Реферат: Обрядовая поэзия. Глава II

Весь фольклор с точки зрения его бытова­ния можно разделить на обрядовый и необрядовый. К обрядовому фольклору относятся произведения народного поэти­ческого творчества, которые исполняются во время совершения какого-либо обряда; они сопровождают этот обряд, являются его составной частью^ Необрядовым фольклором называются устные народные произведения, исполнение которых не свя­зано ни с каким обрядом: они бытуют вне обряда, в самых различных условиях жизни.

Обряд - это строго определенные обычаями те или иные дей­ства: печение весной из теста жаворонков, завивание летом венков из веток березы, разжигание зимой костров и прыгание через них, обсыпание жениха и невесты хмелем, зерном и т. д. Назна­чение этих и многих других обрядовых действ- способствовать достижению какой-либо цели. В основе обрядов - реальные заботы крестьянина о большей продуктивности его труда, хорошем урожае, общем благополучии, слаженной семейной жизни и т. п. Поскольку обряды и сопровождающие их фольклорные произведения выпол­няли жизненно важные функции, то каждый раз в момент их исполнения они осознавались как очень нужные, необходимые и по-своему актуальные. В них в той или иной мере отражались реальная бытовая жизнь народа, его мировоззрение. В этом смысле обряды и сопровождающая их народная поэзия были всегда совре­менны.

Вместе с тем следует отметить, что обряды -один из древ­нейших видов народной культуры. Их возникновение относится к глубокой древности. В обрядах и сопровождающих их фольк­лорных произведениях можно обнаружить такие черты мышления человека доклассового общества, как анимизм, антропоморфизм и магизм. Анимизм (от лат. ашта - душа, дух) - вера в существо­вание душ и духов, которые будто бы управляют всеми явлениями мира. Антропоморфизм (от греч. аШЬгброз - человек и тогрЬе - вид, форма) - представление, будто бы все явления природы, животные и растения обладают человеческими качествами (волей, разумом и др.), что смерть, болезни и т. д. существуют в облике человека. Магизм (от греч. та§е!а - колдовство, чародейство) - вера человека в то, что он посредством определенных действий и сло­весных выражений может влиять на течение событий: избавиться от болезней, вызвать хороший урожай, большой приплод скота и т. д. Все это - проявление древней языческой религии.;

К сказанному следует еще добавить, что за последнее тыся­челетие на обряды и обрядовую поэзию определенное влияние оказала христианская религия. С введением на Руси христиан­ства (X в.) церковь, с одной стороны, боролась с языческой культурой, всячески вытравляла из жизни древние народные об­ряды, а с другой - многие из этих обрядов она стремилась при­способить к своим целям, наполнить их христианским содержани­ем. В результате христианские мотивы и образы проникли в народ­ные обряды и поэзию; возникло явление, которое получило назва­ние «двоеверия» (смешение языческих и христианских элементов).

Из сказанного совершенно очевидно, что обряды и сопровож­дающее их словесное искусство имеют большое значение как для изучения жизни и мировоззрения народа в период записи этих обрядов (преимущественно XIX в.), так и для понимания особенностей народного мировосприятия на более ранних сту­пенях истории.

Собирание и публикация обрядовой поэзии. О древних обычаях бракосочетания сообщается уже в самой ранней русской ле­тописи-в своде «Повести временных лет» (начало XII в.). 33 В Ипатьевской летописи под 1178 г. описывается обряд похорон князя Мстислава Ростиславовича и приводится похоронный плач о нем. Свидетельства о календарных и семейно-бытовых обрядах мы встречаем во многих исторических документах и литературных произведениях XIII-XVII вв. Отдельные календарные и семейно-бытовые песни в небольшом количестве публикуются в XVIII в. в сборниках М. Д. Чулкова «Собрание разных песен» (ч. 1-4, 1770-1773) и Львова-Прача «Собрание народных песен с их го­лосами» (1790). Образцы рекрутских причитаний впервые при­водятся А. Н. Радищевым в главе «Городня» его книги «Путешест­вие из Петербурга в Москву» (1795). Некоторые обрядовые пес­ни публикуются в песенниках первой трети XIX в.

Серьезная работа по собиранию обрядовой поэзии начинается с середины 30-х годов XIX в. В результате издаются Такие крупные сборники; «Сказания русского народа о семейной жизни своих предков» (1836-1837) и «Песни русского народа» (1838-1839) И. П. Сахарова, «Русские простонародные праздники и суеверные обряды» И. М. Снегирева (1838-1839). Образцы обрядовой поэзии публикуются в этнографическом труде А. Терещенко «Быт русского народа (1848). Особенно ценные материалы по обрядовой поэзии содержит песенное собрание П. В. Киреевского и его многочислен­ных корреспондентов, относящееся к 30-50-м годам XIX в., но изданное лишь в начале XX в.

Значительные материалы по обрядовой поэзии публикуются во второй половине XIX -начале XX в. И до сих пор не утратили. большой научной ценности сборники Е. В. Барсова «Причитания Северного края» (т. 1, 1872; т. 2, 1882; т. 3, 1886) и П. В. Шейна «Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п.» (т. 1, 1898: т. 2, 1900).

Обрядовая поэзия собирается и публикуется и в советские годы. Наиболее значительными сборниками обрядовой поэзии, изданными советскими фольклористами, являются книги В. Г. Базанова. и А.П.Разумовой «Русская народно-бытовая лирика» (1962), И.И.Земцовского «Поэзия крестьянских праздников» (1970) и Н.П.Колпаковой «Лирика русской свадьбы» (1973).

Изучение обрядовой поэзии. Вопросы содержания и формы русской обрядовой поэзии так или иначе затрагиваются в раз­личных статьях уже в конце XVIII - начале XIX в. (Н. А. Львов, А. X. Востоков, Н. А. Цертелев, М. А. Максимович). Однако специ­альное изучение ее начинается лишь с 30-х годов XIX в., когда славянофилы И.М.Снегирев и И.П. Сахаров обращаются к изда­нию обрядовых песен. Эти песни, по их мнению, замечательно выражали национальные черты русского народа. Проводя идеи «официальной народности», они утверждали, будто бы в обрядовых песнях получают яркое выражение такие национальные черты русского народа, как религиозность, смирение и покорность. Против славянофилов выступил В. Г. Белинский, указавший на то, что русского человека характеризуют не религиозность и покор­ность, а трезвость ума, атеистичность и практическая рассуди­тельность.

В 1848 г. выходит в 7 частях солидный труд А. Терещенко «Быт русского народа», в котором подробно описываются на­родные обряды.

Мифологи Ф. И. Буслаев, А. Н. Афанасьев и А. А. Потебня в 50-60-е годы XIX в. направили свои усилия на раскрытие ис­конного смысла различных обрядов, определение происхождения образов, сюжетов и поэтического стиля обрядовой поэзии. Их ошибка состояла в том, что генетические корни всех обрядов они видели в древней мифологии.

Представители русской школы заимствования, последователи А.Н.Веселовского В. Ф. Миллер и Е. В. Аничков предприняли срав­нительные сопоставления русской календарной обрядности с обря­дами других европейских народов [см., например, В. Ф. Миллер. Русская масленица и западноевропейский карнавал, 1884; Е. В. Анич­ков. Весенняя обрядовая поэзия на Западе и у славян, ч. I-П, 1903-1904]. В работах этих ученых недооценивалась национальная самобытность русской обрядовой поэзии.

Работы дореволюционных ученых, устаревшие в методологи­ческом отношении, тем не менее содержат ценный фактический материал. Интересные статьи с описанием календарных и семейно-бытовых обрядов публикуются в последней четверти XIX - начале XX в. в журналах «Этнографическое обозрение» (1889-1916) и «Живая старина» (1890-1917).

Советская фольклористика, подвергнув научной критике оши­бочные теории дореволюционной академической науки, с новых методологических позиций решает многие важные проблемы, свя­занные с изучением народной обрядовой поэзии.

Прежде всего, советскими учеными убедительно доказывается положение о трудовом происхождении народных обрядов и сопро­вождающей их поэзии, раскрывается преимущественно материалистический характер выражаемого ими мировоззрения. Ценными в этом отношении являются работы В.И.Чичерова «Зимний период русского земледельческого календаря В.Я.Проппа «Русские аграрные праздники» (1963) и В.К.Соколова «Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. XIX - начало XX в.» (19"79).

В ряде исследований историко-этнографическая характеристика обрядов дополняется анализом сопровождающей их поэзии (см например Пропп В.Я. «Русские аграрные праздники», 1963; Аникин В.П . Календарная и свадебная поэзия, 1970; Круглое Ю.Г. Русские свадебные песни, 1978.) Во многих работах рассматривается жизнь старых обрядов и обрядовой поэзии в исторически новых условиях. Все обряды делятся на две группы – календарные или семейно-бытовые. И соответственно сопровождающие их фольклорные произведения относятся к календарной или семейно-бытовой обрядовой поэзии.

довой поэзии.

Остановимся на календарной обрядовой поэзии. Многие народные праздники отмечались в строго определенные дни года. В эти праздники совершались различные обряды, которые в науке называются «календарными» 1 .

Календарные обряды сопровождались специальными песнями, которые назывались колядками, масленичными песнями, веснянками, семицкими песнями и т. д.

Колядки. Круг, годовых - (календарных") обрядов открывался новогдними святочными обрядами. Святки праздновались в период зимнего солнцеворота (с 24 декабря по 6 января). В основе святочных обрядов лежала магия первого.дня года.; обряды, совершаемые в это время, по мнению их исполнителей, должны были действовать в определенном направлении на протяжении всего нового года.

Во время святок лроводились различные игры, ряжения и про- чие действа,.имеющие магический смысл. Одним из_самых примечательных явлений святочных праздников было колядование- хожпение до лворам с пением новогодних песенок, которые на­зывались колядками.

Молодежь (главным образом подростки), собравшись небольшими группами, ходила по улице от одного двора к другому и пела под окнами колядки -своеобразные ново­годние поздравления. За эти песенные поздравления коляловшики вознаграждались подарками.-праздничным- угощением (пирогами, вареным мясом и т. д.). Особенно широкое распространение колядование получило на Украине и на юге России.

Замечательное описание его дано в повести Н. В. Гоголя «Ночь перед рождеством».

Термин «колядка» для обозначения поздравительных новогод­них песенок употреблялся всеми славянскими народами, в том числе и русским.

Колядки - это песни новогоднего содержания, в которых, как правило парная рифма. После каждой пары рифмованных стихов идет припев-выкрик, в котором упоминается слово «коляда», «ов-сень» или «виноградье». По этим выкрикам песенки и называются. По объему колядки очень разнообразны (от четырех до двадцати, а иногда и более стихов).

