Поющее сердце анализ. Послесловие поющее сердце

Рязань, 28 октября – Областная Рязанская Газета. Передо мной недавно переизданная книга Ивана Ильина – известного русского философа, писателя, правоведа, политолога, теоретика религии и культуры – «Поющее сердце». Это выстраданная книга о любви, за каждым словом которой стоит живой опыт человека. Автор пишет: «Есть только одно истинное «счастье» на земле – пение человеческого сердца. Если оно поёт, то у человека есть почти всё: почти, потому, что ему остаётся ещё позаботиться о том, чтобы сердце его не разочаровалось в любимом предмете и замолкло».

И мне захотелось передать читателям отрывок из книги «Путь духовного обновления», именно о значении семьи.

Иван Ильин

«Семья – это первый, естественный и в то же время священный союз. Этот союз строится на любви, вере и свободе. Семья начинается с брака и в нём завязывается. Но человек начинает свою жизнь в такой семье, которую он не создавал: это семья его отца и матери. Он получает эту семью как некий дар судьбы. Брак возникает из выбора и решения, а ребёнку не приходится выбирать и решать: отец и мать, как бы они предопределили для него судьбу, которая выпадает ему на его жизненную долю, и эту судьбу он не может ни отклонить, ни изменить – ему остаётся только принять её и нести всю жизнь. То, что выйдет из человека в его дальнейшей жизни, определяется в его детстве и притом самим этим детством. Вот почему семья является первичным звеном человеческой культуры. И каждый из нас остаётся в течение всей своей жизни духовным представителем своей отечески-материнской семьи. Как бы символом её семейственного духа. Здесь пробуждаются и начинают развёртываться дремлющие силы личной души; здесь ребёнок учится любить (кого и как?), верить (во что?), жертвовать (чему и чем?).

Здесь слагаются первые основы его характера, главные источники его будущего счастья и несчастья. Здесь ребёнок становится маленьким человеком, из которого впоследствии разовьётся великая личность или, может быть, низкий проходимец. Стоит привести слова одного богослова: «Мир управляется из детской».

Но в детской мир может и разрушиться, и здесь надо подумать – какая ответственность лежит на нас. Семья – это «живая лаборатория» человеческих судеб.

Природа устроила так, что одно из самых ответственных и священных призваний человека – быть отцом и матерью. Но часто это утончённое, благородное и ответственейшее искусство на земле – искусство воспитания детей – недооценивается. На самом же деле всё обстоит совсем иначе. Окружающий нас мир людей таит в себе многое множество личных неудач, болезненных явлений и трагических судеб. И все эти явления сводятся, в последнем счёте, только родить и дать им жизнь, но открыть им пути к любви, к внутренней свободе, вере и совести, то есть ко всему тому, что составляет источник духовного характера и истинного счастья, не сумели. Родители сумели дать своим детям, кроме плотского существования, только одни душевные раны, иногда даже сами не замечая того, как они возникали у детей и въедались в душу; но не сумели дать им духовного опыта, этого целительного источника всех страданий души. Бывают эпохи, когда эта небрежность, эта безответственность родителей начинает возрастать из поколения в поколение. Это как раз те эпохи, когда духовное начало начинает колебаться в душах, слабеть, даже исчезать. Это эпохи распространяющегося и крепнущего безбожия и приверженности к материализму, эпохи бессовестности, бесчестия, карьеризма и цинизма. В такие эпохи священное естество семьи не находит себе больше признания и почёта в человеческих сердцах: им не дорожат, его не берегут, его не строят.

Тогда в отношениях между родителями и детьми возникает некая «пропасть», которая, по-видимому, увеличивается от поколения к поколению.

Родители Ильина

Отец и мать перестают понимать своих детей, а дети начинают жаловаться на «абсолютную отчуждённость», водворившуюся в семье.

И не понимая, откуда это берётся, и забывая свои собственные детские жалобы, возросшие дети завязывают новые семейные ячейки, в которых «непонимание» и «отчуждение» обнаруживаются с новой и большой силой. И это явление объясняется заболеванием и оскудением человеческой духовности и особенно духовной традиции.

Этот кризис подрывает семью и её духовное единение. Он лишает её главного, того единственного, что может сплотить её, спаять в прочное и достойное единство.

Половая потребность, инстинктивное влечение создают не брак, а только биологическое сочетание; из такого сочетания возникает не семья, а элементарное рядом жительство. В действительности человеческая семья есть целый остров духовной жизни. И если она этому не соответствует, то она обречена на разложение и распад. Семья – это первоначальная, исходная ячейка духовности. И если духовность колеблется и слабеет, то она слабеет, прежде всего, в семейной традиции и семейной жизни.

