Почему эдип наказывает себя более жестоко. Возвращение к себе

В нашу обыденную жизнь давно вошел термин Зигмунда Фрейда – «эдипов комплекс». С легкой руки Фрейда мы привыкли, что все мужчины с раннего детства должны испытывать тайную сексуальную любовь к собственной матери и, наоборот, тщательно скрывать ненависть‑ревность к отцу и подспудное желание убить его, чтобы безраздельно владеть телом матери. К тому же Фрейд, создавая свою концепцию внутренней жизни человека, присоединил, исходя из логики собственной мысли, к «эдипову комплексу» еще и «кастрационный» комплекс, когда ребенок втайне опасается, что отец узнает его мысли о любви к матери и в наказание кастрирует его.

Если бы только Софокл мог знать, как Фрейд, а затем и весь XX век используют его трагедию! На самом деле трагедия Софокла необычайно далека от интерпретаций Фрейда.

Во‑первых, потому, что идеи Фрейда обращены к глубоко интимной, тайной сексуальной жизни человека. Эта жизнь прячется подальше от человеческих взоров, она постыдна и подавляется личностью. Даже наедине с собой человек не всегда решается отдать себе отчет в подобных чувствах и мыслях, которые Фрейд отыскивает в тайниках его подсознания. В «Царе Эдипе» Софокла всё действие, напротив, происходит публично, на глазах у жителей Фив. Они приходят к дворцу царя Эдипа, наблюдают за происходящим, участвуют в публичном действе, соучаствуют словам и поступкам персонажей и сочувствуют разыгравшейся трагедии, наконец, выражают свое мнение и судят царя Эдипа, его жену‑мать Иокасту и Креонта, брата Иокасты, который в финале пьесы становится царем Фив вместо Эдипа.

Во‑вторых, та проблематика, которую почерпнул Фрейд из Софокла или, точнее, из мифа о царе Эдипе, глубоко чужда Софоклу, подлинному гражданину Афин, исповедовавшему идеалы демократии, гражданского патриотизма и ответственности за собственные поступки. Вспомним, что Софокл был избран одним из десяти стратегов Афин, то есть высшим должностным лицом государства, в числе других стратегов отвечающим перед гражданами Афин за войну и мир, за политику и благополучие отечества. Нравственные и гражданские идеалы Софокла весьма далеки от сексуальной тематики Фрейда.

Наконец, в центре трагедии «Царь Эдип» оказывается проблема, к которой Фрейд наверняка отнесся бы с полным равнодушием, – это проблема познания истины. Именно ради истины царь Эдип отрекся от своего благополучия, от почти безоблачного счастья, от фиванского трона и от детей, зачатых им вместе с женой‑матерью Иокастой в грехе. Что имеется в виду?

Действие трагедии разворачивается в тот момент, когда Фивы поразила страшная беда: повсюду свирепствует чума, унося с собой бесчисленную дань – человеческие жизни, – уничтожая «всходы пажитей роскошных», терзая «мукой огневицы». Жрец Зевса во главе с делегацией жителей Фив рассказывает об этом царю Эдипу. Он просит царя отыскать какое‑нибудь решение, чтобы спасти город от бед, недаром Эдип двадцать лет назад победил Сфинкса и избавил Фивы от зла, в награду за спасение сделавшись царем вместо Лаия, убитого разбойниками. Заметим, что основное сюжетное событие – смерть отца Эдипа – произошло 20 лет назад. Одним словом, всё свершилось еще тогда, в давнопрошедшем времени, а пророчество дельфийского оракула оправдалось задолго до начала действия пьесы. Судьбы героев уже сложились. Дело за немногим: они должны развернуться на глазах у зрителей.

Царь Эдип, заботясь о благополучии и счастье фиванских жителей, посылает брата своей жены Креонта в Дельфы, к богу Аполлону, чтобы тот открыл, как говорит Эдип, «какой мольбой, каким служеньем я город наш от гибели спасу». Иначе говоря, царь Эдип с первых строк трагедии показан Софоклом как заботливый отец, пекущийся о своих подданных. Общественное служение есть корень поступков царя Эдипа.

Вернувшийся из Дельф Креонт первым предлагает царю Эдипу избегать публичности и пересказать речь оракула наедине, во дворце. Эдип категорически отвергает это предложение, так как ему нечего скрывать перед своими гражданами. Он ведь решает не личные, а общественные проблемы. Он, как бы мы сейчас сказали, прозрачен в своих поступках перед гражданским обществом. Его слова суть его дела.

Готов пред всеми говорить – а также

И, в дом войдя, наедине с тобой.

Скажи при всех: мне их несчастье душу

Сильней терзает, чем своя печаль.

Креонт говорит, что дельфийский оракул призывает привлечь убийцу фиванского царя Лаия к ответу: «кровью кровь смывая, – ту кровь, что град обуревает наш». Город от чумы, таким образом, избавит только одно обстоятельство: смерть или изгнание из города убийцы царя. С этого момента начинается трагическое следствие Эдипа, которое приводит в результате к его самоослеплению и смерти его жены и матери Иокасты.

Хор фиванских старцев скорбит и плачет по поводу гибели сограждан в «объятиях чумы» (вспомним пушкинский «Пир во время чумы»), Эдип пытается выведать имя убийцы Лаия у Корифея. Тот советует Эдипу послать за слепым прорицателем Тиресием, прославившимся своими чудесами и знанием тайн, скрываемых людьми. Эдип уже до этого, по совету Креонта, посылает к старцу Тиресию гонцов.

Тиресий, второй после Креонта, не желает открывать Эдипу истины. Он пришел, но хочет тотчас же уйти. Эдип опять настаивает, требуя от Тиресия высказаться и открыть правду. Между ними происходит перепалка, во время которой Тиресий всеми силами пытается удержать Эдипа от познания истины, поскольку это желание узнать истину, по его мнению, есть только следствие неразумного упрямства и бессмысленного гнева царя Эдипа. Мало того, слепой Тиресий намекает царю Эдипу на то, что добиваться истины все равно что ослепнуть от гнева или лишиться рассудка. Зачем человеку в ослеплении собственного неразумия знать, к чему приведет его судьбоносный жребий? Не лучше ли бежать подальше от знания будущего?

Эдип упорно идет навстречу своей судьбе: он обвиняет Тиресия в безразличии к судьбам Фив, упрекает его в отсутствии гражданского чувства, даже в измене. Все для того, чтобы узнать убийцу Лаия, то есть предстать лицом к лицу перед фактом собственного преступления. Ведь как раз сам Эдип и убивает отца, исполняя дельфийские пророчества.

О знанье, знанье! Тяжкая обуза,

Когда во вред ты знающим дано!

Я ль не изведал той науки вдоволь?

А ведь забыл же – и сюда пришел!

Что это? Как уныла речь твоя!

Вели уйти мне; так снесем мы легче,

Я – свое знанье, и свой жребий – ты.

Ни гражданин так рассуждать не должен,

Ни сын; ты ж вскормлен этою землей!

Не к месту, мне сдается, речь твоя.

Так вот, чтоб мне не испытать того же…

(Собирается уйти.)

О, ради бога! Знаешь – и уходишь?

Мы все – просители у ног твоих!

И все безумны. Нет, я не открою

Своей беды, чтоб не сказать – твоей.

Что это? Знаешь – и молчишь? Ты хочешь

Меня предать – и погубить страну?

Тиресий Хочу щадить обоих нас. К чему

Настаивать? Уста мои безмолвны.

Ужель, старик бесчестный – ведь и камень

Способен в ярость ты привесть! – ответ свой

Ты утаишь, на просьбы не склонясь?

Мое упорство ты хулишь. Но ближе

К тебе твое: его ты не приметил?

Как речь твоя для города позорна!

Возможно ли без гнева ей внимать?

Что сбудется, то сбудется и так.

К чему ж молчать? Что будет, то скажи!

Я все сказал, и самый дикий гнев твой

Не вырвет слова из души моей.

Тем не менее, вопреки своему упорному нежеланию открывать правды Эдипу, Тиресий по ходу дальнейшего страстного и гневного спора бросает Эдипу слова обвинения в том, что он убийца своего отца и он же «в общенье гнусном с кровию родной» живет, «сам грехов своих не чуя!» Он безжалостно предрекает не поверившему в слово истины Эдипу изгнание из Фив и слепоту: «И вместо света тьма тебя покроет».

Метафора слепоты – центральная метафора трагедии. Истина ослепляет Эдипа. Он готов несправедливо и незаслуженно послать на смерть Креонта, считая, что тот коварно подговорил слепого прорицателя Тиресия высказывать всю эту бессмыслицу. Вот почему, по догадке Эдипа, Креонт и советует Эдипу послать за Тиресием. Креонт, кажется Эдипу, задумал свергнуть его с трона и занять фиванский трон вместо него, Эдипа, законного царя.

От смерти Креонта спасает его сестра Иокаста. Эдип изгоняет из Фив Креонта. И снова мы видим как бы предсказание, пророчество о том, что исполнится с самим Эдипом. Если первое предсказание – явление слепого старца Тиресия – предрекает слепоту Эдипу, то второе предсказание – изгнание Креонта – предвещает опять‑таки изгнание из города самого Эдипа, пускай и добровольного.

