Михаил александрович мастер и маргарита. Берлиоз в романе «Мастер и Маргарита» Булгакова: образ и характеристика, описание в цитатах

«… Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. …»

Берлиоз – полное имя Михаил Александрович Берлиоз. Литератор, атеист, председатель МАССОЛИТа. Действующее лицо в романе.

Место проживания

Внешность

Одеваться Михаил Александрович предпочитал в классику. Строгий костюм. Шляпа. Очки. Туфли. На лицо чисто интеллигент.

Голос

«Высокий тенор Берлиоза разносился в пустынной аллее…».

Семья

Деятельность

Черты характера

Образован. Начитан. Эрудирован.

«Редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков…».

Красноречив. Мастерски владеет словом. Остроумен. Не нарушает закон. Любит порядок. Вредных привычек не имеет. Осторожен и хитер.

Судьбоносная встреча

Смерть

Итог

Когда М. А. Булгаков писал свой роман о Мастере и Маргарите, он и не думал, что через много лет его произведение будут считать гениальным в своем роде. В романе для каждого читателя можно найти то, что заденет его "за живое".

"Мастер и Маргарита" - это произведение о любви и ненависти, смерти и жизни, религиозности и атеизме, добре и зле, творце и власти, бездуховности и мещанстве, моральном выборе человека. Это книга в книге. Михаил Александрович Берлиоз является одним из наиболее важных второстепенных персонажей, ведь именно в его инициалы вложены начальные буквы имени самого автора (М. А. Б.). Почему?

Михаил Александрович появляется в самом начале романа в первой главе "Никогда не разговаривайте с неизвестными":

"...одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе..."

На Патриарших прудах в Москве председатель профсоюза литераторов МАССОЛИТа, редактор журнала и литератор Берлиоз ведет беседу с поэтом Иваном Бездомным (Поныревым). Вместо того, чтобы создать в своей поэме образ Иисуса Христа, в который никто бы не поверил, поэт подал его в негативной окраске, что не понравилось литератору (он считает, что было бы прекрасно, если бы в поэме упоминалось, что Иисуса не было вообще).

К ним подходит крайне подозрительный незнакомец, который, как мы узнаем далее, был Воландом, Сатаной. Между собеседниками вспыхивает живая горячая дискуссия. В ней работники в сфере искусства и Дьявол спорят насчет того, может ли человек сам управлять собственной жизнью, распоряжаться ею. Воланд предсказывает Берлиозу скорую смерть:

"Потому, что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила. Так что заседание не состоится."

И оно действительно не состоялось - Берлиоз попадает под трамвай, поскользнувшись на подсолнечном масле.

В чем же причина смерти Михаила Александровича? Он остроумен ("... ваша теория и солидна, и остроумна..."), красноречив ("... красноречие до ужаса..."), осторожен ("Осторожный Берлиоз, хоть и стоял безопасно, решил вернуться за рогатку..."), законопослушен ("... кому хотите сказать, что Берлиоз что-то натворил, - не поверит, ей-ей, не поверит!.."), без вредных привычек ("... некурящий Берлиоз отказался..."), образован и эрудирован ("...редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков...", "...Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович..."), но не верил ни в Бога, ни в Дьявола (...Да, мы – атеисты, – улыбаясь, ответил Берлиоз..."), за что и расплачивается своей жизнью, разозлив самого Сатану. Потом, на бале, Воланд указывает ему на эту оплошность, но тот уже ничего не может сделать, так как мертв.

Подводя итоги, можно сказать, что хоть образ Берлиоза и второстепенен, но мы можем извлечь из него важный жизненный урок для себя: даже если вы образованный и эрудированный человек, все равно не стоит злить Дьявола. Михаил Александрович Берлиоз отыгрывает в романе не последнюю роль, его образ очень важен для произведения и читателей.