Но раз поколебавшись в семье, она начинает слабеть и вырождаться во всех человеческих отношениях и организациях: больная клетка создаёт больные организмы…

Всякая семья возникает из любви и даёт человеку счастье. Там, где возникает брак из любви, семья возникает по внешней видимости. Там, где брак не даёт человеку счастья, он не выполняет своего первого назначения. Научить детей любви родители могут лишь тогда, если они сами в браке умели любить.

Дать детям счастье родители могут лишь постольку, поскольку они сами нашли счастье в браке. Семья, внутренне спаянная любовью и счастьем, есть школа душевного здоровья, уравновешенного характера, творческой предприимчивости. В просторе народной жизни она подобна прекрасно распустившемуся цветку.

Семья, лишённая этой здоровой центростремительности, растрачивающая свои силы на взаимное отвращение, ненависть, «семейные сцены», есть настоящий рассадник больных характеров и жизненного неудачества. Она подобна тем больным растениям, которым ни один хороший садовник не даст места в своём саду.

Если ребёнок не научится любви в семье своих родителей, то где же он научится ей?

Чтобы развиваться верно и творчески, ребёнок должен иметь в своей семье очаг любви и счастья.

Детство – счастливейшее время жизни; время непосредственности, время уже начавшегося и уже предвкушения «большого счастья», – время, когда все «прозаические» проблемы безмолвствуют, а все поэтические проблемы зовут и обещают; время душевной искренности и бескорыстного доброжелательства. Чем любовнее и счастливее была родительская семья, тем больше такой детскости ребёнок внесёт в свою взрослую жизнь.

И главным условием такой семейной жизни является способность родителей к взаимной духовной любви. Ибо счастье даётся только любовью глубокого и долгого дыхания; а такая любовь возможна только в духе и через дух».

И вновь слова Ивана Ильина: «Есть только одно истинное счастье» на земле – пение человеческого сердца». Подумайте, об этом читать – это искать и находить порой скрытый писательский клад.

Ия КИРИЛЛОВА

ПОЮЩЕЕ СЕРДЦЕ

И. А. ИЛЬИН

ПОЮЩЕЕ СЕРДЦЕ

Книга тихих созерцаний

ПРЕДИСЛОВИЕ О ЧТЕНИИ

Каждый писатель тревожится о том, как его будут читать? Поймут ли? Увидят ли то, что он хотел доказать? Почувствуют ли то, что любило его сердце? И кто будет его читатель? От этого зависит так много… И прежде всего – состоится ли у него желанная, духовная встреча с теми далекими, но близкими, для которых он втайне писал свою книгу?

Дело в том, что далеко не все читающие владеют искусством чтения: глаза бегают по буквам, «из букв вечно выходит какое-нибудь слово» (Гоголь) и всякое слово что-нибудь да «значит»; слова и их значения связываются друг с другом, и читатель представляет себе что-то – «подержанное», расплывчатое, иногда непонятное, иногда приятно-мимолетное, что быстро уносится в позабытое прошлое… И это называется «чтением». Механизм без духа. Безответственная забава. «Невинное» развлечение. А на самом деле – культура верхоглядства и поток пошлости.

Такого «чтения» ни один писатель себе не желает. Таких «читателей» мы все опасаемся. Ибо настоящее чтение происходит совсем иначе и имеет совсем иной смысл…

Как возникло, как созрело написанное?

Кто-то жил, любил, страдал и наслаждался; наблюдал, думал, желал – надеялся и отчаивался. И захотелось ему поведать нам о чем-то таком, что для всех нас важно, что нам необходимо духовно увидеть, прочувствовать, продумать и усвоить. Значит – что-то значительное о чем-то важном и драгоценном. И вот он начинал отыскивать верные образы, ясно-глубокие мысли и точные слова. Это было не легко, удавалось не всегда и не сразу. Ответственный писатель вынашивает свою книгу долго: годами, иногда – всю жизнь; не расстается с нею ни днем, ни ночью; отдает ей свои лучшие силы, свои вдохновенные часы; «болеет» ее темою и «исцеляется» писанием. Ищет сразу и правды, и красоты, и «точности» (по слову Пушкина), и верного стиля, и верного ритма, и все для того, чтобы рассказать, не искажая, видение своего сердца… И, наконец, произведение готово. Последний просмотр строгим, зорким глазом; последние исправления – и книга отрывается, и уходит к читателю, неизвестному, далекому, может быть – легковесно-капризному, может быть – враждебно-придирчивому… Уходит – без него, без автора. Он выключает себя и оставляет читателя со своею книгою «наедине».

