Рецензия на спектакль Вишнёвый сад. Рецензия на спектакль «вишнёвый сад Рецензия по спектаклю вишневый сад

Когда ищешь свое место в переполненном, как обычно, зале МДТ перед началом спектакля «Вишневый сад», не подозреваешь, какой фокус ожидает тебя через пять минут после начала действия. А можно бы догадаться. Потому что люстра укутана в белую ткань, ею же укрыт бильярдный стол, вытеснивший половину пятого ряда зрительских кресел, предметы мебели расставлены перед сценой вровень с партером, а не на подмостках, а темные двери боковых выходов из зала заменены на невесомые, белоснежные со стеклянными вставками.

Но в первое время внимание приковано к фигуре в сильно потертой красной бархатной ливрее, которая в пустоте сцены выглядит как привидение – дух театра костюмной эпохи, театра – пиршества для глаз. Фирс – Александр Завьялов, с челкой на глаза, с пушистой бородой и медленными движениями прямо-таки завораживает – как, наверное, во все времена завораживал театр, реанимирующий картины прошлого. Так что сначала даже не очень понятно, что за посторонние голоса проникают в зал и откуда они доносятся. «Воздух! Какой воздух!» – слышится уже совершенно отчетливый возглас – и зал, а не сцена наполняется людьми: Ксения Раппопорт – Раневская, Лиза Боярская – Варя, Игорь Черневич – Гаев, Катя Тарасова – Аня, Татьяна Шестакова – Шарлотта Ивановна, Епиходов – Сергей Курышев, Дуняша – Полина Приходько, Яша – Станислав Никольский. И зрители неожиданно оказываются в центре этой радостной суеты, беготни из одной двери в другую, ощущают себя гостями, а не посторонними. Причем, не гостями Любови Андреевны, а гостями Додина и Чехова, двух больших художников, которые встретились на узких перекрестках мирозданья, где время сжато в тугой клубок, так что начало прошлого века вплотную соседствует с началом нынешнего.

Каждый из персонажей на протяжении всего спектакля будет, как двуликий Янус, и смотреть в прошлое, и предвидеть будущее. Прошлое возникнет на огромном, во все зеркало сцены белом экране – в кадрах фильма, который Лопахин – Данила Козловский припас в качестве сюрприза бывшим хозяевам, фильма, где цветущий и бескрайний вишневый сад (съемки велись известным оператором Алишером Хамидходжаевым в самом большом вишневом саду Европы, под Гамбургом, куда выехало и большинство создателей спектакля) обступает, а точнее, окутывает со всех сторон еще очень молодых героев, защищая их от всех неурядиц. Будущее же будет мерещиться им в минуты отчаяния, когда вдруг посреди напускного веселья, скрытого от зрителей все тем же экраном, герои вдруг поднимут эту белую пелену и будут вглядываться в темноту зала, ожидая вестей о торгах. А финал Додин сочинил и вовсе безжалостный: белый экран упадет, накрыв, точно саваном, позабытого Фирса, за ним обнаружатся неотесанные доски, и уже они станут экраном для кино новейшего времени: гуськом в затылок пройдут перед публикой все герои в исподнем – только выстрелов не прозвучит, но ассоциации будут однозначными.

Собственно, весь почти трехчасовой спектакль с одним антрактом – это настоящее, зажатое в тисках между прошлым и будущим, которые сжимаются всё теснее. Так что ко всем личным бедам – точнее, к каждой личной драме примешивается неумолимо наступающая историческая катастрофа, которая превращает драмы в трагедии. И этот прессинг зрители, люди XXI века ощущают физически. Ее не чувствует только один герой нового додинского «Вишневого сада». Лопахин Данилы Козловского, в отличие от многих Лопахиных прошлого века, и в отличие от Лопахина – Игоря Иванова, который выходил на сцену МДТ в спектакле Льва Додина 1994 года по тому же «Вишневому саду», не испытывает трепета даже перед Раневской. Он единственный не попадает во всеобщую трагическую интонацию – просто потому, что не видит в потере вишневого сада никакой беды: узок круг доступных ему переживаний, сострадание в нём отсутствует начисто. В этом смысле он ничем не отличается от лакеев Дуняши и Яши – только они знают свое место, а Лопахин изо всех сил пыжится попасть «в князи» и уверен, что, как богатый человек, имеет на то все шансы. Но Любовь Андреевна, совершенно того не желая, чарующе женственно, как умеет одна на свете Ксения Раппопорт, ставит его на место: то имя в третий раз забудет и сама рассмеется своей забывчивости, то, вопрошая, «и перед кем!?», имея ввиду разглагольствования Гаева о декадентах перед половыми в трактире, вдруг махнет рукой в сторону сидящего поблизости Ермолая Алексеевича, смутится, поправится, но… А уж каким взглядом измерит она Лопахина, когда тот, в ответ на ее рекомендацию жениться, усядется на стул рядом с ней, наденет на голову ее шляпу и даже попробует ее приобнять. И надо отдать должное артисту Козловскому, который входит в профессию далеко не так легко, как со стороны может показаться: он более чем достойно играет своего опереточного персонажа, самоотверженно отказываясь геройствовать.