Третий персонаж, который всячески удерживает Эдипа от познания истины, – его жена Иокаста. У Софокла возникает мотив рока. Иокаста рассказывает Эдипу, как в Дельфах Лаий, ее муж, получил предсказание, будто бы он будет убит сыном. Тогда Лаий приказал, согласно комментаторам трагедии «Царь Эдип», «проколоть младенцу сухожилия у щиколоток и связать ноги сыромятным ремнем. Воспалившиеся и опухшие в результате этой варварской операции ноги и дали якобы повод спасителям ребенка назвать его Эдипом: это имя греки производили от глагола «вспухать» и существительного «нога». Эдип – «с опухшими ногами»».Иокаста знает только то, что ее трехдневного сына отец, «сковав суставы ножек, рукой раба в пустыне бросил гор!» Иокаста сомневается в предсказании дельфийского оракула, потому что Лаий был убит разбойниками у распутья трех дорог, и Аполлон не заставлял «малютку отцеубийством руки обагрить». «Напрасен страх был, Лаию внушенный», – сокрушается Иокаста.

Рассказ Иокасты дает новый импульс расследованию Эдипа. «У распутья, где две дороги с третьею сошлись» – эта пространственная координата, отмеченная Иокастой, почти убеждает Эдипа в том, что он действительно убийца отца. Он просит Иокасту уточнить внешний портрет первого мужа («Могуч; глава едва засеребрилась; // А видом был он – на тебя похож»), и теряет едва ли не последние сомнения в том, что Тиресий был прав в своих обвинениях.

Всякое драматургическое произведение, конечно, имеет свои условности. Не избежала этого и трагедия Софокла. За 20 лет семейной жизни супруги ни разу не обмолвились о прежних событиях: Иокаста до этого якобы ничего не рассказывала о смерти первого мужа, Эдип ничего не говорил о своем убийстве путника, с которым они поссорились на перепутье трех дорог. Впервые он поведал Иокасте и о том, что ушел от своих родителей из Коринфа, коринфского царя Полиба и его жены Меропы, потому что услышал от пьяного гостя, будто бы он, Эдип, «поддельный сын отца». Сомнения настолько поглотили его, что он отправился в Дельфы к дельфийскому оракулу Аполлона и получил от бога страшные пророчества: он, мол, убьет собственного отца и будет жить с матерью, с которой породит в преступном браке множество детей. Вот почему он бежал от родителей из Коринфа – чтобы избежать пророчества. Тогда‑то он и убил путника на дороге:

Когда уж близок был к распутью я,

Навстречу мне повозка едет, вижу;

Пред ней бежит глашатай, а в повозке

Сам господин, – как ты мне описала.

И тот и этот силою меня

Пытаются согнать с своей дороги.

Толкнул меня погонщик – я в сердцах

Его ударил. То увидя, старец,

Мгновенье улучив, когда с повозкой

Я поравнялся – в голову меня

Двойным стрекалом поразил.

Однако Он поплатился более: с размаху

Я посохом его ударил в лоб.

Упал он навзничь, прямо на дорогу;

За них и прочих перебить пришлось.

Впрочем, психологически можно мотивировать неожиданность рассказа супругов, живших 20 лет вместе и молчавших, их нежеланием бередить рану. Иокаста потеряла сына, едва его родив. Эдип стал убийцей нескольких человек. Бежал от посоха Эдипа один только раб, который как раз и рассказывал Иокасте о нападении разбойников на Лаия. Обратим внимание, что эти исповедальные рассказы Иокасты и Эдипа вновь происходят публично, в присутствии хора фиванских старцев. Корифей хора сочувствует Эдипу:

И мы в тревоге; все ж, пока свидетель (тот самый раб)

Не выслушан – надежды не теряй!

Хотя Иокаста настаивает на неверии в «гаданья божьи», и ее малютка, погибший сам, не мог убить отца, однако она несет венок с цветами и горсть ладана в качестве жертвы и приношения богу, чтобы задобрить Ликийского Аполлона. Она молится богу, дабы тот отвел унынье от Эдипа, ее мужа и царя Фив.

Следующее свидетельство окончательно подрывает веру Эдипа в благополучное разрешение дела. От коринфского вестника он узнает, что умер его отец Полиб, коринфский царь, или, вернее, тот, кого он считал своим отцом. Вестник много лет назад был пастухом, который отдал Полибу и Меропе Эдипа, получив младенца от другого пастуха, принадлежавшего Лаию. Полиб и Меропа воспитали Эдипа как сына. Этот вестник много лет назад собственноручно развязывал израненные ноги младенца Эдипа.

Последняя надежда Эдипа – пастух. Быть может, он скажет, что Эдип невиновен, что все это ошибка, дурной сон, наваждение, а дельфийские оракулы – только ложное гадание и обман.

Иокаста отчетливо понимает: Эдип – преступник, но еще можно остановиться, уйти с площади во дворец, прекратить это нелепое следствие и продолжать жить как ни в чем не бывало дальше, забыв обо всем, что здесь произошло. Она делает последнюю отчаянную попытку остановить Эдипа, спасти ее мужа и отца ее детей, спасти народ Фив от немыслимого позора, который того и гляди падет на их справедливого и милостивого царя.

Коль жизнь тебе мила, оставь расспросы.

Молю богами, – я и так страдаю. (…)

Эдип, молю, послушайся меня!

Послушаться? Не обнаружить рода?

Но я забочусь о твоем же благе!

Вот это благо ужа давно мне в тягость!

О, век бы не узнать тебе, кто ты! (…)

О горе, горе! О злосчастный – это

Тебе последний мой привет; прости!

(Уходит во дворец.)

Получается, Иокаста уже все поняла, раньше Эдипа. Она боролась, стараясь отвести неумолимую десницу рока от головы Эдипа. Всё было тщетно. В финале мы догадываемся, что ее последний привет был на самом деле последним, поскольку она бросилась во дворец, чтобы покончить жизнь самоубийством. Ведь она сама отдала сына мужу Лаию на убийство, чтобы потом этот сын убил ее мужа, стал ее вторым мужем и отцом ее четырех детей. Брачное ложе загрязнилось кровью убийства и кровосмешением, грехом инцеста. И во всем виновата она. Непреклонность Эдипа в искании истины лишает ее последней надежды: ничего уже нельзя вернуть, пророчества оправдались.

Приведенный слугами Эдипа пастух больше других упорствует, не желая открывать Эдипу истину. Он молит его отступиться и не доискиваться этой проклятой истины. Коринфский вестник уличает его на очной ставке:

Теперь припомни: не давал ли ты

Младенца мне в те дни на воспитанье?

К чему об этом спрашивать теперь?

А вот к чему: младенец этот – вот он!

Да будет проклят твой язык! Молчи!

Пастух здесь лжет, утверждая, будто лжет вестник. Эдип грозит пастуху пыткой, вынуждая его рассказать правду. Ту самую правду, о которой все давно уже догадались, которую знает и сам Эдип. Факты слишком очевидны. Они изобличают Эдипа как убийцу и кровосмесителя. Но Эдип теперь уже угрожает пастуху смертью, только бы тот довел до конца свой рассказ, в результате чего последние надежды Эдипа окончательно рухнут, и он потеряет всё, что когда‑то имел, но, главное, потеряет счастье жить в ладу со своей совестью.

Свершилось все, раскрылось до конца!

О свет! В последний раз тебя я вижу:

Нечестием мое рожденье было,

Нечестьем – подвиг и нечестьем – брак!

В.Н. Ярхо в статье «Трагический театр Софокла» приводит фразу одного из героев Эсхила: «Лучше быть несведущим, чем мудрым».Насколько мудр Эдип, отдаваясь до конца поискам последней истины? Он в своих поступках напоминает рассуждения «подпольного героя» Ф.М. Достоевского из его знаменитых «Записок из подполья». Тот говорит о том, что если даже люди всё расчислят до конца, всю жизнь приведут в порядок, составят логарифмические таблицы, по которым им следует жить, обязательно появится какой‑нибудь господин со злорадной, скептической физиономией, который все эти таблицы пошлет к черту, сбросит их в пропасть, лишь бы пожить по собственной воле, вопреки всем этим логарифмическим таблицам, где зарисована его польза.

Не таков ли и царь Эдип? Зачем он ищет истину? Что он получает, когда узнает ее? Уже больше двадцати лет назад он убил своего отца, женился на собственной матери и заимел от нее детей. Ему требовалось узнать, что дельфийские оракулы не врали, что судьба свершилась давным‑давно, что он стал орудием этой судьбы, несмотря на то, что старательно избегал ее и бежал от судьбы, для того чтобы быстрее к ней приблизиться и оправдать роковые пророчества.

Трагедия Эдипа продолжается на глазах жителей Фив. О гибели Иокасты и самоослеплении Эдипа рассказывает хору фиванских старцев домочадец, бывший свидетелем происходившей трагедии в ряду других домочадцев и слуг. Иными словами, и самоубийство в античном мире – акт общественный, лишенный всякой интимности. Этот акт сопровождается страстными, бурными проклятиями Иокасты и проклятиями самого Эдипа самому себе и своим глазам, которые теперь не желают видеть окружающий мир:

Домочадец

Вы помните, как в исступленье горя

Она умчалась. Из сеней она

В свой брачный терем бросилась, руками

Вцепившись в волосы свои. А там

Она, замкнувши двери, воззвала

Ко Лаию, погибшему давно,

Коря его: «Ты помнишь ли той ночи

Старинной тайну? В ней ты сам себе

Родил убийцу, а меня, супругу,

На службу мерзкого деторожденья

Своей же плоти горестной обрек!»

Она и одр свой проклинала: «Ты мне

От мужа – мужа, и детей от сына

Родить судил!» И вслед за тем – конец.

Но как она покончила – не знаю.

Раздался крик – в чертог Эдип ворвался –

Не до нее тут было. Все за ним

Следили мы. Метался он повсюду.

