Год написания:

1860

Время прочтения:

Описание произведения:

В 1860 году Николай Добролюбов написал критическую статью Луч света в темном царстве, которая стала одним из первых серьезных отзывов на пьесу Александра Островского под названием "Гроза" . Статью опубликовал журнал "Современник" в том же 1860 году.

Упомянем лишь об одном персонаже пьесы - Катерине, в которой Добролюбов увидел решительный, цельный, сильный характер, что было так необходимо обществу для сопротивления самодержавному строю в то время и проведения социальных реформ.

Ниже читайте краткое содержание статьи Луч света в темном царстве.

Статья посвящена драме Островского «Гроза». В начале её Добролюбов пишет о том, что «Островский обладает глубоким пониманием русской жизни». Далее он подвергает анализу статьи об Островском других критиков, пишет о том, что в них «отсутствует прямой взгляд на вещи».

Затем Добролюбов сравнивает «Грозу» с драматическими канонами: «Предметом драмы непременно должно быть событие, где мы видим борьбу страсти и долга - с несчастными последствиями победы страсти или с счастливыми, когда побеждает долг». Также в драме должно быть единство действия, и она должна быть написана высоким литературным языком. «Гроза» при этом «не удовлетворяет самой существенной цели драмы - внушить уважение к нравственному долгу и показать пагубные последствия увлечения страстью. Катерина, эта преступница, представляется нам в драме не только не в достаточно мрачном свете, но даже с сиянием мученичества. Она говорит так хорошо, страдает так жалобно, вокруг неё все так дурно, что вы вооружаетесь против ее притеснителей и, таким образом, в ее лице оправдываете порок. Следовательно, драма не выполняет своего высокого назначения. Все действие идёт вяло и медленно, потому что загромождено сценами и лицами, совершенно ненужными. Наконец и язык, каким говорят действующие лица, превосходит всякое терпение благовоспитанного человека».

Это сравнение с каноном Добролюбов проводит для того, чтобы показать, что подход к произведению с готовым представлением о том, что должно в нём быть показано, не даёт истинного понимания. «Что подумать о человеке, который при виде хорошенькой женщины начинает вдруг резонировать, что у неё стан не таков, как у Венеры Милосской? Истина не в диалектических тонкостях, а в живой правде того, о чем рассуждаете. Нельзя сказать, чтоб люди были злы по природе, и потому нельзя принимать для литературных произведений принципов вроде того, что, например, порок всегда торжествует, а добродетель наказывается».

«Литератору до сих пор предоставлена была небольшая роль в этом движении человечества к естественным началам», - пишет Добролюбов, вслед за чем вспоминает Шекспира, который «подвинул общее сознание людей на несколько ступеней, на которые до него никто не поднимался». Далее автор обращается к другим критическим статьям о «Грозе», в частности, Аполлона Григорьева, который утверждает, что основная заслуга Островского - в его «народности». «Но в чём же состоит народность, г. Григорьев не объясняет, и потому его реплика показалась нам очень забавною».

Затем Добролюбов приходит к определению пьес Островского в целом как «пьес жизни»: «Мы хотим сказать, что у него на первом плане является всегда общая обстановка жизни. Он не карает ни злодея, ни жертву. Вы видите, что их положение господствует над ними, и вы вините их только в том, что они не выказывают достаточно энергии для того, чтобы выйти из этого положения. И вот почему мы никак не решаемся считать ненужными и лишними те лица пьес Островского, которые не участвуют прямо в интриге. С нашей точки зрения, эти лица столько же необходимы для пьесы, как и главные: они показывают нам ту обстановку, в которой совершается действие, рисуют положение, которым определяется смысл деятельности главных персонажей пьесы».

В «Грозе» особенно видна необходимость «ненужных» лиц (второстепенных и эпизодических персонажей). Добролюбов анализирует реплики Феклуши, Глаши, Дикого, Кудряша, Кулигина и пр. Автор анализирует внутреннее состояние героев «тёмного царства»: «все как-то неспокойно, нехорошо им. Помимо их, не спросясь их, выросла другая жизнь, с другими началами, и хотя она ещё и не видна хорошенько, но уже посылает нехорошие видения тёмному произволу самодуров. И Кабанова очень серьёзно огорчается будущностью старых порядков, с которыми она век изжила. Она предвидит конец их, старается поддержать их значение, но уже чувствует, что нет к ним прежнего почтения и что при первой возможности их бросят».

Затем автор пишет о том, что «Гроза» есть «самое решительное произведение Островского; взаимные отношения самодурства доведены в ней до самых трагических последствий; и при всем том большая часть читавших и видевших эту пьесу соглашается, что в „Грозе“ есть даже что-то освежающее и ободряющее. Это „что-то“ и есть, по нашему мнению, фон пьесы, указанный нами и обнаруживающий шаткость и близкий конец самодурства. Затем самый характер Катерины, рисующийся на этом фоне, тоже веет на нас новою жизнью, которая открывается нам в самой ее гибели».

Далее Добролюбов анализирует образ Катерины, воспринимая его как «шаг вперёд во всей нашей литературе»: «Русская жизнь дошла до того, что почувствовалась потребность в людях более деятельных и энергичных». Образ Катерины «неуклонно верен чутью естественной правды и самоотвержен в том смысле, что ему лучше гибель, нежели жизнь при тех началах, которые ему противны. В этой цельности и гармонии характера заключается его сила. Вольный воздух и свет, вопреки всем предосторожностям погибающего самодурства, врываются в келью Катерины, она рвётся к новой жизни, хотя бы пришлось умереть в этом порыве. Что ей смерть? Все равно - она не считает жизнью и то прозябание, которое выпало ей на долю в семье Кабановых».

Автор подробно разбирает мотивы поступков Катерины: «Катерина вовсе не принадлежит к буйным характерам, недовольным, любящим разрушать. Напротив, это характер по преимуществу созидающий, любящий, идеальный. Вот почему она старается всё облагородить в своём воображении. Чувство любви к человеку, потребность нежных наслаждений естественным образом открылись в молодой женщине». Но это будет не Тихон Кабанов, который «слишком забит для того, чтобы понять природу эмоций Катерины: „Не разберу я тебя, Катя, - говорит он ей, - то от тебя слова не добьёшься, не то что ласки, а то так сама лезешь“. Так обыкновенно испорченные натуры судят о натуре сильной и свежей».

