Литературно-исторические заметки юного техника.

Булгаков Михаил - начало Пути

В 1909 году Михаил Булгаков окончил Первую киевскую

Выбор профессии врача объяснялся тем, что оба брата матери, Николай и Михаил Покровские, были врачами, один - в Москве, другой - в Варшаве, оба хорошо зарабатывали. Михаил, терапевт, был врачом Патриарха Тихона, Николай - гинеколог - имел в Москве прекрасную практику.

Булгаков в университете учился 7 лет - имея освобождение по состоянию здоровья (почечная недостаточность) подавал рапорт для службы врачом на флоте и после отказа медицинской комиссии попросил послать его добровольцем Красного Креста в госпиталь.

31 октября 1916 года - получил диплом об утверждении «в степени лекаря с отличием со всеми правами и преимуществами, законами Российской Империи сей степени присвоенными».

Фотография, которая в семье называлась "Миша-доктор". 1912 год

После начала Первой мировой войны М. Булгаков несколько месяцев работал врачом в прифронтовой зоне. Затем он был направлен на работу в село Никольское Смоленской губернии, после чего работал врачом в Вязьме.

С 1917 года М. А. Булгаков стал употреблять морфий, сначала с целью облегчить аллергические реакции на антидифтерийный препарат, который принял, опасаясь дифтерии после проведённой операции. Затем приём морфия стал регулярным.

В декабре 1917 года М. А. Булгаков впервые приехал в Москву. Он остановился у дяди, известного московского врача-гинеколога Н. М. Покровского, ставшего прототипом профессора Преображенского из повести «Собачье сердце».

Весной 1918 года М. А. Булгаков возвратился в Киев, где начал частную практику как врач-венеролог - в это время он перестал употреблять морфий.

Во время Гражданской войны, в феврале 1919 года, М. Булгаков был мобилизован как военный врач в армию Украинской Народной Республики. Затем, судя по его воспоминаниям, он был мобилизован в белые Вооружённые силы Юга России и был назначен военным врачом 3-го Терского казачьего полка. В том же году успел поработать врачом Красного креста, а затем - снова в белых Вооружённых Силах Юга России. В составе 3-го Терского казачьего полка был на Северном Кавказе. Печатался в газетах (статья «Грядущие перспективы»). Во время отступления Добровольческой армии в начале 1920 года был болен тифом и поэтому вынужденно не покинул страну

Булгаков Михаил - три любимые женщины в жизни.

«Найдите Тасю, я должен перед ней извиниться», - прошептал смертельно больной человек в ухо склонившейся над ним сестры. Жена стояла в углу комнаты, изо всех сил стараясь сдержать подступающие слезы.

Михаил Булгаков умирал тяжело. Трудно было поверить, что этот измученный человек когда-то был стройным синеглазым юношей, который впоследствии стал великим писателем. В жизни Булгакова случалось многое - были и головокружительные взлеты, и пора безденежья, его любили ослепительные красавицы, он был знаком с многими выдающимися людьми того времени. Но перед смертью он вспоминал лишь о своей первой любви - о женщине, с которой он обошелся не лучшим образом и вину перед которой ему хотелось искупить, - о Татьяне Николаевне Лаппа.

Испытание семьей

…ЛЕТО в Киеве. По набережной гуляют красивые пары, колышутся резные листья каштанов, воздух наполнен какими-то неизвестными, но очень приятными ароматами, и после провинциального Саратова кажется, что ты попала на сказочный бал. Именно таким запомнился 16-летней Татьяне Лаппа ее приезд к киевской тете в 1908 году. «Я познакомлю тебя с мальчиком, он покажет тебе город», - сказала тетя юной племяннице.

Таня и Михаил идеально подходили друг другу - они были ровесниками, оба из хороших семей (отец Татьяны был управляющим Саратовской казенной палаты, а Михаил был из семьи профессора Киевской духовной академии), поэтому нет ничего удивительного в том, что между молодыми людьми быстро вспыхнули нежные чувства.

Когда каникулы закончились и Таня уехала обратно в Саратов, влюбленные продолжали переписываться и поддерживать отношения к большому неудовольствию своих семей. Родителей можно было понять - мать Булгакова настораживало то, что сын забросил учебу в университете, а родителям Татьяны очень не понравилась телеграмма, присланная приятелем Булгакова. «Телеграфируйте обманом приезд. Миша стреляется», - значилось в телеграмме, пришедшей в дом Лаппа, после того как родители не отпустили Татьяну в Киев на праздники.

Но, как водится, препятствия только подогрели чувства влюбленных, и уже в 1911 году Булгаков отправился в Саратов знакомиться с будущими тестем и тещей. В 1913 году родители окончательно смирились с желаниями детей (к тому времени Татьяна уже успела забеременеть и сделать аборт) и дали свое согласие на брак.

Они стояли перед алтарем, красивые и счастливые. И ни один из них не мог проникнуться серьезностью момента - обоих постоянно тянуло рассмеяться. «Как они подходят друг другу по безалаберности натуры!» - сказала как-то о юных влюбленных сестра Булгакова Вера, и надо сказать, что в тот момент это было истинной правдой. Однако со временем от былой беззаботности не осталось и следа.

Испытание войной

Испытание славой

Ради Любови Белозерской Булгаков разрушил брак с Татьяной Лаппа

Осенью 1921-го супруги перебрались в Москву. Началась суровая борьба за выживание. Булгаков по ночам писал «Белую гвардию», Татьяна сидела рядом, регулярно подавая мужу тазики с горячей водой, чтобы согреть заледеневшие руки. Усилия не пропали даром - через несколько лет Булгаков-писатель входит в моду. А вот семейная жизнь дала трещину. Татьяна не слишком интересовалась литературными изысканиями мужа и в качестве жены писателя казалась слишком уж незаметной. Булгаков хотя и уверял Татьяну, что никогда от нее не уйдет, предупреждал: «Если встретишь меня на улице с дамой, я сделаю вид, что тебя не знаю». В ту пору Булгаков активно флиртовал с поклонницами.