И вот мы, читатели, беремся за эту книгу. Перед нами накопление чувств, постижений, идей, образов, волевых разрядов, указаний, призывов, доказательств, целое здание духа, которое дается нам прикровенно, как бы при помощи шифра. Оно скрыто за этими черными мертвыми крючками, за этими общеизвестными, поблекшими словами, за этими общедоступными образами, за этими отвлеченными понятиями. Жизнь, яркость, силу, смысл, дух – должен из-за них добыть сам читатель. Он должен воссоздать в себе созданное автором; и если он не умеет, не хочет и не сделает этого, то за него не сделает этого никто: всуе будет его «чтение» и книга пройдет мимо него. Обычно думают, что чтение доступно всякому грамотному… Но, к сожалению, это совсем не так. Почему?

Потому, что настоящий читатель отдает книге свое свободное внимание, все свои душевные способности и свое умение вызывать в себе ту верную духовную установку, которая необходима для понимания этой книги. Настоящее чтение не сводится к бегству напечатанных слов через сознание; оно требует сосредоточенного внимания и твердого желания верно услышать голос автора. Одного рассудка и пустого воображения для чтения недостаточно. Надо чувствовать сердцем и созерцать из сердца. Надо пережить страсть – страстным чувством; надо пережить драму и трагедию живою волею; в нежном лирическом стихотворении надо внять всем вздохам, вострепетать всею нежностью, взглянуть во все глуби и дали; а великая идея может потребовать не более и не менее как всего человека.

Это означает, что читатель призван верно воспроизвести в себе душевный и духовный акт писателя, зажить этим актом и доверчиво отдаться ему. Только при этом условии состоится желанная встреча между обоими и читателю откроется то важное и значительное, чем болел и над чем трудился писатель. Истинное чтение есть своего рода художественное ясновидение, которое призвано и способно верно и полно воспроизвести духовные видения другого человека, жить в них, наслаждаться ими и обогащаться ими. Искусство чтения побеждает одиночество, разлуку, даль и эпоху. Это есть сила духа – оживлять буквы, раскрывать перспективу образов и смысла за словами, заполнять внутренние «пространства» души, созерцать нематериальное, отождествляться с незнаемыми или даже умершими людьми и вместе с автором художественно и мыслительно постигать сущность бо-гозданного мира.

Читать – значит искать и находить: ибо читатель как бы отыскивает скрытый писателем духовный клад, желая найти его во всей его полноте и присвоить его себе. Это есть творческий процесс, ибо воспроизводить – значит творить. Это есть борьба за духовную встречу: это есть свободное единение с тем, кто впервые приобрел и закопал искомый клад. И тому, кто никогда этого не добивался и не переживал, всегда будет казаться, что от него требуют «невозможного».

Искусство чтения надо приобретать и вырабатывать в себе. Чтение должно быть углублено; оно должно стать творческим и созерцательным. И только тогда нам всем откроется его духовная ценность и его душеобразующая сила. Тогда мы поймем, что следует читать и чего читать не стоит, ибо есть чтение, углубляющее душу человека и строящее его характер, а есть чтение разлагающее и обессиливающее.

По чтению можно узнавать и определять человека. Ибо каждый из нас есть то, что он читает; и каждый человек есть то, как он читает; и все мы становимся незаметно тем, что мы вычитываем из прочтенного, – как бы букетом собранных нами в чтении цветов…

Книга, для которой я пишу это предисловие, выношена в сердце, написана от сердца и говорит о сердечном пении. Поэтому ее нельзя понять в бессердечном чтении. Но я верю, что она найдет своих читателей, которые верно поймут ее и увидят, что она написана для русских о России.

I. ПЕРВЫЕ ЛУЧИ

1. БЕЗ ЛЮБВИ (Из письма к сыну)

Итак, ты думаешь, что можно прожить без любви: сильною волею, благою целью, справедливостью и гневной борьбой с вредителями? Ты пишешь мне: «О любви лучше не говорить: ее нет в людях. К любви лучше и не призывать: кто пробудит ее в черствых сердцах?»…

Милый мой! Ты и прав, и не прав. Собери, пожалуйста, свое нетерпеливое терпение и вникни в мою мысль.

К 60-летию со дня кончины русского мыслителя

Сегодня имя Ивана Ильина стало поминаться часто — не в малой степени в связи с тем, что его теперь цитирует Владимир Путин. Ильина стали даже называть «любимым философом президента». И в связи с этим, разумеется, недоброжелатели Путина стали поносить, перевирать, бессовестно вырывая цитаты из контекста, и обвинять философа во всех возможных грехах, как будто он спичрайтер или советник президента.