Добролюбов приходит к выводу, что в образе Катерины Островский воплотил великую народную идею: «в других творениях нашей литературы сильные характеры похожи на фонтанчики, зависящие от постороннего механизма. Катерина же как большая река: ровное дно, хорошее - она течёт спокойно, камни большие встретились - она через них перескакивает, обрыв - льётся каскадом, запружают ее - она бушует и прорывается в другом месте. Не потому бурлит она, чтобы воде вдруг захотелось пошуметь или рассердиться на препятствия, а просто потому, что это ей необходимо для выполнения её естественных требований - для дальнейшего течения».

Анализируя действия Катерины, автор пишет о том, что считает возможным побег Катерины и Бориса как наилучшее решение. Катерина готова бежать, но здесь выплывает ещё одна проблема - материальная зависимость Бориса от его дяди Дикого. «Мы сказали выше несколько слов о Тихоне; Борис - такой же, в сущности, только образованный».

В конце пьесы «нам отрадно видеть избавление Катерины - хоть через смерть, коли нельзя иначе. Жить в „тёмном царстве“ хуже смерти. Тихон, бросаясь на труп жены, вытащенный из воды, кричит в самозабвении: „Хорошо тебе, Катя! А я-то зачем остался жить на свете да мучиться!“ Этим восклицанием заканчивается пьеса, и нам кажется, что ничего нельзя было придумать сильнее и правдивее такого окончания. Слова Тихона заставляют зрителя подумать уже не о любовной интриге, а обо всей этой жизни, где живые завидуют умершим».

В заключение Добролюбов обращается к читателям статьи: «Ежели наши читатели найдут, что русская жизнь и русская сила вызваны художником в „Грозе“ на решительное дело, и если они почувствуют законность и важность этого дела, тогда мы довольны, что бы ни говорили наши учёные и литературные судьи».

Вы прочитали краткое содержание статьи Луч света в темном царстве. Предлагаем вам посетить раздел Краткие содержания , чтобы ознакомиться с другими изложениями популярных писателей.

зависит от того положения, какое неизбежно выпадает на ее долю между этими

лицами, в том быте, который установился под их влиянием. "Гроза" есть, без

сомнения, самое решительное произведение Островского; взаимные отношения

самодурства и безгласности доведены в ней до самых трагических последствий;

и при всем том большая часть читавших и видевших эту пьесу соглашается, что

она производит впечатление менее тяжкое и грустное, нежели другие пьесы

Островского (не говоря, разумеется, о его этюдах чисто комического

характера). В "Грозе" есть даже что-то освежающее и ободряющее. Это "что-то"

и есть, по нашему мнению, фон пьесы, указанный нами и обнаруживающий

шаткость и близкий конец самодурства. Затем самый характер Катерины,

рисующийся на этом фоне, тоже веет на нас новою жизнью, которая открывается

нам в самой ее гибели.

Дело в том, что характер Катерины, как он исполнен в "Грозе",

составляет шаг вперед не только в драматической деятельности Островского, но

и во всей нашей литературе. Он соответствует новой фазе нашей народной

жизни, он давно требовал своего осуществления в литературе, около него

вертелись наши лучшие писатели; но они умели только понять его надобность и

не могли уразуметь и почувствовать его сущности; это сумел сделать

Островский. Ни одна из критик на "Грозу" не хотела или не умела представить

надлежащей оценки этого характера; поэтому мы решаемся еще продлить нашу

статью, чтобы с некоторой обстоятельностью изложить, как мы понимаем

характер Катерины и почему создание его считаем так важным для нашей

литературы.

Не так понят и выражен русский сильный характер в "Грозе". Он прежде

всего поражает нас своею противоположностью всяким самодурным началам. Не с

инстинктом буйства и разрушения, но и не с практической ловкостью улаживать

для высоких целей свои собственные делишки, не с бессмысленным, трескучим

пафосом, но и не с дипломатическим, педантским расчетом является он перед

нами. Нет, он сосредоточенно-решителен, неуклонно верен чутью естественной

правды, исполнен веры в новые идеалы и самоотвержен, в том смысле, что ему

лучше гибель, нежели жизнь при тех началах, которые ему противны. Он водится

не отвлеченными принципами, не практическими соображениями, не мгновенным

пафосом, а просто натурою, всем существом своим. В этой цельности и гармонии

характера заключается его сила и существенная необходимость его в то время,

когда старые, дикие отношения, потеряв всякую внутреннюю силу, продолжают

держаться внешнею, механическою связью. Человек, только логически понимающий

нелепость самодурства Диких и Кабановых, ничего не сделает против них уже

потому, что пред ними всякая логика исчезает; никакими силлогизмами вы не

убедите цепь, чтоб она распалась на узнике, кулак, чтобы от него не было

больно прибитому; так не убедите вы и Дикого поступать разумнее, да не

убедите и его домашних - не слушать его прихотей: приколотит он их всех, да

и только, что с этим делать будешь? Очевидно, что характеры, сильные одной

логической стороной, должны развиваться очень убого и иметь весьма слабое

влияние на жизненную деятельность там, где всею жизнью управляет не логика,

а чистейший произвол.

Решительный, цельный русский характер, действующий в среде Диких и

Кабановых, является у Островского в женском типе, и это не лишено своего

серьезного значения. Известно, что крайности отражаются крайностями и что

самый сильный протест бывает тот, который поднимается наконец из груди самых

слабых и терпеливых.

Таким образом, возникновение женского энергического характера вполне

соответствует тому положению, до какого доведено самодурство в драме

Островского. В положении, представленном "Грозой", оно дошло до крайности,

до отрицания всякого здравого смысла; оно более чем когда-нибудь враждебно

естественным требованиям человечества и ожесточеннее прежнего силится

остановить их развитие, потому что в торжестве их видит приближение своей

неминуемой гибели. Через это оно еще более вызывает ропот и протест даже в

существах самых слабых.

Такова основа всех действий характера, изображенного в "Грозе". Основа

эта надежнее всех возможных теорий и пафосов, потому что она лежит в самой

сущности данного положения, влечет человека к делу неотразимо, не зависит от

той или другой способности или впечатления в частности, а опирается на всей

сложности требований организма, на выработке всей натуры человека. Теперь

любопытно, как развивается и проявляется подобный характер в частных

случаях. Мы можем проследить его развитие по личности Катерины.