Нередко колядки прямо начинаются с припева-восклицания. В наиболее развернутых формах припев-восклицание включает описание самого обряда колядования, сообщение о том, что колядовщики долго ходили, искали дом, хозяина которого пожелали поздравить песней. Затем идет само вели­чание, что составляет основной смысл колядки. Прежде всего колядовщики дают идеальное описание дома величаемого. Оказы­вается, что перед ними не обычная крестьянская изба, а настоящий терем. Вокруг этого терема «стоит железный тын», «на каждой тычинке по маковке», а на каждой маковке «по золотому венцу». Под стать этому терему и проживающие в нем люди. Типичной формулой для характеристики величаемой семьи явля­ется следующая: хозяин дома - «светлой месяц», хозяюшка - «красно солнышко», а малые дети - «часты звездочки» .

В таком же идеализированном плане дается в колядке и опи­сание крестьянского наряда. О крестьянине говорится, что он «надевал кафтан во сто рублей», «подпоясывал кушак в тысячу»

Все это, конечно, чистый вымысел, фантазия, в реальность которых никто не верил. Но эта фантазия имела глубоко жиз­ненный, определенный социальный смысл. В фантастических картинах народного богатства рисовалось не реальное, а желаемое. Касаясь этого вопроса, Энгельс писал: «Народная книга призвана развлечь крестьянина, когда он, утомленный, возвращается вечером со своей тяжелой работы, позабавить его, оживить, заставить его позабыть свой тягостный труд, превратить его каменистое поле в благоухающий сад; она призвана обратить мастерскую ремесленника и жалкий чердак измученного ученика в мир поэзии, в золотой дворец, а его дюжую красотку представить в виде прекрасной принцессы...»

Фантастические картины богатства мы находим и в других жанрах фольклора (например, в сказках). Однако особое значение они имеют в колядках, выполняющих в какой-то мере функции магического заклинания.

Следующий важный мотив колядки – конкретные пожелания тому, в адрес кого исполняется колядка. Отличительна черта этих пожеланий – трезвость и реалистичность. В.Я. Пропп по этому поводу пишет: «Если величание в несколько абстрактных и условных формах рисовало образ богача-боярина, то заключительная часть пения прямо и непосредственно су яйла крестьянину то, что ему важнее и нужнее всего: не золото, серебро и меха, а урожай, скот, здоровье, сытость, довольство» . Так, например, в одной колядке выражается пожелание, чтобы

У хозяина в дому

Велись бы ребятки,

Велись бы телятки,

Велись бы ягнятки,

Велись бы жеребятки,

Заканчивается колядка, как правило, требованием вознаграж-денйя за колядование, за доброе пожелание.. Колядовщики требуют пироги, домашнюю колбасу («кишки»), свиные ножюи и др.. Тем, кто не одаривает, колядовшики высказывают плохие пожелания иногда н шутку угрожают расправой.

Можно полагать, что в период наиболее полного расцвета колядки имели композицию, в которой ее отдельные мотивы шли в рассмотренной нами последовательности: описание поисков дома для колядования, величание хозяина и его семьи, выражение ему пожеланий на новый год и требование подарка. Однако в дошедших до нас колядках эта композиция выдерживается далеко не всегда. Чаще всего встречаются колядки, в которых оказывается утраченным один или два из названных мотивов. Есть колядки, состоящие всего из одного мотива - требования подарка.

Подблюдные песни. С новогодним праздником святок связаны также всевозможные гадания, в том числе гадания девушек с пением гак называемых подблюдных песен. Вечером девушки собирались в какой-нибудь избе, устилали стол белой скатертью, ставили на него блюдо с чистой водой. Каждая девушка опускала в воду какую-нибудь вещь, чаще всего кольцо, серьги или другие украшения, и блюдо накрывали платком. Затем девушки усажи­вались около блюда.и начинали петь песни.

Во время пения подблюдных песен_одна из девушек (чаще всего - не принимающая участия в гадании) с закрытыми глазами доставала по одному положенные в блюдо предметы. К той, чей предмет доставался, и относилось.содержание исполняемой в это время песни.

Подблюдные песни были очень небольшими по объему - от четырех до десяти стихов. Основу их содержания составлял какой-нибудь один образ, имеющий магически-символическое значение. Этот образ в подблюдной песне получал бытовую разработку. Так, на основе бытовой разработки образа кольца, являющегося симво­лом любви и брака, создавалась такая подблюдная песенка:

Ладо, ладу,

Кому мы поем,

Тому честь воздаем.

Подблюдными назывались песни, исполняемые во время гаданий с помощью блюда

Девушка, вещица которой во время исполнения этой песни доставалась из блюда, по поверию должна выйти замуж в на­ступающем году.

Смысл подблюдных песен для гадающих был довольно про­зрачным. Все, например, знали, что песни, в которых упоминался хлеб и все, связанное с ним (поле, снопы, скирды, зерно, каравай, блины, пироги и т. д.), предсказывали хороший урожай, богатство, общее благополучие. И наоборот, песня, в которой рисовался порт­рет оборванной старушки, означала бедность; песня, в которой упоминалась каркающая ворона, обозначала смерть и т. д.

Гадания с исполнением дадбдюдных песен имели характер не заклинания (что наблюдалось в не­которых колядках), а предсказания. Но в это предсние глубоко верили. Именно поэтому многие под блюдные песни заканчивались та­кой устойчивой формулой:

Кому вынется, Тому сбудется

Тому сбудется, Не минуется.

Подблюдные песни в большинстве случаев создаются на основе народных поверий. В них нередко используются образы и мотивы других жанров фольклора. Так, например, на основе загадки «сидит девица в темнице, а коса на улице» возникла под­блюдная песня:

Сидит девка в клетке, Кому выйдется,

Коса на поветке. Правда сбудется,

Ладу, ладу! Тому добро!

Эта песня предвещала счастье.

По подбдюдым песням гадали о счастливой или несчастливой судьбе. Особенно же много подблюдных песен было сложено на тему замужества. И это вполне естественно, так как, гадали преимущественно девушки! В девичьих подблюдных песнях широко используется символика свадебных песен: символом брака в_них_выступают кольцо, перстень, венец, подушка и др.

Специфика обр"азного содержания подблюдных песен в том, что в них причудливо сочетаются мир реальный и мир идеальный. С одной стороны, это идеальные образы народной поэзии; «добрый молодец», «красна девица» и др., а с другой - наоборот, как будто нарочито приземленные образы реального мира: корова, кошка, жук, бочка, хомут, узда, дуга и т. п. Это нашло свое отражение и в поэтическом стиле подблюдных песен. Так, симво­лом парности, замужества в них выступают и идеально-возвы­шенные «два голубочка», «сокол и голубушка», «соболь и куница», и сниженно-реальные «два клубочка», «петух и курочка», «груздочек и беляночка». В эпитетах, с одной стороны, отражается меткая наблюдательность крестьянина над окружающими его предметами и образами жизни («медведь-пыхтун», «заинька-повиляенька», «курочка-загребушечка», «серая капустка», «зеленый кочанок»), а с другой - отражаются его мечты об идеальной жизни, сказочном богатстве. Так, например, героиня подблюдных песен, простая крестьянская девушка, живет в «высоком тереме», у нее «золотая парча», «золотое кольцо», жених-«груздочек» называется «боярским сыном», а невеста-«беляночка» - «боярышней».

Масленичные песни. Следующим за святками большим годовым праздником была масленица. Исследователи считают, что в глубокой кой древности масленица была весенним праздником.

С_введением же христианства и запретом проводить различные увеселения в весенний семинедельный предпасхальный пост ее празднование было отодвинуто на более ранние сроки. Масленица стала празд­новаться в самом конце зимы, в период с конца января до начала марта.

Масленица – самый веселый, самый разгульньй народный праздник-продолжавшийся целую неделю – с понедельника до воскресенья). Причем это празднование включало в себя как общинные, так и семейные мотивы и совершалось по строго рас­писанному порядку, что отразилось на названиях дней масленич­ной недели. Понедельник назывался «встречей» - это начало празд­ника; вторник - «заигрыши»; с этого -дня начинались разного рода развлечения, ряжения, катания, среда -«лакомка»: она открывала угощения во всех домах блинами и другими яствами; четверг именовали «разгулом», «переломом», «широким четвергом», на этот день приходилась середина веселья и гульбы: пятница - «тещины вечера»: зятья угощали тещ; суббота - «золовкины поси­делки»: молодые невестки принимали родных в гости. Воскре­сенье - это «проводы», «целовник», «прощальный день», конец масленичного веселья.

Обязательным предметом масленичных угощений были блины. Масленичная еда имела обрядово-ритуальный характер: предпо­лагалось, что чем обильнее будет угощение в этот праздник, тем богаче будет весь год.

Масленичные игры носили преимущественно развлекательный характер: езда на лошадях г -катание с гор на санках, игры в снежки, борьба, кулачные-бои и т. п. Во всех этих играх с осо­бой силой проявлялся удалой характер русского человека.

Масленичных песен, до нас дошло немного. Все они по своей тематике делятся на две группы: одна из них связана с обрядом встречи, а другая – с обрядом проводов («похорон») Масленицы.

Обряд встречи Масленицы был следующим. Делали из соломы чучело, придавали ему при помощи старой одежды вид женщины, насаживали это чучело на шест и с пением возили на санях по деревне. Затем.чучело – Масленицу. Ставили на снежной горе, где проходили игры и катания на санках.

Песни, сопровождающие обряд встречи Масленицы, отличает мажорный, жизнерадостный тон. Это прежде всего величальная песня в честь Масленицы, получившей свое антропоморфическое выражение в образе соломенного чучела:

Дорога наша гостья Масленица

Авдотьюшка Изотьевна,

Дуня белая, Дуня румяная,

Коса длинная, триаршинная,

Лента алая, двуполтинная,

Платок беленький, новомодненький

Брови черные, наведенные,

Шуба синяя, ластки красные,

Лапти частые, головастые,

Портянкибелые, набеленные.

Перед нами идеальный портрет русской красавицы, в создании которого заметны и черты реалистичности («лапти частые, голо­вастые, портянки белые, набеленные»).

В песнях, посвященных встрече Масленицы, разрабатывается мотив изобильного угощения. В них говорится, что Масленицу с радостью встречают «с блинами, с караваяами, с варениками», «с сыром, маслом, калачом и печеным яйцом». Подчеркивание богатства и праздничного изобилия в масленичных песнях имело магическое значение.

В последний день праздника провожали Масленицу. Соломен­ное чучело Масленицы вывозили за деревню, и там его либо сжигали, либо разрывали на части и закапывали в снег. Скатывли с гор горящие колеса, символ солнца. Этот обряд нашел отражение в масленичных песнях.

Обряд проводов Масленицы и сопровождающие его песни отличает уже совершенно иная, минорная тональность. Если песни, которыми встречали Масленицу, напоминали собой свадебные величальные, то песни, сопровождающие обряд про­водов Масленицы, были похожи на свадебные «корилъные» песни. В них Масленица упрекается в том, что она обманула людей: разорила их, все поела и посадила на великий пост.