Те, кто сегодня вспоминает Ильина, чаще всего цитируют его пророческие суждения, связанные с развитием России, ее местом и ее ролью в мире, духовными поисками, отношениями с Западом. Мыслитель утверждал, что «Россия есть величина, которую никто не осилит, на которой все перессорятся». Тексты, написанные более полувека назад, сейчас звучат невероятно актуально, будто автор чуть ли воочию видел все, что будет происходить с нами сегодня. Но поскольку политико-философские суждения русского мыслителя сегодня повторяются и звучат на самом высоком уровне, а также в СМИ и блогах, хотелось бы обратить внимание на Ильина «лирического».

Мое знакомство с Ильиным началось с книги «Поющее сердце», которую мне подарила одна добрая пожилая женщина. «Книга тихих созерцаний» - так сам автор определил жанр. Я не сразу оценила подарок по достоинству, и несколько лет книга пылилась на полке. Но однажды совершенно явно - почти мистически - ощутила, что хочу ее прочитать. И действительно, почти каждое прочитанное тогда слово очень живо отозвалось в моем сознании, и с тех пор я делюсь этими тихими созерцаниями с теми, кто нуждается в утешении.

Попробуем открыть книгу на любой странице.

«Какою глубиною светятся глаза страдающего человека! Как будто бы расступились стены, закрывавшие его дух, и разошлись туманы, застилавшие его сокровенную личность... Как значительно, как тонко и благородно слагаются черты лица у долго и достойно страдавшего человека!».

И далее: «Как элементарна, как непривлекательна улыбка, если она совсем не таит в себе хотя бы прошлого страдания! Какая воспитательная и очистительная сила присуща духовно осмысленному страданию! Ибо страдание пробуждает дух человека, ведет его, образует и оформляет, очищает и облагораживает... Духовная дифференциация, отбор лучшего и всяческое совершенствование были бы невозможны на земле без страдания. Из него родится вдохновение. В нем закаляется стойкость, мужество, самообладание и сила характера. Без страдания нет ни истинной любви, ни истинного счастья. И тот, кто хочет научиться свободе, тот должен преодолеть страдание.

Страдающий человек вступает на путь очищения, самоосвобождения и возврата в родное лоно - знает он о том или не знает. Его влечет в великое лоно гармонии; его душа ищет нового способа жизни, нового созерцания, нового синтеза, созвучия в многозвучии. Он ищет пути, ведущего через катарсис к дивному равновесию, задуманного лично для него Творцом. Его зовет к себе сокровенная, творческая мудрость мира, чтобы овладеть им и исцелить его. Простой народ знает эту истину и выражает ее словами “посещение Божие”... Человек, которому послано страдание, должен чувствовать себя не “обреченным” и не “проклятым”, но “взысканным”, “посещенным” и “призванным”: ему позволено страдать, дабы очиститься. И все евангельские исцеления свидетельствуют о том с великой ясностью».

Кажется, это та самая книга - которая стала лучшим подарком. И которая может научить, поддержать и хотя бы на какое-то время подарить душевный мир. Да попросту - утешить.

На мой взгляд, «Поющее сердце» вполне достойно включения в школьную программу. Быть может, его даже необходимо в нее включить. Полагаю, что внимательное чтение этой книги будет одинаково полезно всем: и школьникам, и учителям.

«Жизнь несется и проносится в нас, как поток всевозможных ощущений, желаний и страстей; или как множество всяческих забот и занятий; или же как туча пыли, состоящая из разрозненных и ничтожных содержаний. В этом потоке, в этой мгле мы теряем себя и смысл нашей жизни. Нас одолевают, нами овладевают единичные пустяки, лишенные всякого высшего смысла. Пыль жизни засоряет нам глаза и лишает нас верного видения. Нас засасывает болото страстей и особенно тщеславия и жадности. Нам надо непременно освобождаться от всего этого, хотя бы только от времени до времени. Нельзя гибнуть в этом болоте. Нельзя отдаваться этому потоку. Надо иметь минуты и часы для свободного дыхания и созерцания, когда заботы умолкают, повседневные жизненные содержания забываются, и мы освобождаем себя от всего мелкого, слишком человеческого и пошлого. Наши душевные силы,- помыслы, желания, чувствование и воображение,- освобожденные от обыденного и ничтожного, ищут иного, лучшего, обращаются внутрь и сосредоточиваются на том, что составляет самую сущность нашей личности; что есть главное в жизни человека; на том, что священно и светоносно, что определяет самый смысл нашего бытия. И это есть первый шаг к молитве».

