«Слеза социализма. Дом «Слеза социализма

Этот дом на улице Рубинштейна мгновенно бросается в глаза - очень уж лаконичным выглядит он на фоне нарядных, щедро декорированных зданий XIX века: голые стены без украшений, крохотные балкончики, строгие геометрические формы... "Дом Радости" - любовно называли его сразу после постройки. "Слеза социализма" - окрестили его острословы уже через несколько лет. Можно даже сказать, что этот дом напоминает историю молодого советского государства в миниатюре: то же самое несоответствие грандиозного утопического замысла и суровой реальности...

Дом-коммуна инженеров и писателей (именно так он назывался официально) был спроектирован талантливым архитектором Андреем Олем (учеником легендарного Федора Лидваля) в конце двадцатых годов в актуальном конструктивистском стиле. Стоит заметить, что, несмотря на кажущийся контраст с окружающей застройкой, архитектор тщательно вписал свой дом в пейзаж: и высотностью, и формой фасада дом повторяет соседние здания. Никаких кричащих элементов и выпирающих мансард, как у нынешних архитекторов.

Проект этот лучше всяких документальных свидетельств способен рассказать об идеалах молодого советского государства. Например, в квартирах совсем не предусматривались кухни: предполагалось, что творческая интеллигенция не должна размениваться на такие мелочи жизни, как приготовление пищи. Питаться жильцы должны были в просторной столовой, которую архитектор спроектировал здесь же, в доме: сдаешь в столовую продуктовые карточки, платишь 60 рублей - и можешь больше не беспокоиться о хлебе насущном. Также в комплекс "Дома радости" входили детский сад, парикмахерская и даже библиотека, а на крыше дома располагался солярий, где жильцы могли загорать, а их детишки - кататься на велосипедах (для этого крыша была снабжена высокими бортиками). Одним словом, Дом-коммуна был настоящим прорывом в борьбе со "старым бытом". Строился он, кстати, не на государственные средства, а на паи будущих жильцов. Вырос быстро, за два года: в 1929-м строительство началось, а уже в 1931-м первые жильцы отпраздновали новоселье. В доме разместились 52 квартиры и столовая на 200 мест.

Изнутри дом больше всего походил на гостиницу: двери небольших двухкомнатных квартир (были и побольше - в три-четыре комнаты) выходили в общий коридор, который оканчивался общей зоной с душевыми кабинками (личные ванные комнаты тоже исключили из проекта как буржуазный пережиток). Да что там, даже гардероб был общим: жильцы оставляли пальто и шубы на первом этаже и поднимались в свои квартиры уже налегке.

Сначала в доме действительно жилось радостно и весело. Двери комнат практически не запирались, а жильцы то и дело ходили друг к другу в гости или проводили время в многочисленных общих помещениях. «В доме было шумно, весело, тепло, двери квартир не запирались, все запросто ходили друг к другу, - вспоминала поэт Ида Наппельбаум, которая тоже жила в Доме. - Иногда внизу в столовой устраивались встречи с друзьями, с гостями, приезжали актеры после спектаклей, кто-то что-то читал, показывали сценки, пели, танцевали. В тот период впервые после суровой жизни последних лет военного коммунизма стали входить в быт советских людей развлечения, танцы, елки...». Творческой атмосфере способствовало и то, что жильцами дома были самые знаменитые писатели, поэты, режиссеры того времени: поэт Ольга Берггольц с семьей, автор повести "Сорок первый" Юрий Либединский, поэт Вольф Эрлих (именно ему Есенин посвятил легендарное предсмертное стихотворение "До свиданья, друг мой, до свиданья..."), писатель и драматург Александр Штейн и многие, многие другие люди, чьи имена сейчас почти забыты, а тогда гремели на всю страну. Чай пили из граненых стаканов, сервизов и скатертей дома не держали, да и занавески большинством обитателей считались мещанскими пережитками.