Вообще сюжет «Вишневого сада» Додина, объединяющий всех персонажей – их общая жизнь, которая некогда была высокой, а теперь норовит скатиться в оперетку. И самые мощные моменты спектакля – те, когда герои, оказавшись в откровенно пошлых, на взгляд извне, ситуациях, из последних сил человеческого духа выкарабкиваются в пространство трагедии. Надо видеть с каким нескрываемым восторгом умопомрачительно прекрасная Раневская – Ксения Раппопорт читает телеграммы из Парижа (в отличие от героини пьесы, которая рвет их, не прочитав) – и какая просвечивает сквозь эту радость мука подлинной любви, на алтарь которой брошено всё (а как иначе, если речь о подлинной любви). А позже она покажет целую пачку телеграмм Пете Трофимову – и он тут же простит ей ее невозможную фразу о любовнице, которую нельзя не иметь в его возрасте, приподнимет, закружит… И только руки разведешь от того, как, оказывается, можно обращаться с Чеховым – легко и отважно, как с живым, умным, ироничным автором, а не истуканом из пантеона. И от того, как эти вспышки несусветного счастья высвечивают неминуемую беду. Это восхищение режиссерским бесстрашием не только не отступает, но по ходу действия все усиливается.

Надо видеть, как Гаев – Игорь Черневич впервые за много лет играет не еще одного как всегда великолепного злодея, а вечного ребенка в трогательных коротких валенках, который – да, может, не подумав про Аню, вдруг заговорить о порочности своей сестры, но после даже не смутится, подтверждая тем самым, что руководило им не стремление посплетничать и, уж тем более, осудить, а привычка говорить, что думает – видимо, из 80-х годов (как уже не раз было замечено, даты периодов демократии в России совпадают с разницей ровно в век). Вера этого законсервированного Гаева в иллюзии сильна настолько, что обе его любимые девочки (а герой Черневича одинаково горячо привязан к обеим племянницам) сразу поверят в его сказку. Момент, когда он, изложив свой план, обнимает уже беззаботно смеющихся Катю Тарасову и Лизу Боярскую, – еще один всполох мгновенного счастья, освещающего тьму подступающей пропасти.

Есть в спектакле удивительная Шарлотта в исполнении Татьяны Шестаковой. Крошечного роста существо во фрачной паре, белом жилете и цилиндре она – опять-таки вопреки пьесе – не показывает фокусов, не высовывается и, по большей части, молчит, сидя где-то в зрительских рядах, но зато, когда подает голос, с ним не поспоришь. Отказ показать фокус Лопахину из уст Шарлотты Ивановны звучит не как прихоть, а как клеймо. В ней есть много от русских юродивых: не по внешнему плану, а по глубоко запрятанной сути она – родная сестра шестаковской Хромоножки из «Бесов». Вообще, именно думая о героине Шестаковой, понимаешь, как многое из прошлых работ Додина прямо или косвенно цитируется в «Вишневом саде»: ведь было же, было такое, что зал жил единой жизнью с героями и чувствовал себя не зрителем, а обитателем Пекашино – в «Братьях и сестрах». И так же, как Ирина Прозорова Елизаветы Боярской, с первой сцены предвидит финальную катастрофу ее же Варя (хотя в остальном новая героиня Лизы совсем иная). И как Соня с Еленой Андреевной в «Дяде Ване», отбросив всякое «актерство», выпустив на божий свет свою детскую непосредственность, откровенничают ночью Аня с Варей. И ровно в такую шеренгу смертников, как артисты на финальном видео, выстраиваются в конце «Жизни и судьбы» узники концлагеря-ГУЛАГа. Наберется и еще с десяток таких примеров – «Вишневый сад» МДТ 2014 года словно бы концентрирует самые острые и напряженные переживания, предложенные додинским театром зрителю. Видимо, поэтому он по стремительности действия смотрится как экшен, вопреки всем представлениям о тягучей чеховской бессобытийности.

