействие оказывается, безусловно, на родителей и родных. Все ритуалы перехода нацелены не только на самого человека, но и на тех, кто входит в его непосредственное окружение.

После этого наступает период относительно длительного уединения, на протяжении которого исполняются обряды, цель которых ознакомить человека, идущего по жизни дальше, с теми новыми явлениями и ощущениями, которые ему предстоит узнать, и когда человек созрел для возвращения в обыденный мир, прошедший обряд посвящения по сути родится заново.12
A. van Gennep, Les rites de passage (Paris, 1909).

Самое удивительное, что многие ритуальные испытания и символы соответствуют образам, непроизвольно появляющимся в сновидениях в тот момент, когда пациент, проходящий курс психоанализа, начинает отказываться от своих детских фиксаций и делает шаг в будущее. Например, у австралийских аборигенов одно из основных испытаний в рамках обрядов инициации (когда юноша с вступлением в зрелый возраст отдаляется от своей матери и официально вводится в общество мужчин, получая доступ к их тайным знаниям) является обряд обрезания.

Когда наступает время обрезания, мальчикам из племени Мурнджин (в современной классификации – австралийское племя йолнгу. – Примеч. пер. ) отцы

и старики говорят: «Большой Змей Отец чует запах твоей крайней плоти; он требует ее». Мальчики воспринимают это буквально и очень пугаются. Обычно они прячутся у матери, бабушки или у какой-либо другой любимой родственницы, так как знают, что мужчины собираются отвести их в мужское место, где рычит великий змей. Женщины ритуально оплакивают мальчиков; это делается для того, чтобы не дать великому змею проглотить их.13
G?za Ryheim, The Eternal Ones of the Dream (New York: International Universities Press, 1945), p. 178.

Теперь рассмотрим похожие явления из области бессознательного. «Один из моих пациентов, – пишет К. Г. Юнг, – увидел во сне, что из пещеры на него набросилась змея и укусила в область гениталий. Это приснилось ему, когда пациент поверил, что курс психоанализа идет ему на пользу, и стал освобождаться от своих комплексов, связанных с матерью».14
C. G. Jung, Symbols of Transformation (tr. by R. F. C. Hull, Collected Works, vol 5; New York and London, 2nd edition, 1967), par. 585. (Orig. 1911–12, Wandlungen und Symbole der Libido, tr. by Beatrice M. Hinkle as Psychology of the Unconscious, 1916.)

Самая важная функция мифа и ритуала – с помощью символов увлечь человеческий дух вперед, противостоять тем привычным человеческим представлениям, которые привязывают нас к прошлому. В действительности, высокий уровень невротических расстройств в наше время вполне может быть тем, что мы все меньше и меньше получаем духовную защиту и опору. Мы остаемся привязанными к нереализованным фантазмам нашего детства и оттого оказываемся не готовы к необходимому переходу к состоянию зрелости. В США существует совершенно противоположная тенденция, направленная на то, чтобы не взрослеть, а, напротив, пребывать в состоянии вечной юности; не отдаляться с наступлением зрелости от Матери, а оставаться с ней. Поэтому мужья, став юристами, коммерсантами или руководителями, выполнив волю родителей, все еще поклоняются своим мальчишеским идолам, а в это время их жены даже после четырнадцати лет семейной жизни, родив и воспитав чудесных детишек, все еще ищут любви, которая может прийти к ним только в образе кентавров, силенов, фавнов и других похотливых демонов из свиты Пана, или принимают образы слащавых киногероев в современных святилищах сладострастия. И вот наступает черед психоаналитика, который должен возродить проверенную временем мудрость древних учений, обращенных в будущее, носителями которых были пляшущие шаманы в масках и свершающие обряд обрезания колдуны; и вот мы видим, как в сновидении с укусом змеи, что снова сам собой оживает древний символизм инициации в сознании постепенно излечивающегося пациента. Очевидно, в этих образах инициации существует нечто настолько необходимое для психики человека, что если они не привносятся извне, через миф и обряд, то сами заявляют о себе изнутри, в сновидении – иначе наша сила навсегда останется пылиться в заброшенной детской или канет на дно морское.