Прежде всего, вас поражает необыкновенная своеобразность этого

характера. Ничего нет в нем внешнего, чужого, а все выходит как-то изнутри

его; всякое впечатление перерабатывается в нем и затем срастается с ним

органически. Это мы видим, например, в простодушном рассказе Катерины о

своем детском возрасте и о жизни в доме у матери. Оказывается, что

воспитание и молодая жизнь ничего не дали ей; в доме ее матери было то же,

что и у Кабановых: ходили в церковь, шили золотом по бархату, слушали

рассказы странниц, обедали, гуляли по саду, опять беседовали с богомолками и

сами молились... Выслушав рассказ Катерины, Варвара, сестра ее мужа, с

удивлением замечает: "да ведь и у нас то же самое". Но разница определяется

Катериною очень быстро в пяти словах: "да здесь все как будто из-под

неволи!" И дальнейший разговор показывает, что во всей этой внешности,

которая так обыденна у нас повсюду, Катерина умела находить свой особенный

смысл, применять ее к своим потребностям и стремлениям, пока не налегла на

нее тяжелая рука Кабанихи. Катерина вовсе не принадлежит к буйным

характерам, никогда не довольным, любящим разрушать во что бы то ни стало...

Напротив, это характер по преимуществу созидающий, любящий, идеальный. Вот

почему она старается все осмыслить и облагородить в своем воображении; то

настроение, при котором, по выражению поэта,

Весь мир мечтою благородной

Пред ним очищен и омыт, -[*]

это настроение до последней крайности не покидает Катерину. Всякий

внешний диссонанс она старается согласить с гармонией своей души, всякий

недостаток покрывает из полноты своих внутренних сил. Грубые, суеверные

рассказы и бессмысленные бредни странниц превращаются у ней в золотые,

поэтические сны воображения, не устрашающие, а ясные, добрые. Бедны ее

образы, потому что материалы, представляемые ей действительностью, так

однообразны: но и с этими скудными средствами ее воображение работает

неутомимо и уносит ее в новый мир, тихий и светлый. Не обряды занимают ее в

церкви: она совсем и не слышит, что там поют и читают; у нее в душе иная

музыка, иные видения, для нее служба кончается неприметно, как будто в одну

секунду. Она смотрит на деревья, странно нарисованные на образах, и

воображает себе целую страну садов, где все такие деревья и все это цветет,

благоухает, все полно райского пения. А то увидит она в солнечный день, как

"из купола светлый такой столб вниз идет и в этом столбе ходит дым, точно

облака", - и вот она уже видит, "будто ангелы в этом столбе летают и поют".

Иногда представится ей, - отчего бы и ей не летать? и когда на горе стоит,

то так ее и тянет лететь: вот так бы разбежалась, подняла руки, да и

полетела. Она странная, сумасбродная с точки зрения окружающих; но это

потому, что она никак не может принять в себя их воззрений и наклонностей.

Она берет от них материалы, потому что иначе взять их неоткуда; но не берет

выводов, а ищет их сама и часто приходит вовсе не к тому, на чем

успокаиваются они. Подобное отношение к внешним впечатлениям мы замечаем и в

другой среде, в людях, по своему воспитанию привыкших к отвлеченным

рассуждениям и умеющих анализировать свои чувства. Вся разница в том, что у

Катерины, как личности непосредственной, живой, все делается по влечению

натуры, без отчетливого сознания, а у людей развитых теоретически и сильных

умом главную роль играет логика и анализ. Сильные умы именно и отличаются

той внутренней силой, которая дает им возможность не поддаваться готовым

воззрениям и системам, а самим создавать свои взгляды и выводы на основании

живых впечатлений. Они ничего не отвергают сначала, но ни на чем и не

останавливаются, а только все принимают к сведению и перерабатывают

по-своему. Аналогические результаты представляет нам и Катерина, хотя она и

не резонирует и даже не понимает сама своих ощущений, а водится прямо

натурою. В сухой, однообразной жизни своей юности, в грубых и суеверных

понятиях окружающей среды она постоянно умела брать то, что соглашалось с ее

естественными стремлениями к красоте, гармонии, довольству, счастью. В

разговорах странниц, в земных поклонах и причитаниях она видела не мертвую

форму, а что-то другое, к чему постоянно стремилось ее сердце. На основании

их она строила себе свой идеальный мир, без страстей, без нужды, без горя,

мир, весь посвященный добру и наслажденью. Но в чем настоящее добро и

истинное наслаждение для человека, она не могла определить себе; вот отчего

эти внезапные порывы каких-то безотчетных, неясных стремлений, о которых она

вспоминает: "Иной раз, бывало, рано утром в сад уйду, еще только солнышко

восходит, - упаду на колени, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и

о чем плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась тогда, чего просила - не

знаю; ничего мне не надобно, всего у меня было довольно". Бедная девочка, не

получившая широкого теоретического образования, не знающая всего, что на

свете делается, не понимающая хорошенько даже своих собственных

потребностей, не может, разумеется, дать себе отчета в том, что ей нужно.

Покамест она живет у матери, на полной свободе, без всякой житейской заботы,

пока еще не обозначились в ней потребности и страсти взрослого человека, она

не умеет даже отличить своих собственных мечтаний, своего внутреннего мира -

от внешних впечатлений. Забываясь среди богомолок в своих радужных думах и

гуляя в своем светлом царстве, она все думает, что ее довольство происходит

именно от этих богомолок, от лампадок, зажженных по всем углам в доме, от

причитаний, раздающихся вокруг нее; своими чувствами она одушевляет мертвую

обстановку, в которой живет, и сливает с ней внутренний мир души своей. Это

период детства, для многих тянущийся долго, очень долго, но все-таки имеющий

свой конец. Если конец приходит очень поздно, если человек начинает

понимать, чего ему нужно, тогда уже, когда большая часть жизни изжита, - в

таком случае ему ничего почти не остается, кроме сожаления о том, что так

долго принимал он собственные мечты за действительность. Он находится тогда

в печальном положении человека, который, наделив в своей фантазии всеми

возможными совершенствами свою красавицу и связав с нею жизнь свою, вдруг

замечает, что все совершенства существовали только в его воображении, а в

ней самой нет и следа их. Но характеры сильные редко поддаются такому

решительному заблуждению: в них очень сильно требование ясности и

реальности, оттого они не останавливаются на неопределенностях и стараются

выбраться из них во что бы то ни стало. Заметив в себе недовольство, они

стараются прогнать его; но, видя, что оно не проходит, кончают тем, что дают

полную свободу высказаться новым требованиям, возникающим в душе, и затем

уже не успокоятся, пока не достигнут их удовлетворения. А тут и сама жизнь

приходит на помощь - для одних благоприятно, расширением круга впечатлений,

а для других трудно и горько - стеснениями и заботами, разрушающими

гармоническую стройность юных фантазий. Последний путь выпал на долю

Катерине, как выпадает он на долю большей части людей в "темном царстве"

Диких и Кабановых.