«Меч! Дайте меч мне!» Так взывал он к нам.

То снова: «Где жена моя, скажите…

Нет! Не жена – перст нивы материнской,

Двойной посев принявшей – и меня,

И от меня детей моих зародыш!» (…)

И, точно силой неземной ведомый,

На дверь закрытую нагрянул, ось

Из гнезд глубоких вырвал – и вломился

Во внутрь покоя. Мы за ним. И вот

Мы видим – на крюке висит царица,

Еще качаясь в роковой петле.

Стоит он, смотрит – вдруг с рыданьем диким

Ее хватает и с петли висячей

Снимает бережно. Вот на земле

Лежит несчастная. Тогда – ах, нет!

Ужасное свершилося тогда!

Эдип срывает пряжку золотую,

Что на плече ей стягивала ризу,

И вверх поднявши острую иглу,

Ее в очей зеницы погружает.

«Вот вам! Вот вам! Не видеть вам отныне

Тех ужасов, что вынес я, – и тех,

Что сам свершил. Отсель в кромешном мраке

Пусть видятся вам те, чей вид запретен,

А тех, кто вам нужны, – не узнавайте!»

Почему Эдип ослепляет себя? Он несет невыносимый груз ответственности, винит себя в том, в чем не виноват и что должно было сбыться, независимо от его воли. Вот художественный, поистине трагический парадокс Софокла. Никто не виноват: ни боги, ни люди. Так распорядилась судьба. А от нее не уйти. И все же царь Эдип берет ответственность на себя. Он ослепляет себя именно в силу чувства гражданской и личной ответственности, он обрекает себя на изгнание, спасая Фивы от чумы, причина которой в его грехе, предсказанной богами. Значит, эта трагедия не только и не столько о роке, свершимся задолго до событий трагедии, а о трагедии познания истины. Истина делает Эдипа свободным лишь в том смысле, что он должен осудить и наказать себя в свободном акте самоослепления.

В конце XX века известный чешский писатель, ныне живущий в Париже, Милан Кундера в романе «Невыносимая легкость бытия» снова обращается к трагедии Софокла. Его герой врач Томаш после событий в Праге, когда «пражская весна» после многих лет коммунистического режима вдруг дает людям надежду, пишет статью о царе Эдипе и о том самом чувстве ответственности, к которой призывает своих сограждан Софокл. Из‑за этой статьи его впоследствии, после вторжения в Прагу русских танков в 1968 году, выгоняют с работы и лишают возможность практиковать, обрекая по существу на забвение и смерть.

Кундера ныне, в современном мире, в нашу эпоху, оценивает поступок царя Эдипа отнюдь не по‑фрейдовски, а в духе самого Софокла, так что античная трагедия по‑прежнему поражает новизной и актуальностью, свидетельствует о бессмертии той трагической жизненной коллизии, которую открывает Софокл в древнем мире, чтобы продлить ее в вечности и тем самым отправить послание нам, далеким потомкам Софокла, в XX и XXI век. Приведем слова Кундеры из романа «Невыносимая легкость бытия»:

«И тогда Томаш вновь вспомнил историю Эдипа: Эдип не знал, что он сожительствует с матерью, и все‑таки, прознав правду, не почувствовал себя безвинным. Он не смог вынести зрелища горя, порожденного его неведением, выколол себе глаза и слепым ушел из Фив.

Слыша, как коммунисты во весь голос защищают свою внутреннюю чистоту, Томаш размышлял: по вине вашего неведения эта страна, возможно, на века потеряла свободу, а вы кричите, что не чувствуете за собой вины? Как же вы можете смотреть на дело рук ваших? Как вас не ужасает это? Да есть ли у вас глаза, чтобы видеть? Будь вы зрячими, вам следовало бы ослепить себя и уйти из Фив!»

Драматургия Древней Греции положила начало истории развития этого жанра. Все то, чем мы располагаем сейчас, зародилось в этой колыбели европейской культуры. Поэтому для осознания многих современных театральных тенденций и находок весьма полезно оглянуться назад и вспомнить, с чего начиналось драматическое искусство?

Царь города Фивы, Лай узнает от оракула, что его сын, который должен родиться, убьет его и женится на своей матери – царице Иокастре. Чтобы предотвратить это, Лай приказывает пастуху отнести новорожденного в горы на погибель, в последний момент ему становится жалко младенца и тот передает его местному пастуху, который отдает мальчика бездетному коринфийскому царю Полибу.

Через некоторое время, когда мальчик уже вырос, до него доходят слухи о том, что он приемный. Тогда он отправляется к оракулу, чтобы узнать правду, и тот ему говорит «чей бы ты ни был сын, тебе суждено убить своего отца и жениться на собственной матери». Тогда он в ужасе решает не возвращаться в Коринф и уходит прочь. На перекрестке он встретил колесницу, в которой сидел старик и подгонял лошадей хлыстом. Герой не вовремя посторонился и тот сверху ударил его, за что Эдип ударил старика посохом, и он замертво упал на землю.

Эдип дошел до города Фивы, у которого сидел Сфинкс и загадывал всем проходящим мимо загадку, кто не отгадывал — был убит. Эдип с легкостью отгадал загадку и спас Фивы от Сфинкса. Фиванцы сделали его королем и женили на царице Иокастре.

Через некоторое время на город обрушилась чума. Оракул предсказывает, что спасти город можно, найдя убийцу царя Лая. Эдип в итоге находит убийцу, то есть себя самого. В финале трагедии его мать вешается, а сам герой выкалывает себе глаза.

Жанр произведения

Произведение Софокла «Царь Эдип» относится к жанру античной трагедии. Трагедия характеризуется личным конфликтом, вследствие которого главный герой приходит к потере личных ценностей, необходимых для жизни. Неотъемлемая ее часть – катарсис. Когда читатель пропускает страдания персонажей через себя, это вызывает у него эмоции, возвышающие его над обыденным миром.

В античной трагедии часто показывается контраст счастья и несчастья. Счастливая жизнь наполняется преступлениями, расплатами и наказаниями, таким образом, переходя в несчастную.

Особенность трагедий Софокла в том, что не только главного героя постигают жестокие участи, но и судьбы всех причастных к нему становятся трагичными.

Главной темой античной драматургии является злой рок. И трагедия «Царь Эдип» — ярчайший пример. Судьба господствует над человеком, он лишен свободы воли. Но в трагедии Софокла, герой пытается изменить предначертанное, он не хочет смиряться с предопределением. У него есть своя собственная позиция, но в этом и заключается вся трагедия: бунт против системы жестоко подавляется, ведь он тоже заранее спланирован. Рок, который бунтарь ставит под сомнение, разыгрывает с ним злую шутку, заставив его усомниться в том, что его заставили. Эдип уходит не из родного дома, а из дома приемных родителей. Его уход равносилен бегству от собственной судьбы, которая находит его и на этой траектории. И когда он ослепляет себя, то таким образом тоже выступает против рока, но и этот выпад предсказывается Оракулом.

Злой рок героя: почему Эдипу не повезло?

Царь города Фивы Лай украл и надругался над учеником оракула, который передавал ему знания о мире. Вследствие своего поступка он узнает пророчество, в котором говорится, что он погибнет от руки собственного сына, а его жена выйдет за него замуж. Он принимает решение убить ребенка. Напоминает миф о боге Кроносе, который опасался, что дети могут убить его – и пожирал их, чтобы этого не случилось. Однако Лаю не хватило божественной воли: он не сумел съесть наследника. Так распорядилась судьба, чтобы наказать обидчика предсказателя. Поэтому вся жизнь Эдипа – пример того, как остроумно пошутил злой рок.

Младенец попадает в руки бездетному царю. Бездетность считалась волей богов, и если детей нет, то это наказание и так надо. Получается, сановник страдал бесплодием лишь потому, что должен был приютить игрушку судьбы.

Эдип встречает Сфинкса. Сфинкс появилась задолго до Кроноса. Все божества, существовавшие до Кроноса, соединяют в себе черты разных животных и человека. Она истребляет город, постоянно пожирая горожан за недостаток эрудиции. И когда Эдип разгадывает ее загадку – она погибает, как и было предначертано, а герой уже приписал это на свой счет.

Начало чумы в Фивах – тоже является божественной карой за то, что, по сути, соорудил злой рок, разгулявшись в мире людей.

Никто не страдает понапрасну. Каждому воздается по его поступкам или же по поступкам его предков. Но никто не может миновать своего жребия, бунтовщиков сурово карает десница судьбы. Самое интересное, что это восстание – плод фантазий самих богов. Злой рок изначально управляет тем, кто думает, что обманывает его. Эдип не виноват в своей непокорности, просто на его примере людям решили преподать урок послушания: не перечьте воле вышестоящих, они мудрее и сильнее вас.

Образ Эдипа: характеристика героя

В трагедии Софокла главным героем является правитель Фив – царь Эдип. Он проникается проблемами каждого жителя своего города, искренне переживает за их судьбы и старается во всем им помочь. Он однажды спас город от Сфинкса, и когда граждане страдают от навалившейся на них чумы, народ снова просит спасения у мудрого правителя.

В произведении судьба его оказывается невероятно трагичной, но, несмотря на это, его образ не представляется жалким, а напротив, величественным и монументальным.

Всю жизнь он поступал по морали. Ушел из родного дома, отправившись неизвестно куда, чтобы не исполнять предначертанное злодейство. И в финале он утверждает свое достоинство самонаказанием. Эдип поступает невероятно смело, наказывая себя за преступления, которые совершил неосознанно. Его кара жестока, но символична. Он выкалывает брошью свои глаза и отправляет себя в изгнание, чтобы не находиться рядом с теми, кого он осквернил своими поступками.