В древности обряды встречи и проводов Масленицы имели аграрно-магическое значение: проводы («похороны») Масленицы означали проводы зимы и заклинание, приветствие наступающей весны. Особенно ярко это выражено в масленичной песенке, приводимой А. Н. Островским в пьесе-сказке «Снегурочка». Думая о весне, крестьяне-«берендеи» пели:

Масленица мокрохвостка!

Поезжай долой со двора,

Отошла твоя пора!

Однако постепенно аграрный характер масленичных обрядов забылся, и они стали восприниматься просто как праздничное развлечение. Во время этих развлечений «стали употребляться песни и не имеющие обрядового значения. Некоторые из них по своему ритму и эмоциям напоминали плясовые частушки.

Веснянки. После масленицы наступал семинедельный, так называемый «великий пост». В это время, разумеется, никаких празднований не было, всевозможные молодежные увеселения («посиделки», «вечеринки» и т. п.) прекращались. Все думы кресть­ян были сосредоточены на новом хозяйственном годе, подготовке к весенним полевым работам. Для крестьян быяе очень важно, чтобы теплые весенние дни наступили как можно раныщьше, а погодные„условия сложились бы так, чтобы был хорошим урожай, с которым было связано все благополучие крестьян.

Однако весну не пассивно ждали, но_стремились активна воз­действовать не ее быстрейший приход.

С этим был связан например, обычай печения из геста жаворонков и игра с ними..Этих жаворонков дети усаживали на плетни, заборы, бегали с ними по улице, призывая прилет птиц - символов и предвестников весны. Этим же целям призыва весны служили и специальные короткие песни - веснянки, которые не пелись, а выкрикивались собравшимися в небольшие группы девушками.

В веснянках девушки обращались к_жаворонкам (а иногда к куликам или пчелкам, чтобы они побыстрее прилетали и принесли с собой «красную весну», «теплое лето»).

С приходом хорошей весны ожидался год «добрый», «хле­бородный», «жито густое», «колосистое».

В веснянках своеобразно сочетаются признаки песенных величаний и заговорных заклинаний.

С величаниями веснянки сближает их повышенная эмоциональность. Они, как и величания, часто начинаются с обращений. Это обращения к весне, жаворонкам, пчелкам и т. д. Их стилистику отличает светлая, радостная тональность, что проявляется в соответствующих эпитетах («весна красная», «лето теплое», «трава шелковая», «рожь зернистая», «пшеница золотистая») и широком употреблении слов с уменьшительными суффиксами («весняночка», «летечко», «жавороночек», «пташечка», «ласточка», «касаточка»). С заговорами веснянки роднит прежде всего их образность. В них, как и в заговорах, широко употребляются образы замка и ключей. Самым распространенным мотивом веснянок является обращение к весне (или жаворонкам) с просьбой принести ключи, чтобы ими замкнуть «холодную зиму» и отомкнуть «теплое летеч­ко». Веснянкам свойственны обращения в повелительном наклоне­нии. Так, например, одна из них начинается с такого императив­ного пожелания-требования:

Приди к нам, весна,

Со радостью

Со великою к нам

Со милостью!

Егорьевские песни. Весенний Егорьев день отмечался 23 ап­реля. В этот день, как правило, первый раз выгоняли стадо в поле. Это важное событие крестьянами обставлялось обрядами. Накануне Егорьева дня молодежь, как и при святочном колядова­нии, ходила по дворам и пела песенки, в которых выражалось поже­лание хозяину и его скоту. Одна из таких песенок, например, заклинала:

Телоньки, телитесь!

Свинки, пороситесь!

Курочки, неситесь!

Эти песенки, как и колядки, обычно заканчивались требовани­ем подарка.

Если хозяева хорошо одаривали исполнителей егорьевских «колядок», то им выражались самые добрые пожелания, напри­мер: «двести коров, полтораста быков, семьдесят телушек». Если же их не одаривали, то они с обидой говорили; «Ни кола, ни двора, нет ни куричья пера!», «Дай вам бог тарака­нов да клопов!».

В Егорьев день вместе со стадом в поле выходило несколько мужчин, которые «окликали» Егория, т. е. пели песенки такого же содержания, что и егорьевские «колядки». В одной из таких песен они обращались к Егорию с просьбой:

Ты спаси нашу скотину

В поле и за полем,

В лесу и за лесом,

Под светлым месяцем,

Вьюнишние песни. Вьюнишними назывались песни, которыми в субботу или воскресенье первой послепасхальной недели поздрав­ляли молодых супругов, обвенчавшихся в прошедший год. Основное содержание этих песен - пожелание молодым счастли­вой семейной жизни. Образ гнезда - символ семейного счастья - является центральным в этих песнях. Так, в одной их них вначале идет обращение к вьюнице и вьюнцу, упоминаются «угожие 45 дерева», а затем говорится:

Пчелы гнезда вьют,

Во корнях тех дерев

Горностай гнездо свивал...

Во вьюнишних песнях яркое отражение получили устои патриархальной крестьянской семьи, в которой женщина была на положении рабыни. Так, в одной из таких песен молодке дается такой совет: свекру-батюшке «рубашечки помывай», свекровушке «избушечку помывай», деверьям «платки на руки давай», золовушкам «русы косы заплетай», а «свово мужа почитай - крепче к груди прижимай».

Как и при колядовании, с пением вьюнишных песен молодежь ходила по дворам, за их исполнение требовала подарки. И в зависимости от того, как одаривали исполнители этих песен, молодой чете высказывались добрые, или наоборот недобрые пожелания.

Семицкие обрядовые песни. Седьмая неделя после пасхи назы­валась семицкой. Четверг этой недели назывался Семиком, а ее последний день (воскресенье) был праздником Троицы. На семицкую неделю совершались особые обряды, которые сопровож­дались песнями.

Главным обрядом семицкой недели был обряд «завиванья венка». Одев праздничные наряды, девушки шли в лес. Там они облюбовывали себе молодые сочные березы и совершали с ними обряд, который имел определенное магическое значение. Они при­гибали ветки березок к земле и сплетали их с травой, полагая, что растительная сила березы передастся земле.

Затем девушки «завивали венки». На концах отдельных ветвей березы, не отламывая их, они сплетали («завивали») венки, напевая песню, в которой были слова: «Завивайся ты, березка, завивайся ты, кудрявая».

Обряд завивания березы в древности имел несомненное аграрно-магическое значение.

При совершении этого обряда девушки пели:

Мы завьем веночки

На годы добрые,

На жито густое,

На ячмень колосистый,

Затем через несколько дней эту березку срубали, носили ее по деревне, потом топили в реке или бросали в рожь, что также имело аграрно-магический смысл; растительная сила зеленой березы будто бы должна была передаться земле, воде.

Однако весенний обряд с березой впоследствии стал иметь не только аграрное значение. Наклонив две рядом стоящие березки и связав их вершины, делали своеобразную зеленую арку, под которую попарно проходили девушки и «кумились», т. е. целовались. Таким образом выражалось желание девушек быть хорошими «кумушками», верными подругами.

Через несколько дней после «завивания венков» девушки шли в лес, отделяли эти венки от березок и шли с ними к реке, где гадали на женихов. Они бросали венки в воду: куда поплывет венок, там будет и жених.

Если венок плывет хорошо, ровно, то замужняя жизнь будет спокойной, счастливой. А если же венок плывет плохо, цепляясь за берег, перевертывается и т. п., то жизнь будет тяжелой.

Эти песни, сопровождающие гадания на венках, отличают задушевность, лиризм, а иногда и подлинный драматизм. Такой, например, является песня, в которой рассказывается о том, как девушка вместе с подругами пошла «на Дунай-реку» и бросила в нее свой венок. Предсказание оказалось очень печальным, и девушка тихо и грустно поет:

Все венки поверх воды,

А мой потонул.

Все друзья гостинцы шлют,

Тема замужества и семейных отношений постепенно занимает все большее место в семицких песнях, она является главной и в хороводных песнях, исполняемых в это время; в частности, в тех из них, которые исполняли девушки во время вождения хоровода вокруг «завитой» березки.

Летние обрядовые песни. Семицкие песни были последними обрядовыми весенними песнями. После этого наступало лето период напряженных полевых работ. Обрядов в это время было" мало. Да и песен, сопровождающих эти обряды, сохранилось немного. Среди них выделяются песни, связанные с обрядом похо­рон Костромы и днем Ивана Купалы/

Обряд похорон Костромы не имел строгой приуроченности и совершался в период после Троицы и до Петрова дня 1 . В древ­ности этот обряд имел аграрное значение. Предполагают, что слово «Кострома» происходит от слова «костра», которым называли отхо­ды, полученные после обработки льна и конопли. Обряд похорон Костромы совершался следующим образом. Сделанное из соломы чучело клали в деревянное корыто или колоду и разыгрывали сценку похорон. В основе этого действа лежало представление об умирающем и затем воскресающем боге растительности. Потом смысл этого представления забылся. Обряд превратился в здбаву. Кострома стала интерпретироваться как образ умершей когда-то веселой и гулливой женщины. Так, одна песня, сопровождающая «похороны» Костромы, начинается словами;

Кострома, Кострома,

Ты нарядная была,

Развеселая была,

Ты гулливая была!

А теперь, Кострома,

{Праздник Ивана Купалы отмечался в день летнего солнце­ворота, в ночь с 23 на 24 июня. В эту ночь собирали травы (особен­но папоротник), которые будто бы обладали целебной силой. В это же время разжигали костры и прыгали через них, обливали друг друга водой, купались. Все это, по народным повериям, имело очистительное значение.

Купальские обряды нашли свое отражение в соответствующих песнях. Так, одна из них начиналась словами;

Ходил чижик по улице,

Сбирал девок на Купальню:

«Ну, девки на Купальню,

Ну-те да вы, девки, на Купальню!»

В ряде песен Купала выступает перед нами в антропоморфи­ческом образе женщины-матери. Так, в одной песне на вопрос, где ее дочь, Купала отвечает, что ее дочь «грядки полет, руки колет», «цветочки рвет, веночки вьет», «своему дружку на голо­вушку» 15, 465].

"Осенние обрядовые песни. Осенью, в связи с занятостью на полевых и других работах, обрядов проводилось еще меньше, чем летом. Те немногие обряды, которые совершались в это время, все были связаны с заботами о хорошем урожае. Примером может служить обряд <<завивания_б_ор.о.ды>>. Так называли обычай связы­вать в один пучок специально оставленные на пашне несжатыми несколько колосьев. Предполагалось, что таким образом закрепля­ется за землей, оставляется на следующий год ее «урожайная сила». Об этом обряде «завивания бороды» рассказывается в песнях.

Первый и последний снопы жатвы нередко торжественно вно­сили в деревню. Сила этих снопов считалась магически целебной. Их зерна всыпали в корм больному скоту, ими начинали сев зерновых. Эти обряды также получили свое отражение в соот­ветствующих песнях .

Известны также песни, в которых выражалась радость в связи с окончанием полевых работ, молотьбы и уборки хлеба в закрома. Например:

Ох и слава богу,

Что жито пожали,

Что жито пожали

И в копы поклали,

На гумне стогами,

В клети закромами,

А с печи пирогами.