Но своего обещания никогда не покидать Татьяну Булгаков так и не сдержал. Через 11 лет после венчания он предложил ей развод. В роли разлучницы выступила Любовь Евгеньевна Белозерская, 29-летняя дама с богатой биографией, недавно приехавшая из-за границы. Она только что разошлась с одним мужем, собиралась выйти за другого, но не получалось. Так что роман с Булгаковым пришелся очень кстати. А Булгакову нравилась ее утонченность, любовь к литературе, острый язычок и светский лоск. Сначала Михаил предлагал Татьяне поселиться в их квартире втроем (третьей, разумеется, должна была стать Белозерская), но, встретив упрямый отказ, собрал свои вещи и ушел.

О продаже души

Известно, что Булгаков часто ходил в Большой театр, чтобы послушать "Фауста". Эта опера всегда поднимала ему настроение. Особенно ему был близок образ самого Фауста.

Но однажды Булгаков вернулся из театра мрачный, в состоянии тяжелейшей депрессии. Это было связано с произведением, над которым писатель недавно начал работать, - пьесой "Батум". Согласившийся написать пьесу о Сталине Булгаков узнал себя в образе Фауста, продавшего душу дьяволу.

...........................

Отсутствующий персонаж

В 1937 году, в годовщину смерти А. С. Пушкина, несколько авторов представили пьесы, посвященные поэту. Среди них была и пьеса М. А. Булгакова "Александр Пушкин", которую отличало от произведений других авторов отсутствие одного персонажа. Булгаков считал, что появление этого действующего лица на сцене будет вульгарно и безвкусно. Отсутствующим персонажем был сам Александр Сергеевич.

...........................

Клад Михаила Булгакова

Как известно, в романе "Белая гвардия" Булгаков довольно точно описал дом, в котором он жил в Киеве. А хозяева этого дома за одну деталь описания очень крепко невзлюбили писателя, так как она принесла прямой ущерб строению. Дело в том, что хозяева разломали все стены, стараясь найти клад, описанный в романе, и, конечно же, ничего не нашли.

...........................

Мало кто знает, что роман «Мастер и Маргарита» был посвящен возлюбленной писателя Елене Сергеевне Нюренберг.

Это была его последняя любовь и самая сильная, она принесла много страданий и счастья обоим. К тому времени как они встретились, у них уже были семьи, которые пришлось разрушить, чтобы навсегда соединить свои судьбы узами брака.

Булгаков приступил к написанию «Мастера и Маргариты» в 1929 году, а семью годами ранее ему подарили книгу Александра Чаянова «Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей».

Её главными героями были сатана и студент по фамилии Булгаков, который борется с ним за душу любимой женщины, и в конце влюблённые соединяются. По утверждению жены писателя Любови Белозёрской, повесть Чаянова и послужила творческим толчком для написания романа «Мастер и Маргарита».

...........................

История Воланда

Воланд Булгакова получил своё имя от гётевского Мефистофеля. В поэме "Фауст" оно звучит

всего один

раз, когда Мефистофель просит нечистую силу расступиться и дать ему дорогу: "Дворянин Воланд идёт!" В старинной немецкой литературе чёрта называли ещё одним именем - Фаланд. Оно возникает и в "Мастере и Маргарите", когда служащие варьете не могут вспомнить имя мага: "...Может быть, Фаланд?"

В первой редакции произведения содержалось детальное описание (15 рукописных страниц) примет Воланда, когда он впервые появляется под видом "незнакомца". Это описание сейчас почти полностью утрачено. Кроме того, в ранней редакции Воланда звали Астарот (один из самых высокопоставленных демонов ада, согласно западной демонологии). Позже Булгаков заменил его, видимо потому, что этот образ не мог быть тождественным сатане.

...........................

"Собачье сердце" и русская революция

Традиционно повесть "Собачье сердце" трактуют только в одном политическом ключе: Шариков - аллегория люмпен-пролетариата, неожиданно для себя получившего множество прав и свобод, но быстро обнаружившего при этом эгоизм и желание уничтожать себе подобных. Однако есть и другая интерпретация, будто бы эта повесть была политической сатирой на руководство государства середины 1920-х годов.

В частности, что Шариков-Чугункин - это Сталин (у обоих "железная" вторая фамилия), проф. Преображенский - это Ленин (преобразивший страну), его ассистент доктор Борменталь, постоянно конфликтующий с Шариковым - это Троцкий (Бронштейн), Швондер - Каменев, ассистентка Зина - Зиновьев, Дарья - Дзержинский и т. д.

...........................

Прототип Бегемота

У знаменитого помощника Воланда существовал реальный прототип, только в жизни он был вовсе не котом, а собакой - черным псом Михаила Афанасьевича по кличке Бегемот. Собака эта была очень умна. Однажды, когда Булгаков праздновал со своей женой Новый год, после боя курантов его собака пролаяла 12 раз, хотя её никто этому не учил.

...........................

Булгаков Михаил - семья и детство.

Михаил Афанасьевич Булгаков - мировой литературный гений, был также великим врачом, мастером своего дела. Он никогда не изменял и был верен своим гуманистическим идеалам.

Михаил Булгаков родился 3 (15) мая 1891 года в семье доцента (с 1902 года - профессора) Киевской духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова (1859-1907) и его жены Варвары Михайловны (в девичестве - Покровской) (1869-1922) на Воздвиженской улице, 28 в Киеве.

Отец писателя, Афанасий Иванович Булгаков, действительно был профессором Киевской духовной академии. Но звание ординарного профессора получил в 1906 году, - незадолго до своей ранней смерти. А тогда, в год рождения первого сына, это был молодой доцент академии, человек очень большой одаренности и такой же огромной трудоспособности.

Он знал языки - и древние, и новые. Владел английским, в программы духовных семинарий и духовных академий не входившим. У него был живой, легкий слог, он много и с увлечением писал.

Доцент, а потом профессор истории западных вероисповеданий, он особенно увлекался англиканством, может быть, потому, что англиканство - с его исторически сложившимся противостоянием католичеству - считалось родственным православию. Это давало А. И. Булгакову возможность не обличать, а изучать историю английской церкви. Одна из его статей была переведена в Англии и встретила там доброжелательные отклики, он гордился этим.