Но продолжалось это счастье не слишком долго. Времена настали невеселые: очень многие обитатели Дома Радости покинули Дом, став жертвой печально известной 58-й статьи. Характерна в этом смысле судьба самой известной обитательницы Дома, Ольги Берггольц (сейчас на фасаде висит мемориальная табличка в ее память): именно отсюда ее в 1937-м увезли в Большой дом как участницу "контрреволюционного заговора" (стандартная для тех времен формулировка), именно здесь в страшные дни блокады умер от голода ее муж, литературовед Николай Молчанов.

«Если ж кто угрюм и одинок,
Вот мой адрес - может, пригодится? -
Троицкая, семь, квартира тридцать.
Постучать. Не действует звонок», -

Писала Берггольц в стихотворении "Дальним друзьям" (улица Рубинштейна тогда называлась Троицкой). Одним словом, даже по сугубо политическим причинам дом №7 очень скоро перестал быть Домом Радости.

Однако были и другие, гораздо более прозаические, причины. Жильцы быстро устали от коммунального быта с минимумом личного пространства, от унылой еды в общей столовой, от потрясающей звуконепроницаемости стен ("Она была такой идеальной, что если внизу, на третьем этаже… играли в блошки или читали стихи, у меня на пятом уже было все слышно вплоть до плохих рифм", - вспоминала Берггольц). Постепенно каждый жилец стал обосабливаться кто во что горазд: покупали плитки и примусы, пытались организовать в крошечных квартирках импровизированные кухни... В связи со всем этим та же Ольга Берггольц метко охарактеризовала бывший "Дом радости" "самым нелепым домом в Ленинграде".

В шестидесятых годах дом на Рубинштейна, 7 окончательно утратил признаки коммуны: в ходе капитального ремонта коридорную систему переоборудовали, квартиры снабдили кухнями и ванными комнатами, а общие помещения, наоборот, убрали. Остался лишь фасад с крохотными клетками-балкончиками - такими же малофункциональными, как и все остальное в Доме...

Немного о домах-коммунах

Впрочем, "Слеза социализма" была еще не самым смелым проектом дома-коммуны. Некоторые архитекторы-конструктивисты в те времена всерьез писали о зданиях, в которых должно проживать "одинаковое количество мужчин и женщин", "в одинаковых условиях, не выделяясь в особые этажи или корпуса". Проекты таких домов-коммун предусматривали двухкоечные спальни для семейных пар и четырехкоечные "холостые кабины". Пищу в такие дома должны были доставлять с ближайших фабрик-кухонь (еще одно ныне забытое изобретение раннего социализма), а одежду жильцы должны были хранить в специальных "туалетно-вещевых комнатах".

Самые смелые архитекторы (например, Н.С. Кузмин) шли еще дальше: согласно их проектам, дом-коммуна должен был состоять из общих спален на шесть человек, а женатые коммунары могли уединяться в "двуспальню" или "кабину для ночлега" - но не каждую ночь, а в порядке очереди (соответствующие графики предполагалось вывешиваться тут же - телепроект "Дом-2" отдыхает!). Неизвестно, читал ли Н.С. Кузмин роман Замятина "Мы" (1920-й), но приметы быта замятинской антиутопии он собирался воплотить почти что в точности. Правда, реализовать замыслы так и не удалось: специальное постановление "О перестройке быта" от 16 мая 1939 года осудило такие крайности.

В 1929–1930 гг. в Ленинграде на улице Рубинштейна, 7 по проекту архитектора А. А. Оля был возведен дом-коммуна гостиничного типа, описанный поэтессой О. Ф. Берггольц:
«Его официальное название «Дом-коммуна инженеров и писателей». А потом появилось шуточное, но довольно популярное в Ленинграде прозвище - «Слеза социализма». Нас же, его инициаторов и жильцов, повсеместно величали «слезинцами». Мы, группа молодых (очень молодых!) инженеров и писателей, на паях выстроили его в самом начале 30 х гг. в порядке категорической борьбы со «старым бытом»... Мы вселились в наш дом с энтузиазмом... и даже архи непривлекательный внешний вид «под Корбюзье» с массой высоких крохотных клеток-балкончиков не смущал нас: крайняя убогость его архитектуры казалась нам какой-то особой строгостью соответствующей времени».