В сумрачной обстановке новой семьи начала чувствовать Катерина

недостаточность внешности, которою думала довольствоваться прежде. Под

тяжелой рукой бездушной Кабанихи нет простора ее светлым видениям, как нет

свободы ее чувствам. В порыве нежности к мужу она хочет обнять его, -

старуха кричит: "что на шею виснешь, бесстыдница? В ноги кланяйся!" Ей

хочется остаться одной и погрустить тихонько, как бывало, а свекровь

говорит: "отчего не воешь?" Она ищет света, воздуха, хочет помечтать и

порезвиться, полить свои цветы, посмотреть на солнце, на Волгу, послать свой

привет всему живому, - а ее держат в неволе, в ней постоянно подозревают

нечистые, развратные замыслы. Она ищет прибежища по-прежнему в религиозной

практике, в посещении церкви, в душеспасительных разговорах; но и здесь не

находит уже прежних впечатлений. Убитая дневной работой и вечной неволей,

она уже не может с прежней ясностью мечтать об ангелах, поющих в пыльном

столбе, освещенном солнцем, не может вообразить себе райских садов с их

невозмущенным видом и радостью. Все мрачно, страшно вокруг нее, все веет

холодом и какой-то неотразимой угрозой: и лики святых так строги, и

церковные чтения так грозны, и рассказы странниц так чудовищны... Они все те

же в сущности, они нимало не изменились, но изменилась она сама: в ней уже

нет охоты строить воздушные видения, да уж и не удовлетворяет ее то

неопределенное воображение блаженства, которым она наслаждалась прежде. Она

возмужала, в ней проснулись другие желания, более реальные; не зная иного

поприща, кроме семьи, иного мира, кроме того, какой сложился для нее в

обществе ее городка, она, разумеется, и начинает сознавать из всех

человеческих стремлений то, которое всего неизбежнее и всего ближе к ней, -

стремление любви и преданности. В прежнее время ее сердце было слишком полно

мечтами, она не обращала внимания на молодых людей, которые на нее

заглядывались, а только смеялась. Выходя замуж за Тихона Кабанова, она и его

не любила, она еще и не понимала этого чувства; сказали ей, что всякой

девушке надо замуж выходить, показали Тихона как будущего мужа, она и пошла

за него, оставаясь совершенно индифферентною к этому шагу. И здесь тоже

проявляется особенность характера: по обычным нашим понятиям, ей бы

следовало противиться, если у ней решительный характер; но она и не думает о

сопротивлении, потому что не имеет достаточно оснований для этого. Ей нет

особенной охоты выходить замуж, но нет и отвращения от замужества; нет в ней

любви к Тихону, но нет любви и ни к кому другому. Ей все равно покамест, вот

почему она и позволяет делать с собой что угодно. В этом нельзя видеть ни

бессилия, ни апатии, а можно находить только недостаток опытности, да еще

слишком большую готовность делать все для других, мало заботясь о себе. У

ней мало знания и много доверчивости, вот отче о до времени она не

выказывает противодействия окружающим и решается лучше терпеть, нежели

делать назло им.

Но когда она поймет, что ей нужно, и захочет чего-нибудь достигнуть, то

добьется своего во что бы то ни стало: тут-то и проявится вполне сила ее

характера, не растраченная в мелочных выходках. Сначала, по врожденной

доброте и благородству души своей, она будет делать все возможные усилия,

чтобы не нарушить мира и прав других, чтобы получить желаемое с возможно

большим соблюдением всех требований, какие на нее налагаются людьми,

чем-нибудь связанными с ней; и если они сумеют воспользоваться этим

первоначальным настроением и решатся дать ей полное удовлетворение, - хорошо

тогда и ей и им. Но если нет, - она ни перед чем не остановится: закон,

родство, обычай, людской суд, правила благоразумия - все исчезает для нее

пред силою внутреннего влечения; она не щадит себя и не думает о других.

Такой именно выход представился Катерине, и другого нельзя было ожидать

среди той обстановки, среди которой она находится.

Чувство любви к человеку, желание найти родственный отзыв в другом

сердце, потребность нежных наслаждений естественным образом открылись в

молодой женщине и изменили ее прежние, неопределенные и бесплотные мечты.