В некрологах на его смерть его коллеги по духовной академии не забывали упомянуть, что был покойный человеком «крепкой веры». Был он человек порядочный и очень требовательный к себе и, поскольку служил в духовной академии, был конечно же верующим. Но духовное образование выбрал не по велению сердца. У него, вышедшего из провинциальной и многодетной семьи священника, к тому же священника одной из беднейших в России, Орловской губернии, других путей к образованию, как и у его братьев, не было.

Дети духовенства духовное образование могли получить бесплатно. Духовную семинарию в Орле Афанасий Иванович Булгаков окончил блистательно, был не рекомендован, а «предназначен» для дальнейшего обучения в духовной академии, в связи с чем и подписал следующий обязательный документ:

«Я, нижеподписавшийся, студент Орловской духовной семинарии Афанасий Булгаков, предназначенный правлением семинарии к отправлению в Киевскую духовную академию, дал сию подписку правлению означенной семинарии в том, что по прибытии в академию обязуюсь не отказываться от поступления в оную, а по окончании в оной курса - от поступления на духовно-училищную службу». После чего получил вполне необходимые ему «прогонные и суточные на проезд, а также на обзаведение бельем и обувью».

Духовную академию в Киеве также окончил блистательно. На обороте его диплома следующий - частью типографский, частью рукописный - текст: «Поименованный в сем документе воспитанник с 15 августа 1881 года по 15 августа 1885 года состоял в академии на казенном содержании, за которое он… обязан прослужить в духовно-учебном ведомстве шесть годов… а в случае выхода из этого ведомства… должен возвратить употребленную на его содержание сумму…» - трехзначная сумма вписана.

Блистательно защитил магистерскую диссертацию («Очерки истории методизма», Киев, 1886), получив звание доцента.

Карьера преподавателя духовной академии - доцента, экстраординарного, потом ординарного профессора - была почетной. Но для своих сыновей он этой карьеры не хотел и твердо стремился дать своим детям светское образование.

В 1890 году А. И. Булгаков женился на молоденькой учительнице Карачевской прогимназии, дочери протоиерея, Варваре Михайловне Покровской.

Трудно сказать, больше ли средств было у ее отца, другого деда писателя, протоиерея Казанской церкви в городе Карачеве (той же Орловской губернии) Михаила Васильевича Покровского, или просто был он образованней, моложе, перспективней, - своим детям он дал образование светское.

Судя по тому, что Варвара Михайловна в свои двадцать лет была «преподавательницею и надзирательницею» женской прогимназии (каковую ее должность с гордостью отметил в ее брачном свидетельстве протоиерей, самолично венчавший дочь с доцентом Киевской академии), вероятнее всего, она окончила гимназию и, может быть, восьмой, дополнительный, «педагогический» класс, дававший звание учительницы. Для своего поколения и для своей среды она была женщиной незаурядно образованной. Два ее брата - Михаил и Николай - учились в университете и стали врачами.

Дети у Булгаковых - семеро, почти погодки - подрастали один за другим, крепкие мальчики и красивые, уверенные девочки: Михаил (1891-1940), Вера (1892-1972), Надежда (1893-1971), Варвара (1895-1954),Николай (1898-1966), Иван (1900-1969) и Елена (1902-1954).

Семья Булгаковых на даче. Сидят слева направо: Ваня, Д.И. Богдажевский, В.М. Булгакова, А.И. Булгаков, Лёля. Стоят: Вера, Неизвестный, Варя, Миша, Надя. Буча, 1906

В конце 20-х годов Михаил Булгаков говорил П. С. Попову: «…Образ лампы с абажуром зеленого цвета. Это для меня очень важный образ. Возник он из детских впечатлений - образа моего отца, пишущего за столом». Думаю, лампа под зеленым абажуром на письменном столе отца часто горела за полночь…

Мир семьи Булгаковых был прочен и радостен. И знакомые очень любили в этом доме бывать, а родственники - гостить. Радостной, даже праздничной атмосферу семьи делала мать.

«Мама, светлая королева», - назвал ее старший сын. Белокурая, с очень светлыми (как у сына) глазами, приятно располневшая после семи родов и вместе с тем очень подвижная, живая (по словам ее дочери Надежды, Варвара Михайловна, уже овдовев, охотно играла в теннис со своими почти взрослыми детьми), она прекрасно управляла своим маленьким королевством, благосклонная, обожаемая, добрая королева с мягкой улыбкой и на редкость сильным, даже властным характером.

Михаил Булгаков является русским писателем, драматургом, режиссером и актером. Его произведения стали классикой русской литературы.

Мировую известность ему принес роман «Мастер и Маргарита», который неоднократно экранизировался во многих странах.

Когда Булгаков находился на пике популярности, советская власть запретила ставить в театрах его пьесы, а также публиковать его произведения.

Булгаков в юности

После получения диплома Булгаков подал прошение о том, чтобы пройти военную службу на флоте, в качестве врачом.

Однако ему не удалось пройти медкомиссию. В результате он попросил, чтобы его отправили в Красный Крест для работы в больнице.

В разгар Первой мировой войны (1914-1918 гг.), он лечил солдат неподалеку от прифронтовой зоны.

Спустя пару лет он вернулся в Киев, где начал работать венерологом.

Интересно, что в этот период биографии он стал употреблять морфий, который помогал ему избавляться от болей, вызываемых приемом антидифтерийного препарата.

В результате, на протяжении всей последующей жизни Булгаков будет мучительно зависим от этого наркотика.

Творческая деятельность

В начале 20-х годов Михаил Афанасьевич приезжает в . Там он начинает писать разные фельетоны, а в скором времени берется за пьесы.

Позже, он становится театральным режиссером МХАТа и Центрального театра рабочей молодежи.

Первым произведением Булгакова была поэма «Похождения Чичикова», которую он написал в возрасте 31 года. Затем из-под его пера вышло еще несколько рассказов.

После этого он пишет фантастическую повесть «Роковые яйца», которая была положительно воспринята критиками и вызвала большой интерес у читателей.

