Школа под замком. Спецшкола для трудных подростков Закрытые и открытые школы-интернаты

9 февраля 1943 года Московская военная спецшкола Центрального штаба партизанского движения Сороковые, мной не забытые, словно гвозди, в меня забитые… Юрий Левитанский Сегодня в шесть утра радио передало добрую весть от Советского информбюро. Диктор Юрий Левитан знакомым

Спецшколы - это не только учебные заведения с углубленным изучением математики или французского языка. Это еще и по сути тюремный интернат для подростков до 14 лет. Хотя юридически, конечно, спецшколы относятся не к пенитенциарной системе, а к Министерству образования.

Дело в том, что подростков до 14 лет по закону нельзя отправить в места лишения свободы. Поэтому для совершивших преступления детей своеобразной колонией являются именно спецшколы.

Помню, у нас в 5-м классе учился хулиганистый мальчик. Он грабил малолеток, часто дрался, учителя про него говорили: кончит в тюряге. Как-то он в драке выбил другому пацану глаз. После этого все мы услышали это суровое слово - «спецшкола». Именно туда отправили нашего хулигана.

Что же такое спецшкола? Официально это заведение называется так - учебно-воспитательное учреждение закрытого типа. То есть, по сути, интернат. Туда попадают подростки 11-14 лет, совершившие преступные деяния.

До 14 лет в России дети не подлежат уголовному преследованию, хотя законодатели уже много лет лелеют мысль этот возраст снизить, что, в принципе, логично. Преступность молодеет. Сейчас уже встречаются и десятилетние убийцы, и двенадцатилетние сексуальные маньяки. Есть и множество , которые после совершенных преступлений
не несут никакой уголовной ответственности. Детская и подростковая претупность вполне естественна - в России огромное количество беспризорников.

Спецшкол на всех малолетних преступников катастрофически не хватает. Хотя бывает и так, что спецшкола заполнена на половину своего лимита: уж очень много побегов. Сделать «рывок» оттуда ведь не сложно. Я разговаривал с осужденным, который отбывал наказание в колонии для несовершеннолетних, а до этого провел полтора года в спецшколе. Он поведал, что сбежать из этого места проще простого и давали деру ребята каждую неделю.

Как рассказывают педагоги этих закрытых заведений, многие их «постояльцы» не умеют читать и писать вовсе. А потому учебный процесс с ними построить практически невозможно. По статистике, 88% выпускников спецшкол впоследствии попадают в тюрьму. С одним из таких, Антоном В., я разговаривал, когда он уже пребывал в СИЗО. В спецшколу он угодил в тринадцатилетнем возрасте за бытовое убийство. Выйдя из нее, он держался год, а потом за разбой угодил уже на «малолетнюю» зону. Ну а сейчас и вовсе на «взросляке». Такая вот карьерная лестница. А все началось со спецшколы. Вот уж действительно подростковые «университеты» перед зоной. И порядки там соответствующие.

В принципе, спецшкола, хоть и не является учреждением, относящимся к тюремной системе, по фату, таковым, безусловно, является. Уже там дети получают базовые зарешеточные знания: собирается там и общак, есть свои авторитеты и «обиженные». Когда в таком нежном возрасте что-то закладывается в голову, то это уж на всю жизнь. Если с «понятиями» в спецшколах все нормально, то вот с охраной таких заведений - все очень плохо. Работают педагогами почти одни женщины, да и не расстраиваются они особо побегам - все равно средств на всех детей не хватает.

Озабоченность большим количеством малолетних преступников, гуляющих на свободе, вылилось у власти не так давно в идею увеличить количество спецшкол. Конечно с одной стороны это правильно. Но в нынешнем виде спецшколы и детские дома-интернаты могут даже больше травмировать психику ребенка, чем улица с ее жестокими законами выживания. Помимо того, что дети с самого раннего возраста живут по законам зоны, так и их педагоги-«вертухаи» порою такие бесчинства вытворяют!