Признаться, мне так и не удалось найти соответствующее высказывание кантианца Ф. Шиллера; не исключаю, что Булгаков заставил Берлиоза это присочинить: в те годы Шиллера почему-то считали революционером, едва ли не большевиком. Но высказывание Д. Штрауса на эту тему я нашел, и не одно, а два, а найдя – ахнул. Вот первое из них: “Кант критически разрушил доказательства бытия Божия, выдвинутое более старыми философами и теологами… и построил свою систему, игнорируя идею бытия Бога” .
Ахнул же я потому, что начало и конец периода (выделенные) составляют законченную фразу, ту самую, что произнес Воланд, вставив только: “как бы в насмешку над самим собою”. Он заранее процитировал Штрауса, хитроумно опустив заключительные слова: “игнорируя идею бытия Бога”! То есть Берлиозу – если бы он знал автора, на которого ссылался, – надлежало ухмыльнуться и договорить эти опущенные оппонентом слова, и он продемонстрировал бы настоящую эрудицию и опроверг бы оппонента просто, элегантно – в настоящем стиле теологического диспута…
Какой там, впрочем, диспут – партия в поддавки… Воистину, Булгакова надо читать внимательно; оборот “в насмешку над самим собою” предваряет Берлиозовы слова: “Штраус смеялся”… Итак, Воланд убеждается, что Берлиоз не читал классика научной критики христианства, а нахватался сведений из вторых рук. Поэтому редактор и ссылается на куда более слабый период из того же параграфа той же книги. Вот на какой: “Доказательство, придуманное Кантом, по-видимому, понадобилось ему для того, чтобы предоставить какое-нибудь приличное занятие Богу, для которого в его системе оставалось уж слишком мало места” . Прошу читателя обратить внимание на сноски: периоды помещаются на соседних страницах…
Впрочем, к мысли о нахватанности Берлиоза я пришел еще в “Евангелии Михаила Булгакова”: вся его христологическая лекция Бездомному скомпилирована из хрестоматийных высказываний. Скорее всего, он не подозревал, что Штраус – лицо для коммуниста чрезвычайно непочтенное. Вряд ли он догадывался даже, что ссылается не на знаменитую книгу Штрауса “Жизнь Иисуса” , а на совсем другое его сочинение. И уж наверняка не подозревал, что Кант и Штраус представляют как бы разные полюсы нравственной философии.
В первом издании превосходного однотомного словаря Павленкова о Штраусе говорится так: “Штраус – Давид-Фридрих (1808-74), знаменит. нем. богослов; в 1835 написал “Das Leben Jesu”, где он доказывает, что историческая часть евангелий есть не что иное, как собрание мифов. Сильный шум и горячая полемика, вызванные этой книгой, заставили Ш-а в 1836 выйти в отставку”. (Далее – библиографическая справка) . Это обычно и знают о Штраусе: автор “Жизни Иисуса”. После выхода книги взгляд на Евангелия стал иным, ибо критика была убийственно убедительной. Книга положила начало критическому анализу Нового Завета, продолжающемуся по сие время; гиперкритическая школа христологов-мифологистов была в общем смысле порождена духом XIX века, непосредственно же вышла из школы Штрауса. Но, в отличие от многих своих последователей, Штраус считал Христа исторической личностью и делал из этого далеко идущие теологические выводы. Уже в первой – знаменитой – книге он писал: “…Идея жизни или биографии Иисуса была роковой для современной теологии. …Как только ставили серьезно вопрос биографии, с догматическим Христом было все кончено” .
Иными словами: или жизненная достоверность, или догма – середины быть не может, ибо в Евангелиях догмат слишком тесно связан с неправдоподобными деталями биографии. “…Если рассматривать Евангелия, как подлинно исторические источники, то становится невозможным подлинно исторический взгляд на жизнь Иисуса”, – резюмировал он спустя сорок лет.
Общий смысл, таким образом, следующий: в Евангелиях имеется некоторый исторически достоверный слой; следовательно, Иисус есть лицо историческое, а потому “известный культ” никуда не годен и с ним пора покончить.
Как мы помним, Берлиоз исповедовал прямо противоположную веру, нисколько не более логическую (поэтому – веру): Иисус есть лицо мифическое, поэтому-то с религией и пора покончить. Знай “начитанный редактор” истинные убеждения Штрауса, он бы в жизни не упомянул его имени… А убеждения эти изложены именно в той книге, которую мы сейчас цитировали и на которую ссылался Берлиоз, и касаются они не только религии. Давид Фридрих Штраус в политике был ультраправым ортодоксом, социализм называл “нарывом” и яростно выступал против реформ, даже модернизации церкви – вопреки собственным религиозным убеждениям, изложенным в той же книге! Ее перевод вышел в России в бесцензурном 1907 году, и редакция дала к политической части книги необычное предисловие: “Несмотря на естественное отвращение, внушаемое переводчику и редактору безапелляционными сентенциями и порою пошлым тоном Штрауса, мы считаем необходимым включить в издание и эту часть…”.
Но вот вопрос: читал ли эту книгу Булгаков? Ведь только в одном случае мои рассуждения имеют некоторую цену – если автор грамотнее своего героя.