"Ночью, Варя, не спится мне, - рассказывает она, - все мерещится шепот какой

то: кто-то так ласково говорит со мной, точно голубь воркует. Уж не снятся

мне, Варя, как прежде, райские деревья да горы; а точно меня кто-то обнимает

так горячо-горячо и ведет меня куда-то, и я иду за ним, иду..." Она сознала

и уловила эти мечты уже довольно поздно; но, разумеется, они преследовали и

томили ее задолго прежде, чем она сама могла дать себе отчет в них. При

первом их появлении она тотчас же обратила свое чувство на то, что всего

ближе к ней было, - на мужа. Она долго усиливалась сроднить с ним свою душу,

уверить себя, что с ним ей ничего не нужно, что в нем-то и есть блаженство,

которого она так тревожно ищет. Она со страхом и недоумением смотрела на

возможность искать взаимной любви в ком-нибудь, кроме его. В пьесе, которая

застает Катерину уже с началом любви к Борису Григорьичу, все еще видны

последние, отчаянные усилия Катерины - сделать себе милым своего мужа. Сцена

ее прощания с ним дает нам чувствовать, что и тут еще не все потеряно для

же сцена в коротких, но резких очерках передает нам целую историю истязаний,

которые заставили вытерпеть Катерину, чтобы оттолкнуть ее первое чувство от

мужа. Тихон является здесь простодушным и пошловатым, совсем не злым, но до

крайности бесхарактерным существом, не смеющим ничего сделать вопреки

матери. А мать - существо бездушное, кулак-баба, заключающая в китайских

церемониях - и любовь, и религию, и нравственность. Между нею и между своей

женой Тихон представляет один из множества тех жалких типов, которые

обыкновенно называются безвредными, хотя они в общем-то смысле столь же

вредны, как и сами самодуры, потому что служат их верными помощниками. Тихон

сам по себе любил жену и готов бы все для нее сделать; но гнет, под которым

он вырос, так его изуродовал, что в нем никакого сильного чувства, никакого

решительного стремления развиться не может. В нем есть совесть, есть желание

добра, но он постоянно действует против себя и служит покорным орудием

матери, даже в отношениях своих к жене. Еще в первой сцене появления

семейства Кабановых на бульваре мы видим, каково положение Катерины между

мужем и свекровью. Кабаниха ругает сына, что жена его не боится; он решается

возразить: "да зачем же ей бояться? С меня и того довольно, что она меня

любит". Старуха тотчас же вскидывается на него: "как, зачем бояться? Как,

зачем бояться! Да ты рехнулся, что ли? Тебя не станет бояться, меня и

подавно: какой же это порядок-то в доме будет! Ведь ты, чай, с ней в законе

живешь. Али, по-вашему, закон ничего не значит?" Под такими началами,

разумеется, чувство любви в Катерине не находит простора и прячется внутрь

ее, сказываясь только по временам судорожными порывами. Но и этими порывами

муж не умеет пользоваться: он слишком забит, чтобы понять силу ее страстного

томления. "Не разберу я тебя, Катя, - говорит он ей: - то от тебя слова не

добьешься, не то что ласки, а то так сама лезешь". Так обыкновенно дюжинные

и испорченные натуры судят о натуре сильной и свежей: они, судя по себе, не

понимают чувства, которое схоронилось в глубине души, и всякую

сосредоточенность принимают за апатию; когда же наконец, не будучи в

состоянии скрываться долее, внутренняя сила хлынет из души широким и быстрым

потоком, - они удивляются и считают это каким-то фокусом, причудою, вроде

того, как им самим приходит иногда фантазия впасть в пафос или кутнуть. А

между тем эти порывы составляют необходимость в натуре сильной и бывают тем

разительнее, чем они дольше не находят себе выхода. Они неумышленны, не

соображены, а вызваны естественной необходимостью. Сила натуры, которой нет

возможности развиваться деятельно, выражается и пассивно - терпением,

сдержанностью. Но только не смешивайте этого терпения с тем, которое

происходит от слабого развития личности в человеке и которое кончает тем,

что привыкает к оскорблениям и тягостям всякого рода. Нет, Катерина не

привыкнет к ним никогда; она еще не знает, на что и как она решится, она

ничем не нарушает своих обязанностей к свекрови, делает все возможное, чтобы

хорошо уладиться с мужем, но по всему видно, что она чувствует свое

положение и что ее тянет вырваться из него. Никогда она не жалуется, не

бранит свекрови; сама старуха не может на нее взнести этого; и, однако же,

свекровь чувствует, что Катерина составляет для нее что-то неподходящее,

враждебное. Тихон, который как огня боится матери и притом не отличается

особенною деликатностью и нежностью, совестится, однако, перед женою, когда

по повелению матери должен ей наказывать, чтоб она без него "в окна глаз не

пялила" и "на молодых парней не заглядывалась". Он видит, что горько

оскорбляет ее такими речами, хотя хорошенько и не может понять ее состояния.

По выходе матери из комнаты он утешает жену таким образом: "все к сердцу-то

принимать, так в чахотку скоро попадешь. Что ее слушать-то! Ей ведь

что-нибудь надо ж говорить. Ну, и пущай она говорит, а ты мимо ушей

пропущай!" Вот этот индифферентизм точно плох и безнадежен; но Катерина

никогда не может дойти до него; хотя по наружности она даже меньше

огорчается, нежели Тихон, меньше жалуется, но в сущности она страдает

гораздо больше. Тихон тоже чувствует, что он не имеет чего-то нужного; в нем

тоже есть недовольство; но оно находится в нем на такой степени, на какой,

например, может быть влечение к женщине у десятилетнего мальчика с

развращенным воображением. Он не может очень решительно добиваться

независимости и своих прав - уже и потому, что он не знает, что с ними

делать; желание его больше головное, внешнее, а собственно натура его,

поддавшись гнету воспитания, так и осталась почти глухою к естественным

стремлениям. Поэтому самое искание свободы в нем получает характер уродливый

и делается противным, как противен цинизм десятилетнего мальчика, без смысла

и внутренней потребности повторяющего гадости, слышанные от больших. Тихон,

видите, наслышан от кого-то, что он "тоже мужчина" и потому должен в семье

иметь известную долю власти и значения; поэтому он себя ставит гораздо выше

жены и, полагая, что ей уж так и бог судил терпеть и смиряться, - на свое

положение под началом у матери смотрит как на горькое и унизительное. Затем,

он наклонен к разгулу, и в нем-то главным образом и ставит свободу: точно

как тот же мальчик, не умеющий постигнуть настоящей сути, отчего так сладка

женская любовь, и знающий только внешнюю сторону дела, которая у него и

превращается в сальности: Тихон, собираясь уезжать, с бесстыднейшим цинизмом

говорит жене, упрашивающей его взять ее с собою: "с этакой-то неволи от

какой хочешь красавицы жены убежишь! Ты подумай то: какой ни на есть, а я

все-таки мужчина, - всю жизнь вот этак жить, как ты видишь, так убежишь и от

жены. Да как я знаю теперича, что недели две никакой грозы на меня не будет,

кандалов этих на ногах нет, так до жены ли мне?" Катерина только и может

ответить ему на это: "как же мне любить-то тебя, когда ты такие слова

говоришь?" Но Тихон не понимает всей важности этого мрачного и решительного

упрека; как человек, уже взмахнувший рукою на свой рассудок, он отвечает

небрежно: "слова - как слова! Какие же мне еще слова говорить!" - и

торопится отделаться от жены. А зачем? Что он хочет делать, на чем отвести

душу, вырвавшись на волю? Он об этом сам рассказывает потом Кулигину: "на

дорогу-то маменька читала-читала мне наставления-то, а я как выехал, так

загулял. Уж очень рад, что на волю-то вырвался. И всю дорогу пил, и в Москве

все пил; так это кучу, что на-поди. Так, чтобы уж на целый год

отгуляться!.." Вот и все! И надо сказать, что в прежнее время, когда еще

сознание личности и ее прав не поднялось в большинстве, почти только

подобными выходками и ограничивались протесты против самодурного гнета. Да и

нынче еще можно встретить множество Тихонов, упивающихся если не вином, то

какими-нибудь рассуждениями и спичами и отводящих душу в шуме словесных

оргий. Это именно люди, которые постоянно жалуются на свое стесненное

положение, а между тем заражены гордою мыслью о своих привилегиях и о своем

превосходстве над другими: "какой ни на есть, а все-таки я мужчина, - так

каково мне терпеть-то". То есть: "ты терпи, потому что ты баба, и стадо

быть, дрянь, а мне надо волю, - не потому, чтоб это было человеческое,

естественное требование, а потому, что таковы права моей привилегированной

особы"... Ясно, что из подобных людей и замашек никогда и не мокло и не

может ничего выйти.