Зигмунд Фрейд обращает особое внимание на переходные периоды и трудности первой половины человеческой жизни – кризисы младенческого и подросткового возраста, когда восходит солнце нашей жизни. А К. Г. Юнг обратил внимание на переломные моменты второй половины жизни – когда для того чтобы двигаться дальше, лучезарное светило должно подчиниться необходимости опускаться за горизонт и, наконец, исчезнуть в ночном могильном сумраке. Обычные символы наших стремлений и страхов трансформируются в собственные противоположности; потому что в это время уже не жизнь, а смерть бросает нам вызов. В это время сложно покинуть не лоно, а фаллос – если, конечно же, сердце еще не охватила усталость от жизни, когда не любовь юных дней, а смерть сулит нам блаженство. Мы проходим полный жизненный цикл, от покоя в утробе к покою смерти: неясное, загадочное вторжение в мир физической материи, которая скоро с нас спадет, рассеявшись как сон. И, оглядываясь назад на манившие нас когда-то невероятные, непредсказуемые и опасные приключения, мы видим: все, что мы приобрели к концу пути, – это ряд стандартных превращений, через которые прошли все мужчины и женщины на свете, во всех уголках мира, во все времена и во всех, самых невероятных обличьях, которые создавали цивилизации.

Например, есть легенда о великом Миносе, царе островной империи Крит в период ее расцвета. В ней говорится, что Минос нанял известного искусного мастера Дедала, чтобы тот придумал и построил для него лабиринт, где можно было бы спрятать нечто жуткое и постыдное для царской семьи. Потому что в его дворце жило чудовище, которое родила царица Пасифая. Легенда гласит, что в то время как Минос вел войну, защищая свои торговые пути, Пасифая согрешила с прекрасным снежно-белым, рожденным в море быком. Собственно, она согрешила не больше, чем мать Миноса, Европа, которую, как известно, на Крит в обличье быка перенес бог Зевс, и от этого благородного союза родился сам Минос, которого все уважали и слушались. Откуда же было знать Пасифае, что плодом ее прегрешения станет чудовище – сын с человеческим телом, но головой и хвостом быка?

Общество яростно осуждало царицу; но и царь чувствовал свою долю вины. Очень давно бык этот был послан богом Посейдоном, когда Минос еще оспаривал у своих братьев право на престол. Минос заявил свои права на трон, данные богом, и обратился к нему с просьбой дать знак своего расположения – морского быка; дав клятву немедленно принести животное в жертву в качестве подношения богу и символа своей преданности. Бык явился, и Минос взошел на престол; но когда он увидел, как красив посланный ему бык, какое это прекрасное и редкое животное и как замечательно будет оставить его у себя, то по-торгашески схитрил и заменил жертвенное животное, возложив на алтарь Посейдона другого лучшего белого быка из своего стада, а подаренного оставил себе.

Джозеф Кэмпбелл

Тысячеликий герой

Моим родителям

The Hero with a Thousand Faces

© Перевод на русский язык ООО Издательство «Питер», 2018

© Издание на русском языке, ООО Издательство «Питер», 2018

© Серия «Мастера психологии», 2018

Предисловие

что большинство не может осознать их истинного значения. Например, мы рассказываем ребенку, что маленьких детей приносит аист. И правда здесь представлена символически, поскольку мы знаем, что именно воплощает собой эта большая птица. Однако ребенку это неизвестно. Он чувствует фальшь, понимает, что его обманули, и мы знаем, как часто его недоверие к взрослым и нежелание им подчиняться начинается именно с таких переживаний. Мы пришли к убеждению, что лучше не искажать истину с помощью таких символов и не отказывать ребенку в знании реальных обстоятельств, учитывая уровень его интеллектуального развития.