К настоящему времени календарные обряды почти полностью ушли из жизни. Однако в прошлом как календарные обряды, так и сопровождающие их песни занимали большое место в духовной жизни народа. В них выражались думы народа о хорошем урожае, приплоде скота, общем благополучии и благосостоянии. Основ­ная их тематика аграрно-хозяйственная. Но наряду с этой основной тематикой в них проступают и семейно-бытовые мотивы; выра­жаются мечты о хорошей семье, здоровом потомстве и т. д.

В основе обрядовых песен - стихийно-материалистическое мировоззрение народа. Ведущие образы этих песен берутся из окружающей крестьянина реальной действительности. Однако следует заметить, что многие образы календарных песен несут следы древних анимистических представлений (антропоморфиче­ские образы Коляды, Масленицы, Костромы и др.).

Основное назначение календарных песен утилитарно-практиче­ское. Эти песни вместе с обрядами, которые они сопровожда­ли, должны были^ по мнению их исполнителей, оказывать влияние на повышение урожая, здоровья людей и животных.

"Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что календарная поэзия выполняла и немалые эстетические функции: она передавала атмосферу праздничности, художественно выражала всевозможные мысли и чувства. Для многих календарных песен характерна высокая поэтичность.

Контрольная работа

на тему:

Обрядовая поэзия

Проверил: преподаватель

______________

Выполнила: студентка гр.

Абашина Т.А.

Иркутск, 2001 г.

Обрядовой поэзией называется тот круг словесно-художественных жанров, какой сопровождает обряды.

Обряд-это действия, имеющие по представлениям древних славян способность влиять на силы природы и вызывать хороший урожай и приплод скота, обеспечивать удачную охоту, богатство, здоровье и счастье людей.

Календарной обрядовой поэзией называется группа обрядов и словесно- художественных жанров, связанных с народным календарём, который основывался на смене времен года и распорядка земледельческих работ. В русской обрядовой поэзии олицетворены силы природы, имеющие значения для земледельческого труда: солнце, земля, времена года (мороз, "весна-красна", лето).

Календарные обряды и их поэзия делятся на четыре цикла соответственно четырём временам года: зимний, весенний, летний, осенний. Сущность обрядов и песен зимнего цикла состоит в том, чтобы обеспечить будущий хороший урожай и приплод скота. Первая его часть относится ко времени от рождества Христова до так называемого крещения, вторая- от крещения до масленицы и характеризуется подготовкой к весенним земледельческим работам.

Наиболее важным моментом обряда и поэзии зимнего цикла было калядование. В древности оно было связано с культом рождающегося солнца, а поэтому с зимним солнцестоянием и поворотом от зимы к теплу. После принятия христианства праздник Коляды совпал с празднованием рождества Христова.

Каляда (с лат.) - первый день месяца. Главной частью калядования было хождение молодёжи со звездой по домам и прославление божества (в древности Каляды, а затем Христа). Калядование начиналось перед рождеством и заканчивалось под новый год. Оно включало в себя пение песен (калядок), основной темой которых была тема поисков Каляды и обращение к ней, величание членов семьи, дома, причём хозяина прославляли за домовитость, сына за храбрость и ловкость, дочь - за красоту, жену хозяина за умение вести дом. Калядки завершались просьбой к хозяевам дома наградить калядовщиков за их труд и песни. Таковой наградой было угощение. У всех славян колядки включают в себя, прежде всего пожелание достатка и счастья.

Польский стих

Сколько у вас в сарае колов,

Столько у вас в хлеву волов.

На поле урожай.

В дому приплод;

Всем доброго здоровья.

Счастливого доброго утра

Новый год спокойный.

Счастливый и обильный.

На телят, на ребят…

Вот характерный текст колядки (русской )

Пришла Каляда

Накануне рождества,

Дайте коровку,

Масляну головку,

А дай бог тому

Кто в этом дому,

Ему рожь густа,

Рожь ужимиста;

Ему с колоса осьмина (мера зерна)

Из зерна ему коврига,

Из полузерна пирог.

Весьма интересна русская калядка, в которой есть загадочная картина какого-то массового действа, оно называется колядованием:

Уродилась Каляда

Накануне рождества.

За горою за крутою,

За рекою за быструю

Стоят леса дремучие,

Во тех лесах огни горят,

Огни горят пылающие.

Вокруг огней люди стоят,

Люди стоят колядуют:

" Ой Каляда, Каляда,

Ты бываешь Каляда

Накануне рождества.

У всех славян перед рождеством и прежде всего под новый год существовал обычай гадания. Они сопровождались подблюдными песнями. "Вещее" значение каждой песни потверждалось её припевом, например:

Кому вынется - тому сбудется,

Скоро сбудется - не минуется.

Подблюдные песни имели бытовой характер. Как и в калядках, большое место занимали символы чисто крестьянского благополучия: хлеба, зерна, полной квашни и т.д.

В некоторых местах гадания начинались особой песней, которая была "славой хлебу":

А эту песню мы хлебу поём,

Хлебу поём, хлебу честь воздаём,

В подблюдных песнях, предвещавших девушке скорое замужество, широко использовались символические образы, близкие к свадебной поэзии: "голубь с голубкой", "жемчуг с яхонтом","золотой венец".

Летит сокол из улицы,

Голубушка из другой,

Слеталися, целовалися,

Сизыми крыльями обнималися,

Кроме любовного счастья подблюдные песни желали девушке богатства и благополучия в будущем её мужа. А в некоторых из них девушка изображалась и как мать большой семьи:

Сколько в небе звездочек,

Столько в лесу опеночек,

Кому песня достанется-

Тому сбудется моё!

Подблюдные песни предвещали не только радость, богатство и счастье, но и беды, одиночество, болезни и даже смерть:

На загнетке сижу,

Долги нитки вожу,

Ёще посижу-

Ёще повожу!

(долгое девичество)

Идёт смерть по улице

Несёт блин на блюдце.

Символические черты боли присущи и некоторым играм молодёжи:

И я золото хороню, хороню,

Чисто серебро хороню, хороню,

Я у батюшки в терему, в терему,

Я у матушки в высоком, высоком.

(под эту песню прятались, потом находились кольца девушек).

Золотой цикл обрядов заканчивается Масленицей. Праздновали её в конце февраля или в начале марта. У русских этот праздник состоит из 3-х частей: встреча (понедельник), разгул или перелом в так называемый "чистый" четверг и прощание.

Масленицу встречают шествием, напоминающем карнавал: толпы людей, веселых, крикливых, идут и едут на санях.Встречающие несут противни, сковороды, ухваты, стучат и гремят ими, приплясывают, поют песни. Впереди несут масленницу - соломенное чучело, одетое как женщина. Её водружают на ледяной горе, с которой катаются на санках. Её проводы - комическое представление, пародирующее похороны. Масленницу вывозят за село и сжигают.

Масленница изображалась в песнях как богатая, красивая и щедрая гостья, которую народ встречал с радостью и весельем:

Наша масленница годовая,

Она гостика дорогая,

Она пешая к нам не ходит,

Всё на комонях разъезжает,

Чтоб коники были вороные,

Чтобы слуги были молодые.

Исполнители масленичных обрядов своеобразно "заклинали солнце" и этим, по народным поверьям, вызывали его весеннее "разгорание".Традиционными стали катание "по солнцу", по кругу и устойчивый обычай печения и поедания блинов, круглая форма которых была как бы символическим "знаком" солнца.

Обряды проводов масленицы сопровождались традиционными песнями. В одних - обращались с просьбами подольше не уходить:

А мы свою маслену провожали,

Тяжко - важко да по ней вздыхали:

А масляна, масляна, воротися,

До самого великого дня протянися!

В других - выражение любви к масленице сменялось проявлением радости, что её проводили:

А мы свою маслену прокатили,

В ямочку закопали,

Лежи, масленица, до налетья…

Масляница - мокрохвостка!

Поезжай домой со двора,

Отошла твоя пора!

У нас с гор потоки,

Заиграй овражки,

Выверни оглобли,

Налаживай соху!

("Снегурочка" Островский)

Период встречи весны по церковному календарю начинался около праздника благовещенье (25 марта) и кончался праздником Пасхи. По случаю прихода весны пекут из теста фигурки птиц (жаворонков, куликов), которые символизируют прилёт птиц. В это время пели, а скорее выкрикивали маленькие песни - веснянки.

Жаворонки прилетите,

Студёну зиму унесите,

Теплу весну принесите:

Зима нам надоела,

Весь хлеб у нас поела.

Уж вы, кулички - жаворонки,

Солетайтеся, сокликайтеся.

Весна-красна, на чём пришла?

На сошочке, на бороночке,

На лошадиной голове,

На овсяном снопочку,

На ржаном колосочку,

На пшеничном зёрнышку-у-у.

Кулика просили "замкнуть" зиму, "отпереть" весну, тёплое лето.

Вплоть до начала ХХ века русские крестьяне ежегодно справляли целый ряд календарных праздников, посредством которых стремились получить большой урожай. Целью этих обрядов было воздействовать на окружающий мир, землю, воду, оградить себя от бед, болезней, неурожая. Обряды образовались в результате смешения христианства с язычеством, они отразили дохристианское поклонение солнцу и земле, обожествление животных, культ предков. Календарные обряды получили свое наименование от того, что они сопровождают труд народа в течение всего года. В русском народном творчестве ведущее место занимает земледельческий календарный фольклор, так как именно земледелие было основным занятием восточных славян.

Календарный фольклор в исследованиях и учебных пособиях XIX – начала ХХ веков делился на четыре цикла по временам года (И.П.Сахаров, братья Б. и Ю.Соколовы и др.) или на два цикла – зимнего и летнего солнцеворотов (А.Н.Афанасьев, Ф.И.Буслаев). Обе эти циклизации не поддерживаются современной фольклористикой. В основу четырехциклового деления легло понятие времени года, что создает нечеткость в отношении разграничений обрядов; деление же на два цикла (зимний и летний) является попыткой вывести духовную культуру из религии. Современная фольклористика определяет особенности календарного фольклора в зависимости от трудовой деятельности крестьян и делит его на два цикла: 1) обряды, направленные на подготовку и увеличение урожая (зимний, весенний и летний цикл) и 2) обряды, сопровождающие уборку урожая (осенний период). Обряды обоих циклов отличаются своим характером: в первом цикле в большинстве случаев они имеют вид самостоятельных действий, совершаемых параллельно с проводимыми работами или даже независимо от них; обряды второго цикла почти всегда не самостоятельны, а лишь сопровождают уборочные работы. Календарные обряды распространены во всем мировом фольклоре; известно, что еще в Древней Греции и Риме были широко известны ежегодные праздники, связанные с уборкой урожая.