Наверное, раз в полгода возникает тот или иной скандал вокруг педагога садиста, которые регулярно бьют, насилуют, пытают детей. Да и в принципе, учителя не особо большое рвение проявляют к своей работе за смешные деньги. А работа эта крайне тяжела: трудные дети - это не сахар. Во многих исправительных колониях сейчас удалось наладить и бытовые условия, и учебный процесс. Поэтому и в случае со спецшколами стоит начинать именно с этого. А простое увеличение числа школ только наладит конвейерные поставки на зоны юных, но уже грамотных во всех уголовных прибамбасах преступников.

Возможно, действительно стоит снизить и возраст наступления уголовной ответственности для малолетних преступников. Ведь спецшкола рождает у них чувство безнаказанности: что ни соверши, даже убийство, ничего тебе не будет. Такое чувство вседозволенности ведь остается на всю жизнь, вот что страшно. В данном случае уместно вспомнить знаменитое дело . Оно прогремело на весь Советский Союз.

Единственный случай в истории, когда несовершеннолетнего убийцу приговорили к расстрелу и привели в исполнение. Этот подросток курил с 4 лет, с 7 состоял на учете в детской комнате милиции, воровал, пил. В день своего пятнадцатилетия Нейланд зверски убил женщину и ее двухгодовалого сына. Цель убийств - налет на зажиточную квартиру. Идею почерпнул из газеты «Известия», где были опубликованы похождения известного в те времена мокрушника Владимира Ионесяна по кличке Мосгаз. На трупе женщины потом обнаружили 17 рубленых ран, 32 кровоподтека и 33 ссадины. На вопрос следователя: зачем Нейланду понадобилось убивать еще и двухлетнего мальчика, убийца пожал плечами: «Когда женщина закричала, ребенок проснулся и стал громко плакать. Я на него разозлился и сначала оглушил, а потом бил по голове топориком, пока он не замолчал».

После убийства Нейланд спокойно залез в холодильник и вкусно пообедал. А выручка с ограбления составила всего 57 рублей. Задержали Аркашку по ориентировке в Сухуми. Его, несмотря на несовершеннолетие, приговорили к расстрелу. Мировая общественность возмущалась: как так, что за нравы в СССР, когда казнят псдростков?! Но генсек Никита Хрущев подтвердил приговор своим приказом.

Бег по граблям становится национальной игрой в иркутском областном управлении народного образования

Дети, как известно - наше будущее.
В том числе и криминальное, как бы жутко это ни звучало.
Дети, так же, как и взрослые, порою совершают преступления. Но если совершеннолетние после этого отправляются отбывать наказание в «зоны» и тюрьмы, то у «малолеток» судьба иная.
Для малолетних правонарушителей есть два варианта – если тебе уже четырнадцать, то попадешь ты в Ангарскую воспитательную колонию для несовершеннолетних, на территорию, подведомственную министерству юстиции. Если же ты этого возраста еще не достиг, то можешь попасть в цепкие лапы министерства образования.
Какой вариант лучше – вот тут впору призадуматься…

Иркутская спецшкола - закрытое учебное заведение - находится в микрорайоне Первомайский, на улице Алмазной, 20. По постановлению судьи туда направляются дети в возрасте от 11 до 14 лет, которые совершили общественно опасные деяния, но не могут быть помещены в воспитательную колонию «ввиду недостижения возраста уголовной ответственности». На криминальном жаргоне такие школы называются «короедками». Казалось бы, спецшкола - это последний рубеж, где еще можно перевоспитать, наставить на путь истинный подростка, который вот-вот перейдет черту, за которой – «бараки, длинные как сроки, скандалы, драки, карты и обман». И, кажется, на этих самых «последних рубежах», отделяющих правонарушителя от преступника, должны работать талантливые педагоги, способные помочь детям изменить свою жизнь к лучшему. А как оно на самом деле?

Эта история началась в конце 90-х годов прошлого века, а может, и несколько раньше. Просто именно в это время журналисты обратили внимание, что в Иркутской спецшколе для детей с девиантным поведением внутренние порядки напоминают скорее нацистский концлагерь, но уж никак не школу, пусть даже и с приставкой «спец».
В иркутской «короедке» бывшая ее администрация как бы соединила две «традиции воспитания» – в криминальных «бригадах» и в армейской казарме - в одну весьма эффективную «педагогическую систему».