У «слезы социализма» было множество недостатков, которые вынуждена была признать даже такая убежденная его сторонница, как Берггольц: «Звукопроницаемость же в доме была такой идеальной, что если внизу, на третьем этаже… играли в блошки или читали стихи, у меня на пятом уже было все слышно вплоть до плохих рифм. Это слишком тесное вынужденное общение друг с другом в невероятно маленьких комнаткахконурках очень раздражало и утомляло»
В общем, как говорили сами «слезинцы», «фаланстера на Рубиштейна, 7» не состоялась.
дание в стиле раннего конструктивизма спроектировал в 1927 году архитектор А. А. Оль. Он целиком подчинил внутреннюю планировку корпуса его функциональному назначению. Фасад у дома сдержанный, со сдвоенными балкончиками. Дом-коммуну построили ударными темпами, за два года: из дешевых материалов и без звукоизоляции. Жилище на бывшей Троицкой улице походило на гостиницу: 52 квартиры без кухонь и удобств соединялись длинным коридором, связывавшим две входные лестницы. Имелись общие для всех жильцов комнаты отдыха, детский сад, душевые и парикмахерская. В доме существовал и мало кому нужный солярий, где под скупым северным солнцем коммунары сушили белье, выращивали цветы, а дети катались на трехколесных велосипедах.
В голодные времена гордостью была коммунальная столовая. Жильцы сдавали свои продовольственные карточки в администрацию, платили 60 рублей - и ни забот, ни хлопот. С отменой продовольственных карточек (в 1935 году) столовая стала не нужна. Сметливые «слезинцы» несмотря на отсутствие кухонь, научились кашеварить на примусах и керогазах, установив их на подоконники. Постепенно жильцов стали раздражать маленькие квартирки, больше похожие на собачьи конурки, чем на человеческое жилье.

Просуществовав несколько лет, коммуна распалась. Идеи равенства, братства и свободы не прижились в коммунальном хаосе. Жительницей коммуны с 1932 по 1943 год была писательница Ольга Федоровна Берггольц - об этом свидетельствует мемориальная доска на доме. Отсюда ее увозили в 1937-м в Большой дом; тут перед войной умерли ее дочери - Майя и Ира; здесь угас от голода в блокаду ее муж: литературовед Николай Молчанов. Здесь она стала знаменитой благодаря передачам на радио блокадного Ленинграда. В квартире Берггольц и ее мужа Николая Молчанова, как и в большинстве других, принято было пить чай только из граненых стаканов - ни сервизов, ни тем более скатертей коммунары не держали.

Этот серый многоквартирный дом в Санкт-Петербурге, вернее, Ленинграде должен был символизировать новый быт гражданина советской страны – скромный, без излишеств, организованный по принципу коммуны. И заселили туда ни абы кого, а молодых литераторов. Однако время показало, что такие особенности жилья, как «все общее» и «туалет на этаже» – вовсе не шаг в будущее, а глупость. Неслучайно горожане этот дом практически сразу стали называть «Слеза социализма».

Экспериментальная коммуна

Cтоль странную для современного человека, но вполне логичную для строителя коммунизма идею воплотила в жизнь группа молодых инженеров и писателей по проекту известного архитектора Андрея Оля.

Многоквартирный дом на улице Троицкой (сейчас – Рубинштейна) должен был представлять собой коммуну и символизировать борьбу со старым, буржуазным бытом. Новый же быт, по мнению создателей, выглядел так: туалет не в каждой отдельной квартире, а общий – на этаже, столовая тоже общая, а акустика – замечательная (прямо, как в московском общежитии из «12 стульев» Ильфа и Петрова). Ведь пролетарским писателям нечего друг от друга скрывать!