Таким образом, герой Софокла – человек соответствующий нравственным законам, стремящийся поступить по морали. Царь, признающий собственные ошибки и готовый нести за них наказание. Его ослепление – метафора автора. Так он хотел показать, что персонаж является слепой игрушкой в руках судьбы, и каждый из нас так же слеп, даже если почитает себя зрячим. Мы не видим будущего, не способны узнать свою судьбу и вмешаться в нее, поэтому все наши действия – жалкие метания слепца, не более. Такова философия того времени.

Однако когда герой слепнет физически, он прозревает духовно. Ему уже нечего терять, все самое страшное произошло, и судьба преподала ему урок: пытаясь узреть незримое, можно и вовсе потерять зрение. После таких испытаний Эдип освобождается от властолюбия, самонадеянности, богоборческих устремлений и уходит из города, жертвуя всем во благо горожан, пытаясь спасти их от чумы. В изгнании его добродетель лишь укрепилась, а мировоззрение обогатилось: теперь он лишен иллюзий, миража, который создавало услужливое зрение под влиянием ослепительных лучей власти. Изгнание в данном случае – путь к свободе, предоставленный судьбой в качестве компенсации за то, что Эдип покрыл долг своего отца.

Человек в трагедии «Царь Эдип»

Автор пишет свое произведение, основой которому послужил миф о Царе Эдипе. Но он пронизывает его тончайшей психологией, и смысл пьесы заключается даже не в роке, а в противостоянии человека судьбе, в самой попытке бунта, обреченной на поражение, но от этого не менее героической. Это настоящая драма, наполненная внутренними конфликтами и конфликтами между людьми. Софокл показывает глубокие чувства персонажей, в его творении ощущается психологизм.

Софокл не строил свое произведение только по мифу об Эдипе, чтобы основной темой не стала исключительно роковая невезучесть главного героя. Вместе с ней он ставит на первый план проблемы общественно-политического характера и внутренние переживания человека. Таким образом, обращая мифологический сюжет в глубокую социальную и философскую драму.

Главной идеей в трагедии Софокла является то, что человек при любых обстоятельствах должен сам отвечать за содеянное. Царь Эдип, после того как узнает правду, не ждет наказания свыше, а сам наказывает себя. Кроме того, автор учит читателя, что любая попытка отклониться от намеченного свыше курса – мираж. Людям не дано свободы воли, за них уже все продумано.

Эдип не колеблется и не сомневается перед принятием решений, поступает сразу и четко по морали. Однако эта принципиальность – тоже дар судьбы, которая уже все рассчитала. Ее не обмануть и не обойти. Можно сказать, что она наградила героя добродетельными качествами. В этом и проявляется некая справедливость рока по отношению к людям.

Душевное равновесие человека в трагедии Софокла полностью соответствует жанру, в котором исполнено произведение: оно колеблется на острие конфликта и, в конце концов, рушится.

Эдип и Прометей Эсхила – что общего?

Трагедия Эсхила «Прометей прикованный» повествует о титане, который украл с Олимпа огонь и принёс его людям, за что Зевс наказывает его, приковав к горной скале.

Взойдя на Олимп, Боги боялись быть свергнутыми (как в своё время они свергли титанов), а Прометей является мудрым провидцем. И когда он сказал, что Зевса свергнет его сын, слуги повелителя Олимпа начали угрожать ему, выпытывая тайну, а Прометей гордо молчал. Кроме того, он украл огонь и дал его людям, вооружив их. То есть, пророчество получило наглядное воплощение. За это главный из богов приковывает его к скале на востоке земли и насылает орла выклёвывать его печень.

Прометей, так же как и Эдип, зная судьбу, идёт наперекор ей, он также горд и имеет свою позицию. Им обоим не суждено ее преодолеть, однако сам бунт выглядит смело и внушительно. Также оба героя жертвуют собой ради людей: Прометей крадет огонь, зная об ожидающей его за это каре, а Эсхил выкалывает себе глаза и уходит в изгнание, бросая власть и богатства ради своего города.

Судьба героев Эсхила и Софокла одинаково трагична. Однако Прометей знает свою судьбу и идет к ней навстречу, а Эсхил, напротив, пытается убежать от нее, но в финале осознает тщетность попыток и принимает свой крест, сохраняя достоинство.

Структура и композиция трагедии

Композиционно трагедия состоит из нескольких частей. Открывается произведение прологов – на город обрушивается мор, гибнут люди, скот, посевы. Аполлон приказывает найти убийцу предыдущего царя, и действующий царь Эдип клянется найти его во что бы то ни стало. Пророк Тиресий отказывается говорить имя убийцы, и когда Эдип обвиняет во всем его, то оракул вынужден открыть истину. В этот момент чувствуется напряжение и гнев правителя.

Во втором эпизоде напряжение не снижается. Следует диалог с Креонтом, который возмущен: «Нам честного лишь время обнаружит. Довольно дня, чтоб подлого узнать».

Приход Иокастры и рассказ об убийстве царя Лая от руки неизвестного, вносят смятение в душу Эдипа.

В свою очередь он сам рассказывает свою историю до его прихода к власти. Он не забыл об убийстве на перекрестке и сейчас вспоминает это с еще большей тревогой. Тут же герой узнает, что он не является родным сыном коринфийского царя.

Высшей точки напряжение достигает с приходом пастуха, который говорит о том, что он не убивал младенца, и тогда все становится ясно.

Композицию трагедии заключают три больших монолога Эдипа, в которых нет того прежнего человека, считавшего себя спасителем города, он предстает несчастным человеком, искупающим свою вину тяжелыми страданиями. Внутренне он перерождается и становится мудрее.

Проблематика пьесы

1. Основной проблемой трагедии является проблема судьбы и свободы человеческого выбора. Жителей древней Греции очень тревожила тема рока, так как они считали, что свободы у них нет, они являются игрушками в руках богов, их судьба предопределена. И срок их жизни зависел от Мойр, которые определяют, отмеряют и отрезают нить жизни. Софокл же вносит полемику в свое произведение: наделяет главного героя гордостью и несогласием со своей судьбой. Эсхил не собирается смиренно ожидать удары судьбы, он борется с ней.
2. Также в пьесе затронуты социально-политические проблемы. Отличие Эдипа от его отца Лая в том, что он – справедливый правитель, который, не задумываясь, приносит в жертву свою любовь, дом и себя самого ради счастья граждан. Однако хороший царь неизменно несет на себе ярмо, унаследованное от плохого, принявшее в античной трагедии форму проклятья. Последствия от бездумного и жестокого правления Лая его сыну удалось перебороть только ценой собственной жертвы. Такова цена равновесия.
3. Горе обрушивается на Эдипа с момента, как ему открывается правда. И тогда автор говорит о проблеме философского характера — проблеме неведения. Автор противопоставляет знание богов незнанию простого человека.
4. Действия трагедии разворачиваются в обществе, в котором убийство кровных родственников и инцест сопровождаются жесточайшей карой и сулят бедствие не только тому, кто совершил это, но и городу в целом. Так что, деяния Эдипа, несмотря на фактическую безвинность, не могли оставаться безнаказанными и поэтому город страдает от мора. Проблема справедливости в этом случае стоит довольно остро: почему за деяния одного страдают все?
5. Несмотря на всю трагичность жизни Эдипа, в конце он наделяется духовной свободой, которую он обретает, проявляя мужество против ударов судьбы. Поэтому ощущается проблема оценки жизненного опыта: стоит ли свобода таких жертв? Автор полагал, что ответ положительный.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Пассивная покорность перед грядущим чужда героям Софокла, которые сами хотят быть творцами своей судьбы, и полны силы и решимости отстаивать свое право. Все древние критики, начиная с Аристотеля , называли трагедию «Царь Эдип» вершиной трагического мастерства Софокла. Время ее постановки неизвестно, примерно оно определяется 428 – 425 гг. до Р. Х. В отличие от предыдущих драм, композиционно близких к диптиху, эта трагедия едина и замкнута сама в себе. Все ее действие сосредоточено вокруг главного героя, который определяет каждую отдельную сцену, являясь ее центром. Но, с другой стороны, в «Царе Эдипе» отсутствуют случайные и эпизодические персонажи. Даже раб царя Лая, некогда по его приказанию унесший из его дома новорожденного младенца, впоследствии сопровождает Лая в его последней роковой поездке; а пастух, тогда же пожалевший ребенка, выпросивший и унесший его с собой, теперь прибывает в Фивы послом от коринфян, чтобы уговорить Эдипа воцариться в Коринфе.

Мифы древней Греции. Эдип. Тот, что пытался постичь тайну

Сюжет своей трагедии Софокл взял из фиванского цикла мифов, очень популярного среди афинских драматургов; но у него образ основного героя, Эдипа , отодвинул на задний план всю роковую историю несчастий рода Лабдакидов. Обычно трагедию «Царь Эдип» относят к аналитическим драмам, так как все действие ее построено на анализе событий, связанных с прошлым героя и имеющих непосредственное отношение к его настоящему и будущему.