Но не похоже на них новое движение народной жизни, о котором мы

говорили выше и отражение которого нашли в характере Катерины. В этой

личности мы видим уже возмужалое, из глубины всего организма возникающее

требование права и простора жизни. Здесь уже не воображение, не наслышка, не

искусственно возбужденный порыв является нам, а жизненная необходимость

натуры. Катерина не капризничает, не кокетничает своим недовольством и

гневом, - это не в ее натуре; она не хочет импонировать на других,

выставиться и похвалиться. Напротив, живет она очень мирно и готова всему

подчиниться, что только не противно ее натуре; принцип ее, если б она могла

сознать и определить его, был бы тот, чтобы как можно менее своей личностью

стеснять других и тревожить общее течение дел. Но зато, признавая и уважая

стремления других, она требует того же уважения и к себе, и всякое насилие,

всякое стеснение возмущает ее кровно, глубоко. Если б она могла, она бы

прогнала далеко от себя все, что живет неправо и вредит другим; но, не

будучи в состоянии сделать этого, она идет обратным путем - сама бежит от

губителей и обидчиков. Только бы не подчиняться их началам, вопреки своей

натуре, только бы не помириться с их неестественными требованиями, а там что

Статья посвящена драме Островского «Гроза». В начале её Добролюбов пишет о том, что «Островский обладает глубоким пониманием русской жизни». Далее он подвергает анализу статьи об Островском других критиков, пишет о том, что в них «отсутствует прямой взгляд на вещи».

Затем Добролюбов сравнивает «Грозу» с драмати­ческими канонами: «Предметом драмы непременно должно быть событие, где мы видим борьбу страсти и долга - с несчастными последствиями победы страсти или с счастливыми, когда побеждает долг». Также в драме должно быть единство действия, и она должна быть написана высоким литературным языком. «Гроза» при этом «не удовлетворяет самой существенной цели драмы - внушить уважение к нравственному долгу и показать пагубные последствия увлечения страстью. Катерина, эта преступница, представляется нам в драме не только не в достаточно мрачном свете, но даже с сиянием мученичества. Она говорит так хорошо, страдает так жалобно, вокруг нее все так дурно, что вы вооружаетесь против ее притеснителей и, таким образом, в ее лице оправдываете порок. Следовательно, драма не выполняет своего высокого назначения. Все действие идет вяло и медленно, потому что загромождено сценами и лицами, совершенно ненужными. Наконец и язык, каким говорят действующие лица, превосходит всякое терпение благовос­пи­танного человека».

Это сравнение с каноном Добролюбов проводит для того, чтобы показать, что подход к произведению с готовым представлением о том, что должно в нём быть показано, не даёт истинного понимания. «Что подумать о человеке, который при виде хорошенькой женщины начинает вдруг резонировать, что у нее стан не таков, как у Венеры Милосской? Истина не в диалектических тонкостях, а в живой правде того, о чем рассуждаете. Нельзя сказать, чтоб люди были злы по природе, и потому нельзя принимать для литературных произведений принципов вроде того, что, например, порок всегда торжествует, а добродетель наказывается».

«Литератору до сих пор предоставлена была небольшая роль в этом движении человечества к естественным началам», - пишет Добролюбов, вслед за чем вспоминает Шекспира, который «подвинул общее сознание людей на несколько ступеней, на которые до него никто не поднимался». Далее автор обращается к другим критическим статьям о «Грозе», в частности, Аполлона Григорьева, который утверждает, что основная заслуга Островского - в его «народности». «Но в чём же состоит народность, г. Григорьев не объясняет, и потому его реплика показалась нам очень забавною».

Затем Добролюбов приходит к определению пьес Островского в целом как «пьес жизни»: «Мы хотим сказать, что у него на первом плане является всегда общая обстановка жизни. Он не карает ни злодея, ни жертву. Вы видите, что их положение господствует над ними, и вы вините их только в том, что они не выказывают достаточно энергии для того, чтобы выйти из этого положения. И вот почему мы никак не решаемся считать ненужными и лишними те лица пьес Островского, которые не участвуют прямо в интриге. С нашей точки зрения, эти лица столько же необходимы для пьесы, как и главные: они показывают нам ту обстановку, в которой совершается действие, рисуют положение, которым определяется смысл деятельности главных персонажей пьесы».

В «Грозе» особенно видна необходимость «ненужных» лиц (второстепенных и эпизодических персонажей). Добролюбов анализирует реплики Феклуши, Глаши, Дикого, Кудряша, Кулигина и пр. Автор анализирует внутреннее состояние героев «тёмного царства»: «все как-то неспокойно, нехорошо им. Помимо их, не спросясь их, выросла другая жизнь, с другими началами, и хотя она еще и не видна хорошенько, но уже посылает нехорошие видения темному произволу самодуров. И Кабанова очень серьезно огорчается будущностью старых порядков, с которыми она век изжила. Она предвидит конец их, старается поддержать их значение, но уже чувствует, что нет к ним прежнего почтения и что при первой возможности их бросят».

Затем автор пишет о том, что «Гроза» есть «самое решительное произведение Островского; взаимные отношения самодурства доведены в ней до самых трагических последствий; и при всем том большая часть читавших и видевших эту пьесу соглашается, что в „Грозе“ есть даже что-то освежающее и ободряющее. Это „что-то“ и есть, по нашему мнению, фон пьесы, указанный нами и обнаруживающий шаткость и близкий конец самодурства. Затем самый характер Катерины, рисующийся на этом фоне, тоже веет на нас новою жизнью, которая открывается нам в самой ее гибели».

Далее Добролюбов анализирует образ Катерины, воспринимая его как «шаг вперёд во всей нашей литературе»: «Русская жизнь дошла до того, что почувствовалась потребность в людях более деятельных и энергичных». Образ Катерины «неуклонно верен чутью естественной правды и самоотвержен в том смысле, что ему лучше гибель, нежели жизнь при тех началах, которые ему противны. В этой цельности и гармонии характера заключается его сила. Вольный воздух и свет, вопреки всем предосто­рожностям погибающего самодурства, врываются в келью Катерины, она рвется к новой жизни, хотя бы пришлось умереть в этом порыве. Что ей смерть? Все равно - она не считает жизнью и то прозябание, которое выпало ей на долю в семье Кабановых».

Автор подробно разбирает мотивы поступков Катерины: «Катерина вовсе не принадлежит к буйным характерам, недовольным, любящим разрушать. Напротив, это характер по преимуществу созидающий, любящий, идеальный. Вот почему она старается всё облагородить в своем воображении. Чувство любви к человеку, потребность нежных наслаждений естественным образом открылись в молодой женщине». Но это будет не Тихон Кабанов, который «слишком забит для того, чтобы понять природу эмоций Катерины: „Не разберу я тебя, Катя, - говорит он ей, - то от тебя слова не добьешься, не то что ласки, а то так сама лезешь“. Так обыкновенно испорченные натуры судят о натуре сильной и свежей».