И «фокусы» Шарлотты здесь совсем иного рода, они сокрушительны, невыносимы по уровню обнажения отчаяния и боли. В спектакле соло из области «легкого жанра» позволены двум героям – Шарлотте Ивановне и Лопахину. Лопахин, после неудачной попытки предложить себя Раневской в женихи, заваливается на диван и запевает арию Квазимодо из «Notre-Dame de Paris» – почти сразу истощив свой запас французского, переходит на жу-жу-жу. Шарлотта же, чтобы разрядить нестерпимо затянувшееся ожидания окончания торгов, вдруг заголосит по-французски с жутким немецким акцентом «Все хорошо, прекрасная маркиза» – и ползала зальется слезами, потому что стиль, в котором работает актриса и который частенько практиковал Мейерхольд, называется трагическая буффонада. А уж ее истошный крик в четвертом акте посреди всеобщих сборов иначе как предсмертный и не осмыслить.

Спектакль Додина построен так, что едва ли не в каждом эпизоде Лопахин сопоставляется с другими персонажами, что снова и снова подчеркивает его человеческую несостоятельность при всех его деньгах. Уверена, что, прежде всего, из-за этого персонажа Додин вернулся к однажды уже поставленной им пьесе. Буквально каждый выход этого Ермолая – комичен: в пьесе он, проспав, не успел к поезду на станцию, а здесь появляется заспанный из-под одеяла, когда все уже приехали. Потом с недопустимо-хамской интонацией бросает Гаеву, прежде чем начать излагать свой план спасения: «Преодолейте свою неприязнь». И сама по себе прекрасная затея с демонстрацией фильма, оказывается, была предпринята Лопахиным для презентации плана – слово «презентация» я употребила не случайно, большой экран, на котором еще парит волшебным облаком над землей вишневый сад, по мановению руки (а точнее, кия, который герой использует как указку) закрывается прямоугольниками с надписью «25 десятин». Хотя всякому человеку, который хоть сколько то смыслит в красоте, понятно, что этот сад и метры – две несопоставимые шкалы ценностей. Как несопоставимы, по Додину, театр – и купюры.

Найдутся, конечно, злые языки, которые укажут на то, что именно билеты на «Вишневый сад» достигли рекордной для этого театра стоимости – 10 тысяч рублей за штуку. Недоброжелателей сразу хочется просветить на тот счет, что в Германии, например, билеты в гостеатры не могут стоить более 39,99 евро. Это государственная политика. Но и финансируются театры в той мере, чтобы им не приходилось зарабатывать на публике. Так что это уже вопрос к Лопахиным во власти, не к Додину. За время спектакля Лопахин и в самом деле успевает стать именем нарицательным – слишком узнаваемы жесты, словечки, интонации. То как, например, он с азартом повторяет «Дачи! Дачи! Дачи!» – и они сливаются в нечто, по сути похожее на «жу-жу-жу». Или как спросит «Чё такое?», не поняв слов на редкость тонкого и трепетного Пети Трофимова – Олега Рязанцева о том, что Любовь Андреевну после известия о продаже сада надо бы оставить одну. Или как будет хлопать в ладоши, поторапливая старых хозяев выметаться побыстрей. Режиссер даже вложил в его уста слова: «Шкафик – мой! Столик – мой!» (это после оглушительного вопля: «Вишневый сад теперь мо-о-о-о-й!»), и они, конечно же, рифмуются с моментом из первого действия, где Раневская – Раппопорт среди дорогих образов прошлого превращается в девочку и шепчет: «Шкафик мой», – прикасаясь руками и даже щекой к предмету мебели как к атрибуту потерянного рая. Что-то более убийственное для Лопахина, чем эта пародия на бывшую хозяйку, придумать сложно.

Но и этого Додину недостаточно. На протяжении всего действия за Лопахиным следят пристальные, честные, умные глаза Вари – Лизы Боярской. Монашка-труженица Варя в исполнении Боярской не утратила строгости и скромности – вязаная серая жилетка поверх прямого платья, серый платок, которым все время покрыта ее голова, только подчеркивают неимоверно прекрасные глаза героини. Взгляд ее, не отпускающий Лопахина, не оставляет сомнений в тех чувствах, которые испытывает девушка к привлекательному внешне молодому человеку. Но эта Варя настолько безупречна, что каждая слеза в ее глазах воспринимается не иначе как приговор тому, кто ее вызвал. И это притом – повторю, – что Варя бросает на Лопахина исключительно любящие взгляды. Варя одна до самого финала отказывается поверить в убогость своего избранника, и Додин дает ей то доказательство, которого не дает своей героине Чехов: вместо предложения Лопахин увлекает Варю за экран, подальше от посторонних глаз. Возвращается пара довольно скоро, распущенные волосы Вари и характерная неопрятность костюма Лопахина прямо указывают на случившееся. И вот тут только Лопахин заговаривает. Не о женитьбе, конечно, хотя Варя в этот момент еще не сомневается в его благородстве. А о погоде. О тех самых минус трех градусах. Пять длящихся вечность секунд, пока героиня Лизы Боярской собирает силы, чтобы, не уронив себя, ответить про разбитый градусник, – одни из самых мощных, какие мне когда-либо доводилось видеть на сцене, тем более, в исполнении молодой актрисы.