Действие этой трагедии Софокла открывается прологом, в котором процессия фиванских граждан направляется ко дворцу царя Эдипа с мольбой о помощи и защите. Пришедшие твердо уверены, что лишь Эдип может спасти город от свирепствующей в нем моровой язвы. Эдип успокаивает их и говорит, что уже послал своего шурина Креонта в Дельфы , чтобы узнать от бога Аполлона о причине эпидемии. Появляется Креонт с оракулом (ответом) бога: Аполлон разгневан на фиванцев за то, что они укрывают у себя ненаказанного убийцу прежнего царя Лая. Перед собравшимися царь Эдип клянется разыскать преступника, «кто б ни был тот убийца». Под угрозой тяжелейшего наказания он приказывает всем гражданам:

Под кров свой не вводить его и с ним
Не говорить. К молениям и жертвам
Не допускать его, ни к омовеньям, –
Но гнать его из дома, ибо он –
Виновник скверны, поразившей город.

Афинские зрители, современники Софокла, с детства знали историю царя Эдипа и относились к ней как к исторической реальности. Им хорошо было известно имя убийцы Лая, и поэтому выступление Эдипа в роли мстителя за убитого приобретало для них глубокий смысл. Они понимали, следя за развитием действия трагедии, что иначе не мог действовать царь, в руках которого судьба всей страны, всего безгранично преданного ему народа. И страшным самопроклятием звучали слова Эдипа:

И вот теперь я – и поборник бога,
И мститель за умершего царя.
Я проклинаю тайного убийцу...

Царь Эдип призывает прорицателя Тиресия , которого хор называет вторым после Аполлона провидцем будущего. Старик жалеет Эдипа и не хочет назвать имя преступника. Но когда разгневанный царь бросает ему в лицо обвинение в пособничестве убийце, Тиресий, также вне себя от гнева, заявляет: «Страны безбожный осквернитель – ты!». Эдип, а вслед за ним хор, не может поверить в истину прорицания.

У царя возникает новое предположение. Софокл повествует: после того, как фиванцы лишились своего царя, убитого где-то во время паломничества, законным преемником его должен был сделаться брат овдовевшей царицы – Креонт. Но тут пришел неизвестный никому Эдип, решил загадку Сфинкса и спас Фивы от кровожадного чудовища. Благодарные фиванцы предложили своему спасителю руку царицы и провозгласили его царем. Не затаил ли Креонт обиду, не решил ли он воспользоваться оракулом, чтобы свергнуть Эдипа и занять престол, избрав орудием своих действий Тиресия?

Эдип обвиняет Креонта в измене, грозя ему смертью или пожизненным изгнанием. А тот, чувствуя себя невинно заподозренным, готов броситься с оружием на Эдипа. Хор в страхе не знает, что делать. Тогда появляется жена царя Эдипа и сестра Креонта, царица Иокаста. Зрители знали о ней только как об участнице кровосмесительного союза. Но Софокл изобразил ее волевой женщиной, авторитет которой в доме признавали все, включая брата и мужа. Оба ищут в ней поддержки, а она спешит примирить ссорящихся и, узнав о причине ссоры, высмеивает веру в предсказания. Желая подкрепить свои слова убедительными примерами, Иокаста рассказывает, что бесплодная вера в них исковеркала ее молодость, отняла у нее первенца, а ее первый муж, Лай, вместо предсказанной ему смерти от руки сына, стал жертвой разбойничьего нападения.

Рассказ Иокасты, рассчитанный на то, чтобы успокоить царя Эдипа, в действительности вызывает у него тревогу. Эдип вспоминает, что оракул, предсказавший ему отцеубийство и брак с матерью, заставил его много лет тому назад покинуть родителей и Коринф и отправиться странствовать. А обстоятельства гибели Лая в рассказе Иокасты напоминают ему одно неприятное приключение времени его странствий: на перекрестке дорог он убил случайно возницу и какого-то старика, по описанию Иокасты похожего на Лая. Если убитый действительно был Лаем, то он, царь Эдип, проклявший самого себя, и есть его убийца, поэтому он должен бежать из Фив, но кто примет его, изгнанника, если даже на родину он не может вернуться без риска сделаться отцеубийцей и мужем матери.

Разрешить сомнения может лишь один человек, старый раб, который сопровождал Лая и бегством спасся от смерти. Эдип велит привести старика, но тот уже давно покинул город. Пока гонцы разыскивают этого единственного свидетеля, в трагедии Софокла появляется новый персонаж, который называет себя вестником из Коринфа, прибывшим с известием о смерти коринфского царя и об избрании Эдипа его преемником. Но Эдип боится принять коринфский престол. Его пугает вторая часть оракула, в которой предсказывается брак с матерью. Вестник наивно и от всего сердца спешит разубедить Эдипа и открывает ему тайну его происхождения. Коринфская царственная чета усыновила младенца, которого он, в прошлом пастух, нашел в горах и принес в Коринф. Приметой ребенка были проколотые и связанные ножки, из-за чего он получил имя Эдипа, т. е. «пухлоногого».

Эту сцену «узнавания» Аристотель считал вершиной трагического мастерства Софокла и кульминацией всей трагедии, причем особо выделил художественный прием, называемый им перипетией, благодаря которому осуществляется кульминация и подготовляется развязка . Смысл происшедшего первая понимает Иокаста и во имя спасения Эдипа делает последнюю тщетную попытку удержать его от дальнейших расследований:

Коль жизнь тебе мила, молю богами,
Не спрашивай... Моей довольно муки.

Софокл наделил громадной внутренней силой эту женщину, которая готова одна до конца дней своих нести бремя страшной тайны. Но царь Эдип уже не слушает ее просьб и молений, он поглощен одним желанием раскрыть тайну, какой бы она ни была. Он еще бесконечно далек от истины и не замечает странных слов жены и ее неожиданного ухода; а хор, поддерживая его в неведении, славит родные Фивы и бога Аполлона. С приходом старого слуги выясняется, что тот действительно был свидетелем гибели Лая, но, кроме того, он же, получив некогда от Лая приказание умертвить ребенка, не решился это сделать и передал его какому-то коринфскому пастуху, которого теперь, к своему смущению, он узнает в стоящем перед ним вестнике из Коринфа.

Итак, Софокл показывает, что все тайное становится явным. На орхестре появляется глашатай, пришедший возвестить хору о самоубийстве Иокасты и о страшном поступке Эдипа, вонзившего себе в глаза золотые булавки с одеяния Иокасты. С последними словами рассказчика появляется сам царь Эдип, ослепший, залитый собственной кровью. Он сам осуществил проклятие, которым в неведении заклеймил преступника. С трогательной нежностью прощается он с детьми, поручая их заботам Креонта. А хор, подавленный происшедшим, повторяет древнее изречение:

И назвать счастливым можно, без сомненья, лишь того,
Кто достиг пределов жизни, в ней несчастий не познав.

Противниками царя Эдипа, борьбе с которыми отданы его огромная воля и безмерный ум, оказываются боги , чья власть не определяется человеческой мерой.

Для многих исследователей эта власть богов представлялась в трагедии Софокла настолько подавляющей, что заслоняла собой все остальное. Поэтому, основываясь на ней, трагедию часто определяли как трагедию рока, перенося даже это спорное объяснение и на всю греческую трагедию в целом. Другие стремились установить степень моральной ответственности царя Эдипа, говоря о преступлении и неизбежном наказании, не замечая расхождения между первым и вторым даже в пределах современных Софоклу представлений. Интересно, что, по Софоклу, Эдип не жертва, пассивно ожидающая и принимающая удары судьбы, а энергичный и деятельный человек, который борется во имя разума и справедливости. В этой борьбе, в своем противостоянии страстям и страданиям, он выходит победителем, сам назначая себе кару, сам осуществляя наказание и преодолевая в этом свои страдания. У младшего современника Софокла Еврипида в финале односюжетной трагедии Креонт приказывал слугам ослепить Эдипа и выгонял его за пределы страны.

Дочь Эдипа, Антигона, выводит слепого отца из Фив. Картина Жалабера, 1842

Противоречие между субъективно неограниченными возможностями человеческого разума и объективно ограниченными пределами деятельности человека, отраженное в «Царе Эдипе», – одно из характерных противоречий софокловского времени. В образах богов, противостоящих человеку, Софокл воплотил все то, что не находило объяснения в окружающем мире, законы которого были еще почти не познаны человеком. Сам поэт еще не усомнился в благостности миропорядка и в незыблемости мировой гармонии. Вопреки всему Софокл оптимистически утверждает право человека на счастье, считая, что несчастья никогда не сокрушают того, кто умеет противостоять им.

Софокл еще далек от искусства индивидуальных характеристик современной драматургии. Его героические образы статичны и не являются характерами в нашем смысле, так как герои остаются неизменными во всех жизненных превратностях. Однако они велики в своей целостности, в свободе от всего случайного. Первое место среди замечательных образов Софокла по праву принадлежит царю Эдипу, ставшему одним из величайших героев мировой драматургии.

«Перипетия... есть перемена событий к противоположному... Так, в «Эдипе» вестник, пришедший, чтобы обрадовать Эдипа и освободить его от страха перед матерью, объявив ему, кто он был, достиг противоположного...» (Аристотель. Поэтика, гл. 9, 1452 а).

Еще одна статья для журнала «Знание-сила» полностью обязана свои появлением студентам Севмашвтуза.
Тут сплошь их слова, от меня - пересказ сюжета для затравки и комментарии.

Я читала им культурологию. Кто помнит эту историю: в 1992-м Ельцин запретил КПСС. Автоматически из программ вузов должны были уйти коммунистические предметы - все эти «истории КПСС» и «научные коммунизмы». Вот на их месте и появилась никому не известная культурология - учебная дисциплина без науки.
Ни планов, ни учебников, ни методичек. Как хочешь, так и читай.
Идеальная ситуация. Идеальная!