Дом спроектирован в стиле конструктивизма и состоит из 52 квартир. На одной стороне у него пять этажей, на другой – шесть, а крыша – двойная: скатная часть шестого этажа переходит в плоскую пятого. На этой площадке, по задумке авторов проекта, можно гулять и (если повезет с погодой) загорать.

На первом этаже, помимо столовой на 200 человек и общего кухонного блока, предполагались библиотека-читальня и детские комнаты.

Начало строительства ознаменовалось статьей, вышедшей в «Бытовой газете» с громким заголовком «От дома-крепости к дому-коммуне». В ней рассказывалось, что это будет переходный вариант от индивидуалистских буржуазных хором к общественным коммунам будущего.

Работа началась в 1929 году и в 1931-м в дом уже заселились первые жильцы – советские литераторы и инженеры. Они были молоды, наивны и преисполнены веры в светлое будущее. Обедать в общей столовой, а загорать и сушить детские пеленки на общей крыше им поначалу казалось очень романтичным. Нет отдельного санузла? Да это не главное! Важнее то, что очень скоро страна придет к коммунизму. Именно так рассуждали члены экспериментальной коммуны.

В первые два года хозяйкам дома даже не нужно было готовить: каждая семья сдавала в столовую продовольственные карточки, вносила деньги на месяц вперед и за это подучала трехразовое питание. Также в доме был платный буфет, в котором работали попеременно сами литераторы.

Без слез не взглянешь

Но очень скоро молодые жильцы поняли, что быт – вовсе не второстепенная часть жизни. Со временем осознание этого становилось все острее, ведь в молодых семьях стали рождаться дети, что требовало и наличия отдельной ванны, и кухни, и тишины. Но было уже поздно, так что пришлось жильцам мириться с теми бытовыми условиями, которые они сами буквально несколько лет назад так восхваляли. Одежду и пеленки развешивали на общей крыше, поскольку балконы были маленькие и их было мало. Нарезали овощи и раскатывали тесто на подоконнике в комнате, поскольку общая кухня не вмещала такого количества хозяек.

Ленинградцы тут же окрестили новое здание «Слезой социализма», а его обитателей – «слезинцами». Это был намек и на их жалкий быт, который мог вызывать только слезы, и на то, что, как оказалось, в здании, помимо прочих «радостей», постоянно случались протечки. Надо сказать, даже сами жители дома между собой его так называли, ведь теперь они уже открыто критиковали все его неудобства. Даже убежденная комсомолка, поэтесса Ольга Берггольц, жившая в «Слезе» до 1943 года, не раз подвергала ее критике, называя «самым нелепым домом в Ленинграде».

Кстати, в числе жильцов дома были такие известные советские писатели, как Вольф Эрлих, Павел Астафьев, Александр Штейн, однако еще больше было не менее талантливых, но не таких именитых. Впоследствии Евгений Коган даже издал книжку под названием «Дом забытых писателей». В ней он собрал произведения, написанные этими молодыми советскими авторами на рубеже 1920-30-х годов, многие из которых с тех времен так и небыли напечатаны.

Светлого будущего не получилось

Во время Великой Отечественной жильцы дома, как и остальные горожане, пережили блокаду. Здесь случилось немало смертей – например, от голода умер второй муж Ольги Берггольц.

В начале 1960-х власти, наконец, догадались сделать в «Слезе» перепланировку. У каждой квартиры появились собственная кухня и санузел. Такие общественные заведения, как столовая, читальня и парикмахерская, исчезли.

Сейчас в доме живут в основном потомки тех самых писателей и инженеров, которые когда-то верили в светлое будущее, выживали в блокаду и сохранили природную интеллигентность.

Некоторое время назад жильцы обратились к городским властям с просьбой открыть на первом этаже дома Центр патриотического и культурного воспитания имени Ольги Берггольц, который знакомил бы молодежь с историей этого здания, его знаменитых жильцов-блокадников и воспитывал бы любовь к родному городу и своей стране.