Собачье сердце

В 1925 г. Булгаков публикует книгу «Собачье сердце», в которой мастерски переплетаются идеи «русской революции» и «пробуждение» социального сознания пролетариата.

По мнению литературоведов, повесть Булгакова представляет собой политическую сатиру, где каждый герой является прототипом того или иного политического деятеля.

Мастер и Маргарита

Получив признание и популярность в обществе, Булгаков принялся за написание главного романа в своей биографии – «Мастер и Маргарита».

Он писал его на протяжении 12 лет, вплоть до самой смерти. Интересен факт, что книга была напечатана только в 60-х годах, и то не полностью.

В окончательном виде ее издали в 1990 г., за год до .

Стоит заметить, что многие произведения Булгакова были напечатаны лишь после его смерти, поскольку их не пропускала цензура.

Травля Булгакова

К 1930 г. писатель начал подвергаться все большей травле со стороны советских чиновников.

Понравился пост? Нажми любую кнопку.

Андреевский спуск - одна из самых живописных киевских улиц, особенно если идти сверху - от прелестной, как бы плывущей в небо Андреевской церкви, которую киевляне по традиции называют собором, к Подолу.

Улица петляет, пытаясь умерить свою крутизну, зажатая между возникающими слева и справа холмами. Слева ее теснит Фроловская гора, на самой верхушке которой в начале века белела маленькая изящная церковь Фроловского монастыря; справа выступает лохматящаяся, похожая на верблюжий горб, «крутейшая гора», под которой прижался, отделенный от горы маленьким двориком, дом № 13, знаменитый «дом Турбиных». Сверху, от Андреевского собора, дом № 13 не виден. Он открывается внезапно, когда к нему подойдешь.

Мостовая Андреевского спуска, как и в начале века, вымощена крупным неровным булыжником. Иначе нельзя: асфальт превратит эту наклонную дорогу в каток. Но желтенький киевский кирпич, которым некогда были вымощены здесь тротуары (кирпич укладывали ребром, и узкие его брусочки были похожи на чисто вымытый паркет), давно снят. Вместо него течет и горбится асфальт. Из некогда многочисленных в кирпичном тротуаре ступенек, сглаживавших крутизну, сохранились немногие. У дома № 13 три ступеньки тротуара сохранились.

Киевляне общительны и гостеприимны. Жители Андреевского спуска любят свою старую улицу (она включена в черту архитектурного заповедника города), и пожилые женщины, еще сидящие здесь по-старинному на крылечках, и мужчины, отдыхающие в воскресный день, доброжелательно посматривают на туристов, по схеме или с фотографией в руках разыскивающих «дом Турбиных». Если вы в затруднении остановитесь, вам с готовностью придут на помощь: покажут, как найти этот дом, расскажут, что жил в этом доме писатель Михаил Булгаков, что здесь прошло его детство и здесь он родился. При этом сошлются на достовернейшие свидетельства старожилов, а иногда - чувствуя себя совсем уж заправскими экскурсоводами - и на литературные источники. Туристы заносят ценные сведения в свои записные книжечки, фотографируются возле дома, с улицы и во дворе, на фоне знаменитой веранды. Самые решительные стучатся в дверь, и терпеливые киевляне отворяют…

В романе «Белая гвардия» действительно описан именно этот дом «под крутейшей горой». Дом «постройки изумительной» («на улицу квартира Турбиных была во втором этаже, а в маленький, покатый, уютный дворик - в первом»). И в пьесе «Дни Турбиных» имеется в виду он. Михаил Булгаков действительно жил в этом доме - в годы своего отрочества и в первые студенческие годы (1906–1913), а потом в годы гражданской войны (1918–1919). Но родился он не здесь, и детство его прошло не здесь.

…От середины Андреевского спуска (если вниз от собора, первая улица налево; если вверх от «дома Турбиных» - направо) бежит, огибая Фроловскую гору, такая же старинная, как Андреевский спуск, узкая, мощенная булыжником, такая же прелестно-заманчивая, но не посещаемая туристами улица Ладо Кецховели. Когда-то она называлась Воздвиженской - в честь маленькой церкви Воздвижения Черного Креста, и ныне стоящей в том месте, где улица Ладо Кецховели, почти выбегая на Подол, на старую Кожемякскую площадь, вдруг делает резкий поворот вправо, к Житнему базару. Церковь стоит на самом углу, на изломе улицы, и зеленые ее крыши хорошо видны из бегущих ей навстречу, с Глубочицы, трамваев, здесь, на Кожемякской площади, сворачивающих на Подол.

В доме № 28 по Воздвиженской улице (теперь улица Ладо Кецховели, 10), в доме, принадлежавшем священнику Кресто-Воздвиженской церкви Матвею Бутовскому, у которого молодые супруги Булгаковы снимали квартиру, 3 мая по старому стилю (а по новому 15 мая) 1891 года родился их первенец, будущий писатель Михаил Булгаков, и в церкви Воздвижения Черного Креста 18 (30) мая был крещен. (Теперь часть улицы, уходящая от Воздвиженской церкви к Житнему базару, отделена, называется переулком, имеет собственную нумерацию, и улица Ладо Кецховели начинается прямо с церкви - с дома № 1. До революции нумерация была сплошной, шла от Житнего базара, и адрес церкви был: Воздвиженская, 13.)

Любая биография Михаила Булгакова начинается с слов: родился в семье профессора Киевской духовной академии. Это верно. Отец писателя, Афанасий Иванович Булгаков, действительно был профессором Киевской духовной академии. Но звание ординарного профессора получил в 1906 году, - незадолго до своей ранней смерти. А тогда, в год рождения первого сына, это был молодой доцент академии, человек очень большой одаренности и такой же огромной трудоспособности.

Он знал языки - и древние, и новые. Владел английским, в программы духовных семинарий и духовных академий не входившим. У него был живой, легкий слог, он много и с увлечением писал.

Доцент, а потом профессор истории западных вероисповеданий, он особенно увлекался англиканством, может быть, потому, что англиканство - с его исторически сложившимся противостоянием католичеству - считалось родственным православию. Это давало А. И. Булгакову возможность не обличать, а изучать историю английской церкви. Одна из его статей была переведена в Англии и встретила там доброжелательные отклики, он гордился этим.