Светлая, жизнеутверждающая книга «Поющее сердце» была написана в 1943 г., в тяжелейшее для человечества время. Причем писалась она на немецком языке, а впоследствии автором была создана русская версия. Что интересно, «поющим» сердце стало именно в русском варианте, в немецкой версии оно было «замирающим». На тот момент Ильин находился в Швейцарии - после революции он был вынужден уехать из России, хотя это решение далось ему очень нелегко.

Позже он писал: «Уходят ли от постели больной матери? Да еще с чувством виновности в ее болезни? Да, уходят - разве только за врачом и лекарством. Но, уходя за лекарством и врачом, оставляют кого-нибудь у ее изголовья. И вот - у этого изголовья мы и остались. Мы считали, что каждый, кто не идет к белым и кому не грозит прямая казнь, должен оставаться на месте».

После ряда арестов и судов Ильин и его жена вместе с большой группой высылаемых из CCCР за границу ученых, философов и литераторов отплыли из Петрограда в Штеттин, в Германию. Там философ вел активную религиозно-философскую деятельность, выступал с докладами, читал лекции, преподавал, становился соредактором журналов. Однако со временем Германию поразил тяжкий недуг, и Ильин не смог существовать в условиях торжествующего нацизма.

В 1934 г. (через полгода после прихода Гитлера к власти) за отказ следовать партийной программе национал-социалистов Ильин был отстранен от преподавания, а в 1938 г. гестапо наложило арест на все его печатные труды и запретило ему публичные выступления.

Выезжать из страны ему тоже было запрещено, но благодаря счастливому стечению обстоятельств чете Ильиных удалось пересечь границу. Свой последний дом философ обрел в небольшом швейцарском городке Цолликон под Цюрихом, где ему удалось обосноваться с помощью друзей и знакомых, в частности, композитора Сергея Рахманинова.

Именно здесь, в Швейцарии, и создавалось «Поющее сердце». Эта книга вошла в триптих философско-художественной прозы - «Я вглядываюсь в жизнь. Книга раздумий» (в русской версии - «Огни жизни. Книга утешений»), «Замирающее сердце. Книга тихих созерцаний» (1943), «Взгляд вдаль. Книга размышлений и упований» («О грядущей русской культуре», 1945).

Ученик Ильина Р.М. Зиле писал: «Эти три книги представляют собой совершенно своеобразное литературное творчество: это как бы сборники не то философических эскизов, не то художественных медитаций, не то просветительно-углубленных наблюдений на самые разнообразные темы, но проникнутые одним единым творческим писательским актом - “во всем видеть и показать Божий луч”».

И.А. Ильин скончался после частых и продолжительных болезней 21 декабря 1954 г., не успев завершить многие начатые труды, и был похоронен в Цолликоне.

Книга «Поющее сердце» заканчивается послесловием, которое я каждый раз перечитываю с большим душевным подъемом.

«Есть только одно истинное “счастье” на земле - пение человеческого сердца. Если оно поет, то у человека есть почти всё; почти, потому что ему остается еще позаботиться о том, чтобы сердце его не разочаровалось в любимом предмете и не замолкло.

Сердце поет, когда оно любит; оно поет от любви, которая струится живым потоком из некой таинственной глубины и не иссякает; не иссякает и тогда, когда приходят страдания и муки, когда человека постигает несчастье, или когда близится смерть, или когда злое начало в мире празднует победу за победой, и кажется, что сила добра иссякла и что добру суждена гибель. И если сердце все-таки поет, тогда человек владеет истинным “счастьем”, которое, строго говоря, заслуживает иного, лучшего наименования. Тогда все остальное в жизни является не столь существенным, тогда солнце не заходит, тогда Божий луч не покидает душу, тогда Царство Божие вступает в земную жизнь, а земная жизнь оказывается освященною и преображенною. А это означает, что началась новая жизнь и что человек приобщился новому бытию.

Тогда начинается настоящее пение; оно не исчерпывается и не иссякает, потому что течет из вечно обновляющейся радости. Сердце зрит во всем Божественное, радуется и поет; и светит из той глубины, где человечески личное срастается со сверхчеловечески-божественным до неразличимости: ибо Божии лучи пронизывают человека, а человек становится Божиим светильником. Тогда сердце вдыхает из Божиих пространств и само дарит любовь каждому существу, каждой пылинке бытия и даже злому человеку».

Дальше Ильин говорит о том, что должно являться константой, неотменимой ценностью для любого человека. Эти строки в эпоху девальвации фундаментальних ценностей, когда ценность человеческой жизни для преступающих закон не стоит ничего, читаются словно высеченные на скрижалях.

«У каждого из нас сердце раскрывается и поет при виде доверчивой, ласковой и беспомощной улыбки ребенка. И может ли быть иначе?