Ну, я и говорила со студентами о чем хотела и как хотела. Об «осевом времени», протестантской этике и духе капитализма, паперновской «культуре два»…

В тему «Культура Древней Греции» поставила разбор мифа об Эдипе и трагедии Софокла.
Сейчас бы я «Антигону», конечно, предпочла бы.

С точки зрения чувств
Судьба Эдипа захватывает нас только потому, что могла бы стать нашей судьбой,
З.Фрейд

«Виновен ли царь Эдип, и если виновен не он, то кто? Первое чувство читателя (или зрителя) - возмущение: бог подстраивает человеку западню, заставляет совершить преступление, хотя человек того не желает и всеми силами старается отвратить надвигающуюся беду. Когда Эдип убивает на перекрестке старца и его слуг, он не считает себя убийцей, и, пожалуй,довольно обоснованно. Эдип далек от состояния душевного равновесия. Возможно, что ссора на перекрестке и стала той последней каплей, окончательно лишившей Эдипа способности логически рассуждать и адекватно реагировать на реальность. Иными словами, в момент убийства Эдип пребывает в состоянии аффекта, или, по Фрейду, во власти «инстинкта смерти», то есть потребности внешней агрессии».

Чаще всего студенты начинают именно с анализа душевного состояния Эдипа и обуревающих его чувств, как бы подставляя самих себя на место мифологического героя, до поры не замечая, что они слеплены из разного теста.

«Он был злой на свою судьбу, на себя, на всех людей и выместил свои чувства на ни в чем не повинных путниках».
«В нем проснулась какая-то звериная ярость, заставлявшая убивать дальше».

Убийство тут не преступление, а «выброс внутренних страданий или самооборона », «жажда мести за испытанный им страх быть самому убитым ».

Между мифом и бытом
Тут трагедия человека, обладающего полнотой человеческой власти, столкнувшегося с тем, что во вселенной отвергает человека.
А. Боннар

Тяжелее всего студентам давалась адекватная мифологическому мышлению оценка брака Эдипа со своей матерью: ни жизнь, ни литература, ни кинематограф не дают им подсказки.
Ответ приходится искать в собственных эмоциях:
«Эта женщина могла его растить, пеленать в младенчестве, любить и жалеть. А оказалось, что она — его жена. На мой взгляд, это очень тяжело морально осознавать ».
«Люди всегда и убивали, и будут убивать друг друга, и убийство родителей — это не такая уж и редкость, ну а женитьба на матери — это нечто из ряда вон выходящее... В общем, я считаю, что он дважды попадет в ад ».

Студенты не принимают мифологического уравнивания вины за оба преступления. Убив отца, «он все-таки лишил его жизни, то есть самого дорогого, что есть у человека, но, с другой стороны, лучше быть убитым, чем обесчещенным, как мать ».
Но так ли это? «...Дети у них нормальные, так что ничего страшного. И пусть с моральной стороны это выглядит «не очень», но все-таки полегче, чем убийство ».

Многие вообще не видят тут преступления: «он не знал, что это его мать, да в то время это и не было таким большим преступлением, ведь даже боги совершали такое ».

С точки зрения мифа все как раз наоборот: уподобление поступков Эдипа деяниям богов не смягчает, а отягощает его вину — «что дозволено Юпитеру...» Но студенты в самом материале мифа находят подтверждение своей трактовке: «боги наслали чуму за то, что кто-то убил прежнего царя, а не за то, что кто-то женился на своей матери ».

О мудрости и глупости Эдипа
Остановись, премудрый, как Эдип,
Пред Сфинксом с вечною загадкой.
А. Блок

Самое неожиданное: студенты активно отрицают мудрость, которую приписывает Эдипу миф.
«Тяжесть преступлений Эдипа, я считаю, не в том, что он убил отца и женился на матери, а в его слепоте духовной ».
Ему вменяют в вину необдуманность поведения в тот роковой день у перекрестка трех дорог:
«был шанс уйти, свернуть или выбрать другое направление — нет, льется кровь, гора трупов, и как следствие — еще и выполнилась первая часть предсказания ».
Эдип — «это буйный, несдержанный, избалованный, плохо воспитанный и глупый человек... он плохо контролирует свои действия... даже когда Тиресий недвусмысленно намекает на то, что Эдип сам убил царя, тот в силу своего скудоумия не может этого принять и в гневе прогоняет Тиресия. ..»

Отчасти такое отношение могло быть спровоцировано фильмом Пазолини, в котором, столкнувшись со Сфинксом, герой проявляет отнюдь не мудрость (тем более что загадка Сфинксом в фильме и не загадывается вовсе), а близкую к бездумной ярости храбрость.

В то же время студенты пишут «о незаурядности личности Эдипа: он не стал ждать неизвестности, которая начала тяготить его, и отправился к жрецу (точнее, к оракулу — А.Ч.) выяснять, что его ждет впереди — надо, я считаю, иметь немало мужества, чтобы желать знать будущее ».

И в финале трагедии Эдип, по мнению большинства студентов, ведет себя более чем достойно:
«он добровольно сделал себя изгоем, лишь бы не повредить близким ему людям ».
«Эдип невиновен, так как не ведал, что творил, но, будучи человеком религиозным, он наказывает себя, повинуясь судьбе, предсказанной богами ».
«Эдип выколол себе глаза, а это, по моему мнению, одно из самых страшных наказаний. Человек с помощью глаз получает около 90 процентов информации об окружающем его мире. Внезапно ослепшему человеку приходится заново учиться тому, что раньше он мог делать, не задумываясь. Но самое главное для потерявшего зрение — побороть страх перед постоянной темнотой и не сдаться в столь сложной ситуации ».

Преступление и наказание
Сойдя в Аид, какими бы глазами
Я стал смотреть родителю в лицо,
Иль, может быть, мне видеть было сладко
Моих детей, увы, рожденных ею?
Софокл

Финал трагедии потрясает. Почему Эдип именно так наказывает себя? Этот вопрос позволяет почувствовать глубину мифа, в котором каждая достигнутая ступень означает не ответ, а лишь получение нового вопроса.

Первый уровень объяснения задан еще Софоклом: он ослепляет себя из чувства стыда, дабы не видеть больше ни граждан Фив (при жизни), ни своих родителей (после смерти).
«Эдип не мог после своих злодеяний смотреть людям в глаза. Он хотел лишить себя возможности созерцать и восхищаться красотой окружающего мира, считая, что недостоин этого ».

Его вина слишком тяжела: «Боги могут управлять твоей судьбой, но совершить за тебя преступление
они не могут. Эдип сам совершил преступление, убив. Боги лишь показали ему это, подставив под меч его собственного отца и доказав ему, что он недостоин звания человека ».
«Ведь не боги сошли с Олимпа и убили его родного отца, а он сам, своими руками сделал это! »
«Ставя себя на место Эдипа, я тоже, если бы защищал себя, смог бы убить другого человека, но это, конечно, не снимало бы с меня вины. Я бы терзал себя мыслями: как я смог так просто убить человека! »

Невыносимое чувство стыда — вот первая сила, заставившая Эдипа пронзить свои глаза застежкой с пояса Иокасты.

Мудрость слепоты
Как раз потому — такова диалектика истории — что эллинская культура тяготела к видимости, к «эйдосу», она рано начала отождествлять мудрость, то есть проникновение в тайну бытия, с физической слепотой.
С. Аверинцев

Однако терзающее Эдипа сокрушение — не единственное объяснение его поступка.
«Видимо, Эдип считает, что раз он был «слеп» все это время, то лучше ему оставаться слепым и дальше ».
«Именно глаза привели его в Фивы: скорее всего, он наказывает не себя, а свое зрение ».
«Насколько он был слеп до того, как узнал всю ужасную правду! »
«Таким образом, Эдип отрезает себя от всех мерзостей внешнего мира. Своей слепотой Эдип разделяет мир на два: внешний и внутренний. Ослепив себя, он остается наедине со своим внутренним миром ».
«Слепота Эдипа — это символ невежества человека: во мраке своем он постигает иной свет, приобщается к иному знанию — знанию о наличии вокруг нас неведомого мира. А это уже не слепота, а прозрение. Это провозглашение, что зрячим является только Бог. Он всегда прав и ему виднее ».
«Эдип уже все знает. Предсказание сбылось. Он видит перед собой плоды своих дел, понимает, что от судьбы не уйти. И как в случае с Тиресием, он ослепляет себя за то, что видел ».
«Просто он не смог себе простить той «слепости» в его деяниях ». «Винил, я думаю, он себя за то, что был всю жизнь слепцом (хотя его предупреждали), и наказать себя решил подобающим образом — зачем слепцу глаза? »

Логика мифа достаточно ясна: или физическое зрение, руководящее человеком во внешнем мире, или зрение внутреннее, мудрость, позволяющее видеть скрытую суть вещей. Недаром греческая культура, забывшая о Гомере все, включая место рождения, настойчиво повторяла единственную его примету: он слеп.

Указание на правильность такой трактовки содержится и в самом мифе — это фигура Тиресия, оксюморонного персонажа, слепого провидца. Но и этим объяснением действие Эдипа не исчерпывается

Бог и человек
Все делает Бог, а испытывать из-за этого угрызения совести дано нам, и мы оказываемся перед ним виноваты, потому что берем на себя вину ради него.
Т. Манн

И тут перед нами открывается следующий уровень глубины трагедии: богоравенство Эдипа.
Этот аспект ставится ясен далеко не сразу. Мы должны быть благодарны Софоклу, перенесшему акцент с вопроса о том, как это все случилось, на понимание того, что же именно случилось. Эдип, расследующий преступление, в котором он — и убийца, и следователь, и палач, и жертва, в драме Софокла вынужден видеть всю ситуацию изнутри, и, идя за его мыслительным поиском, мы изнутри же раскрываем механизм действия.
За внешней видимостью событий внезапно обнаруживается их внутреннее — подлинное — содержание. Внешняя цепочка событий естественна и по-человечески вполне понятна: понятно желание Лайя избавиться от несущего беды младенца, и вполне естественна человеческая жалость слуги, сохранившего ребенку жизнь.