В некрологах на его смерть его коллеги по духовной академии не забывали упомянуть, что был покойный человеком «крепкой веры». Был он человек порядочный и очень требовательный к себе и, поскольку служил в духовной академии, был конечно же верующим. Но духовное образование выбрал не по велению сердца. У него, вышедшего из провинциальной и многодетной семьи священника, к тому же священника одной из беднейших в России, Орловской губернии, других путей к образованию, как и у его братьев, не было. Дети духовенства духовное образование могли получить бесплатно.

Духовную семинарию в Орле Афанасий Иванович Булгаков окончил блистательно, был не рекомендован, а «предназначен» для дальнейшего обучения в духовной академии, в связи с чем и подписал следующий обязательный документ: «Я, нижеподписавшийся, студент Орловской духовной семинарии Афанасий Булгаков, предназначенный правлением семинарии к отправлению в Киевскую духовную академию, дал сию подписку правлению означенной семинарии в том, что по прибытии в академию обязуюсь не отказываться от поступления в оную, а по окончании в оной курса - от поступления на духовно-училищную службу». После чего получил вполне необходимые ему «прогонные и суточные на проезд, а также на обзаведение бельем и обувью».

Духовную академию в Киеве также окончил блистательно. На обороте его диплома следующий - частью типографский, частью рукописный - текст: «Поименованный в сем документе воспитанник с 15 августа 1881 года по 15 августа 1885 года состоял в академии на казенном содержании, за которое он… обязан прослужить в духовно-учебном ведомстве шесть годов… а в случае выхода из этого ведомства… должен возвратить употребленную на его содержание сумму…» - трехзначная сумма вписана.

Блистательно защитил магистерскую диссертацию («Очерки истории методизма», Киев, 1886), получив звание доцента.

Карьера преподавателя духовной академии - доцента, экстраординарного, потом ординарного профессора - была почетной. Но для своих сыновей он этой карьеры не хотел и твердо стремился дать своим детям светское образование.

В 1890 году А. И. Булгаков женился на молоденькой учительнице Карачевской прогимназии, дочери протоиерея, Варваре Михайловне Покровской.

Трудно сказать, больше ли средств было у ее отца, другого деда писателя, протоиерея Казанской церкви в городе Карачеве (той же Орловской губернии) Михаила Васильевича Покровского, или просто был он образованней, моложе, перспективней, - своим детям он дал образование светское.

Судя по тому, что Варвара Михайловна в свои двадцать лет была «преподавательницею и надзирательницею» женской прогимназии (каковую ее должность с гордостью отметил в ее брачном свидетельстве протоиерей, самолично венчавший дочь с доцентом Киевской академии), вероятнее всего, она окончила гимназию и, может быть, восьмой, дополнительный, «педагогический» класс, дававший звание учительницы. Для своего поколения и для своей среды она была женщиной незаурядно образованной. Два ее брата - Михаил и Николай - учились в университете и стали врачами.

Дети у Булгаковых - семеро, почти погодки - подрастали один за другим, крепкие мальчики и красивые, уверенные девочки. Жалованье доцента академии было невелико, и отец параллельно с преподаванием в академии все время имел и другую службу: сначала преподавал историю в институте благородных девиц, потом, с 1893 года и уже до конца дней, служил в киевской цензуре. От случавшихся заработков помельче также не отказывался.

В конце 20-х годов Михаил Булгаков говорил П. С. Попову: «…Образ лампы с абажуром зеленого цвета. Это для меня очень важный образ. Возник он из детских впечатлений - образа моего отца, пишущего за столом». Думаю, лампа под зеленым абажуром на письменном столе отца часто горела за полночь…

Мир семьи был здесь прочен и радостен. И знакомые очень любили в этом доме бывать, а родственники - гостить. Радостной, даже праздничной атмосферу семьи делала мать.

«Мама, светлая королева», - назвал ее старший сын. Белокурая, с очень светлыми (как у сына) глазами, приятно располневшая после семи родов и вместе с тем очень подвижная, живая (по словам ее дочери Надежды, Варвара Михайловна, уже овдовев, охотно играла в теннис со своими почти взрослыми детьми), она прекрасно управляла своим маленьким королевством, благосклонная, обожаемая, добрая королева с мягкой улыбкой и на редкость сильным, даже властным характером.

В этом доме жила музыка. Надежда Афанасьевна, сестра писателя, рассказывала мне: «По вечерам, уложив детей спать, мать играла на рояле Шопена. На скрипке играл отец. Он пел, и чаще всего «Нелюдимо наше море».

Очень любили оперу, особенно «Фауста», столь популярного в начале века. И симфоническую музыку, летние концерты в Купеческом саду над Днепром, пользовавшиеся у киевлян огромным успехом. Почти каждую весну в Киев приезжал Шаляпин и непременно пел в «Фаусте»…

В доме жили книги. Добрые и мудрые книги детства. Пушкин с его «Капитанской дочкой» и Лев Толстой. В девять лет с восторгом прочитанные Булгаковым и воспринятые им как приключенческий роман «Мертвые души». Фенимор Купер. Потом Салтыков-Щедрин.

И еще жила в доме любимая старая детская книжка о Саардамском плотнике. Наивная книжка теперь уже прочно забытого писателя П. Р. Фурмана, посвященная той поре в жизни царя Петра, когда Петр работал корабельным плотником в голландском городе Зандаме (Саардаме). В книжке был крупный шрифт и множество иллюстраций во всю страницу, и Петр, «мореплаватель и плотник», Петр, работник на троне, представал в ней доступным и добрым, веселым и сильным, с руками, одинаково хорошо владеющими и плотницким, и, если понадобится, хирургическим инструментом, и пером государственного деятеля, легендарный, сказочный, прекрасный Петр, вот такой: «Все с особенным удовольствием глядели на статного, прекрасного молодого человека, в черных, огненных глазах которого блистали ум и благородная гордость. Сам Блундвик чуть не снял шапки, взглянув на величественную наружность своего младшего работника».