Однако, последнее слово останется за Варей. И это не будет история со взмахом зонтиком, от которого притворно шарахнется Лопахин, а Варя ответит: «Что вы? Я и не думала». Варя – Боярская, вместо последнего прощания, бросится Лопахину на шею. И когда он поверит, что, наконец, победил, что хоть один из недосягаемых для него хозяев снизошел до просьбы о помощи – пусть не словом, жестом (Раневская в этой истории денег у Лопахина не просит, c"est incroyable) – и ответит порывом на ее порыв, Варвара немедленно отстранится, произнеся ледяным тоном фразу, предписанную Чеховым. В финале этого «Вишневого сада» никто не скажет, что вся Россия – наш сад, и нежная, любящая Аня Кати Тарасовой не найдет утешительных слов для мамы. В успешное будущее здесь верит один Лопахин. И нет сомнения, что он преуспеет – и до 1917-го еще накопит миллионы для безбедной жизни в Париже. А брат и сестра – герои Раппопорт и Черневича – унесут с собой в никуда только круглые металлические коробки с кинопленкой, которые им довольно грубо вручит Лопахин в ответ на их просьбу еще раз посмотреть фильм. И будут похожи разом и на тех, кто с одним чемоданом оставлял Россию, как Ольга Книппер-Чехова, и на тех, кто с одним узелком отправлялся в лагеря.

Лев Додин поставил спектакль про то, что в прошлое ушел не только нарядный костюмный театр, но и театр Чехова, доминировавший весь XX век – атмосферный, утонченный, где подлинные сюжеты спрятаны за очевидными, речь звучит как музыка, а люди балансируют каждый над своей пропастью с невероятной старомодной грациозностью. «Вишневый сад» Додина – это театр жестокости, который от начала к финалу всё чаще разрывает ткань чеховского текста, а актеры в нём – пророки-мученики, которые играют так, что строки поэта о полной гибели всерьез не кажутся метафорой.

Действие происходит весной в имении Любови Андреевны Раневской, которая, после нескольких лет проживания во Франции возвращается со своей семнадцатилетней дочерью Аней в Россию. На станции их уже ждут Гаев, брат Раневской, Варя, её приемная дочь.

Денег у Раневской практически не осталось, а имение с его прекрасным вишнёвым садом в скором времени может быть продано за долги. Знакомый купец Лопахин рассказывает помещице свой вариант решения проблемы: он предлагает разбить землю на участки и отдавать их в аренду дачникам. Любовь Андревна сильно удивлена таким предложением: она не может представить, как можно вырубить вишневый сад и отдать свое имение, где она выросла, где прошла её молодая жизнь и где погиб её сын Гриша, в аренду дачникам. Гаев и Варя также пытаются отыскать какие-либо выходы из сложившейся ситуации: Гаев обнадеживает всех, говоря, что он клянется, что имение не будет продано. В его планах занять немного денег у богатой ярославской тётушки, которая, впрочем, Раневскую недолюбливает.

Во второй части всё действие переносится на улицу. Лопахин продолжает настаивать на своем плане как на единственном верном, но его даже не слушают. В то же время в пьесе появляется и философская тематика и более полно раскрывается образ учителя Трофимова. Вступив в разговор с Раневской и Гаевым, Трофимов говорит о будущем России, о счастье, о новом человеке. Мечтательный Трофимов вступает в спор с материалистом Лопахиным, который не способен оценить его мысли, а оставшись наедине с Аней, которая одна из всех его понимает, Трофимов говорит ей, что надо быть «выше любви».

В третьем действии Гаев и Лопахин уезжают в город, где должны состояться торги, а тем временем в имении устраиваются танцы. Гувернантка Шарлотта Ивановна развлекает гостей своими фокусами с чревовещанием. Каждый из героев занят своими проблемами. Любовь Андреевна переживает, почему же её брат так долго не возвращается. Когда же Гаев всё-таки появляется, он сообщает полной безосновательных надежд сестре, что имение продано, а его покупателем стал Лопахин. Лопахин счастлив, он чувствует свою победу и просит музыкантов сыграть что-нибудь весёлое, ему нет никакого дела до грусти и отчаяния Раневских и Гаева.