Понятно и достойно уважения намерение Эдипа покинуть родителей, чтобы никоим образом — ни сознательно, ни бессознательно, ни по своей воле, ни против нее — не свершить того, что предсказано оракулом.

Между тем, уходя от судьбы, Эдип идет прямо к ней. Именно его свободная воля в итоге и приводит его к свершению того, от чего он бежал, справедливо ужасаясь и отторгая от себя. Эдип (как, впрочем, и Лай) берет на себя смелость противостоять воле судьбы, чтобы уйти от собственной обреченности. Но и противореча богам (как ему представляется), и следуя их воле (против собственных намерений, но благодаря собственным действиям), Эдип все равно оказывается преступником.

Жертва и виновник свершившегося, Эдип оказывается лицом к лицу с вопросом невероятной тяжести: так подчиняться ли человеку богам или же действовать самостоятельно?
Подчиняться — и в итоге нарушить крайние из запретов, поставленных человеку, — запрет на убийство единственного, кого убить нельзя, — отца, и запрет на брак с единственной, с кем брак невозможен, — с матерью?
Противодействовать и в результате собственного противодействия стать убийцей отца и мужем матери?
Человек в западне. Оба пути заканчиваются преступлением, за которое боги неизбежно и справедливо карают, наслаждаясь собственным всесилием.
Низверженный в пучину отчаяния, Эдип, однако, именно здесь перехватывает инициативу божественного действия: боги сделали его преступником — что ж, тогда он сделает себя жертвой. Эдип наказывает себя сам, логически продолжая божественный сценарий своей судьбы. Боги подняли его руку на отца, он руку возмездия поднимает на себя.

Вынужденный к преступлению, он свободен в наказании. Эдип ослепляет себя, при этом вдвойне важно и то, что именно так он наказывает себя, и то, что наказывает себя сам.
Жест, казалось бы, объясняемый аффектом, отчаянием, во всяком случае, чувством, но не рассудком (какой уж тут трезвый рассудок — над трупом собственной матери-жены), в глубине своей сути оказывается гениально мудрым, рационально необходимым, единственно целесообразным. Эдип ставит точку в игре богов; он, до сей минуты служивший бессловесной пешкой в их бесцельной игре, завершает ее сам.

Он отнимает у богов возможность его наказать, как они отняли у него возможность избежать преступления.
Таким образом, он достиг свободы, неведомой среди людей: исполнив и преступление, и наказание, он более ничем никому не обязан — ни богам, ни людям...

Как понимают эту ситуацию студенты?
«Я понимаю это так, что человек появляется в этом мире уже «отягощенный злом», но не в религиозном смысле, а в том, что, становясь частью несовершенного мира, обычный человек обречен на совершение преступлений при отсутствии подлинного знания себя, своей судьбы и окружающего мира ».
«С одной стороны, судьба любого, будь то простой человек, герой или бог, предопределена заранее, не зря оракулы имеют возможность ее предсказывать. Но, с другой стороны, всегда в любой судьбе любого героя греческой мифологии есть ключевой момент, когда он может изменить свою судьбу, предотвратить свою гибель или трагедию. И в мифе об Эдипе разговор с Тиресием — именно тот ключевой момент: если он слушается Тиресия и перестает искать убийцу Лайя, то при нем остаются и его жена-мать, и его дочь, и глаза. Но он не может так поступить (долг чести), поэтому терпит беды. То есть получается двойственность: с одной стороны, есть выбор — или-или; а с другой — судьба уже предопределена. Как же так? Ведь одно исключает другое. Но дело в том, что альтернативный вариант от предсказанного почти не осуществим — или в силу социальных причин (у Эдипа это долг правителя), или в силу особенностей характера (чаще всего это честолюбие или жажда приключений, как у Ахилла)...
или иди налево, или направо, но налево тебе идти стыдно, поэтому, как человек чести, ты все равно направо пойдешь.. .»
Так мифологическая история, уходящая корнями в глубочайшую древность, оказывается созвучна судьбе любого человека, коль скоро он задумывается о своей жизни и мере собственной ответственности.

В основном студенты «гуманизируют» миф, очеловечивают его, игнорируя те его стороны, которые не укладываются в рамки современного опыта. «Боги», «рок», «судьба» — эти понятия лишены для них жизненного содержания; вера в пророчество приравнивается к суеверию.
Попытка царя Лайя избавиться от несущего опасность младенца расценивается как единственная причина всех последующих неприятностей.
«Размышляя над этим мифом, я почему-то все снова и снова возвращаюсь к его началу: почему Лай решил избавиться от ребенка? Может быть, именно этот шаг стал первым на пути к тому, чтобы предсказание сбылось.. .» Если бы Лай и Иокаста «воспитывали его сами, то он знал бы своих настоящих
родителей, не убил бы своего отца и не женился бы на своей матери , и ничего бы такого не случилось ».
«Не будь царь Лай таким спесивым, простая просьба уступить дорогу спасла бы ему жизнь: ведь Эдип не зол, человеколюбив, и гордыня его спит, как и все чувства. Ему не до окружающей действительности, он убит горем, ведь ему пришлось расстаться с самыми близкими ему людьми ».

Так вопрос о том, кто виноват в эдиповых преступлениях — сам Эдип или ведущий его Рок, переводится в сугубо человеческую, житейскую плоскость. Вердикт «виновен» выносится в отношении отца Эдипа: «не надо верить всяким пророкам и выкидывать своего собственного ребенка! »
«Отец, отправивший своего сына на смерть во младенчестве, сам предрешил свою судьбу, тем самым не Эдип, а отец убил, причем себя самого ».

Такая трактовка, разумеется, не соответствует древнегреческим представлениям об устройстве мира.
В своих рассуждениях студенты, как правило, руководствуются человечностью, сочувствием, жалостью к попавшему в жернова судьбы Эдипу:
«По-моему, царь Эдип — единственный положительный герой всей этой истории, единственный в трагедии человек, от которого ничего не зависело, но считавший себя виновным во всем ».
«Изучая такие произведения мировой культуры, задумываешься над вопросами: кто мы? какова наша миссия? что нами всеми движет, для чего мы живем и какова конечная цель цивилизации? »
«Миф об Эдипе — выражение истины, отточенное веками, о силе и неотвратимости судьбы ».
«Я не судья и не следователь, поэтому не мне решать, кто виноват, а кто нет. И не в моей компетенции
вопрос «почему?» Какие были мысли по поводу вопросов — те и написал ».

(В статье использованы фрагменты письменных работ студентов Севмашвтуза (филиал С-ПбГМТУ, г. Северодвинск), 1997-1999)

«Знание-сила», 2005, №9
Царь Эдип (Edipo re) Пьер Паоло Пазолини 1967
.