Добролюбов приходит к выводу, что в образе Катерины Островский воплотил великую народную идею: «в других творениях нашей литературы сильные характеры похожи на фонтанчики, зависящие от постороннего механизма. Катерина же как большая река: ровное дно, хорошее - она течет спокойно, камни большие встретились - она через них перескакивает, обрыв - льется каскадом, запружают ее - она бушует и прорывается в другом месте. Не потому бурлит она, чтобы воде вдруг захотелось пошуметь или рассердиться на препятствия, а просто потому, что это ей необходимо для выполнения её естественных требований - для дальнейшего течения».

Анализируя действия Катерины, автор пишет о том, что считает возможным побег Катерины и Бориса как наилучшее решение. Катерина готова бежать, но здесь выплывает ещё одна проблема - материальная зависимость Бориса от его дяди Дикого. «Мы сказали выше несколько слов о Тихоне; Борис - такой же, в сущности, только образованный».

В конце пьесы «нам отрадно видеть избавление Катерины - хоть через смерть, коли нельзя иначе. Жить в „тёмном царстве“ хуже смерти. Тихон, бросаясь на труп жены, вытащенный из воды, кричит в самозабвении: „Хорошо тебе, Катя! А я-то зачем остался жить на свете да мучиться!“ Этим восклицанием заканчивается пьеса, и нам кажется, что ничего нельзя было придумать сильнее и правдивее такого окончания. Слова Тихона заставляют зрителя подумать уже не о любовной интриге, а обо всей этой жизни, где живые завидуют умершим».

В заключение Добролюбов обращается к читателям статьи: «Ежели наши читатели найдут, что русская жизнь и русская сила вызваны художником в „Грозе“ на решительное дело, и если они почувствуют законность и важность этого дела, тогда мы довольны, что бы ни говорили наши ученые и литературные судьи».

Катерина – луч света в темном царстве.

План.

1. Освобождение женщины от семейного рабства – один из злободневных вопросов конца 50-х годов 19 века.
2. Катерина – «луч света в темном царстве».
   1. Место образа Катерины среди образов драмы.
   2. Жизнь Катерины в родительском доме, ее мечтательность.
   3. Условия жизни Катерины после замужества. Катерина в доме Кабановых.
   4. Желание любви и преданности.
   5. Сила любви Катерины.
   6. Честность и решительность
   7. Добролюбов о характере Катерины.
   8. Самоубийство – протест против темного царства
3. Добролюбов об идейном смысле образа Катерины

Самый сильный протест бывает тот, который поднимается наконец из груди самых слабых и терпеливых – это уже значит, что близок конец «Темного царства».

Эпиграф: «Характер Катерины, как он исполнен в «Грозе», - составляет шаг вперед не только в драматической деятельности Островского, но и всей нашей литературы» . Н.А.Добролюбов.

В своих произведениях Островский раскрывает темы освобождения женщины от семейного рабства – это один из злободневных вопросов 50-х годов 19 века. Женщина 50-х годов, вследствие векового угнетения, бессильна перед самодурством и является жертвой «темного царства».

Образ Катерины – это образ вольной птицы – символа свободы. Но вольная птица попала в железную клетку. И она бьется и тоскует в неволе: «Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле», - вспоминает свою жизнь у матери: «Отчего люди не летают, как птицы? – говорит она Варваре. – Знаешь, мне иногда кажется, что я птица». В драме Катерина есть воплощение «русской живой натуры». Она предпочитает умереть, чем жить в неволе. «В ней виден протест против кабановских понятий о нравственности, протест, доведенный до конца, провозглашенный под пыткой домашних и над бездной, в которую бросилась Катерина. Ее сильная натура терпит только до поры до времени. «А уж коли мне очень здесь опостынет, – говорит она, - так не удержать меня никакой силой. В окно выброшусь, в Волгу кинусь. Не хочу здесь жить, так и не стану, хоть ты меня режь!» В образе Катерины воплотилась «великая народная идея» - идея освобождения.

Выделение Катерины среди образов «темного царства» составляется в ее открытом характере, смелости, прямоте. «Обманывать-то я не умею, скрывать-то ничего не могу», - говорит она Варваре, которая пытается ей внушить, что без обману в их доме не прожить. Характер Катерины проявляется в ее простодушном рассказе о своей детском возрасте и о жизни в родительском доме.

Катерина рассказывает Варваре, как они ходили в церковь, шили золотом по бархату, слушали рассказы странниц, гуляли по саду, как опять беседовали с богомолками и сами молились. «И до смерти я люблю в церковь ходить! Точно бывало я в рай войду, и не вижу никого и время не помню, и не слышу, когда служба кончается». Живя вольной птицей у матери, Катерина любила мечтать. «А какие сны мне снились, Варенька, какие сны! Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и все поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы, и деревья, будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся. А то будто я летаю, так и летаю по воздуху».

В доме Кабановых жизнь Катерины проходила также, как и у матери, разница была в том, что у Кабановых все это делалось как будто из-под неволи.

Чувство любви Катерины сливается с тоской по воле, с мечтой о настоящей человеческой жизни. Катерина любит не так, как жалкие жертвы «темного царства». На слова своего возлюбленного: «Никто и не узнает про нашу любовь», - она отвечает: «Пусть знают все, все видят, что я делаю» И она во имя своей любви вступает в неравный бой с «темным царством».

Религиозность Катерины – это не гнет Кабанихи, а скорее всего детская вера в волшебные сказки. Катерине свойственны религиозные предрассудки, заставляющие молодую женщину воспринимать любовь как смертный грех. «Ах, Варя, грех у меня на уме! Сколько я, бедная. Плакала, чего уж я над собой не делала! Не уйти мне от этого греха. Никуда не уйти. Ведь это не хорошо, ведь это страшный грех, Варенька, что я другого люблю!»

Характер Катерины «сосредоточенно-решителен, неуклонно верен естественной правде, исполнен веры в новые идеалы и самоотвержен в том смысле, что ему лучше гибель, нежели жизнь при тех началах, которые ему противны». В этой-то целостности и внутренней гармонии, способности всегда быть самой собою, ни в чем и никогда самой себе не изменяя, и состоит неодолимая сила характера Катерины.