Каждый из нас чувствует навертывающуюся слезу в оке своего сердца, когда видит настоящую человеческую доброту или слышит робкое и нежное пение чужой любви.

«Каждый из нас приобщается высшему, сверхземному счастью, когда повинуется голосу своей совести и предается ее потоку, ибо этот поток уже поет ликующую мелодию состоявшегося преодоления и потустороннего мира», - утверждает философ.

И далее развивает свою «мелодичную» мысль: «Сердце наше поет, когда мы созерцаем в живописи подлинную святыню; когда мы сквозь мелодии земной музыки воспринимаем духовный свет и слышим голоса поющих и пророчествующие ангелов.

Сердце наше поет при виде тайн, чудес и красот Божьего мира; когда мы созерцаем звездное небо и воспринимаем вселенную как гармоническую целокупность; когда человеческая история являет нам сокровенную тайну Провидения и мы зрим шествие Господа через века испытаний, труда, страданий и вдохновения; когда мы присутствуем при победе великого и правого дела...

Сердце наше всегда поет во время цельной и вдохновенной молитвы...».

Но созерцательностью высказывание русского мыслителя не ограничивается. Он говорит о действенном нашем участии в «реализме действительной жизни» (как сказал бы другой наш великий мыслитель, Федор Достоевский), в которой и над которой, как мы помним, «Бог сохраняет всё».

«А если нам сверх того дается возможность в меру любви участвовать в событиях мира и воздействовать на них, то счастье нашей жизни может стать полным, - утверждает Иван Александрович Ильин. - Ибо, поистине, мы можем быть уверены, что в развитии этого мира ничто не проходит бесследно, ничто не теряется и не исчезает - ни одно слово, ни одна улыбка, ни один вздох... Кто хоть раз доставил другому радость сердца, тот улучшил тем самым весь мир; а кто умеет любить и радовать людей, тот становится художником жизни»…

И ещё: «Каждый божественный миг жизни, каждый звук поющего сердца влияет на мировую историю больше, чем те “великие” события хозяйства и политики, которые совершаются в плоском и жестоком плане земного существования и назначение которых нередко состоит в том, чтобы люди поняли их пошлость и обреченность»...

Далее Ильин утверждает: «Нам надо увидеть, и признать, и убедиться к том, что именно божественные мгновения жизни составляют истинную субстанцию мира; и что человек с поющим сердцем есть остров Божий - Его маяк, Его посредник. Итак, на земле есть только одно истинное счастье, и это счастье есть блаженство любящего и поющего сердца: ибо оно уже прижизненно врастает в духовную субстанцию мира и участвует в Царстве Божием».

Можно ли было еще совсем недавно представить, что любящее и поющее сердце Ивана Ильина будет пребывать меж нас в новой реальности, в новой полноте, что слова мыслителя, некогда гонимого и родиной, и бесами нацизма, войдут в наш сердечный и духовный обиход - русского исцеления ради.

И что теперь русский человек может здесь поклониться могиле мыслителя: в 2005 г. прах Ильина и его супруги был перенесен в некрополь московского Донского монастыря, в ряд с могилами А.И. Деникина и четы Шмелевых.

На фото: Михаил Нестеров. «Мыслитель» (портрет философа И.А. Ильина).

Специально для Столетия

ПОСЛЕСЛОВИЕ

ПОЮЩЕЕ СЕРДЦЕ

Есть только одно истинное «счастье» на земле – пение человеческого сердца. Если оно поет, то у человека есть почти все; почти, потому что ему остается еще позаботиться о том, чтобы сердце его не разочаровалось в любимом предмете и не замолкло.

Сердце поет, когда оно любит; оно поет от любви, которая струится живым потоком из некой таинственной глубины и не иссякает; не иссякает и тогда, когда приходят страдания и муки, когда человек постигает несчастье, или когда близится смерть, или когда злое начало в мире празднует победу за победой, и кажется, что сила добра иссякла и что добру суждена гибель. И если сердце все-таки поет, тогда человек владеет истинным «счастьем», которое, строго говоря, заслуживает иного, лучшего наименования. Тогда все остальное в жизни является не столь существенным: тогда солнце не заходит, тогда Божий луч не покидает душу, тогда Царство Божие вступает в земную жизнь, а земная жизнь оказывается освященною и преображенною. А это означает, что началась новая жизнь и что человек приобщился новому бытию.