Эту книжку, вероятно, в своем еще детстве читала мать. А может быть, и отец, потому что А. И. Булгаков родился в 1859 году, а книжка была написана в 1849-м. Потом одна за другой, подрастая, ее читали сестренки - Вера, Надя и Варя. И Коля, пойдя в приготовительный класс, вероятно, однажды принес ее из гимназической библиотеки, а через год ее же принес из гимназии Ваня, потому что библиотекой для младшеклассников в киевской Первой гимназии заведовал Павел Николаевич Бодянский, учитель истории, он очень любил свою библиотеку, историю и ребят и книги П. Р. Фурмана предлагал часто, а малыши его побаивались, и если он предлагал хорошо знакомую книжку, предпочитали не возражать, а взять и прочитать ее еще раз.

«Как часто читался у пышущей жаром изразцовой площади «Саардамский плотник», - напишет Булгаков в «Белой гвардии». Книжка становилась приметой дома, частью неизменно повторяющегося детства. Потом, в романе Михаила Булгакова «Белая гвардия», Саардамский Плотник станет символом домашнего очага, вечного, как сама жизнь: «Все же, когда Турбиных и Тальберга не будет на свете, опять зазвучат клавиши, и выйдет к рампе разноцветный Валентин, в ложах будет пахнуть духами, и дома будут играть аккомпанемент женщины, окрашенные светом, потому что Фауст, как Саардамский Плотник, - совершенно бессмертен».

Детство и отрочество в памяти Михаила Булгакова навсегда остались как мир безмятежный и беспечальный. Это его слово: «беспечальный».

«Весной зацветали белым цветом сады, одевался в зелень Царский сад, солнце ломилось во все окна, зажигало в них пожары. А Днепр! А закаты! А Выдубецкий монастырь на склонах, зеленое море уступами сбегало к разноцветному ласковому Днепру… Времена, когда в садах самого прекрасного города нашей родины жило беспечальное юное поколение» (очерк «Киев-город», 1923).

«…И весна, весна и грохот в залах, гимназистки в зеленых передниках на бульваре, каштаны и май, и, главное, вечный маяк впереди - университет…» («Белая гвардия»).

Отсвет дома и детства окрашивал время в безмятежные тона в воспоминаниях писателя. Но время ни спокойным, ни безмятежным не было.

Собственного дома Булгаковы так и не приобрели. Снимали квартиру - на Воздвиженской, потом на Печерске, потом снова перебрались поближе к академии, в Кудрявский переулок (теперь это Кудрявская улица). Отсюда крутыми спусками было недалеко на Глубочицу и Подол.

Дом № 9 по Кудрявскому переулку - небольшой двухэтажный спокойный дом с двором и садом - принадлежал Вере Николаевне Петровой. Приходил с несколько всклокоченной седеющей бородкой и отрешенными глазами Дон-Кихота отец Веры Николаевны, крестный отец Миши и Вари Булгаковых - Николай Иванович Петров, профессор духовной академии.

Если бы я писала о детстве Михаила Булгакова роман, можно было бы сочинить прекрасный и длинный диалог - профессору Петрову и Афанасию Ивановичу Булгакову было что вспомнить. О той поре, когда один из них был уже профессором академии, а другой его любимым студентом, подающим очень большие надежды. О знаменитом аресте в 1884 году народовольца Петра Дашкевича, сокурсника А. И. Булгакова. И о последовавшей за этим арестом демонстрации студентов трех первых курсов академии… Афанасий Иванович учился тогда на третьем.

Процесс киевских народовольцев («процесс 12-ти») был замечателен тем, что в деле Дашкевича и его друзей не было провокаторов, не было предателей (следствие опиралось только на агентурные сведения). Петр Дашкевич - он жил в общежитии академии, в одном общежитии с А. И. Булгаковым, где, как потом выяснилось, случалось, скрывались и ночевали революционеры-народовольцы, - предстал на процессе на редкость замкнутым, прямо-таки фантастически замкнутым молодым человеком, который никогда и ни о чем с товарищами по ученью не беседовал. И склад народовольческих изданий в помещении духовной академии, открытый случайно служителями уже после ареста, устроил, разумеется, абсолютно один, так что ни одна решительно душа из его сокурсников и даже земляков не знала об этом…

А демонстрация была делом более внутренним, «академическим». Профессор Петров, которому как раз и поручили тогда расследование, проявил странную нерасторопность, пожалуй, бестолковость, чем даже заслужил неудовольствие и замечание начальства. Установить участников демонстрации тогда так и не удалось. Прелестная была ситуация: в демонстрации участвовали студенты трех курсов - 50 или 60 человек, но конкретно каждый опрошенный уверял, что именно его там не было и поэтому ни одной фамилии участвовавших в демонстрации однокурсников он назвать не может…

Но Афанасий Иванович с возрастом становился еще молчаливей и сдержанней. И этих давних тем преподаватели духовной академии, полагаю, не подымали.

Была, однако, идея, которая никак не могла оставаться за порогом, когда Николай Иванович Петров входил в дом.

Профессор духовной академии Петров преподавал теорию словесности, историю русской и иностранных литератур. Был историком, этнографом, автором статей по музейному делу. Оставил описание древних рукописей, находившихся в Киеве, и описание коллекций старинных икон. Но страстью его была украинская литература, и в историю он впоследствии вошел именно этой стороной своей многосторонней ученой деятельности - как крупный украинский литературовед.

Был он, как и Булгаковы, русский. Сын сельского дьячка из Костромской губернии. И биография его была стандартной - духовная семинария, духовная академия в Киеве. Украинской литературой он заинтересовался сперва в связи с историей Киевской академии. Литература средневековья была, как известно, преимущественно церковного содержания, и статьи Н. И. Петрова, в 1880 году составившие книгу «Очерки из истории украинской литературы XVIII века», первоначально печатались в «Трудах Киевской духовной академии».

Но в 1884 году, злосчастном для начальства духовной академии, он выпустил книгу «Очерки истории украинской литературы XIX столетия». Девятнадцатое столетие еще стояло на дворе. В книге исследовались живые явления украинской литературы, приводились составленные по свежим следам и документам биографии недавно умерших писателей, разбирались произведения живых… В центре книги была статья о Шевченко, написанная с огромной любовью к поэту. Подробно освещалось творчество Марко Вовчок. Это было великолепное по полноте охвата материала, увлеченности изложения и самостоятельности оценок исследование.