Финальное действие посвящено отъезду Раневской, её брата, дочерей и прислуги из имения. Они расстаются с местом, которое так много для них значило и начинают новую жизнь. План Лопахина осуществился: теперь он, как и хотел, вырубит сад и отдаст землю в аренду дачникам. Все уезжают, и только старый лакей Фирс, брошенный всеми, произносит финальный монолог, после чего слышится звук стука топора по дереву.

"Вишнёвый сад" ("Коляда-Театр")

"Если во всей губернии есть что-нибудь интересное, даже замечательное, так это только наш вишнёвый сад."

"Ну, вот теперь-то я видел всё!" - больше всего хотелось сказать мне после просмотра привезённого на гастроли екатеринбургским театром "Коляда-Театр" спектакля "Вишнёвый сад", поставленного по одноимённой пьесе Антона Павловича Чехова. Хотя, "по пьесе" - это громко сказано. Я бы даже, скорее, сказал, что идея пьесы в спектакле, несомненно, присутствовала, но вот утверждать, что люди попали на постановку "Вишнёвого сада" Чехова я бы не стал. Уж очень необычный и совершенно неоднозначный спектакль получился. Никогда ещё ранее я не попадал на такую трактовку классики, да уж и что греха таить - на такое действо!
Здесь смешалось всё - фарс, комедия, драма, народные песни и пляски, гротеск, модернизм, минимализм и самый яркий символизм, который когда-либо видел!
Вообще, первая моя реакция после начала спектакля была: "#$%&@!!" и широко открытые глаза с упавшей на пол челюстью. Хотя, впрочем, вторая и третья - тоже. Мой мозг взорвался разноцветной радугой и вытек из треснувшего черепа, забрызгав звёздочками и розовыми пони весь партер. Мне хотелось бегать по кругу, громко кричать вместе с актёрами и биться головой о стену, о двери, о соседей. И только к началу второго действия разум, наконец, начал воспринимать происходящее на сцене со всей серьёзностью и вернул упавшую челюсть на физиологически предназначенное для неё место.
И повод для того действительно был. Думаю, никто не ставил "Вишнёвый сад" так жёстко, бескомпромиссно, динамично и безумно, как это сделал Николай Владимирович Коляда. В его постановке пьеса Чехова сверкает совершенно новыми и абсолютно неожиданными красками! Вместо меланхолично-грустной, спокойной и даже местами ленивой истории, полной скучных разговоров, полутонов и бесконечных размышлений режиссёр бросает зрителя в какой-то невообразимый гротеск, в безудержное русское застолье, гульбу, вечную пьянку, насыщенную безалаберными гостями, безответственными поступками, бессмысленными разговорами и нескончаемыми криками, песнями, плясками, причитаниями, смехом и слезами. И, несмотря на то, что место действия и эпоха Колядой были сохранены, тем не менее, пьеса выглядит вполне себе современной и весьма актуальной. Как будто за век не поменялось ничего. Эпоха сменяет эпоху, а Россия-матушка всё та же. И всё те же люди, которые, вместо того, чтобы действовать, менять свою жизнь и действительность на те, что хочется, только пьют, гуляют да рассуждают-рассуждают-рассуждают. И среди этого хаоса, этого сумасшедшего дома, и разворачиваются всем нам хорошо знакомые со школьной скамьи события. Возврат в родное лоно, ностальгия, банкротство, продажа вишнёвого сада и, казалось бы, самое время для начала новой жизни.
Что касается постановки, то Николай Владимирович нашёл, чем удивить. Поражает всё - от подхода к пьесе до реквизита и костюмов. Спектакль выносит сознание с первых секунд. А когда толпа вываливается на сцену, мозг попросту вешает табличку "Не беспокоить!" и спускает себя куда-нибудь в желудок, где всё просто, понятно и тепло. Думаю, это самый шумный спектакль, который я видел. И самый фольклорный. Весьма неоднозначная трактовка произведения Антона Павловича, и особенно его начала, но, должен признать, при этом достаточно интересная и заслуживающая внимания. При всём балагурстве и хаосе, творящимся на сцене, общий настрой пьесы передан весьма точно, и эмоции героев поражают по своей глубине. Да, они совершенно беззастенчиво переигрывают, надрываются и гримасничают, но такой гротескный подход, скорее, даже лучше помогает в передаче атмосферы событий, в передаче истинного настроя произведения. Скажу сразу - мне не понравилось начало, и я даже честно порывался уйти с этого "цирка", но что-то меня удержало, и я не пожалел. Стоит проникнуться атмосферой постановки, впитать в себя энергетику актёров, и всё становится на свои места. В том числе и мозг.