На специфическом местном жаргоне командир в школе назывался «бугром». Командиры отрядов, «бугры» составляли элиту воспитанников. Дальше – «подбугорье» или «пригретые»: то же самое, что на зоне блатные. Потом идут «пацаны» - то же, что «мужики» на зоне. За ними – «шестерки» и «замащенные», или «опущенные», местные изгои. Принадлежность воспитанника к той или иной ступени выдавало клеймо, которое ставили на плечо дужкой раскалённой зажигалки. Методика проста и жестока. С зажигалки снимается оголовье. Потом оно раскаляется на пламени той же зажигалки и этим своеобразным тавром ставится клеймо в виде буквы U. Дужка вверх на предплечье означала, что ты «бугор», дужка влево или вправо – «пацан», дужка вниз – «шестёрка». Одновременно, используя наработки дедовщины, администрация позволяла некоторым подросткам, отучившимся в спецшколе определенный период времени, подниматься из низших слоев к вершине криминальной иерархии, то есть делала их «буграми».

Рассказывает воспитанник спецшколы Сергей: «Надежда Яковлева - она учила «бугров», как бить: «Да вы че палками бьете, зачем палками-то!? Ставьте подушку на лицо и через подушку бейте!» А потом мы делали так: брали носовые платки, мочились на них и прикладывали к синякам - «бугры» говорили, что если утром будут синяки, то они вообще закопают. А если расскажешь чего-нибудь, они поджигали вот такую палку здоровую, бумагу наматывали... И вот, когда она обуглится, значит, - губы прижигали. А если я пожалуюсь на кого-нибудь Татьяне Ивановне, то она «бугру» скажет: «Работай потише, а то на тебя ходят, жалуются».

Рассказывает учащийся спецшколы М.: «…А еще когда нас били режимники (сотрудники администрации, осуществляющие режимные мероприятия на территории школы – прим., автора), жаловаться на них было невозможно. Один раз я пожаловался, сходил к Татьяне Ивановне, заму по воспитательной работе. Прихожу я к ней и говорю: так и так, Татьяна Ивановна. А она говорит: ты все выдумываешь, у тебя галлюцинации! А я говорю: да вы чё, Татьяна Ивановна, как я выдумать могу! Вот следы! Она: ладно, сейчас мы позовем режимника. Он пришел, сел. Я говорю: вот, Татьяна Ивановна, я при нем скажу. А он как начал меня... Всяко разно. Она говорит мне: иди отсюда и не сочиняй... А он потом сказал мне: «Если я узнаю, что еще раз куда-нибудь это вынесешь, я тебя просто задушу - вообще до смерти, и никто тебе не поможет». Потом мне кто-то сказал, что все бесполезно».

А вот рассказ одного из преподавателей: «На совете командиров, проходившем под руководством Астафьевой Татьяны Ивановны, было принято решение о том, чтобы виновным в воровстве вешать на шею крыс, сшитых на уроках труда и набитых тряпками. Причём тот, кому вешалась эта крыса, должен был «ухаживать» за ней: стирать, сушить её, ложиться с ней спать. Сами воспитанники, укравшие что-либо, чтобы избежать этого унизительного наказания, соглашались на избиение их «буграми», что заменяло крысу на шее».

Кто же эти таинственные Надежда Яковлевна и Татьяна Ивановна? Знакомьтесь: Надежда Яковлевна Челнокова (прежде - Хайрюзова) - бывшая заместитель директора спецшколы по психологической службе, Татьяна Ивановна Астафьева - бывшая зам. директора по воспитательной работе. Но в спецшколе нашлись настоящие преподаватели, не желавшие мириться с такой, позволения сказать, «педагогической практикой», и в 2000 году написали жалобу в прокуратуру.