Убивая себя, совершая с точки зрения церкви великий грех, Катерина думает не о спасении своей души, а о любви, которая открылась ей. «Друг мой! Радость моя! Прощай!» - это последние слова Катерины. Самоубийство может быть в самых исключительных случаях, когда никакие формы борьбы невозможны. Ее решимость умереть, лишь бы не быть рабой выражает, по словам Добролюбова, «Потребность возникшего движения русской жизни».

Добролюбов об идейном смысле образа Катерины сказал: «Самый сильный протест бывает тот, который поднимается наконец из груди самых слабых и терпеливых – это уже значит, что близок конец «Темного царства».

Катерина - луч света в темном царстве (Вариант: Тема совести в русской литературе)

А. Н. Островский оказал огромное влияние на развитие русского драматического искусства. До него таких пьес, как «Гроза», в русском театре не было, По жанру «Гроза» - это народная трагедия, в основе которой лежит сложный социально-бытовой конфликт. Душевная драма Катерины, разыгравшаяся в быту, в семье, накладывает отпечаток на жизнь всего народа. Ведь обстановка, в которой живут герои пьесы, чрезвычайно трагическая: бедность, грубость нравов, невежество, произвол, то есть то, что определяется словом «неволя».

В центре драмы «Гроза» образ Катерины. Ей отано авторское и зрительское сочувствие. Островский связывал с образом главной героини мысль о том, что стремление к свободе и счастью естественно и неодолимо, какие бы препятствия ни ставила жизнь, Высокие нравственные идеалы во все времена имели особое значение.

В пьесе «Гроза» Островский показал борьбу старого купеческого поколения, воспитанного на «Домострое», и новых, молодых людей, начинающих освобождаться от устаревших представлений о жизни.

Катерина - главная героини пьесы - единственная решилась бросить вызов «темному царству», тогда как другие представители молодого поколения стараются к нему приспособиться. Тихон, муж Катерины, ищет спасения от матери в вине. Варвара стала хитрой и научилась скрывать от Кабанихи свои выодки. Борис не способен ничего сделать (да и не хоет), так как находится в материальной зависимости от Дикого. Только Кудряш, самый независимый из всех, может иногда сказать грубое слово Дикому, но и он сживается с калиновскими нравами.

Катерина же совсем другая. И причина ее особенного поведения прежде всего связана с воспитанием. В детстве она росла, окруженная заботой и лаской матеи, которая любила свою дочь и не заставляла ее мноо работать. «Я жила, - рассказывает Катерина Варваре, - ни об чем не тужила, точно птичка на воле». Катерина искренне верит в Бога, а посещение церкви для нее - праздник. Стремление к прекрасному для главной героини выражается в молитвах и церковном пении, Прогулки летом на ключ за водой, уход за цветами, вышивание по бархату - вот любимые занятия Катерины, которые развили в ней большую впечатлительность и мечтательность, сформировали светлую поэтическую натуру главной героини.

У Кабановых внешне жизнь ничем не отличается от той, которую вела Катерина в доме матери, но здесь все «как будто из-под неволи». Кабаниха тоже привечает странниц, но они разносят слухи и сплетни и рассказывают невероятные истории, и их нельзя назвать действительно богомольными людьми.

Катерина попала в душную атмосферу семейного рабства. Она принуждена на каждом шагу испытыать свою зависимость от свекрови, переносить от нее незаслуженные упреки и оскорбления, не находя подержки и защиты со стороны мужа. Катерина ищет взаимопонимания у Варвары, расказывает ей о своих переживаниях, но она не способна понять ее тонкие душевные движения. «Ты какая-то мудреная!» - говорит она Катерине.

В поисках человека, которому можно открыть душу, довериться, Катерина обращает внимание на Бориса. Он отличается от жителей Калинова неплохим образованием и хорошими манерами, и Катерина видит в нем надежду на лучшую жизнь. Понимая, что измена - большой грех, она сначала скрывает любовь даже от самой себя, но чувство оказывается сильнее рассудка, и Катерина все же решается на встречу с возюбленным. Десять дней продолжаются свидания, десять дней Катерина почти счастлива. Однако ее терзает мысль о божьей каре за грехи, о «геенне огненной». Когда же возвращается муж, ей становится еще хуже, так как он одним своим видом напоминает ей о совершенном грехе. Полностью разрушает шаткое равновесие в душе Катерины полусумасшедшая барыня, которая пророчит ей скорую смерть в адских муках.

Катерина не может хранить страшную тайну в себе, так как совесть мучает ее, все ее внутреннее естество восстает против неправды. Она все рассказывает Тихону, а главное - Кабанихе.

После этого жизнь Катерины становится и вовсе невыносимой. Свекровь «точит ее, как ржа железо». И Катерина решается на отчаянный поступок: она убегает из дома, чтобы проститься с Борисом, которого Дикой отсылает из города. Это был очень решительный поступок, так как Катерина понимает, что после этого домой ей будет вернуться нельзя. Да она и не хочет возвращаться: «Уж коли очень мне здесь опостынет, не удержат меня никакой силой».

У Катерины оставалась маленькая надежда на то, что Борис возьмет ее с собой, но, получив отказ, она понимает, что для нее лишь один выход остался - самоубийство. Нет, Катерине не жизнь надоела. Она хочет жить, но именно жить, а не существовать под тяжелым гнетом Кабанихи.

Правильно ли поступила Катерина, приняв такое решение? Силу или слабость характера она проявила? Трудно ответить на этот вопрос. С одной стороны, нужно иметь немалую храбрость, чтобы лишить себя жизни, а для религиозной Катерины это во много раз сложнее, так как самоубийство - это страшный грех. Но, с другой стороны, еще больше мужества нужно иметь, чтобы остаться жить в доме Кабанихи и нести свой крест или бороться (а возможно ли это?) с «темным царством».

И все же Добролюбов не случайно называет героиню Островского «лучом света в темном царстве». Она, слабая и религиозная женщина, все же нашла в себе силы для протеста. Она единственная поднялась против грубости и деспотизма, жестокости и несправедливости, лицемерия и ханжества и своим поступком, как лучом света, озарила на миг темные стороны жизни.

В своей героине Островский нарисовал новый тип самоотверженной русской женщины, решительностью своего протеста предвещавшей неизбежную гибель «темного царства». И это, по словам Добролюбова, вносило в пьесу начало, «освежающее и ободряющее». Все самое светлое отразил в характере главной героини Островский: доброту и искреность, поэтичность и мечтательность, честность и правдивость, прямоту и решительность. Именно такой трогательной и чистой остается в нашей памяти Катерина в ее стремлении обрести любовь, семью, уважение к себе и взаимопонимание.