Цель этой книги заключается именно в том, чтобы обнаружить природу некоторых из этих истин, знакомых нам под масками персонажей религий и мифов, свести воедино множество не слишком сложных для понимания характерных фрагментов, и так выявить их изначальный смысл. Древние учителя знали, что они имели в виду. Как только мы снова сможем прочесть их язык символов, нам потребуется овладеть искусством составителей антологий, с тем, чтобы дать современному человеку услышать, чему они учили. Но прежде нам следует изучить саму грамматику символов, и вряд ли найдется лучший инструментарий, – в качестве ключа к ее тайнам, – чем современный психоаналитический подход. Не стремясь представить этот метод как последнее слово науки, можно, тем не менее, допустить, что этот подход приемлем. Следующий шаг – свести воедино множество мифов и народных сказок со всех концов света и позволить им говорить самим за себя. Так станут непосредственно видны все смысловые параллели, таким образом мы сможем представить весь обширный и удивительный набор фундаментальных истин, которые определяли жизнь человека на протяжении тысячелетий на этой планете.

Пожалуй, можно упрекнуть меня в том, что, пытаясь выявить соответствия, я пренебрегал различиями в традициях Востока и Запада, нового времени, древности, примитивных народов. Однако подобное возражение можно выдвинуть и по отношению к любому пособию по анатомии, где явно пренебрегают расовыми отличиями в физиологических характеристиках ради фундаментального общего понимания физической природы человека. Безусловно, существуют различия между многочисленными мифологическими и религиозными системами человечества, но эта книга посвящена, собственно, тому, что их объединяет; и коль скоро мы это уясним себе, мы обнаружим, что различия здесь не столь велики, как это принято считать в широких кругах непросвещенной публики (и, конечно же, среди политиков). Я надеюсь, что такого рода сравнительное исследование внесет свой вклад в не совсем, пожалуй, безнадежное дело тех конструктивных сил, которые стараются объединить современный мир, – не ради построения империи, основанной на единой религии или политических принципах, а на основе между людьми. Как гласят Веды: «Истина одна, мудрецы говорят о ней, используя многие имена».

Я бы хотел выразить признательность господину Генри Мортону Робинсону, чьи советы во многом помогли мне на начальной и заключительной стадиях многотрудной работы, связанной с приведением собранных мною материалов в удобочитаемую форму, а также госпоже Питер Джейджер, госпоже Маргарет Уинг и госпоже Хелен Макмастер, за их бесценные предложения после многократного чтения моих рукописей, и, наконец, моей супруге, которая работала рядом со мной с первого до последнего дня, слушая, читая и редактируя написанное.

Ил. 1. Горгона Медуза (мрамор). Древний Рим, точная дата неизвестна

1. Миф и сновидение

Когда мы высокомерно наблюдаем за красноглазым шаманом из Конго в разгар ритуала или получаем изысканное наслаждение от чтения утонченных переводов загадочных стихов Лао Цзы; когда пытаемся вникнуть в сложную аргументацию Фомы Аквинского или внезапно улавливаем смысл причудливой эскимосской сказки – всегда мы встречаем одну и ту же, изменчивую по форме, но все же на удивление постоянную историю и вместе с тем один и тот же вызывающе настойчивый намек на то, что неизведанное, где-то ждущее нас, много больше, чем когда-либо можно будет познать и поведать миру.

Везде, где ступала нога человека, всегда и в любых обстоятельствах люди создавали мифы, живое воплощение работы человеческого тела и духа. Не будет преувеличением сказать, что миф – это чудесный канал, по которому оплодотворяют человеческую культуру во всех ее проявлениях неистощимые потоки энергии космоса. Религии, философии, искусства, формы социальной организации первобытного и исторического человека, открытия в науке и технике, и сами сновидения, вспышками врывающиеся в наш сон, – все это зарождается в изначальном, магическом круге мифа.

Просто удивительно, что самая незатейливая детская сказка обладает особой силой затрагивать и вдохновлять глубокие пласты творчества – подобно тому, как капля воды сохраняет вкус океана, а яйцо блохи вмещает в себе все таинство жизни. Ибо мифологические символы не рождаются сами по себе; их нельзя вызывать к жизни волею разума, изобретать и безнаказанно подавлять. Они представляют собой спонтанный продукт психики, и каждый из них несет в зародыше нетронутой всю силу своих первоисточников.