Несмотря на неприглядный вид, «Слезу социализма» власти решили не сносить. Дом получил статус памятника архитектуры, ведь его история очень интересна и поучительна для потомков.

Возможно, наши потомки сложат про этот дом какие-нибудь мистические истории, и он войдет в список

В Петербурге много причудливых по внешнему виду зданий. Большинство из этих домов - жилые, в остальных располагаются гостиницы и торговые комплексы. Некоторые из них сразу были построены такими, другие были нестандартно оформлены спустя некоторое время..

Дом-стена

Боровая ул., 21

В Петербурге есть два дома, которые с определенного ракурса напоминают часть декораций в театре. Эти дома кажутся абсолютно плоскими. Первый из них находится на углу Дворцовой площади и набережной Мойки, а второй, менее известный - недалеко от станции метро «Лиговский проспект». Он был построен в начале XX века архитектором Квартом и использовался как доходный дом.

С определенного ракурса этот дом кажется плоским. Фото: АиФ / Яна Хватова

«Дом-чемодан»

Ул. Маршала Тухачевского, 27/2

До 2012 года здание гостиницы «Карелия» в Петербурге было обычной блеклой постройкой 70-х годов. Два года назад все изменилось, и из невзрачного дома гостиница превратилась в один из самых оригинальных объектов Петербурга. Городские художники раскрасили отель, превратив его в гигантский чемодан площадью 15 тысяч кв. метров. На покраску здания у мастеров ушло десять тысяч литров краски. Труды не прошли даром: благодаря своей раскраске гостиница попала в Книгу рекордов Гиннеса.

Художники превратили блеклое здание в гигантский чемодан. Фото: АиФ / Яна Хватова

Дом городских учреждений

Вознесенский пр., 42

Дом городских учреждений был построен в 1904 году. Это пятиэтажное здание с мансардами. Дом было решено выполнить в стиле средневекового европейского зодчества. Угловая башня здания видна издалека. Фасад дома украшает удивительное лепное оформление: башенки, фигуры грифонов, сов, химер, а также декор в виде чертополоха. Здание заметно выделяется среди других построек центра города. В настоящее время здесь работает Городской центр предоставления государственных услуг.

Дом городских учреждений напоминает средневековый замок. Фото: АиФ / Яна Хватова

Дом-кольцо

Наб. Фонтанки, 92

Трехэтажный дом со двором идеальной круглой формы был построен в Петербурге еще в начале XIХ века: это один из самых старых жилых домов города. Вдоль внутреннего кольца здания располагаются коридоры, а вдоль внешнего - квартиры. Дом знаменит не только своей формой, но и тем, что в течение шести лет здесь жили родители поэта Александра Сергеевича Пушкина. Здание входит в перечень объектов культурного наследия Петербурга.

Дом-кольцо имеет правильную форму круга. Фото: АиФ / Яна Хватова

Торговый комплекс «Штрих-код»

Народная ул., 3

Яркое красное здание с темно-серыми вставками выглядит соответственно своему названию - как товарный штрих-код. Здесь находится четырехуровневый торговый комплекс. Он облицован красной смальтой, а окна-витражи сделаны из тонированного стекла. По задумке владельцев, на четной стороне Народной улице должен был появиться идентичный торговый комплекс, но потом предприниматели решили ограничиться одним необычным зданием.

Торговый комплекс выполнен в виде штрих-кода. Фото: АиФ / Яна Хватова

«Слеза социализма»

Ул. Рубинштейна, 7

«Дом-коммуна» инженеров и писателей появился на улице Рубинштейна в 1930 году. Пока шла стройка, многие ленинградские деятели искусства поддерживали строительство. Они были разочарованы, когда здание, наконец, возвели. Внешний вид «дома-коммуны» оказался крайне непривлекательным - у здания была очень странная и грубая форма, а к стенам были приделаны высокие и маленькие балкончики в виде клеток. За некрасивый облик жильцы прозвали дом «слезой социализма», а сами стали называться «слезинцами». В этом доме жила поэтесса Ольга Берггольц.