В России на протяжении многих веков главными были обряды: 1) празднования Нового года – святочная неделя (25 декабря – 6 января). Хочется заметить, что русский народ всегда праздновал астрономический Новый год, хотя в русском феодальном государстве, вплоть до эпохи Петра I, новый год начинался с 1 сентября; 2) масленица или масленичная неделя (конец февраля); 3) весенние календарные обряды; 4) семицкая неделя и Троица; 5) летние календарные обряды (день Ивана Купалы и Петров день).

Зимний цикл начинался встречей зимы на праздник Коляды, приходившийся к Рождеству Христову, и кончался проводами зимы на масленицу. Коляда или Святки (с 24 декабря по 6 января) проходили в обрядах и игрищах, имевших анимистический – магический смысл. В России к числу устойчивых обычаев относилось «ряжение»: молодые люди надевали шкуры животных (медведя, быка, козы), носили по деревне плуг, пекли особые обрядовые пироги, осыпали друг друга хлебными семенами, хмелем. Святочные обряды сопровождались песнями: колядскими, овсеневыми, щедровками, подблюдными и т.д. Колядские песни (от греческого «calendae») пелись подростками, которые ходили ряжеными по деревням, восхваляли хозяев, желали им всяческих благ, часто в песнях выражалась просьба об угощении или вознаграждении. Композиция наиболее полных колядок включает следующие элементы: 1). обращение к Коляде, поиски ее ряжеными; 2). величание, описание обряда; 3). пожелание благополучия, просьба о вознаграждении.

На Украине пелись «щедровки», их название связано с тем, что они пелись в «щедрый вечер» (богатый) накануне Нового года. «Овсеневые» песни пелись в северной и средней России, они по содержанию почти не отличались от колядок. Все эти песни при помощи словесных образов создавали представления об урожае, богатстве, приплоде скота и т.д. Поэтическое слово в этих песнях выполняет ту же магическую функцию, как и сопровождаемый ею обряд.

Эта праздничная неделя наполнена и другими обычаями, например, гаданиями, «игрищами», «посиделками». Новогодние гадания сопровождались особыми, «подблюдными», песнями, которые пелись девушками. Во время гадания одна из них под пение подруг вынимала лежавшее «под блюдом» украшение после припева: «Кому кольцо вернется, тому сбудется, тому сбудется не минуется». Разные песни предвещали разное будущее: «На загнетке сижу, долги нитки вожу» – означало девичество; «Рассыплю я монисто по закрому, с кем монисто собирать будет кто? Собирать монисто с милым дружком» – скорую свадьбу.

Новогодние обряды и песни отражены в некоторых произведениях русскими писателями XIX века: В.А.Жуковским («Светлана»), А.С.Пушкиным («Евгений Онегин»), Н.В.Гоголем («Вечера на хуторе близ Диканьки») и др.

Масленица – широкая, веселая, связана с желанием приблизить весну, устроить «проводы» зимы. Во многих областях России мастерили чучело Масленицы, потом увозили его за околицу села и сжигали. Во время масленичной недели «заклинали» приход солнца, устраивали катанья по кругу, готовили «ритуальные» блюда – пекли блины. Проводы масленицы сопровождались исполнением особых обрядовых песен, в которых подчеркивается ее богатый, щедрый характер. После масленичной недели начинался Великий пост, что отражалось в песнях:

В русской литературе образ «проводов масленицы» отразился в «Снегурочке» А.И.Островского.

В России было принято при помощи календарных обрядов помогать приходу весны. Для этого пеклись печенья в виде фигурок птиц, дети с ними выходили за околицу села и пели песни – «веснянки» , которые носили чисто хозяйственный характер:

В другой группе веснянок обращение к весне переплетается с мотивами любви и будущего брака.

Следующий весенний праздник – троицко-семицкая неделя , это праздник цветения растительницы, в эти дни дома украшают цветущими ветками, катаются на тройках, украшенных цветами. В эти дни девушки шли в лес, где выбирали березки, завивали их, несли с собой в рощу ритуальные блюда, водили хороводы и пели песни:

В роще девушки целовались через венок, завитый на березе, давали друг другу клятву дружбы и пели при этом обряде кумовства песни: «Чтоб век нам с тобой не браниться». В Троицын день девушки шли «развивать» березки. По заплетенным на березе венкам гадали о своей судьбе. Развив березки, девушки плели себе венки и гадали. Венок имел символическое значение, он играл магическую роль при загадываниях на брак, счастье; одновременно он употреблялся для угадывания своей судьбы.

Кульминацией весенне-летнего цикла был праздник Ивана Купалы (24 июня). С этой ночью связано много легенд и поверий: молодежь отправлялась в лес искать чудесные цветы, чаще всего папоротник, который будто бы расцветал в эту ночь. В эти дни сохраняются все известные нам обряды: гадание, плетение венков, разжигание костров, купание в реке. Молодежь прыгала через костры, с этим обрядом связаны языческие представления об очищении огнем; пелись особые купальские песни, очень лирические, их тематика – чаще всего описание любовных переживаний. Большое распространение имела лирическая песня о происхождении цветка «Иван да Марья»: брат и сестра, не зная о своем родстве, повенчались и в наказание превратились в цветок, состоящий из желтых и синих лепестков. Праздником Ивана Купалы заканчивался весенне-летний цикл; ведь крестьяне занимались тяжелыми земледельческими работами.

Осенний цикл носил не самостоятельный характер, а сопровождал уборочные работы. В начале жатвы делали из колосьев венки и снопы, украшали их и привозили в село; при этом пелись особые «дожиточные песни». В них отражалась тяжесть крестьянской жизни, восхвалялся богатый урожай, прославлялись хозяева. Последний сноп объявлялся именинником, его наряжали в сарафан, украшали лентами, бусами. Некоторые жнецы славили сноп – «именинник»; другие катались или кувыркались по полю, надеясь, что оно наградит их силой, при этом опять исполнялись песни определенного содержания:

В жнивных песнях отражалась и радость окончания тяжелого труда:

Основные праздники русского земледельческого календаря отражались в календарно-обрядовых песнях. Их содержание – сочетание языческих и христианских верований, даже отражение некоторых особенностей сельскохозяйственных работ. Многие аспекты крестьянского труда носили коллективный характер, при этом всегда исполнялись песни определенного содержания, они сопровождали даже заготовку соленой капусты (25 сентября). Знание календарно-обрядовой поэзии помогает лучше понять особенности жизни русского народа. Собирание календарно-обрядовой поэзии началось в первой половине XIX века, но к концу XIX века календарная поэзия стала исчезать в народе, поэтому ее записи сейчас представляют особый интерес, позволяют лучше понять менталитет русского народа.

Календарные обряды, игры и песни связаны с жизнью природы, с годовым кругом солнца, с земледельческим трудом. В русской Календарной поэзии, как и в обрядности многих других народов, своеобразно сочетаются магические заклинания, христианские мотивы и трудовой житейский опыт. Наиболее богаты поэтическими текстами зимний и весенний обрядовые циклы. Во время зимних праздников пелись особые обрядовые песенки - колядки и щедровки, а также так называемые подблюдные песни , ряжеными исполнялись шутливые припевки и приговорки.

Колядки являются одной из древнейших славянских традиций. Это было своеобразным развлечением молодёжи в те далекие дни.

Посмотрим пример колядок:
«Сею, вею, посеваю,
С Новым годом поздравляю!
На Новый год, на ново счастье
Уродись пшеничка,
Горох, чечевичка!
На поле - копнами,
На столе - пирогами !
С Новым годом,
С новым счастьем, хозяин, хозяюшка!»


Или

«Пришла коляда
Накануне Рождества,
Дайте коровку,
Масляну головку.
А дай Бог тому,
Кто в этом дому.
Ему рожь густа,
Рожь ужимиста.
Ему с колосу осьмина,
Из зерна ему коврига,
Из полузерна ─ пирог.
Наделил бы вас Господь
И житьем, и бытием,
И богатством.
И создай вам, Господи,
Еще лучше того!»

Как можно заметить из приведенных выше примеров, основной смысл колядок – восхваление дома , в который пришли колядующие, его семьи, а также различные благопожелания, связанные с богатством, довольством и хорошим урожаем. Многие исследователи считают, что в традиции колядования сплелись воедино христианские темы и аграрная магия.


По ходу проведения колядок использовались различные магические ритуалы , например, осыпание дома зерном или выбивание искр из полена. За подобные благие пожелания надо было платить различными вкусностями. Хозяева домов, конечно, знали о том, что к ним придут и заранее готовили угощения. Ведь если пришедшую молодёжь не угостить, можно было за это расплатиться, например, общественным поруганием, которое могло выражаться вот в такой песенке:

«У скупого мужика
Родись рожь хороша:
Колоском пуста,
Соломкой густа!»

Некоторые колядки по отношению к скупым хозяевам были самыми настоящими угрозами:


«Коляда, Моляда,
Уродилась Коляда!
Кто подаст пирога -
Тому двор живота.
Еще мелкой скотинки
Числа бы вам не знать!
А кто не даст ни копейки -
Завалим лазейки.
Кто не даст лепешки -
Завалим окошки,
Кто не даст пирога -
Сведем корову за рога,
Кто не даст хлеба -
Уведем деда,
Кто не даст ветчины -
Тем расколем чугуны!»

Однако случаи исполнения таких угроз были редки, ведь угощать колядующих было народной традицией и воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Молодёжь щедро одаривали угощениями, которые потом дружно поедались на совместных посиделках (по-нашему, «тусовках»). Если какой-то дом случайно пропускали и не обходили – это воспринималось как плохая примета, предвещающая беду. В дома, в которых в течение года были случаи смерти, колядовать не приходили.

В отличие от колядок, которые первоначально сопровождали магическое языческое действо, связанное с рождением Вселенной и божества солнца Коляды, щедровки являются словесно-песенной частью другого праздника - Нового года, связанного с величанием месяца. Месяц занимал важное место в культовой системе праславян, которые, наблюдя его связь с водой, усматривали его незаурядную роль в выращивании урожая. Поэтому праздник, целью которого было умолить духов неба и земли оказывать содействие в хозяйстве, получил название Щедрого вечера. Отсюда и походит название произведений , которые выполнялись в это время – щедровки:

«Сколько осиночек,
Столько вам свиночек;
Сколько елок,
Столько и коровок;
Сколько свечек,
Столько и овечек.
Счастья вам,
хозяин с хозяюшкой,
Большого здоровья,
С Новым годом
Со всем родом!
Коляда, коляда!»

В первый день Рождества Христова – 7 января праздновались Колядки. Щедривки же поются накануне Нового года по старому стилю – 13 января на Маланию.

В народных произведениях, приуроченных к празднованию Щедрого вечера, часто встречается образ пирогов, которые считались жертвенным кушаньем этого праздника, что символизировало новорожденный месяц. Они были обязательным выкупом для персонажей драматизированного действа, что четко зафиксировалось во многих текстах: «Кугу, кугу! Выносите по пирогу. А не дадите пирога, потащим дом за рога!» или «Щедрик - ведрик, дайте вареник!».

Важной особенностью щедровок является то, что они, даже значительно видоизменив и потеряв драматическое начало, как правило, выполняются только девушками или женщинами, реже - детьми и почти никогда - мужчинами.