Очень порадовали безумно красивые, необычные, весёлые и интересные костюмы. Вот уж художник-постановщик оторвался на них, так оторвался! И ведь это не просто костюмы - они как нигде символичны и конкретны! Вообще, символизма в этой постановке хватает с лихвой. Он здесь совершенно во всём. В каждой фразе, в каждом движении актёров, в оформлении сцены, в реквизите. Да даже на потолке! Кстати, о реквизите. Оформить вишнёвый сад белыми пластиковыми стаканчиками... нет - сотнями белых пластиковых стаканчиков, которыми "расцветают" деревянные балясины - это мощно! Интересно. Свежо. Оригинально. Незабываемо. И это надо видеть. Такую картинку не передать словами. И не вырезать потом из памяти. Это - какая-то полипропиленовая феерия весеннего равноденствия. Праздник химической промышленности губернского розлива. Достойная находка! Особенно - "листопад"!
Ну и, конечно же, герои! Колоритные, необычные и оригинальные персонажи, в которых поначалу с трудом угадываются знакомые нам с детства Любовь Андреевна, Леонид Андреевич, Ермолай Алексеевич и прочие посетители вишнёвого сада. Первая же мысль: "Я никогда не разберусь, кто в этом, вообще, кто!". Хотя, буквально через полчаса, каждый из героев становится практически родным и максимально близко знакомым. Неординарное, но весьма и весьма интересное решение!
Я не буду подробно останавливаться на каждом из героев - потому что искренне считаю, что их лучше увидеть - и лишь кратко отмечу некоторых актёров, запомнившихся мне больше всего.
В первую очередь, конечно же, должен отметить Василину Маковцеву, исполнившую роль самой Раневской. Думаю, самая эмоциональная, яркая и драматически сложная роль постановки. Василине замечательно удалось передать не только все грани характера своей героини, но и попросту шикарно изобразить то самое чувство ностальгической тоски по дому и тягости нового лишения казалось бы, вновь обретённого родного уголка. Совершенно потрясающая игра и очень живой образ! Браво!!
Удивил и Олег Ягодин, исполнивший в постановке роль Лопахина. Он непрерывно менялся в течение спектакля, представляя своего героя перед зрителями то в одном, то в другом образе и весьма легко переключаясь из комедийного персонажа в драматического и обратно.
Не могу не отметить очень яркую и запоминающуюся игру Сергея Фёдорова и его Гаева. Совершенно потрясающий персонаж, вызвавший море смеха и эмоций, хотя и весьма спорно сделанный геем.
Отмечу и Алису Кравцову с Ириной Ермоловой, сыгравших Анечку и Варю. Они смогли внести свой особый колорит в постановку и очень здорово смотрелись в своих ролях!
Весьма забавный персонаж вышел и у Антона Макушина - незабываемый "вечный студент" Трофимов в своей вечной бейсболке и нескончаемым философствованием по поводу и без. По-настоящему мощные монологи и очень живая игра!
Нельзя не отметить и яркую игру Веры Цвиткис с её Дуняшей и Евгения Чистякова с его Яшей. Вот уж точно незабываемые, хоть и второстепенные персонажи.
А вот кто однозначно заслуживает совершенно отдельной номинации и всеобщего признания - так это Фирс Александра Замураева! Наверное, самый оригинальный, колоритный и запоминающийся персонаж всей постановки! Александр - аплодирую стоя! Браво!! Шикарнейшая игра!
Кстати, возвращаясь к символизму постановки, хочется особенно отметить постоянные отсылки к остальным произведениям Антона Павловича, причём сделанные настолько качественно, точно, своевременно и в тему, что невольно задаёшься вопросом: "Как им это удалось, чёрт побери?!"
В целом же, скажу, что спектакль понравился, хоть и получился весьма неоднозначным. Но точно - заслуживающим того, чтобы его увидеть. Достойный образчик современного искусства и один из самых оригинальных спектаклей, что я имел счастье видеть.! Твёрдая 7/10 и моя рекомендация не пропустить следующих гастролей "Коляда-Театра"!