В чем кроется тайна этого неподвластного времени видения? В каких глубинах мозга оно зарождается? Почему мифы везде одни и те же, в какие бы одежды они ни рядились? И в чем их смысл?

Многие отрасли науки пытались ответить на этот вопрос. Археологи ищут ответ на раскопах в Ираке, на Крите и в Юкатане. Этнологи собирают информацию у хантов на берегах Оби и африканских племен буби, живущих в долинах Фернандо-По. Новое поколение востоковедов недавно обнаружило священные тексты Востока, а также источники Священного Писания, созданные в доиудейскую эпоху. А другая группа целеустремленных исследователей-этнопсихологов еще в прошлом столетии пыталась ответить на вопрос о психологических истоках языка, мифов, религии, искусства в их развитии, норм морали.

Джозеф Кэмпбелл

ТЫСЯЧЕЛИКИЙ ГЕРОЙ

THE HERO WITH A THOUSAND FACES

BOLLINGEN SERIES XVII

PRINCETON UNIVERSITY PRESS

Миф в современном мире

В современном рациональном и прагматичном мире, пожалуй, именно в силу этого, интерес к мифологии растет и углубляется. Как и столетия назад мифы зачаровывают, они загадочны и таинственны, допотопные истории оказываются неожиданно актуальными, человечество продолжает находить в них пищу для души и ума Глубинная психология раскрыла многие тайны мифа В трудах 3. Фрейда, К. Г. Юнга, Э. Ноймана, О. Ранка, Д. Хилмана показаны бессознательные основы мифологической символики, объяснено происхождение гротескных персонажей мифов, истоки их необычайных приключений и удивительных судеб. Однако, будучи научно «расколдованы» мифы и предания вовсе не лишились для нас своего смысла - наоборот чтение специальных работ, позволяет заново оценить непревзойденное сочетание наивной прелести и огромной мудрости самой незатейливой легенды или сказки.

Книга «Тысячеликий герой» - одна из самых увлекательных работ по сравнительной мифологии. Это исследование психологической основы героических мифов различных времен и народов, опирающееся на огромный фактический материал Джозеф Кэмпбелл с редким мастерством умеет соединить поэтическое изложение и научный взгляд на проблему Сказки и волшебные истории в пересказе автора не только не теряют своего очарования, но приобретают новое звучание - благодаря тонкому анализу глубинных сторон человеческой психики, иносказательно представленных в сюжетах и отдельных эпизодах мифов и легенд.

Работа Кэмпбелла посвящена наиболее часто встречающемуся мифологическому сюжету - истории героя его чудесного рождения, богатырских подвигов, женитьбы на красавице, мудрого правления и загадочной, таинственной гибели. Фольклор многих народов рассказывает о жизни таких персонажей у шумеров это был Гильгамеш, у евреев - Моисей и Иосиф Прекрасный, у греков - Тесей, Геракл, Ясон, Одиссей, у скандинавов и германцев - Сигурд - Зигфрид, у кельтов - король Артур, у ирландцев - силач Кухулин и доблестный Диармайд, у французов - Роланд и Карл Великий, у югославов - Марко - юнак, у молдаван - солнечный Фэт - Фрумос, у русских - целая плеяда «сильномогучих богатырей». Этот перечень можно продолжать до бесконечности. Почему сказания о героях так популярны?

Кэмпбелл, как и другие авторы (Клаудио Наранхо, Александр Пятигорский, Геза Рохейм Виктор Тэрнер Мирча Элиаде), считает, что основу героического мифа слагают символические формы выражения двух важнейших для коллективной и индивидуальной человеческой истории событий - сотворения мира и становления личности. Иными словами, в героическом эпосе перед нами космогонический миф и ритуал инициации. Рождение героя и его странствия соответствуют символике инициации (обрядов перехода), а подвиги, свершения и смерть - мироустроению, созиданию Космоса (порядка) из всеобщего Хаоса. Оба эти процесса в некоторой мере едины, а сама инициации часто носит характер космогонического акта - например, в исследованных Ж.Демюзилем кавказских сказаниях о героях - нарmax, или в приведенных самим Кэмпбеллом мифах о Кришне и Будде.