В этом проявляются не только элементы матриархального устройства, а и ударение на женском начале этого праздника. Щедрый вечер был перед днем другого праздника, связанный с культом плуга - Нового года или Дривиного (Дедового) дня. Мистерии, которые происходили в ночь накануне, завершались общими ворожениями мужской и женской общин.

Конец зимней и начало весенней обрядности падает на масленицу. Масленица, как и любой другой русский народный праздник, имеет не только свои обряды и традиции, но и свои песни. Черты масленичных обычаев отразились и в народных песнях, в игровом сжигании или проводах масленицы, в причетах, с которыми ходили на кладбище поминать родителей.

Масленичные песни пели во время масленичной недели. Большинство из них отражало основной смысл праздника: прощание с зимой, ожидание весны, рождения нового мира. Масленичные песни были очень разнообразны. Среди них были песни обрядовые, звучавшие при встрече и похоронах Масленицы, песни, исполнявшиеся молодоженами во время обхода дворов, песни масленичных увеселений, которые исполнялись во время гуляний, гостеваний, а также различные выкрики, припевки, частушки.

Особенно поэтичны, богаты художественными образами, оптимистичны по содержанию весенние обрядовые игры и песни. Обряд заклинания весны сопровождался исполнением так называемых веснянок , магических песен, в основе которых лежали прежде всего хозяйственные интересы.

Веснянки или заклички весенние обязательно содержали словесное обращение к объекту клича: весне, птицам, Богу или Богородице.
Призыв, адресованный птицам (жаворонкам - куликам), бытовал в очень многих областях России.

Заклички или выкрикивались с интонацией призыва, или имели протяжный, печальный напев. В южнорусских губерниях их иногда пели в такт хороводу, согласовывая ритм пения с размеренным шагом исполнительниц.
Эти песни позволялось исполнять и во время Поста, когда запрещалось петь другие песни. Крестьянки говорили: "Песни играть в эти дни грех (пост), кликать же можно" .

В "птичьих" закличках обращались к жаворонкам с просьбой, чтобы они прилетели и принесли "весну красную", "красно солнышко", "тепло гнездышко", "хлеб вольный" или "добрый", "теплое лето", а унесли холодную зиму, которая надоела, так как "весь хлеб поела", изорвала всю одежду, отморозила руки и ноги, перепряла всю кудель и т.п. Их молили принести из-за моря здоровье, травы, лепешек, горшок каши, мешок денег. За это их стремились одарить, например, предлагали пирожок:

«Жаворонки, жаворонушки,
Прилетите к нам, принесите нам,
Весну красную, лето теплое.
Жаворонки, жаворонушки,
Унесите от нас зиму холодную».

Весенние обряды, хороводы и песни были приурочены к разным дням и праздникам начиная с 9 марта и кончая Троицыным днем. В обычаях и песнях, связанных с празднованием Троицы, были особенно сильны мотивы аграрной магии, культа растительности.

Столь же двоеверная по своему существу летняя обрядность, связанная с праздником Ивана Купалы (костры, кумление, песни, поэтические предания о цветении папоротника и чудесных кладах), может рассматриваться как завершение весенней обрядности. Обрядовое поэтическое творчество с новой силой вспыхивало в конце жатвы, когда земледелец праздновал сбор урожая и был озабочен тем, чтобы вернуть земле и себе израсходованную силу.

Песни зажнивные поются без разбора, но чаще всего шуточные и веселые» . Жатвенные песни, задавая ритм, помогали жнецам и жницам в работе. Крестьяне пели об уборке урожая, насмехались над нерадивыми и скупыми хозяевами и хвалили щедрых:

«Ой, у чужого господаря обидаты пора,
А у нашого господаря ще и думки не ма.

У чужого господаря горилочку пьют,
А у нашого господаря воды не дают.
Ой, паноньку наш! Обидаты час!
У чужого господаря полудноваты пора,
А у нашого господаря щей на думки не ма.
Ой, паноньку наш! Полудноваты час!
У чужого господаря пополудновалы,
А у нашого богатого ще й не думалы.
Ой, паноньку наш! Полудноваты час!»

Окончание жатвы, как и её начало, сопровождалось обрядовыми действами и пиром. Последние оставшиеся на поле колосья оставляли «на бороду» кому-либо из мифологических персонажей: Спасу, святому Илье («заместившему» в христианское время Перуна), святому Николе («заместителю» Велеса), святому Егорию («заместителю» Ярилы). При этом пели соответствующие песни:

«Егорий, приходи,
Коня приводи.
И наших коней корми,
И овечку корми,
И коровку корми!»

«Сей год - борода, на ново бы друга.
Если старик стопчет, то помрет,
Старуха стопчет - тоже помрет,
А молодей, стопчет - в солдаты пойдет,
А девица стопчет - замуж пойдет».

Времена года своими природными особенностями, связанными с ними производственными нуждами и заботами, определили характер весенней, летней, осенней и зимней календарной обрядности.

В результате действительного господства человека над силами природы календарные обряды постепенно исчезали из народного быта. Связанные с ними поэтические тексты или их отдельные элементы сохранились лишь в детских играх и в памяти стариков.