На книге значилось: «Печатается с разрешения совета Киевской духовной академии». И был скандал. Был указ Святейшего Синода - «по возникшему вследствие одобрения советом Киевской духовной академии к напечатанию сочинения профессора той же академии Петрова под заглавием «Очерки украинской литературы» вопросу», - предлагавший впредь духовным академиям рассматривать, разрешать и издавать только те сочинения, которые непосредственно к их компетенции относятся, а именно: богословские сборники, диссертации и духовные журналы.

Н. И. Петров от увлечения своего не отказался, но снова ушел в век XVII и век XVIII (в 1911 году вышла его книга «Очерки из истории украинской литературы XVII и XVIII веков», 532 стр.). Чтобы оценить его упорство, стоит вспомнить, что в те годы самые слова «украинский язык» цензура стремилась изгнать из обращения, заменив их выражением «малороссийское наречие», а разрешение на издание какой-нибудь книги на украинском языке неуклонно снабжалось формулой: «Может быть дозволено к напечатанию под условием применения к малороссийскому тексту правил правописания русского языка».

По-видимому, кроме дружеских отношений существовала и духовная близость между профессором Петровым и его бывшим студентом, а потом коллегой Афанасием Ивановичем Булгаковым. Эта мысль возникает, когда просматриваешь в архивах киевской цензуры, в которой А. И. Булгаков служил, составленные им бумаги и наталкиваешься на описки у этого очень дисциплинированного человека.

Вот, аннотируя присланную в цензуру украинскую книжку, он употребляет недозволенный эпитет - «украинский)» - который тут же, не дописав, вычеркивает. Но, значит, про себя он этот народ и этот язык называл украинским - так, как назывались книги Н. И. Петрова, посвященные украинской литературе. Или на поступивший в цензуру совершенно четкий официальный запрос: «На каком славянском нарeчии изложен текст брошюры?» - отвечает неожиданно не по форме: «Этот листок написан на малорусском языке».

Вероятно, с именем Николая Ивановича Петрова следует связать и тот факт, что Михаил Булгаков, его крестник, и хорошо знал и любил стихию устной украинской народной речи (это видно по языку романа «Белая гвардия», по обилию и безошибочности украинизмов в романе). Факт, тем более заслуживающий внимания, что в среде, к которой Булгаковы принадлежали по своему общественному положению, украинским языком, как правило, не интересовались, не уважали его и, смею уверить, не знали.

В уже цитированном очерке «Киев-город» Михаил Булгаков писал: «Легендарные времена оборвались, и внезапно и грозно наступила история…» Но история наступала исподволь. Она была рядом - до поры неслышимая, неузнанная, неосознаваемая. И дыхание ее уже задевало легкие занавески детства.

Осенью 1900 года Михаил Булгаков поступил в приготовительный класс Второй киевской гимназии. В 1901-м перешел в первый класс и одновременно - в Первую, «Александровскую» гимназию, названную так в честь Александра I, некогда пожаловавшего этой гимназии особый статут. В Александровской гимназии Булгакову предстояло учиться восемь лет и потом описать ее в «Белой гвардии» и ввести на сцену в пьесе «Дни Турбиных».

Здания обеих гимназий почти рядом - они сохранились на бывшем Бибиковском бульваре, теперь бульваре Шевченко, дом № 14 и дом № 10. Из окон обеих был виден университет. «И вечный маяк впереди - университет…»

Все годы учения гимназиста Булгакова то глухо рокотал, то яростно кипел университет. В январе 1901 года 183 студента, участники сходки, были из университета исключены и отданы в солдаты. В. И. Ленин в «Искре» назвал этот факт «пощечиной русскому общественному мнению, симпатии которого к студенчеству очень хорошо известны правительству».

Дома горела зеленая лампа, темная фигура отца горбилась за столом, и по крайней мере однажды - в июне 1900 года - в круге света лежал «Коммунистический манифест».

Отец, как я уже говорила, служил в цензуре. Учреждение называлось: Канцелярия киевского отдельного цензора. Должность: исполняющий обязанности цензора по иностранной цензуре, В обязанности А. И. входило просматривать поступавшие в цензуру книги на французском, немецком и английском. В том числе - присылавшиеся из жандармского управления. На сопроводительном письме стоял гриф: «Секретно», иногда: «Арестантское». Это означало, что книги изъяты при обыске и аресте.

«Манифест» во французском переводе пришел к А. И. Булгакову именно таким путем. С вопросом, не относится ли эта «статья» по своему содержанию к произведениям, «предусмотренным» определенной статьей закона, и с требованием «сообщить» ее краткое содержание. Содержание А. И. изложил, может быть, несколько наивно, но добросовестно, мне кажется, даже с увлечением, отметив и то, что «цель коммунизма» - «уничтожение эксплоатации одного человека другим, одного народа другим», и то, что «цели коммунизма могут быть достигнуты только насильственным переворотом всего существующего общественного порядка, к ниспровержению которого и призываются соединенные силы пролетариев всех стран». Ни единого выпада против тезисов «Манифеста» не допустил. А по поводу того, не подпадает ли издание под указанную статью закона, уклончиво ответил, что этот вопрос может быть решен по суду…

…В доме № 9 по Кудрявскому переулку жили с 1895 года примерно по 1903 год. Первая дата точна: сохранился полицейский штемпель прописки - 20 августа 1895 года - на удостоверении («виде на жительство») А. И. Булгакова. Вторая дата более приблизительна - она взята из адресного справочника «Весь Киев» за 1903 год. Но справочники эти обычно составлялись заблаговременно, в конце предшествующего года, данные их иногда устаревали, и, может быть, в конце 1903 года Булгаковы уже съехали с этой квартиры. А если съехали, то, надо думать, сняли квартиру в доме напротив - в большом, четырехэтажном, многоквартирном доме № 10, ибо справочники за 1904 год их адрес указывают уже так: Кудрявский переулок, 10.