Око государево быстро разобралось с криминальной школой: были возбуждены уголовные дела на трех сотрудников (в том числе Челнокову и Астафьеву) по части 1-й статьи 286 УК РФ (превышение должностных полномочий). Но как возбудили, так и быстренько закрыли, по амнистии. А трое бывших «криминальных педагогов», ничтоже сумняшеся, перешли работать в областной реабилитационный комплекс для детей и подростков с ограниченными возможностями. Пока неизвестно, применяют ли они там свои «новаторские разработки». Управление социальной защиты Иркутской области и Главное управление общего и профессионального образования сочли невозможным оставить в беде столь «закаленные» и «проверенные» кадры. Дисциплинарной ответственности Челнокова и Астафьева также не понесли, уволились из спецшколы с формулировкой «по собственному желанию».

К преподавателям же, попытавшимся вынести сор из избы, были применены административные меры воздействия - все они получил взыскания, а Евгения Климова была даже уволена под надуманным предлогом. Причем директор школы Виктор Путилин объяснил, что выговоры жалобщикам он объявил « для предотвращения дальнейших обращений педагогов в различные инстанции и средства массовой информации». Такие новации в Трудовом кодексе должны были бы заинтересовать прокуратуру, но Фемида в очередной раз оказалось незрячей. Да и как иначе могло быть, ведь иркутская прокуратура прекрасно сработалась с директором. Когда избиваемые школьники обращались к учителям с жалобами, те передавали их в комиссию по делам несовершеннолетних (КДН). Дальше из КДН жалобы перекочевывали в прокуратуру, а затем они попадали… на стол директора спецшколы. После чего о содержании этих документов таинственным образом узнавали те, на кого жаловались. Такой вот замкнутый круг. И всем хорошо… кроме законов, которые нарушались. Ну так ведь это всего лишь несколько листочков бумаги, им больно и обидно не бывает… Но не только такое взаимодействие директор Виктор Путилин наладил на оценку «отлично» – он «вбил» в сотрудников спецшколы строгий запрет на общение с представителями СМИ. На долгих шесть лет воспитательное учреждение стало подлинной terra incognita для журналистов. Попасть в спецшколу стало труднее, чем в ракетную шахту или архивы ФСБ.

Но хватит о прошлом. На дворе 2006 год. Изменилось ли что-нибудь в спецшколе?
Когда пытаешься узнать, что в ней происходит, то возникает чувство, как будто кто-то набросил гигантское черное полотно на «короедку». Шевеление видно, но кто и что шевелится – непонятно. Как и раньше, в нее не проникнуть. Но это не означает, что воспитанники с криминальным прошлым не имеют возможности проникнуть на городские улицы. Как и в старые добрые времена, малолетние правонарушители без труда уходят в «самоволки» из своего логова и совершают новые правонарушения. Администрация такие случаи скрывает, даже не пытаясь разобраться, почему и зачем дети «пошли погулять». Видимо, администрация спецшколы плохо знакома с федеральным законом от 24 июня 1999 г. N 120-ФЗ "Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних", в частности, пункт 9 статьи 15. Процитируем его специально для руководителей спецшколы:

«…1) обеспечивает специальные условия содержания несовершеннолетних, включающие в себя охрану территории указанного учреждения; личную безопасность несовершеннолетних и их максимальную защищенность от негативного влияния; ограничение свободного входа на территорию указанного учреждения посторонних лиц; изоляцию несовершеннолетних, исключающую возможность их ухода с территории указанного учреждения по собственному желанию; круглосуточное наблюдение и контроль за несовершеннолетними, в том числе во время, отведенное для сна; проведение личного осмотра несовершеннолетних, осмотра их вещей, получаемых и отправляемых писем, посылок или иных почтовых сообщений;

2) информирует органы внутренних дел по месту нахождения указанного учреждения и по месту жительства или месту пребывания несовершеннолетних о случаях их самовольного ухода и совместно с органами внутренних дел принимает меры по их обнаружению и возвращению в указанное учреждение...».