1. Отцеубийство и инцест
У царя Фив Кадма был внук Лаий, который являлся прямым наследником царского трона. У юноши был отвратительный характер и нрав. Он отличался неуравновешенностью, жестокостью, коварностью и непредсказуемостью своих поступков. Однажды, соседский царь Пелопс пригласил юного Лаия в гости. Лаий принял приглашение и провёл у Пелопса весьма продолжительное время, наслаждаясь его гостеприимством. Он предавался безудержным утехам с молодыми людьми обоего пола, что было обычным делом для тех времён (это вам не современный Санкт-Петербург!). Эдип устраивал такие шумные и знатные оргии, что на них прилетал сам бог Меркурий.
Когда настало время покинуть гостеприимный дом Пелопса, Лаий совершил отвратительный, гнусный поступок. Он похитил сына Пелопса Хрисиппа, своего любовника, и увёз его в Фивы. Пелопс страшно разгневался и долго думал, как ему отомстить Лаию. То ли пойти войной на Фивы, то ли наложить страшное проклятье на Лаия? Воевать с царём Фив он не хотел, а потому обратился к богам с просьбой покарать Лаия. Пелопс преподнёс богам большие дары, и боги услышали его просьбы. И боги предначертали судьбу Лаия: он должен был умереть от руки своего будущего сына.
А тем временем Лай безмятежно развлекался в Фивах со своим юным любовником, не ведая, что на него наложено проклятие. Юный, несовершеннолетний мальчик так увлёк Лаия, что он проводил с ним дни и ночи, отодвинув на второй план все остальные земные радости. Но вскоре Лаий пресытился Хрисиппасом, да и оргиями тоже, и решил жениться. Лаий взял в жены молодую красавицу Иокасте, с которой долго и спокойно жил в Фивах. Брак оказался крепким, только вот детей у них не было. Тогда Лаий обратился к богу Аполлону с простым житейским вопросом - почему у него нет детей? Ответ бога вверг Лаия в ужас: «У тебя родится сын, и от его руки ты погибнешь!»
Вскоре, Иокаста действительно родила сына. Но собственная жизнь была Лаию дороже жизни сына, и он решил убить новорожденного сына. Лаий забрал младенца у жены, связал его по рукам и ногам, проколол ножом ступни его ног, и приказал рабу отнести младенца в лес и бросить его там, на съедение диким зверям. Но раб ослушался этого жестокого приказа и тайно передал малыша своему другу - рабу царя Полиба. Будучи бездетным, царь Полиб решил воспитать малыша как своего наследника. Он дал ему имя Эдип, что означало «пухлоногий», «с распухшими ногами».
Эдип счастливо и безмятежно рос в доме Полиба и его жены Меропы, считая их своими родителями. Прошли годы. Эдип вырос и возмужал. Однажды, во время пира, один из пьяных гостей назвал Эдипа приемышем. Эдип ужасно удивился и потребовал у родителей объяснений. Но они не в силах были открыть Эдипу тайну его рождения. Тогда, в поисках истины, Эдип отправился в Дельфы. По дороге он встретил женщину, в чьи уста бог Аполлон вложил истину, которую так хотел узнать Эдип. Женщина сказала Эдипу: «Ты убьешь своего отца. Женишься на своей матери. От этого брака родятся дети, которых проклянут боги и люди». В ужас пришёл Эдип. Он не знал, кто его настоящие родители. Так как ему избежать отцеубийства и инцеста с матерью? Что же делать? А если его настоящие родители - Полиб и Меропа? Тогда ему нельзя возвращаться домой, чтобы случайно не совершить этих страшных грехов.
И решил Эдип стать вечным скитальцем. Он не знал, куда ему пойти, и выбрал случайную дорогу. Эта дорога привела его в Фивы. Это была судьба. Веление злого рока. Когда Эдип подходил к Фивам, ему навстречу выкатилась богатая колесница, в сопровождении многочисленных слуг. Воин, управлявший колесницей, ударил Эдипа бичом, чтобы прогнать с дороги. Эдип ответил ударом своего посоха, и уж было хотел сойти с дороги, когда седовласый старик, хозяин колесницы ударил Эдипа посохом по голове. Тут Эдип потерял самообладание и отвесил старику такой удар по голове посохом, что тот рухнул замертво на землю. На Эдипа бросились слуги старика, но Эдип всех перебил. Только одному рабу удалось убежать. Вот так, сам того не ведая, Эдип убил своего отца Лаия. Но, не ведая об этом, Эдип не чувствовал никакой вины за убийство старика и его рабов. Ведь они первыми напали на него.
Когда Эдип пришел в Фивы, то сразу услышал две новости, которые были на устах жителей города. Первой новостью было убийство царя Лаия каким-то странником. Вторая новость была о страшном Сфинксе, поселившимся около Фив. Сфинкс требовал человеческих жертв, а за неповиновение грозился уничтожить город и всех его жителей. Неизвестно почему, но Сфинкса на город ниспослали боги. Боги повелевали Сфинксу оставаться у Фив до тех пор, пока кто-нибудь не разгадает его загадку. Многие жители Фив пытались разрешить загадку Сфинкса, но не смогли, и погибли. Тогда Эдип решил испытать судьбу. Он пришел к Сфинксу и заявил, что готов разгадать его загадку. Усмехнулся Сфинкс, уверенный в том, что его загадку невозможно разгадать, и сказал:
- Хорошо, странник, я загадаю тебе загадку. Отгадаешь - я покину город. Не отгадаешь - я съем тебя.
- Загадывай, - ответил Эдип.
- Кто ходит утром на четырех ногах, днём на двух, а вечером на трёх?
- Так просто? - удивился Эдип. А я то думал, что твоя загадка будет действительно очень трудной.
- Ну, так отвечай! - потребовал Сфинкс.
- Это человек. Утром, то есть в младенчестве, он ползает на четвереньках. Днём, то есть в зрелости, - ходит на двух ногах. А вечером, то есть в старости, - зачастую нуждается в костыле. Вот тебе и третья нога!
Взмахнул Сфинкс крыльями и бросился со скалы в море. Так решили боги. А Эдип победителем вернулся в Фивы. Восторженные жители Фив провозгласили Эдипа своим новым царём. Став царём, Эдип должен был жениться на вдове Лаия Иокасте, то есть на своей матери, о чём он не ведал. Эдип женился на Иокасте, и она родила двух дочерей и двух сыновей. Так исполнилась воля богов, решивших наказать Лаия. Лаия боги жестоко наказали. Но за что они так жестоко наказали Эдипа? На это вопрос нет ответа. Боги стыдливо молчат, а мифология - не ведает.

2. Изгнание из Фив и смерть
Первое повествование об Эдипе мы закончили риторическим вопросом: почему боги так жестоко наказали Эдипа? Поскольку боги не удостоили нас, простых смертных, ответом на столь недостойный их статуса вопрос, попробуем сами выдвинуть какую-нибудь версию. Собственно говоря, напрашивается только одно предположение: боги наказали Эдипа за намерение его отца Лаия убить своего сына-младенца. Но разве дети должны отвечать за проступки своих родителей? Опять - риторический вопрос. И кто на него ответит?
Древнегреческие боги «славились» своей жестокостью, зачастую чрезмерной. (Хотя, может ли быть Жестокость «дозированной»?). Не исключаю того, что жестокость богов служила примером для подражания многим диктаторам, жившим и живущим на земле. Среди греческих богов особой жестокостью отличался бог Аполлон. Именно Аполлон жестоко наказал Эдипа за поступок его отца, сделав его отцеубивцем и мужем собственной матери. Но такого наказания Аполлону показалось недостаточно, и он превратил жизнь Эдипа в жестокие страдания.
Недолго Эдип правил Фивами в спокойствии и благополучии. Бог Аполлон наслал на Фивы страшную болезнь, которую позже назвали чумой. Чума не щадила ни людей, ни животных. Город Фивы превратился в громадное кладбище. Улицы и площади города были усеяны трупами людей и животных. Чёрная смерть носилась по городу, беспощадно выкашивая всё живое. Некогда богатые стада домашнего скота вымерли, некогда тучные нивы перестали приносить урожай. В город пришли смерть и голод. Тщетно жители города приносили жертвы богам и моли их о спасении. Боги были слепы и глухи к мольбам жителей Фив. Тогда горожане обратили свои мольбы к их царю Эдипу. Ведь спас же он когда-то город от Сфинкса! Тогда Эдип послал Креонта, родного брата своей жены Иокасты, в Дельфы, чтобы он выпросил у Аполлона избавление от этих страшных бед. Если бы Эдип знал, кого он просит о пощаде, то наверняка бы обратился к другому богу. Когда Креонт вернулся в Фивы, он передал жителям слова Аполлона: «Бедствия прекратятся, когда горожане изгонят из города того, кто своим преступлением, убийством Лаия, навлёк на Фивы эти бедствия». Эдип всенародно дал клятву, что найдёт убийцу царя Лаия и покарает его. Разумеется, Эдип не ведал, что поклялся найти и покарать самого себя. Вот такую интригу закрутил Аполлон! (Когда буду писать свой очередной детектив, то подобную интригу положу в основу сюжета!) Поскольку у Эдипа не было навыков сыщика, он обратился к жителям Фив с вопросом, как организовать поиски злодея? Народ посоветовал спросить об этом слепого прорицателя Тиресия. Привели к Эдипу Тиресия, и царь попросил прорицателя назвать имя убийцы Лаия.
Но Тиресий отказался назвать имя убийцы. Эдип заставил его сделать это, пригрозив расправой. Что называется, сам напросился! Тиресий прилюдно обвинил Эдипа в убийстве своего отца Лаия и инцесте с собственной матерью. Услышав это, Эдип впал в страшный гнев и грозился казнить прорицателя за ложные обвинения. Видно запамятовал Эдип о том, что сказала ему женщина, которую он много лет назад повстречал на своём пути к Фивам. Помните? Устами этой женщины говорил сам Аполлон: «Ты убьешь своего отца и женишься на своей матери». Но жители Фив не дали прорицателя в обиду. Они знали, что уста слепца никогда не оскверняла ложь. Тут и жена Эдипа Иокаста сказала своё слово. Она рассказала Эдипу о том, как был убит Лаий и как был брошен в лесу его единственный сын. Вот тут-то первые сомнения начинают закрадываться в душу Эдипа. И он восклицает, обращаясь уже не к Аполлону, а к самому Зевсу: «О, Зевс! На что решил ты обречь меня?». Снова прозвучал риторический вопрос. Но, похоже, Эдип уже предугадывал, что приготовила ему судьба. Однако, он нашел в себе мужество узнать всю правду до конца. Эдип приказал разыскать раба, который по приказу Лаия должен был отнести младенца в лес. Старого раба нашли и привели к царю. И из уст этого старого человека прозвучала страшная правда. Наконец-то Эдип «докопался» до истины. Он узнал, что был сыном Лаия и Иокасты, что он убил своего отца и женился на собственной матери. А его четверо детей от Иокасты - его братья и сестры по материнской линии.
Когда Иокаста узнала всю правду, она не смогла пережить всего ужаса и повесилась. Эдип обезумел от горя и пряжкой жены выколол себе глаза, а потом ещё долго не мог расстаться с Иокастой, держа её на своих коленях.
Жители Фив, боясь что грехи Эдипа навлекут на них ещё больший гнев богов, потребовали его изгнания из Фив. И слепой, дряхлый Эдип покинул Фивы, уйдя в изгнание на чужбину. Его дети отвернулись от него, кроме Антигоны, которая последовала за отцом. Ведомый Антигоной, несчастный Эдип прошел много стран, пока не нашел последний покой в Афинах. Когда Эдип понял, что пришел его последний час, то решил умереть в одиночестве. Без стона и боли отошел он в царство Аида, и никто из смертных не знает, как он умер и где находится его могила.
Авторское прочтение мифологии Алексом Гором, 19.01.2013