Разберемся. Во-первых, мы уже предположили, что Воланд цитирует “Старую и новую веру”, но, разумеется, этого недостаточно. Второй знак: Берлиоз ссылается на ту же книгу. Третий признак методологический: Берлиоз называет имя Штрауса, а не просто ссылается. Но мы уже знаем, что через Берлиоза вводится материал для сопроводительного чтения; достаточно ему упомянуть Евангелия или имена Флавия, Филона, Тацита, как оказывается, что читателю очень и очень бы следовало прочесть соответствующие книги для понимания “Мастера и Маргариты”. Собственно, речения Берлиоза вели меня при анализе “ершалаимских глав” – такой вот парадоксальный персонаж Михаил Александрович…
Итак, он называет имя Штрауса в некоторой связи с его книгой. Доверимся этому знаку и зададим себе сакраментальный вопрос: а зачем? С какою целью нас потаенно подводят не к знаменитой “Жизни Иисуса”, а к произведению забытому и второразрядному? Что мы должны там прочесть – или, точнее: какое из суждений Штрауса оспаривает Булгаков?
Вопрос отнюдь не неожидан: все источники, упомянутые Берлиозом, писатель оспорил или перетолковал, а чаще – то и другое вместе. Но возможно, я ошибаюсь и Булгаков все-таки указывает читателю на первую книгу?
Участие ее в “Мастере и Маргарите” несомненно; критические замечания Штрауса учтены самым внимательным образом. Сняты все мифологические наслоения на историческую подложку – те, на которые указывалось в “Жизни Иисуса”. Более того, эта книга – методологический стержень “романа о Пилате”. Вечный спорщик Булгаков не оспорил ее ни в чем, едва ли не единственную во всем корпусе источников (не считая историографических, разумеется). История Га-Ноцри построена как бы по указанию Штрауса: “…Как только ставили серьезно вопрос о биографии, с догматическим Христом было все кончено…” Булгаков действительно камня на камне не оставил от догматической фигуры Христа, скомпилировав биографию Га-Ноцри по сведениям из Талмуда.
Но – удивительное дело – прямых меток книги Штрауса в тексте “Мастера” нет. И другой, уже аналитического плана факт: эта книга, столь важная в историографическом плане, при совместном чтении ничего не добавляет к пониманию “Мастера”. В то же время чтение труда, специально написанного в опровержение Штрауса – “Жизни Иисуса Христа” Ф. В. Фаррара, – дает компетентному читателю очень много. Этой книге пришлось уделить в “Евангелии Михаила Булгакова” особую главу. Идеи Фаррара Булгаков оспаривал резко и решительно.
Мы нащупали одну из составляющих булгаковского метода в “Мастере и Маргарите”: настойчивые отсылки к какой-либо книге означают ее принципиально-дискуссионное использование. Самый характерный пример – использование Евангелий; другой пример – использование “Фауста”. Поэтому можно предположить, что Штраус упоминается в связи со “Старой и новой верой” и, скорее всего, из-за вопроса об историчности Иисуса. Вернемся к высказыванию, которое уже приводилось: “Если смотреть на Иисуса… как на человека, хотя бы и совершенного, то уже никоим образом нельзя ему молиться”. Я думаю, что эта идея была Булгакову решительно не по сердцу, и ее-то он и оспаривал, изображая совершенного человека, на которого единственно и стоит молиться.
Свою контридею он развил в художественной форме, показывая, как Иешуа, шаг за шагом, по ступеням “ершалаимских глав”, от простого человека поднимается до статуса божества – сначала в предчувствиях Пилата, потом в его же “лунном сне”, потом во всей окраске разговора Пилата с Левием Матвеем – где Иешуа именуют “тот”. Наконец, в финале романа Иешуа прямо показывается как владыка “света”.Подчеркну еще раз, со всею силой: здесь генеральное противопоставление теологии Штрауса: совершенный человек – единственное существо, которому стоит молиться. Это, возможно, нравственное кредо Булгакова – идущее от идей Достоевского (о чем нам еще придется говорить). В согласии с Достоевским, под совершенством подразумевается высшая мораль, отнюдь не западный идеал сильной личности, нашедший окончательное развитие в “сверхчеловеке” по Ницше (и об этом нам придется говорить, причем много).
Как почти всегда у Булгакова, сильное отрицание книги-спутника сопровождается сильным притяжением.
Между отрицанием идей Штрауса и их приятием следует поместить булгаковское отношение к сатане. Он изобразил сатану важнейшей фигурой мистического космоса, может быть – будем пока осторожны – более воплощающей добро, чем зло. Позволю себе большую цитату из Штрауса: “Если процессы ведьм составляют одну из ужаснейших и позорнейших страниц истории христианства, то вера в диавола является одной из отвратительнейших сторон старой христианской веры, и то место, которое эта опасная фигура еще занимает в воображении людей, может служить мерилом культуры. С другой стороны, удаление такого важного камня угрожает целости всего здания христианской веры. Гете в молодости заметил… что если существует хоть одно библейское понятие, то это именно понятие о диаволе. Если Христос, как пишет Иоанн, пришел разрушить дело диавола, то не будь последнего, в Христе не было бы нужды”.
Высказывания Гете верны и глубоки, и, по-моему, Булгаков не стал бы их опровергать. Дальше я надеюсь показать, что эти и подобные им утверждения послужили основой для разработки фигуры Воланда.
Итак, центральная точка противостояния – отношение к высоконравственному человеку, поставленному на место божества; иными словами, отношение к нравственному началу. Можно сказать по-другому: к обожествлению нравственности, которым грешил Иммануил Кант.