И еще много чего написано в законе, что абсолютно игнорируется в иркутской спецшколе. Но вряд ли директора Виктора Путилина проймешь федеральными законами, для него главное - не выносить сор из избы и писать красивые отчеты.
Некоторые беглецы успешно отсутствуют в спецшколе по месяцу, однако по документам они… находятся в школе, питаются в столовой и получают все, что им причитается. Такие вот виртуальные учащиеся. Куда там Николаю Васильевичу Гоголю - у него мертвые души и дохода не приносили, и имущества не имели. Зато когда виртуальные дети появляются в школе реально, у них в закромах оказываются отнюдь не иллюзорные вещи. Старшеклассники, как правило, заставляют приносить с воли деньги, семечки, сигареты и прочую мелочевку. Не брезгуют и вещами посерьезнее. «Старшаки», как называют в «короедке» бугров, жестко расправляются с теми, кто не выполняет наказ и возвращается в спецшколу с пустыми руками. Где берут деньги, семечки, сигареты? На рынках, в карманах рассеянных или подвыпивших граждан, на прилавках зазевавшихся продавцов. Но не всегда фортуна улыбается малолеткам. Иногда беглецов задерживает милиция, обычно во время совершения ими краж и других правонарушений. Тогда в ход идет ноу–хау администрации «короедки». В спешном порядке находятся опекуны или родители неудачника, которых заставляют написать заявление, что незадолго до задержания они забрали своего гавроша из школы домой, отдохнуть. А чтоб отбить у пацанов охоту к несанкционированным прогулкам и чужим вещам администрация периодически проводят обыски. Сотрудники спецшколы изымают у учеников сотовые телефоны и другие запрещенные вещи. Но без составления актов и выяснения подробностей того, какой именно святой дух принес все это неблагополучному подростку на режимный объект. Таким нехитрым способом без лишних затрат обеспечивается телефонизация сотрудников администрации.

Но ведь и за связь надо платить, заработная плата, как известно у работников народного образования маленькая, вот и приходится сотрудникам «короедки» идти на различные ухищрения, чтоб заработать лишнюю копеечку. Например, сотрудники режима спецшколы собирают деньги за стоянку автотранспорта на территории учреждения, а вот куда дальше идет эта наличка, выяснить не удалось. Не забывают в «короедке» преподаватели и о личном комфорте – для выезда воспитанников на экскурсии в школе имеется микроавтобус, но он используется несколько по-другому – для поездок на работу и с работы живущей в поселке Большой Луг главного бухгалтера Гарощук. Руководитель учебно–производственных мастерских Крупеня вместо занятий заставляет детей убирать на территории школы мусор, а по осени те же воспитанники работают у него на личном огороде. На вопрос же, как рабский труд соотносится с педагогикой, Крупеня ответил: а что особенного, дети на природе отдыхают, едят фрукты, овощи… Кроме личных фазенд сотрудников, воспитанники летом работают в колхозе, где им устанавливают нормы в несколько раз больше, чем взрослым. А вот куда идут деньги за их труд, вероятно, должны установить компетентные органы – во всяком случае, дети денег не получают. Хотя, следует отметить справедливости ради, Крупеня не всегда стоит за спинами школьников как надсмотрщик. Частенько, бросив трудный контингент на произвол судьбы, он отдается своей страсти – разведению и продаже волнистых попугайчиков. Такой вот педагог.

Но, может быть, это исключение из правил? Посмотрим на возглавляющего медико-психологическую службу Вадима Павловича Пескова. Имеет высшее техническое образование, а вот ни медицинского, ни специального психологического образования у него нет. Автору этих строк в свое время удалось увидеть своими глазами диплом Вадима Пескова, и оказалось, что он не соответствует установленным образцам. Кроме того, в нем указано, что Песков проходил профессиональную переподготовку в Институте повышения квалификации работников образования (ИПКРО) по специальности «психология» с 1 октября 1995-го по май 1997 годов, а дата выдачи диплома – 3 мая 2000 года. Интересно, по какой причине «молодой специалист» три года не получал документ о высшем образовании? При этом на дипломе стоит только подпись ректора ИПКРО, но нет подписи председателя государственной аттестационной комиссии. И с такой, по моему личному мнению, филькиной грамотой, Песков умудряется работать в спецшколе, при этом еще успевая подрабатывать в университете и педагогическом институте, плюс пишет кандидатскую диссертацию. Просто психолог- многостаночник. Непонятно, когда он только находит время воспитывать трудных подростков. Однако, судя по ведомостям на получение заработной платы все отлично – работал, не покладая рук…