Мы все испытали слабый отблеск этого счастья, когда были цельно и нежно влюблены. Но то был в самом деле не более как отсвет его, или слабое предчувствие; а у многих и того менее: лишь отдаленный намек на предчувствие великой возможности… Конечно, цельно и нежно влюбленное сердце, как это было у Данте, у Петрарки или у Пушкина – чувствует себя захваченным, преисполненным и как бы текущим через край; оно начинает петь, и когда ему это удается, то песнь его несет людям свет и счастье. Но это удается только одаренному меньшинству, способному искренно петь из чистого сердца. Обычная земная влюбленность делает сердце страдающим и даже больным, тяжелым и мутным, часто лишает его чистоты, легкости и вдохновения. Душа, страстно взволнованная и опьяненная, не поет, а беспомощно вздыхает или стонет; она становится алчною и исключительною, требовательною и слепою, завистливою и ревнивою. А поющее сердце, напротив, бывает – благостно и щедро, радостно и прощающе, легко, прозрачно и вдохновенно. Земная влюбленность связывает и прикрепляет, она загоняет сердце в ущелье личных переживаний и настраивает его эгоистически; а настоящая любовь, напротив, освобождает сердце и уводит его в великие объемы Божьего мира. Земная влюбленность угасает и прекращается в чувственном удовлетворении, здесь она разряжается и разочаровывается, опьяненность проходит, душа отрезвляется, иллюзии рассеиваются, и сердце смолкает, не пропев ни единого гимна. Часто, слишком часто, влюбленное сердце вздыхает бесплодно, вздыхает и бьется, жаждет и стонет, льет слезы и издает вопли – и не разумеет своей судьбы, не понимает, что его счастье обманно, проходяще и скудно, что оно не более чем отблеск настоящего блаженства. И сердце теряет и этот отблеск, не научившись ни пению, ни созерцанию, не испытав ни радости, ни любви, не начав своего просветления и не благословив Божьего мира.

Сердце поет не от влюбленности, а от любви; и пение его льется подобно бесконечной мелодии, с вечно живым ритмом, в вечно новых гармониях и модуляциях. Сердце приобретает эту способность только тогда, когда оно открывает себе доступ к божественным содержаниям жизни и приводит свою глубину в живую связь с этими не разочаровывающими драгоценностями неба и земли.

Тогда начинается настоящее пение; оно не исчерпывается и не иссякает, потому что течет из вечно обновляющейся радости. Сердце зрит во всем Божественное, радуется и ноет; и светит из той глубины, где человечески-личное срастается со сверхчеловечески-божественным до неразличимости: ибо Божии лучи пронизывают человека, а человек становится Божиим светильником. Тогда сердце вдыхает любовь из Божиих пространств и само дарит любовь каждому существу, каждой пылинке бытия и даже злому человеку. Тогда в нем струится и пульсирует священная кровь Бытия. Тогда в нем дышит дуновение Божиих уст…

Где-то там, в самой интимной глубине человеческого сердца, дремлет некое духовное око, призванное к созерцанию божественных содержаний земли и неба. Это таинственное око со всей его восприимчивостью и зрячею силою надо будить в человеке в самом раннем, нежном детстве, чтобы оно проснулось от своего первоначального сна, чтобы оно открылось и воззрилось в богозданные пространства бытия со священною и ненасытною жаждою созерцания. Это око, раз пробудившееся и раскрывшееся, подобно обнаженному чувствилищу, которое останется всю жизнь доступным для всего, что таит в себе Божий огонь; оно воспринимает каждую искру живого совершенства, радуется ей, любит ее, вступает с ней в живую связь и зовет человека отдать его личные силы на служение Божьему делу.

Древние греки верили, что у богов есть некий священный напиток, «нектар», и некое божественное кушанье, «амброзия». И вот, в мире есть действительно такое духовное питание, но предназначено оно не для олимпийских богов, а для самих людей… И кто из людей питается им, у того сердце начинает петь.

Тогда сердце поет при созерцании природы, ибо в ней все светится и сверкает от этих «искр живого совершенства», как небо в августовскую ночь. Тогда сердце поет и от соприкосновения с людьми, ибо в каждом из них живет Божья искра, разгораясь и поборая, призывая, светя, духовно оформляя душу и перекликаясь с другими искрами. Сердце поет, воспринимая зрелые создания и героические деяния человеческого духа – в искусстве, в познании, в добродетели, в политике, в праве, в труде и в молитве, – ибо каждое такое создание и каждое деяние есть живое осуществление человеком Божией воли и Божьего закона. Но прекраснее всего то пение, которое льется из человеческого сердца навстречу Господу, Его благости, Его мудрости и Его великолепию. И это пение, полное предчувствия, блаженного созерцания и безмолвного, благодатного трепета, есть начало нового бытия и проявления новой жизни…

Однажды в детстве я увидел, как в солнечном луче играли и блаженствовали земные пылинки, – порхали и кружились, исчезали и вновь выплывали, темнели в тени и вновь загорались на солнце; и я понял, что солнце умеет беречь, украшать и радовать каждую пылинку, и мое сердце запело от радости…