(Пока оценок нет)

Другие сочинения:

1. В романе Михаила Булгакова “Мастер и Маргарита” на сцене появляется дьявол и его свита. Они являются, по сути, главной силой, на действиях которой основан сюжет московской истории в произведении. Как на страницах романа появляется Воланд? На Патриарших прудах он предстает Read More ......
2. Михаил Булгаков является гениальным писателем, создавшим много уникальных произведений, одним из которых является роман “Мастер и Маргарита”. В этой книге по принципу антитезы рассматривается проблема Добра и Зла, так или иначе связанная со всеми образами романа, особенно с образом Воланда Read More ......
3. Всем хорошо памятно начало романа Михаила Булгакова “Мастер и Маргарита” “Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина”. Вскоре этим двоим, литераторам Михаилу Александровичу Берлиозу и Ивану Бездомному, пришлось встретиться с неизвестным иностранцем, Read More ......
4. Воланд Характеристика литературного героя В этом герое Булгаков создал очень своеобразный образ Сатаны. Это не абсолютное зло. В. пришел в Москву, чтобы судить. И важно отметить, что от него не пострадал ни один невинный человек. В самом начале романа, когда Read More ......
5. Некто спросил: “Правильно ли говорят, что за зло нужно платить добром?” Учитель сказал: “А чем же тогда платить за добро? За зло надо платить по справедливости, а за добро – добром”. Конфуций. Одними из ведущих тем романа Булгакова “Мастер и Read More ......
6. Роман М. Булгакова “Мастер и Маргарита” – многомерное и многослойное произведение. Книга состоит из двух романов – романа о мастере, где действие происходит в Москве 30-х годов, и романа, написанного мастером, где действие происходит в древнем Ершалаиме. Посредником между этими Read More ......
7. Гелла является членом свиты Воланда, женщинойвампиром: “Служанку мою Геллу рекомендую. Расторопна, понятлива и нет такой услуги, которую она не сумела бы оказать”. Имя “Гелла” Булгаков почерпнул из статьи “Чародейство” Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона, где отмечалось, что на Лесбосе этим Read More ......