"Лопахин. Говорят, ты постарел очень!
Фирс. Живу давно."

Когда видишь, что где-то поставили очередной «Вишнёвый сад» , сразу становится интересно, чем же он будет отличаться от других. В театре «Студия.project» режиссёр Юлиана Лайкова сделала классическую постановку, просто по Чехову. В спектакле есть достоинства, но есть и недостатки. Этот текст не для тех, кто ни разу не видел эту пьесу. Если так, то закрывайте рецензию, идите на постановку, вам обязательно понравится. Если же вы видели много «Вишнёвых садов» и думаете, идти ли сюда, то читайте дальше…

Первое, про что хочется сказать, это пространство. Идея сделать спектакль в особняке сама по себе замечательная, но реализация вышла не очень. Зал неудобный, приходится постоянно вертеться, чтобы увидеть сцену (если, конечно, не сидишь в первом ряду). Но удобство зрителя не самое главное. Видно, что актёры чувствуют себя некомфортно, им тесно. В некоторых сценах они не знают, куда себя деть, как встать, чтобы не загораживать коллег. Пространство очень маленькое и, казалось бы, должна создаваться интимность, ведь зритель так близок к актёрам, но нет, создаётся лишь теснота.

Коротко напомним сюжет пьесы: помещица Любовь Андреевна Раневская вместе с дочкой Аней приехала из Парижа в свой дом, который собираются продать за долги. Кроется надежда, что дом останется у них, но она слишком мала. Жильцам придётся покинуть родное поместье с любимым вишнёвым садом, который когда-то был предметом гордости. Все вроде готовы уезжать, что подчёркивается бардаком вокруг: переполненный обшарпанный шкаф, стулья вверх ножками, занавески кое-как наброшены на карниз, никто не следит за порядком в доме. На стены натянута строительная плёнка, некоторые предметы мебели накрыты тряпками. Раневская, привыкшая к жизни в роскоши, не принимает того, что разорена, и в ней остаются барские замашки. По крайней мере, так должно быть по сюжету. У актрисы Надежды Лариной Раневская не получилась. Нет аристократической грации, осанки, манерности. Хочется видеть ласковую женщину с обворожительной улыбкой, но увы, этот образ получился пустой.

Ермолай Лопахин, который вырос в поместье, так как его отец был крепостным у предков Раневской, любит Любовь Андреевну как родную. Он искренне хочет помочь и предлагает план: вырубить сад и сдавать его под дачи. Никому такая затея не понравилась. В день аукциона Лопахин выкупил вишнёвый сад.

«Вишневый сад теперь мой! Мой! (Хохочет.) Боже мой, господи, вишневый сад мой! Скажите мне, что я пьян, не в своем уме, что все это мне представляется... (Топочет ногами.) Не смейтесь надо мной! Если бы отец мой и дед встали из гробов и посмотрели на все происшествие, как их Ермолай, битый, малограмотный Ермолай, который зимой босиком бегал, как этот самый Ермолай купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете. Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню. Я сплю, это только мерещится мне, это только кажется…»

Этот монолог был самой яркой точкой спектакля. Речь, произнесённая экспрессивно, с мощнейшим энергетическим посылом, буквально прибила к стулу и заставила вцепиться глазами в сцену.

По замыслу режиссёра должен был получиться классический «Вишнёвый сад» . Довольно смело делать постановку, в которой практически нет режиссёрских «фишек» . Ведь тогда всё ложится на плечи актёров. В данном спектакле актёрская игра подвела. Конечно, не полностью. Но кроме пустой Раневской был еще абсолютно беспомощный Петя, вечный студент, в исполнении Даниэля Андрущука. Его персонаж полностью затерялся среди других. Спектакль получился неплохим за счёт остальных актёров. Хочется отметить Никиту Борисова (Фирс), Василия Молодцова (Лопахин), Александра Туравинина (Гаев), Алису Ефремову-Лисичкину (Аня). Эти актёры соединились со своими персонажами, поняли их, оправдали и поэтому слились в единое целое. Им веришь, сочувствуешь. Работа композитора, Кирилла Архипова, тоже на высоте. Музыкальная составляющая очень важна в спектакле, а эти фортепианные мелодии, задевающие струны души, заполняли атмосферные пустоты и вызывали эмоции.

Сейчас идут первые показы, поэтому, надеюсь, актёры вживутся в эту историю, перестанут заговариваться и поймут своих персонажей. Спектакль может быть хорошим, если, во-первых, перенести его на нормальную сцену, а во-вторых еще чуть-чуть поработать над образами.

Режиссер: Юлиана Лайкова
Художник: Зилия Канчурина
Композитор: Кирилл Архипов
В ролях: Надежда Ларина, Алиса Ефремова-Лисичкина, Даниэль Андрущук, Василий Молодцов, Валентина Селезнева, Андрей Ванин, Надежда Кувшинова, Александр Туравинин, Алина Туравинина, Александр Мишунин, Дмитрий Дембровский, Никита Борисов

Место: театр «Студия.project»
Продолжительность: 1 час 45 минут

История появления на сцене театра имени Пушкина спектакля «Вишневый сад», о котором все говорят (и говорят разное, надо признать), довольно занятна. Вот что рассказал об этом режиссер-постановщик Владимир Мирзоев в одном из интервью: «Мы переписывались с Викой Исаковой в фейсбуке, думали, что бы такое небанальное сделать вместе. И вот, поди ж ты — додумались до Чехова . После чего мы встретились с художественным руководителем театра Евгением Писаревым , обсудили правила игры: сроки, возможное распределение ролей и так далее».