Первая часть книги посвящена индивидуальной истории тысячеликого героя. Общая схема его приключений соответствует основным стадиям процесса инициации и воспроизводит разнообразные формы обрядов перехода (rites de passage). Известный фольклорист Арнольд ван Геннеп выделил три таких стадии - сепаративную, состоящую в откреплении личности от группы, в которую она входила раньше; лиминальную или стадию «нахождения на грани» и восстановительную {реинтегративную). Смена социального или иного статуса, составляющая основную цель инициационных испытаний, предполагает «выход» из прежнего состояния, отказ от культурных функций, разрушение социальной роли. В мифе это символизируется буквальным уходом, бегством, странствиями и скитаниями героя. Перед этим он слышит призыв, часто сопровождающийся предупреждением о смертельной опасности, угрозами - или, наоборот, обещаниями небывалого блага. Внемлет ли герой призыву или отказывается от него - это всегда начало пути отделения от всего, что было родным и привычным. Типичная форма призыва воплощена в известной былинно - сказочной завязке: «Направо пойдешь - жену найдешь, налево пойдешь - богатство возьмешь, прямо пойдешь - буйную голову сложишь».

Лиминальная стадия представлена пересечением границ (порогов: limen буквально значит «порог»), пребыванием в необычном, промежуточном состоянии. Отсутствие статуса маркируется слепотой, невидимостью, наготой, нелепыми одеяниями (тростниковая шапка, ослиная шкура, вывернутый наизнанку кафтан), грязью, молчанием, запретами (которые касаются сна, смеха, еды, питья и т. п.). «Лиминальные существа, например, неофиты в обрядах инициации или совершеннолетия, - указывает В.Тэрнер, - могут представляться как ничем не владеющие. Они могут нарядиться чудовищами, носить только лохмотья или даже ходить голыми, демонстрируя отсутствие статуса, имущества, знаков отличия, мирской одежды, указывающей на их место или роль, положение в системе родства, - короче, всего, что могло бы выделить их среди других неофитов или инициируемых. Их поведение - обычно пассивное или униженное; они должны беспрекословно подчиняться своим наставникам или принимать без жалоб несправедливое наказание».

Лиминальность может сочетаться с пребыванием в потустороннем мире (подземелье, чреве кита или другого чудовища, на дне моря).

Герой находится в царстве смерти, это живой мертвец, которому предстоит новое рождение и преображение.

Составляющее содержание третьей стадии возрождение (трансфигурация, спасение, волшебное бегство) завершается апофеозом могущества и власти героя. Он приобретает необыкновенную силу, магические умения, красоту, царский сан, женится на принцессе, становится богом. Основное завоевание героя в мифе названо Кэмпбеллом «свобода жить»:

Могущественный в своем озарении, хладнокровный и свободный в своих действиях, ликуя от того, что его рука будет движима благоволением Виракочи, герой становится сознательным орудием великого и ужасного Закона, будь его деяния действиями мясника, шута или царя (с.236).

Однако приключения героя не исчерпываются его апофеозом или гибелью. Индивидуальная судьба божественного героя тесно связана с судьбами мира, его возникновением и обновлением. Само рождение героя, указывает Кэмпбелл, происходит в сакральном центре мира (это так называемый «Пуп Земли»), иногда такой точкой становится, наоборот, место погребения (легенда о том, что Голгофа, место распятия Христа, скрывает в себе череп Адама). От этого центра начинается творение, причем материалом для него часто служит плоть героя или тело убитого им великана, змея, хтонического чудовища. Победа Индры над драконом Вритрой, умерщвление Мардуком ужасной Тиамат, создание мира людей и богов из тела великана Имира - эти и другие примеры подробно разбираются в книге.