В теплый летний день я лег однажды в траву и увидел скрытый от обычного глаза мир прекрасных индивидуальностей, чудесный мир света и тени, живого общения и радостного роста; и мое сердце запело, дивуясь и восторгаясь…

Часами я мог сидеть в Крыму у берега таинственного, грозного и прекрасного Черного моря и внимать лепету его волн, шороху его камушков, зову его чаек и внезапно водворяющейся тишине… И трепетно благодарил я Бога поющим сердцем…

Однажды мне довелось созерцать любовный танец белого павлина; я стоял и дивился на его тончайший кружевной веер, грациозно раскинутый и напряженно трепещущий, на это сочетание горделивого изящества и любовного преклонения, на играющую серьезность его легких и энергичных движений; я увидел чистоту, красоту и безгрешность природной любви, – и сердце мое раскрылось в радости и благодарности…

На восходе солнца, в нежном сиянии и глубокой полусонной тишине вошел наш корабль в Коринфский канал. В розовом свете спали далекие цепи гор; крутые берега канала высились, как суровая стража; благоговейно молчали и люди и птицы, ожидая и надеясь… И вдруг берега впереди расступились, и зелено-млечные адриатические воды, несшие нас, хлынули в темно-синие недра Эгейского моря, – и солнце и вода встретили нас ликованием света. Могу ли я забыть это счастье, когда сердце мое всегда отвечает на него ликующим пением?..

У каждого из нас сердце раскрывается и поет при виде доверчивой, ласковой и беспомощной улыбки ребенка. И может ли быть иначе?

Каждый из нас чувствует навертывающуюся слезу в оке своего сердца, когда видит настоящую человеческую доброту или слышит робкое и нежное пение чужой любви.

Каждый из нас приобщается высшему, сверхземному счастью, когда повинуется голосу своей совести и предается ее потоку, ибо этот поток уже поет ликующую мелодию состоявшегося преодоления и потустороннего мира.

Сердце наше поет, когда мы предаем погребению героя, служившего на земле Божьему делу.

Сердце наше поет, когда мы созерцаем в живописи подлинную святыню, когда мы сквозь мелодию земной музыки воспринимаем духовный свет и слышим голоса поющих и пророчествующих ангелов.

Сердце наше поет при виде тайн, чудес и красот Божьего мира, когда мы созерцаем звездное небо и воспринимаем вселенную как гармоническую це-локупность, когда человеческая история являет нам сокровенную тайну Провидения и мы зрим шествие Господа через века испытаний, труда, страданий и вдохновения, когда мы присутствуем при победе великого и правого дела…

Сердце наше всегда поет во время цельной и вдохновенной молитвы…

А если нам сверх дается возможность в меру любви участвовать в событиях мира и воздействовать на них, то счастье нашей жизни может стать полным. Ибо поистине, мы можем быть уверены, что в развитии этого мира ничто не проходит бесследно, ничто не теряется и не исчезает: ни одно слово, ни одна улыбка, ни один вздох… Кто хоть раз доставил другому радость сердца, тот улучшил тем самым весь мир; а кто умеет любить и радовать людей, тот становится художником жизни. Каждый божественный миг жизни, каждый звук поющего сердца влияет на мировую историю больше, чем те «великие» события хозяйства и политики, которые совершаются в плоском и жестоком плане земного существования и назначение которых нередко состоит в том, чтобы люди поняли их пошлость и обреченность…

Нам надо увидеть, и признать, и убедиться в том, что именно божественные мгновения жизни составляют истинную субстанцию мира; и что человек с поющим сердцем есть остров Божий – Его маяк, Его посредник.

Итак, на земле есть только одно истинное счастье, и это счастье есть блаженство любящего и поющего сердца: ибо оно уже прижизненно врастает в духовную субстанцию мира и участвует в Царстве Божием.

Раскрывая сердце Физически, сердце представляет собой самый сильный мышечный узел нашего организма. Кроме того, оно является центром всего пространства наших чувств. Как и любая другая мышца, сердце становится крепче, если его развивать. Создание эмоциональной связи

Открытое сердце Посвятите каждый день одному из духовных чувств и упражнениям по его развитию. Говорите сердцем, рассылайте мысленные благословения, используйте прикосновения, зрение и слух

30. Сердце и пещера Мы уже указывали на тесную связь, существующую между символикой пещеры и символикой сердца: она объясняет ту роль, что играет пещера с точки зрения инициатической, как олицетворение духовного центра. В самом деле, сердце - это, по самой сути своей,