По штату в спецшколе одиннадцать уборщиц, но преподаватели заявляют, что их в глаза не видели, а уборкой занимаются в «короедке» сами воспитанники. Что это – «виртуальные» уборщицы? Или речь об отнюдь не потусторонних деяниях администрации, подпадающих под действие Уголовного кодекса?
И еще одно, отнюдь не виртуальное, новшество должно бы заинтересовать правоохранительные органы. По распоряжению директора Виктора Путилина и его заместителя по режиму, без санкции суда и прокуратуры, дети помещаются в изолятор тюремного типа на срок до месяца, при этом они даже не выводятся на прогулку. Конечно, зачем заниматься индивидуальной воспитательной работой с нарушителями дисциплины? Проще посадить их в карцер. Но если директор спецшколы имеет хотя бы минимальное педагогическое образование, он должен знать древнегреческое изречение:
«Сложные проблемы всегда имеют простые, легкие для понимания, но неправильные решения».

Таким же легким решением проблемы поддержания дисциплины в «короедке», вероятно, и является гибрид армейской дедовщины и тюремных порядков, который воплощается в жизнь при попустительстве администрации и дирекции. Как известно, за колючей проволокой жизнь осужденных подчиняется не только Уголовно-исполнительному кодексу, но и своим неписаным законам, регламентирующим права и обязанности зека - в зависимости от того, какую из ступенек на иерархической лестнице он занимает. Причем в зоне строго следят за тем, чтобы «шестерка» не стала вором в законе: переход из низшей касты в высшую теоретически и практически закрыт. Армейская схема дедовщины принципиально отличается от криминальной кастовости, хотя точно так же подчиняется своим неписаным законам. Здесь «салага», которого любой старослужащий может унизить, избить, оскорбить, по прошествии определенного времени переводится в «черпаки» и так далее - пока не станет дедом и, наконец, дембелем, которому сам черт не брат. Причем, поднимаясь по ступенькам иерархической лестнице, бывшая жертва системы приобретает все права и обязанности, свойственные его новому положению. В спецшколе эти два режима сплавились в причудливую, но от этого не менее чудовищную смесь.

Как и много лет назад, в школе есть «бугры» (те, кто дольше всех пробыл в школе), они ежедневно избивают младших, заставляют выполнять за них все работы и носить еду из столовой. Тех, кто пытается ослушаться бугров, «опускают» - головой в унитаз. Правда, сейчас воспитанникам не ставят клеймо на плечо, показывающее, «кто ты есть по жизни», но от этого не легче. Стало труднее и воспитателям: если в 2000 году «спецшкольники» писали педагогам письма с угрозами («ты достала, мы тебя кончим»), то в 2006 году, выслушав замечание, они уже бросаются не за авторучкой и конвертом, а за шилом – и слава Богу, если увернешься…

Режимники, то есть те, кто по закону должен следить за порядком в спецшколе, недалеко ушли от своих подопечных. Рассказывает один из режимников, Виктор Рыбаченко: «…Заместитель директора по режиму на работе практически отсутствует, а всю работу за него исполнял Т-ков, который оформлен по ставке дежурного по режиму и от суточных дежурств освобожден. К воспитанникам специальной школы он применяет физическую силу или заставляет школьников делать физические упражнения до изнеможения. По фактам получения воспитанниками травм педагогические расследования не проводятся. А если проводятся, то формально, ограничиваясь выводом – «упал, оступился», а травмы дети получают серьезные, требуется оказание помощи в медицинских учреждениях. Имеются и случаи попыток суицида».