Так Виктория Исакова, одна из ведущих актрис этого театра, стала Раневской. С именем Чехова она ее актерская судьба давно связана. Ей уже довелось побывать Ниной Заречной в «Чайке» на сцене МХТ, и даже стать лауреатом премии «Чайка» за роль Панночки в спектакле «Вий» . Вообще похоже, что этой актрисе любая роль по плечу — как на театральных подмостках, так и на экране. В ее багаже более 40 киноролей, но по-настоящему знаменитой она стала после телесериала «Оттепель» . Именно за эту роль Виктория Исакова в этом году получила «Золотого Орла» как лучшая актриса, но не смогла приехать на церемонию награждения — репетировала Раневскую. Режиссер был строг: никаких поблажек.

Надо признать, их совместный труд не пропал даром. Именно Раневская-Исакова стала самым запоминающимся персонажем пьесы, которую всякий любитель театра смотрел-пересмотрел множество раз, в самых именитых театрах столицы - и не только. Любовь Андреевна — это центр сюжета, к ней сходятся практически все линии. Тонкая, нервная «вечная странница», для которой попросту нигде нет места. Вопрос: а есть ли место в нынешнем мире другим героям чеховской пьесы? Будет жить, процветая, только Лопахин, но и он рано или поздно канет в вечность.

О временности человеческого бытия говорит и сценическое решение спектакля: минимум декораций, как это обычно бывает у Мирзоева, все зыбко — качели, чемоданы… И как крест распятия — массивные деревянные конструкции, на которых невольно фокусируешь внимание.

На вопрос, почему «Вишневый сад» звучит сегодня столь же современно, как и сто лет назад, когда Чеховым была написана пьеса, режиссер отвечает так: «Видимо, потому что это пьеса обвала, трагикомического финала, когда прошлая эпоха и сросшиеся с ней люди вынуждены сойти со сцены, торопливо сбежать на цыпочках. Я и мои соавторы-актеры прочитали «Вишневый сад» как пьесу катастроф. Только рушатся в ней не высотные здания, не транспортные средства, а судьбы людей, родившихся на переломе двух эпох».

Режиссер утверждает, что в его спектакле нет никакой игры в модернизм, даже костюмы героев — из той далекой эпохи. Но все-таки начинается спектакль именно с элементов постмодернизма. Молодой человек — как выяснится чуть позже, Лопахин (актер Александр Петров ) — засыпает с книжкой на лице. Будит его горничная Дуняша, берет книгу и читает на обложке: А. П. Чехов, «Вишневый сад» . Между ними происходит странная сексуальная игра, какой у Чехова не было и в помине. На этом преамбула заканчивается и начинается собственно «Вишневый сад» . На ряд главных ролей Мирзоев пригласил артистов «со стороны»: в роли Гаева на сцену выходит Максим Виторган , Лопахина сыграл Александр Петров из театра имени Ермоловой, в роли Ани, дочери Раневской, Таисия Вилкова , студентка Школы-студии МХАТ.

Режиссер всячески старался привнести в спектакль элементы комедийности: тут и «живая музыка» в виде притулившихся в уголке сцены трио музыкантов, и то и дело возникающие песни-пляски, в которые пускаются герои, и почти настоящие фокусы, которые демонстрирует гувернантка Шарлотта Михайловна… А то вдруг откуда-то сверху падают многочисленные пакеты-капельницы, и каждый из героев тотчас присоединяет к своим венам эту питательную жидкость красного цвета. Что это? То ли их общая кровь, символизирующая единство всех и вся, то ли вишневый сок из того самого сада, который их всех также объединял и который вот-вот будет уничтожен…

Все-таки «Вишневый сад» по Чехову — комедия. Но почему-то зрителям невесело. Впрочем, по замечанию режиссера пьеса «Вишневый сад» — «комедия» в том же возвышенном смысле, что и поэма Данте Алигьери . Наверное, и наш образованный зритель почувствовал это, потому и не веселится. Начиная со дня премьеры спектакль идет с полным аншлагом, но иногда смотреть на все происходящее на сцене откровенно скучно. Драмы человеческих катастроф, за исключением Раневской-Исаковой, то ли режиссеру, то ли актерам передать не удалось. Что ж, этой постановкой история «Вишневого сада» не заканчивается, а сколько их еще будет — при том, что уже целое столетие «вишни все рубят и рубят, а щепки летят и летят».