Обрядовая поэзия

Обрядовая поэзия

ОБРЯДОВАЯ ПОЭЗИЯ. - Под этим термином разумеется тот раздел устной поэзии (фольклор, см.), который связан с традиционными обрядами. На ранних ступенях исторической жизни человеческого общества О. п. играла весьма видную роль, а в области искусства занимала господствующее положение. По миновании самых начальных стадий человеческого общежития, пережив период безрелигиозности, а в поэзии стадию самого примитивного песенного творчества, почти целиком подчинявшего импровизируемый, неустойчивый словесный текст музыкальному ритму, подсказанному ритмом коллективных физических работ, человечество, надо думать, уже на стадии дородовой коммуны выработало О. п. Последняя отражала установившиеся социальные отношения, отливавшиеся в форму традиционных обычаев. Анимистические и тотемистические воззрения неизбежно вели к возникновению традиционных обрядов, т. е. религиозных церемоний, усложнявшихся по мере усложнения самих социальных отношений, поло-возрастной диференциации, с постепенным сосредоточением власти и преимущества в руках старейшин. С утверждением родового строя, сопровождавшегося усилением религии, одного из самых мощных средств эксплоатации в первобытном обществе, О. п. достигла огромного развития.
При этом большое место в общественной и религиозной практике заняла одна из ранних форм религиозного сознания - магия, основывавшаяся на представлении первобытно думающего человека, что будто бы изображением сходного можно вызвать желаемое явление (так наз. магия симильная) либо прикосновением одного предмета к другому можно передать от одного другому их свойства (магия прикосновения). Магия, переводимая постепенно в разряд «тайн», служила закреплению авторитета родовых старейшин и выраставшей в их среде касты жрецов, магов, чародеев, колдунов, шаманов, искусно использовавших магию и соединенные с нею обряды в целях своей власти над массами.
Магический религиозный обряд, связанный обычно с процессами материального производства и вообще с практическими интересами жизни (войной, принятием в род новых членов, переходом членов родовой коммуны из одной возрастной группы в другую), являлся одним из наиболее ярких проявлений так наз. синкретизма (см.). Магический обряд представлял собой соединение реально-бытовых элементов с недиференцированными формами художественного творчества, из к-рых, с дальнейшим усложнением хозяйственной и социальной жизни человечества, впоследствии выработались виды искусства - музыка, танец, различные роды поэзии - эпос, лирика, драма.
В научной историографии по вопросам О. п. пройден ряд этапов, отразивших последовательно сменявшие друг друга научные направления (подробнее о них см. «Фольклор»). Открывшая этот ряд романтич. школа, создавшая в фольклористике школу мифологическую, в О. п. прежде всего стремилась усмотреть выражение развитых мифов, перенося тем самым в ранние эпохи развернутые религиозные представления и образы, к-рые могли существовать лишь на стадиях более поздних. Во многих самых примитивных магических обрядах и в сопровождавших их песнях (большей частью состоявших из импровизаций, подсказанных порой совершенно случайными ассоциациями, характерными для примитивного мышления, или требованиями ритма) мифологи склонны были видеть выражение сложных мифов. Этот ошибочный метод очень долго сказывался на построениях фольклористики. Вслед за иностранными учеными русские представители мифологической школы создали большое число в действительности не существовавших мифов. Еще диллетантами-фольклористами XVIII в. был создан и приписан древнеславянскому поэтико-религиозному сознанию, в параллель греческому Эросу, римскому Амуру, а также Гелиосу-Аполлону, образ бога любви и поэзии - Леля. Ученые мифологи середины XIX в. подхватили и раскрасили этот плод фантазии (отсюда, а не из традиционного фольклора был взят и Островским (см.) для его «Снегурочки» образ легендарного пастушка Леля). Между тем - как это убедительно было раскрыто Александром Веселовским - слово «Лель» взято из традиционного в весенних обрядовых песнях припева «лель-люли», являющегося искажением воспринятого славянами греческого церковного припева «аллилуйя». Этот пример из истории песенного творчества европейских народов даже сравнительно нового времени показывает, насколько нужно быть осторожным в научной интерпретации традиционных образов и словесных выражений в песенном фольклоре.
Сменившая мифологическую школу «школа заимствования» или «странствующих сюжетов» установила и в области О. п. довольно много фактов взаимных влияний одной культуры на другую. Сосредоточивая свое внимание преимущественно на сюжетной стороне, следовательно интересуясь гл. обр. повествовательными жанрами фольклора, эта школа оставила на изучении О. п. менее значительный след, чем теория мифологическая или возникшая несколько позднее ее теория «антропологическая», или теория самозарождения сюжетов. Возглавлявшаяся такими исключительными знатоками мирового фольклора, особенно фольклора примитивных народов колониальных стран - Австралии, Африки, Азии и Америки, - как Тейлор и Ланг, антропологическая школа собрала колоссальный материал для объяснения генезиса и истории О. п. Но отсутствие строго продуманной концепции истории культуры, в том числе религии и искусства, а также сами общие идеалистические предпосылки их эволюционизма сделали труды представителей антропологической школы преимущественно лишь собраниями богатых сравнительных материалов, сыгравших немалую роль в дальнейшем развитии науки.
Этими материалами воспользовался английский ученый Фрезер. На основе сравнительного изучения фольклора самых разнообразных народов он расширил и углубил в отношении О. п. теорию немецкого ученого Мангардта (правда, многими нитями связанного еще с мифологической школой), выраженную в его знаменитой книге «Полевые и лесные божества». Фрезер в основу своего учения, изложенного в труде «Золотая ветвь», положил раскрытие роли магии в фольклоре народов всего мира. О. п. была освещена прежде всего под этим углом зрения. Но, несмотря на большое значение для современной фольклористики трудов Фрезера, нельзя не указать на его крупнейшие теоретические ошибки, заключающиеся прежде всего в том, что роль магии им преувеличена - она приписана им самым начальным стадиям человеческого общежития - и кроме того магия отделена им от религии как якобы древнейшая форма научного мышления. Этими своими утверждениями Фрезер проявил явную тенденциозность, направленную против материалистического учения о существовании безрелигиозной стадии в развитии человеческой культуры и против понимания магии как одной из форм религиозного сознания и одного из крупных тормозов культурного прогресса.
Материалы, добытые антропологической школой, широко использовал для своей теории развития поэзии Ал. Веселовский ((см.), «Собр. сочин.», серия 1, т. II, вып. I. Поэтика сюжетов 1897-1906, СПБ, 1913), от теории заимствования перешедший к построению своего эволюционного учения. При всех своих теоретических недостатках «Историческая поэтика» Веселовского имела большое значение для научных исследований по вопросам генезиса и первоначальной стадии развития поэзии, в первую очередь О. п., для анализа выделения из первоначального синкретизма диференцированных форм самостоятельных искусств. Ближайший ученик Ал. Веселовского Е. Аничков, автор самого большого на русском яз. исследования по О. п. («Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян», тт. I-II, СПБ, 1903 и 1905), следуя в основном теории учителя, тем не менее в ряде вопросов отходит от него, усвоив в значительной степени построение Фрезера.
Марксистских работ по исследованию обрядовой поэзии чрезвычайно мало. Особенного внимания заслуживает статья Поля Лафарга «Свадебные песни и обычаи» (1886), напечатанная в русском переводе в «Очерках по истории первобытной культуры» (изд. 2-е, М., 1928), где Лафарг, отмечая огромное историческое значение обрядовых свадебных песен, борется против утверждения теории заимствования. При изучении генезиса О. п. никак нельзя упустить «Писем без адреса» Плеханова (1899-1900, перепечатаны в XIV т. его сочинений). Здесь особенно важна критика Плехановым теории Бюхера, считавшего игру у первобытных народов генетически предшествующей труду, а не обратно, как, согласно с основными положениями историко-материалистического метода, утверждал Плеханов. Правда, Плеханов возражал («Сочинения», т. XIV, стр. 59) против взглядов Бюхера, изложенных в его книге «Происхождение народного хозяйства», отмечая большое расхождение в ней с тем, что излагается Бюхером в его же известном труде «Работа и ритм».
Плеханов верно устанавливает в рассуждениях Бюхера об игре как якобы предшественнице труда влияние вышедшей в 1896 книги Карла Грооса «Игры животных», биологическую концепцию к-рой в применении к человеческому примитивному обществу Плеханов блестяще разбивает.
Останавливая внимание на различных играх и плясках дикарей, Плеханов вскрывает в них несомненную утилитарную, хозяйственную основу, конечно отраженную в специфическом мировоззрении примитивного человека. «Краснокожие Северной Америки пляшут свою пляску бизона как раз в то время, когда им давно уже не попадались бизоны, и когда им грозит голодная смерть. Пляска продолжается до тех пор, пока не покажутся бизоны, появление которых ставится индейцами в причинную связь с пляской»; «...Мы можем с уверенностью сказать, что в подобных случаях ни пляска бизонов, ни охота, начинающаяся при появлении животных, не могут быть рассматриваемы как забава. Здесь сама пляска оказывается деятельностью, преследующей утилитарную цель и тесно связанной с главной жизненной деятельностью краснокожего» (там же, стр. 63). Вопроса о том, как могло возникнуть в уме дикаря представление о такой связи между «пляской бизона» и действительным появлением бизонов, Плеханов не анализирует, но он явно подводит к проблеме о роли магии в обрядовых играх примитивных народов. У Веселовского подобных примеров магических обрядовых действий приведено множество. Взять хотя бы распространеннейшие у многих сибирских охотничьих народов так наз. «медвежьи праздники», представляющие собой исключительные по яркости и разработанности проявления того примитивного синкретизма, к-рый лежит в основании обрядовой поэзии. «Подражательный элемент действа, - пишет Веселовский, - стоит в тесной связи с желаниями и надеждами первобытного человека и его верой, что символическое воспроизведение желаемого влияет на его осуществление» («Сочинения», т. I, стр. 238).
С развитием религиозного культа примитивные обрядовые магические действа постепенно переходят в сложную культовую драму (см.). «Драма, в первых своих художественных проявлениях, сохранила весь синкретизм обрядового хора, моменты действа, сказа, диалога, но в формах, упроченных культом, и с содержанием мифа, объединившего массу анимистических и демонических представлений, расплывающихся и не дающих обхвата» (там же, стр. 354). Культовая традиция сделалась более устойчивой, чем традиция обрядовая, обряд перешел постепенно в ведение профессионалов, жрецов. С постепенным усложнением культа усложнилось и культовое действо, и так вырабатывалось из первоначального обрядового действа через действо культовое то, что является драмой как особой формой искусства. Так произошла напр. греческая трагедия (см.). Но далеко не везде так прямолинейно было развитие поэзии от обрядового синкретизма к высокоусовершенствованной театральной драме. У множества, даже у большинства народов процесс оказывался более прихотливым и менее завершенным. При сравнительном изучении драматических элементов в обрядовой поэзии различных народов можно проследить разнообразие этих историко-поэтических процессов. В последнее время огромная сводка драматических элементов в О. п. малокультурных народов сделана В. Н. Харузиной («Примитивные формы драматического искусства», журн. «Этнография», 1927, № 1, 2; 1928, № 1, 2).
Что касается фольклора европейских народов, то в нем большей частью сохранились еще разрозненные элементы примитивных обрядовых действий, не доразвившихся до детально разработанных форм культового действа (как это было у греков). Тем не менее число этих элементов в устной поэзии европейских народов, в первую очередь в крестьянских массах, чрезвычайно велико. Наиболее типичными являются формы заклинательной поэзии, так наз. заговоров (см.). Элементами первоначального обрядового синкретизма наполнены у всех земледельческих народов проявления поэтического творчества, так или иначе связанного с хозяйственным крестьянским календарем. В крестьянстве европейских народов элементы первичной обрядовости переплетены с воздействиями иноземных культов, уже с дофеодальной эпохи с огромной силой вторгшихся в быт и воззрения германских, кельтских, славянских и иных племен, живших еще жизнью родового общества. Особенно же велико оказалось воздействие в эпоху феодализма и в последующие христианской идеологии и христианских культов. Тем не менее внимательный анализ обрядовых моментов в крестьянском фольклоре любой европейской национальности показывает, что это воздействие извне пришедших культов не нарушило основы примитивных традиционных воззрений, а лишь дало им новую, большей частью смешанную, так называемую «двоеверную» оболочку. За внешнехристианскими церковными культовыми словами и церемониями нетрудно иной раз разглядеть все ту же магическую обрядовость примитивной земледельческой религии. Даже самый календарный распорядок земледельческих обрядов и связанных с ними песен, игр и плясок показывает компромиссное сочетание туземных аграрных традиций и извне пришедших христианских празднеств.
Если взять восточнославянскую обрядовую, так называемую календарную поэзию, то мы увидим, что деревенские обряды, игры, хороводные песни до самого последнего времени сосредоточивались вокруг церковных праздников: рождества, масленицы, пасхи, фоминой недели, троицы и др. Несмотря на спайку с христианскими праздниками, исконный аграрно-религиозный характер крестьянских обрядов сохранился и до сих пор. «Языческие» основы бытового православия и значение их изучения для антирелигиозной пропаганды вскрыты проф. Н. М. Маториным в его недавно вышедшей книжке «Православный культ и производство» (М., 1931). К книжке приложена и программа по изучению бытового православия. В основе крестьянских обрядов попрежнему лежат первобытная магия, заклинание, принимающие самые разнообразные формы как в целях предохранения от враждебной «нечистой» силы (так наз. магия профилактическая), так и в целях обеспечения человеку каких-либо положительных ценностей: плодородия, богатства, любви и т. д. (магия продуцирующая (см. проф. Е. Кагаров, К вопросу о классификации народных обрядов, «Доклады Академии наук СССР», 1928)).
Первоначальное распределение аграрных обрядов, по временам года повидимому, на два основных цикла - весенний и осенний - в настоящее время не выдержано строго, но все же еще не вполне стерлось. Обстоятельная новейшая запись аграрных обрядов со значительным количеством песенных текстов произведена А. Б. Зерновой («Материалы по сельско-хозяйственной магии в Дмитровском журн. «Этнография», 1932, № 3).
Песня почти всегда обязательный спутник обрядов. В русских аграрных обрядах, столь распространенных в дореволюционной деревне, песне принадлежит очень большая роль. Так, святки сопровождались пением колядок (см.) и подблюдных песен. Следующим за святочными, новогодними и крещенскими праздниками, с родственными друг другу обрядами и песнями, шел праздник масленицы (европейского карнавала). Аграрно-магическое значение этого праздника в настоящее время никем не оспаривается. Масленица - собственно уже праздник весенний, но оторвавшийся от весеннего цикла и отошедший к зимнему в значительнной мере из-за церковного великого поста, запрещавшего какие-либо увеселения в течение 7 недель перед пасхой. Изображением сытости, довольства, веселья во время масленицы земледелец думал воздействовать на природу, на свое хозяйство (в поле и хлеве). Допускавшаяся традицией половая свобода на масленичных гуляньях (особенно в Европе на карнавалах) имела прямое отношение к заклятиям на приплод как рабочих рук, так и скотины. С эротическими моментами в обрядах связан и эротизм слова, доходящий до не передаваемого в печати цинизма. Масленичные песни, прибаутки, дразнилки почти все такого характера. На первый взгляд кажется несколько странным вплетение в масленичное веселое гулянье похоронных мотивов. Это - конечно не выражение, как думали раньше, характерной, русской национальной черты («то разгулье удалое, то сердечная тоска»). Весной, когда возрождается вся природа, примитивно думавший человек полагал и воскресение умершего родича. Вот почему на масленицу ходили на кладбище, ели там, пили, сопровождая все это слезными причитаниями, обращенными к покойникам. Церковь постаралась приспособить языческий обряд к своим целям: хождение на кладбище стало истолковываться как прощание, т. е. просьба к покойникам, «родителям», о прощении грехов.
Большей частью с благовещенья (25 марта) происходило «заклинание весны», т. е. магический обряд, заклятие на скорый приход весны. Девушки, как бы изображая птичий весенний гомон, пели в разных концах села песни, перекликаясь хор с хором. Нередко девушки при этом держали в руках ветви деревьев с насаженными на них сделанными из тряпок изображениями птиц, припевая: «Жаворонки, жаворонки, прилетите к нам, принесите весну красную». Встречая весну, женщины выходили за деревню в поле, расстилали на освобожденной от снега полянке белое полотно, клали на него хлеб и взывали: «Вот тебе матушка весна». Весенние праздники были приурочены к благовещенью, «великому четвергу», пасхе, фоминой (первой по пасхе) неделе. При этом фомино воскресенье называлось «красной горкой», понедельник - «радуницей», вторник - «навьим днем». Последние три дня были связаны с обычаями поминовения покойников. Здесь мы видим то же соединение весеннего веселья с весенним же мотивом погребальным, о котором шла речь по поводу масленицы. Характерна белорусская поговорка: «На радуницу до обеда пашут, по обеде плачут, а вечером скачут».
Наконец как и в рождественских колядках и в подблюдных песнях, в весенние песни и игры вплетались мотивы брака, похищения или выбора молодцом девицы. Большим распространением пользовалась известная весенняя хороводная игра «Сеянье проса». В течение семи недель после пасхи деревенская молодежь водила хороводы, играла в игры, пела песни. С особенной силой вспыхивало веселье к троицыну дню. Неделя, ему предшествующая, седьмая по пасхе (почему четверг ее носит название «семик»), называлась «русальной неделей». В песнях русальной недели упоминаются русалки. Представление об этих русалках крайне сложное: в сознании крестьян они являются или душами умерших предков, или душами только умерших насильственной смертью, или душами некрещеных младенцев. Их приходится бояться: они могут напасть на путника, увлечь в воду и защекотать до смерти. Множество легенд распространено про русалок. Повидимому в их образе соединились представления о душах умерших предков и о духах растительных сил природы (а также воды). Что касается самого названия, то слово «русалка» первоначально означало название праздника и восходит к римским «rosaria» - весенним праздникам роз и поминкам по покойникам. Стоглав, законодательный памятник XVI в., так описывает поминальные обычаи праздника троицы: «По селам и по погостам сходятся мужи и жены на жальниках (кладбищах) и плачутся по гробом с великим кричанием, и, егда играти начнут скоморохи, гудцы и перегудцы, они же, от плача преставше, начнут скакати и плясати, и в долони бити, и песни сотонинские пети на тех жальниках, обманщики и мошеники». Нечто совсем сходное в русальную неделю еще во многих местностях происходило совсем недавно даже на городских кладбищах. Мотивы аграрной религии и магии в русальную неделю звучат очень сильно. С троицыным днем был связан обычай украшать дома молодой зеленью, особенно березкой. Троицын день - праздник расцветшего дерева. Березку украшали лентой, ходили с ней по деревне, пели в честь нее особые песни. Родственным этому являлся распространенный в быв. Калужской губ. обряд «похорон кукушки», т. е. куклы, сделанной из корня травы «кукушкины слезки». В роще перед березкой девушки давали друг другу клятвы, «кумились» и пели связанные с этим обрядом кумовства песни. Александр Веселовский в этом обряде кумовства видит пережитки обрядового гетеризма, т. е. сезонного общения полов, связанного с весенним культом (см. его статью «Гетеризм, побратимство и кумовство в купальской обрядности», «ЖМНП», 1894, февр.). Кумящиеся и веселящиеся девушки в рощах, на лугу, на берегу речек завивали венки. Связанные с этим обычаем песни показывают, что венок служит здесь одновременно символом и магическим предметом при заклятиях на брак, счастье и плодородие и предметом, употребляемым для угадывания своей судьбы. Завиванием венков пользовались также, как магическим средством, чтобы вызывать урожай, о чем явно свидетельствуют некоторые песни.
Смешение двух обрядовых циклов - весеннего и осеннего - произошло в летнем празднике Ивана Купалы, т. е. Иоанна Крестителя (24 июня). В этом празднике с наибольшей яркостью проявилось «двоеверие», о к-ром речь была выше. Народный эпитет Иоанна Крестителя «Купало» ассоциировался с традиционным обычаем обрядового омовения, купания, как проявления «люстрационной» очистительной магии. Купало довольно быстро превратился в олицетворенное представление о каком-то божестве, природно-растительном культовом существе. Купало, эпитет чествуемого христианского святого или название праздника в честь его (ср. «коляду» и «русалку»), в памятниках древнерусской письменности трактуется как языческое божество, следовательно для христианина - как бес. Нередко слово «Купало» или «Купала» понимается как имя существа женского пола Ему парой является Иван. Сохраняя уже знакомые нам виды весенних магических обрядов (купанье, бросанье венков и т. п.), праздник Ивана Купалы содержал с наибольшей полнотой обычаи «кумиться», разжигать костры и прыгать через них, делать обрядовые чучела. Соединение веселья и плача, связанного с погребением чучел, особенно остро дает почувствовать аналогию с восточными культами умирающего и воскресающего бога (Адониса и др.). Нередко обрядовая кукла - чучело - заменялась деревом, березкой. Иногда, преимущественно на Украине, в купальском обряде центральную роль играла девушка, украшенная венком. Вокруг нее водятся хороводы, в честь нее поются песни. Называется в таких случаях девушка «тополей» или «кустом». В Иванову ночь молодежь отправлялась в лес искать чудесных цветов, чаще всего папоротника, будто бы расцветающего в эту ночь. В ту же ночь ищут клады. Много легенд связано с этими поверьями. Большой поэтичностью отличаются купальские песни, в которых рассказывается о происхождении цветка Иван-да-Марья: брат и сестра по незнанию повенчались и превратились в цветок, состоящий из желтых и синих лепестков.
Вскоре после Ивана Купалы, большей частью в Петров день (29 июня), а в иных местах значительно раньше Иванова дня, происходили торжественные проводы весны. В этот день все девицы и парни пляшут и поют песни, качаясь на поместительных качелях (качание - один из способов продуцирующей магии: изображается подъем, рост растительности). В этот день поют веселые песни и стараются как можно больше навеселиться. К вечеру, на закате солнца, вся молодежь с цветами и песнями отправлялась сначала вдоль деревни, а затем вокруг нее и наконец шла по крайней границе деревенского поля. Здесь, как только начинало скрываться солнце, все становились на колени и один раз кланялись в землю, восклицая: «Прощай, весна красная, прощай, ворочайся скорее опять». Затем шли с песнями на реку, где водили хороводы, бегали в «головяшку» (горелки) и возвращались домой. Песни, поющиеся при этом, так или иначе касаются весны и весеннего веселья.
Проводив весну, крестьяне переходили к сенокосу и другим тяжелым работам. Гулянья должны прекратиться, песни - на время замолкнуть. Приступ к жатве и окончание ее порождали особое поэтическое творчество. Начало жатвы называется «зажинками», конец - «дожинками». Женщины и девушки в начале жатвы делали из колосьев ржи веночки и с «зажиночными» песнями торжественно относили их домой. «Дожиночные» песни - песни, исполняемые в конце жатвы, во время праздника урожая, так наз. «дожинок», «толоки», или «талаки». Дожиночные песни распространены были у всех земледельческих народов: у восточных славян, главным образом у белоруссов, но имеются и у украинцев и у русских. Основные мотивы например восточнославянских дожиночных песен - изображение тяжести жнивной работы, восхваление хозяев, намеки на угощенье. Частью эти мотивы связаны с общественной уборкой урожая - «помочью», «толокой», - частью поддержаны барщиной. Другие мотивы связаны с архаическими пережитками первобытных земледельческих обрядов магического характера: обрядами «завивания бороды» козлу, или Волосу, или Илье, или Егорию, т. е. с обрядовым почитанием последнего снопа в поле, с делением дожиночного «снопа-деда», или дожиночной «бабы», или дожиночного венка, украшаемых и приносимых с песнями в дом хозяина. «Завивание бороды» козлу (или другим существам), а также украшение снопа являются разновидностями многочисленных магических обрядов у земледельческих народов Средиземноморья и Европы - обрядов, основанных на представлении, что душа нивы есть козло- или козообразное существо (как фавн или Сильвин), преследуемое жнецами и скрывающееся в последний несжатый сноп. Такое объяснение данных обрядов принадлежит Мангардту, а впоследствии подробно развито в «Золотой ветви» Фрезером. «Завивание бороды» козлу сопровождается особой песней. Жатвенные песни замыкают цикл обрядовой календарной поэзии. Другой значительный цикл обрядовой поэзии - свадебные песни (см. «Песня»).Библиография:

I. Чубинский П. П., Труды этнографическо-статистической экспедиции в Западнорусский край, тт. I-VII, СПБ, 1872-1878; Головацкий Я. Ф., Народные песни Галицкой и Угорской Руси, ч. 2. Обрядные песни, М., 1878; Шейн П. В., Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п., т. I, вып. 1, СПБ, 1898; Киреевский П., Песни, Новая серия, Под редакцией акад. В. Ф. Миллера и проф. М. П. Сперанского, вып. I, М., 1911; Соколовы Б. и Ю., Сказки и песни Белозерского края, М., 1915.

II. Исследования песен и обрядов: Веселовский Ал., Разыскания в области русского духовного стиха, VII. Румынские, славянские и греческие коляды, СПБ, 1883 («Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук», т. XXXII); Его же, Гетеризм, побратимство и кумовство в купальской обрядности, «ЖМНП», 1894, № 2, февр.; Потебня А., Объяснения малорусских и сродных, народных песен, т. II. Колядки и щедровки, Варшава, 1887 (из «Русского филологического вестника», т. XI-XVII, 1884-1887); Владимиров П. В., Введение в историю русской словесности, Киев, 1896; Аничков Е. А., Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян, т. I-II, СПБ, 1903 и 1905 («Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук», т. LXXIV-LXXVIII); Карский Е. Ф., Белоруссы, т. III, вып. I, М., 1916; Зеленин Д. К., Очерки русской мифологии, вып. I, П., 1916; Кагаров Е. Т., Религия древних славян, М., 1918; Бродский Н. Л., Гусев Н. А., Сидоров Н. П., Русская устная словесность. Темы. Библиография. Программы для собирания произведений устной поэзии, Л., 1924, стр. 19-38; Шереметьева М. Е., Земледельческий обряд «заклинания весны» в Калужском крае. Калуга, 1930; Zelenin D., Russische (ostslawische) Volkskunde, Berlin, 1927.

Современная энциклопедия

Обрядовая поэзия - ОБРЯДОВАЯ ПОЭЗИЯ, песни, плачи, причитания, приговоры, заговоры, присловия, загадки, связанные с обрядами. Соответственно 2 группам обрядов делится на 2 разряда: календарную и семейную. Среди календарных поэтическим богатством выделяются циклы,… … Иллюстрированный энциклопедический словарь

Поэзия, связанная с народными бытовыми обрядами (колядки, причитания, свадебные песни и пр.). * * * ОБРЯДОВАЯ ПОЭЗИЯ ОБРЯДОВАЯ ПОЭЗИЯ, поэзия, связанная с народными бытовыми обрядами (колядки (см. КОЛЯДКИ), причитания (см. ПРИЧИТАНИЯ), свадебные… … Энциклопедический словарь

Поэзия, связанная с народными бытовыми Обрядами: прозаическая или стихотворные заговоры, причитания, песни, присловья и т.д. Произведения О. п. могут быть заклинательными, если им приписывается самостоятельное магическое действие… … Большая советская энциклопедия

Поэзия, связанная с народными бытовыми обрядами (колядки, причитания, свадебные песни и др.). (