Такая вот «мирная» жизнь идет за забором иркутской спецшколы для детей с девиантным поведением. Видимо, прокуратуре следует предпринять какие-то действия. Только захотят ли работники в синей форме, наконец, привести в спецшколу независимых медиков, а те, в свою очередь, захотят ли увидеть тщательно замазываемые и скрываемые одеждой следы побоев? Судя по тому, как явно администрация «короедки» нарушает законодательство о защите прав несовершеннолетних, прокуратуру она давно уже не боится. Но все равно находятся честные люди, не согласные с таким положением дел. Их мало, но они есть. Однако за попытки что-то изменить или хотя бы высказаться против существующих в «короедке» порядков они моментально увольняются из учебного заведения, иногда и с «волчьим билетом». Так случилось с преподавателем Гальфией Копыловой, которой сначала в трудовую книжку внесли запись «уволена за однократное грубое нарушение трудовых обязанностей», а затем изменили формулировку на «уволена по собственному желанию».

Как только сотрудник режима Виктор Рыбаченко попытался выяснить, почему охране недоплачивают ежемесячно 600-800 рублей (не оплачиваются ночные и праздничные часы), так его тут же заставили написать заявление по собственному желанию. Уволили за 15 минут, не потребовав отработки и выдав расчет из личных средств администрации. Куда, интересно, смотрят официальные лица из прокуратуры и управления народного образования? По какому тарифу ныне оплачивается их совесть?

Однако уволенные не собираются сдаваться и мириться с существующим положением в спецшколе. Они обратились в Генпрокуратуру России, УБЭП ГУВД Иркутской области и департамент образования. Поможет ли это, пока сказать трудно. Удивляет другое – почти 10 лет творятся безобразия в спецшколе, и только несколько человек попробовали восстать. Что-то неладное, значит, в мозгах, не только у учителей низового звена, но и у тех, кто их проверяет, направляет, наставляет и контролирует – у сотрудников управления министерства образования. Которые, кстати, не так давно присутствовали на отмечавшемся с помпой двадцатилетии спецшколы. Жаль только, что на этом празднике не было бывших выпускников «короедки». Это легко объяснимо - большая часть воспитанников (около 80-90%), выходя за вороты «спеца», через некоторое время, не поладив с законом, отправляются уже на взрослые зоны. Такая вот своеобразная преемственность поколений…

Можно сказать, создали кузницу кадров малолетних преступников. Почему все это происходит снова и снова, почему смена администрации не дает результатов? Можно предположить, что спецшкола - очень неплохая кормушка для многих заинтересованных чиновников. Закрытое учреждение, единственное на всю Восточную Сибирь, финансируется неплохо, не первый год выделяются деньги на долгосрочный ремонт, да и на содержание воспитанников в месяц – тоже немалые средства… При этом конкретное расходование финансов проконтролировать очень трудно. Да мало ли что можно придумать, когда голова болит не о пацанах, а о собственной выгоде. Тем более воспитанники в основной массе своей - дети неблагополучных родителей, да и те, как правило, далеко, разбираться не приедут. Тут уж человеческой фантазии есть где разгуляться. Не стоит списывать это на Байкальские тектонические разломы, черную ауру Иркутска, НЛО, злых барабашек и уникальный сибирско-российский тюремный менталитет, который якобы остался еще от дореволюционных ссыльных. Все гораздо проще, ведь, как говорится в старинной пословице, «каков поп, таков и приход». Но если «приход» по объективным причинам поменять невозможно, то надо срочно менять «попов».
________________

P.S. Иркутская область, слывшая в свое время «всероссийской зоной», видимо, нынче становится «всероссийской короедкой». Во всяком случае, в поселке Тельма Усольского района создано подобное же заведение – но уже для девочек-правонарушительниц одиннадцати-четырнадцати лет. Местные жители к этому относятся, мягко скажем, без энтузиазма, по понятным причинам: иметь в соседях малолетних преступников не очень-то приятно. А мы зададимся еще одним вопросом: насколько широко в новом учебно-исправительном заведении будет использован многолетний опыт иркутской «короедки»?
Поживем - услышим…
________________________
© Прокопьев Виктор