Жильцы назвали этот дом "слезой социализма". Фото: АиФ / Яна Хватова

Дома-утюги

Ул. Садовая, 128 и 129

В конце Садовой улицы напротив друг друга располагаются два дома, построенные в форме утюгов. Они были возведены на этом месте в 1912 году. Для постройки домов были отведены земельные участки треугольной формы, поэтому и здания пришлось вписать в рамки этой геометрической фигуры. Кстати, внутренние дворы тоже имеют форму треугольников.

Два здания на Садовой улице имеют форму утюгов. Фото: АиФ / Яна Хватова

Сказочный дом

Колокольная ул., 11

Недалеко от Невского проспекта есть настоящий сказочный дом. Стиль, в котором построен дом, считается неорусским. Фасад здания декорирован разноцветной майоликой и резными кирпичными ставнями. Стены дома украшены цветами, листьями и замысловатыми узорами, а во дворе сказочные мотивы продолжаются.

Этот дом стал бы хорошей иллюстрацией к русской сказке. Фото: АиФ / Яна Хватова

Дом Карлсона

Наб. Фонтанки, 50

В Петербурге есть крыша, на которой обитает знаменитый «мужчина в самом расцвете сил» - Карлсон. Его дом, сооруженный на крыше, находится в одном из дворов на набережной Фонтанки. Жилище Карлсона расположилось здесь неслучайно - поблизости находится детский театр «Karlsson Haus», названный в честь сказочного героя.

На одной из петербургских крыш есть дом Карлсона. Фото: АиФ / Яна Хватова

Народная обсерватория

Прилукская ул., 24

Здание было построено в конце XIX века архитектором Бенуа. В 1902 году здесь открылась первая в городе «народная обсерватория». Она была основана для того, чтобы простой народ, не имеющий средств на образование, мог получать здесь астрономические познания. Здание выделяется среди других городских фасадов высокой башней, из которой вырастает еще одна узкая башенка, с куполом и смотровой площадкой. В маленькой башне могут поместиться 25 человек. Обсерватория работает в доме и в настоящее время.

Народная обсерватория выделяется среди зданий двойной башней и смотровой площадкой. Фото: АиФ / Яна Хватова

В наш последний визит в Петербург случилось поселиться в съёмной квартире в знаменитом доме. То есть, что он знаменитый, стало ясно немного позже и случайно. А поначалу впечатление от дома и квартиры было, мягко говоря "не очень".

Рубинштейна 7. Угол Рубинштейна и Графского переулка. Наиневзрачнейший дом, диссонирущий с застройкой по-соседству. При взгляде на него, слово "конструктивизм" приходит в голову совсем не в первую очередь.

Позже, всмотревшись, угадываешь позднеконструктивистские мотивы, конечно. Тем более, когда узнал историю...

А история такая:

В конце двадцатых годов двадцатого века, группа молодых инженеров и литераторов решила на паях построить дом-коммуну, согласно модным в те годы веяниям. Им грезился этакий фаланстер, в котором они строили бы прекрасное будущее своим интеллектуальным трудом, не заботясь о мелочах быта. Архитектор Андрей Олль горячо поддержал идеи творческих людей и спроектировал сие сооружение. Видимо, ещё на стадии проектирования и стройки, множество идей пришлось "урезать", а в конечном итоге, и вообще, потребовалось экономить на материалах.
Но дом построился. По всем правилам домов-коммун. На первом этаже - общественные помещения - пищеблок, прачечная, детская. На крыше - солярий (в Ленинграде-то!!!) В "квартирах" лишь помещения для хранения вещей и сна. Санузлы - на этажах общие.
Заселившиеся в долгожданный дом жильцы, несколько разочаровались качеством строительства и внешним видом сооружения. Жившая в доме поэтесса Ольга Берггольц написала о нём:

«Его официальное название «Дом-коммуна инженеров и писателей». А потом появилось шуточное, но довольно популярное в Ленинграде прозвище — «Слеза социализма». Нас же, его инициаторов и жильцов, повсеместно величали «слезинцами». Мы, группа молодых (очень молодых!) инженеров и писателей, на паях выстроили его в самом начале 30 х гг. в порядке категорической борьбы со «старым бытом»... Мы вселились в наш дом с энтузиазмом... и даже архи непривлекательный внешний вид «под Корбюзье» с массой высоких крохотных клеток-балкончиков не смущал нас: крайняя убогость его архитектуры казалась нам какой-то особой строгостью соответствующей времени»

Но "энтузиазм" угас довольно быстро:

«Звукопроницаемость же в доме была такой идеальной, что если внизу, на третьем этаже… играли в блошки или читали стихи, у меня на пятом уже было все слышно вплоть до плохих рифм. Это слишком тесное вынужденное общение друг с другом в невероятно маленьких комнатках-конурках очень раздражало и утомляло»

Дому посвящены даже стихи:

Если ж кто угрюм и одинок,
Вот мой адрес — может, пригодится?
Троицкая, семь, квартира тридцать.
Постучать. Не действует звонок.

Бытовые трудности "заели" слезинцев. Они самовольно стали ладить в своих квартирках кухоньки, кое-кто даже пытался устроить водопровод. В итоге, в доме провели реконструкцию и снабдили каждую квартиру "удобствами". Если таковыми можно считать санузел площадью метра три:))

Ольга Берггольц прожила в "Слезе" 11 лет. Здесь угас от голода в блокаду её муж. Здесь умерли две её маленьких дочери. Третья - мертворождённая, появилсь в "большом доме" на Литейном, в Управлении НКВД, куда Ольгу Берггольц забрали из "Слезы" в 1937 году по ложному доносу. Ражие следователи пытали и били поэтессу, невзирая на её "положение".

Двух детей схоронила
Я на воле сама,
Третью дочь погубила
До рожденья — тюрьма…

Это потом, чекисты во всём разберутся и отпустят измученную женщину. Ольга Берггольц станет героиней Ленинграда, поднимавшей дух его жителей своими передачами на радио. Потом она будет "рупором социализма" и всячески обласканной властью. Но обиды на эту власть у неё останутся. Трудно её упрекать в конформизме, время было тяжёлое - выжить бы. Одной рукой она писала такие стихи на смерть Сталина:

Обливается сердце кровью…
Наш любимый, наш дорогой!
Обхватив твоё изголовье,
Плачет Родина над Тобой.

А другой - такие:

О, не твои ли трубы рыдали
Четыре ночи, четыре дня
С пятого марта в Колонном зале
Над прахом, при жизни кромсавшим меня…

Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имён благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто .

На фасаде дома есть памятная доска.

Мы поселились на четвёртом этаже, в квартире 29.

Вот фотки нашей квартиры с Авито:

Две комнаты. Слева проход в кухню. Справа дверь санузлика. Всё крошечное. Между стеной и душевой кабиной я поместиться не мог:)

Поначалу я никак не мог опомниться от всех этих удивительностей: мы соседи! Через стенку - "та самая квартира". Но потом понял - мы живём на четвёртом этаже, а в своих стихах Берггольц писала о пятом. Возникла мысль, что в результате перепланировки дома, ставшие ненужными общественные помещения на первом этаже, переделали в квартиры, и теперь совсем другая нумерация. Сейча дом в состоянии начавшегося капремонта. К нему приделывают лифты (со двора), меняют стояки отопления. Балконы обветшали, доступ на них закрыт. Видимо, вскоре, "Слеза социализма" вновь приобретёт бодрый вид. Правда, убогость планировок квартир никуда не денется.