Но так или иначе, в октябре 1903 года Булгаковы жили в Кудрявском переулке, в доме № 9 или доме № 10, и гимназист третьего класса Михаил Булгаков, полагаю, не мог не заметить, что в переулке появился шпик. Переулок пустынен, подворотни небольших домов обычно закрыты, магазинов на этой улице нет - укрыться негде. И маячит одинокая фигура - под дождем и редкими порывами первого октябрьского снега, не теряя из виду единственный подъезд дома № 10 и вызывая любопытство липнущих к оконным стеклам горничных.

А может быть, двенадцатилетнему гимназисту попадалась навстречу и молодая женщина, за которой была установлена эта слежка, - быстрая, небольшого роста, немного скуластая («…лицо круглое, нос, рот и уши обыкновенные… в черной с проломом шляпе, черной кофточке и такой же юбке», - фиксировал филер). Она смеялась над филером, терпеливо водя его за собой в кондитерскую или булочную и решительно исчезая, если ей надо было отправиться по более важным делам.

В доме № 10 по Кудрявскому переулку во второй половине октября 1903 года жила Мария Ильинична Ульянова, и вместе с ней, прежде чем переехать на другой конец города, на Лабораторную улицу, жили ее мать, Мария Александровна Ульянова, и сестра Анна Ильинична. Филеров в переулке иногда собиралось двое или трое. Это когда вечером приходили Дмитрий Ульянов с женой, приводя за собой свой «хвост».

Революция уже осеняла Россию своим крылом, и огненный отблеск ее ложился даже на этот заселенный профессорами духовной академии переулок…

А впрочем, впрочем, может быть, Булгаков был еще мал и, занятый своими мальчишечьими делами, драками и уроками, играми и отметками, впервые приоткрывавшейся ему великой литературой и великой музыкой, ничего не знал ни о событиях в университете, ни о служебных занятиях отца и шпика в переулке, может быть, не заметил. Две недели по утрам появлялся шпик, а потом исчез бесследно…

Надежно, как крепость, стояло величественное здание гимназии на бульваре, охраняемое двумя рядами огромных, еще первого поколения, тополей, и, может быть, это был его мир - тишина коридоров во время занятий, грохот большой перемены, латынь и словесность, не дававшаяся математика…

…Директором Александровской гимназии в булгаковские времена был Евгений Адрианович Бессмертный, «пожилой красавец с золотой бородкой, в новеньком форменном фраке. Он был мягкий, просвещенный человек, но его почему-то полагалось бояться». (Этот портрет Е. А. Бессмертного оставил учившийся в той же гимназии Константин Паустовский - в своей «Повести о жизни». И хотя Паустовский не мемуарист, а художник, на свое воображение полагающийся охотнее, чем на память, мне кажется, что портрет директора Бессмертного верен.)

Шел год 1903… Год 1904… В коридорах гимназии была торжественная тишина, и служители еще не таскали в директорский кабинет вороха найденных в гимназии прокламаций. Но извещения от «попечителя учебного округа» уже шли. «Киевский губернатор… уведомил меня, что в Киеве подчинен гласному надзору полиции за принадлежность к преступному сообществу «Киевский комитет Российской социал-демократической рабочей партии» бывший студент Киевского политехнического института Александр Винтер…»

Этими извещениями в архивах гимназии пухло набиты папки за 1903 и 1904 годы. 1903, август: «Киевский губернатор… уведомил меня… гласному надзору полиции… за принадлежность к преступному сообществу «Киевский комитет РСДРП» и распространение подпольных изданий… Иван Глущенко… государственное преступление… Иван Тетеря… принадлежность к преступному сообществу «Харьковский комитет РСДРП» бывший студент Харьковского технологического института…» 1903, сентябрь: «…уведомил меня… в Киеве… гласному надзору… рабочий киевских железнодорожных мастерских Иван Фомин… За принадлежность к Киевскому комитету РСДРП… За хранение преступных изданий…» Октябрь… Ноябрь… Декабрь… Год 1904: «Киевский губернатор… уведомил меня… «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»… «Социал-демократы Королевства Польского и Литвы»… Список студентов университета, кои уволены «за участие в беспорядках политического характера» и впредь «не должны быть допускаемы к педагогической деятельности, ни вновь принимаемы в число студентов высших учебных заведений». Список исключенных из Новороссийского университета. Список исключенных из Харьковского технологического института. Список учителей и учительниц Тверской губернии, коих в дальнейшем на государственную и общественную службу не принимать, а принятых уволить… Списки гимназистов Таганрогской, Кутаисской, Гомельской, Витебской, Самарской гимназий, «исключенных за их политическую неблагонадежность без права поступления в какое-либо учебное заведение»… Десятки листков… Сотни имен и фамилий…

Прокламации в коридорах гимназии появились в феврале 1905 года. «Товарищи! Рабочие требуют себе куска хлеба насущного, а мы будем, следуя им, требовать хлеба духовного. Будем требовать назначения преподавателей по призванию, а не ремесленников… Пусть нас учат люди, а не чиновники…» Они появились во всех гимназиях города - бледно отпечатанные на гектографе листки, - отзвук волны забастовок, охвативших город.

Бастовали рабочие заводов и типографий, служащие, фармацевты. В течение недели бастовал, возглавленный большевиком Шлихтером, огромный коллектив управления железных дорог, заняв четырехэтажное здание управления на Театральной улице, позади оперного театра. Узкая Театральная улица, по которой Булгаков так часто спешил в гимназию, была запружена полицией, и шумела разгоняемая полицейскими студенческая толпа.

Потом была весна («…весна, весна и грохот в залах, гимназистки в зеленых передниках на бульваре…»), весна 1905 года, закончившаяся в Александровской гимназии событием знаменательным: недавний ученик этой гимназии, девятнадцатилетний Михайлов, теперь сдававший экзамены на аттестат зрелости экстерном, прямо в гимназическом коридоре ударил по лицу преподавателя латинского языка Косоногова.

У Паустовского в «Повести о жизни» описана подобная история, и гимназист назавтра после своего отчаянного поступка стреляется на лестнице гимназии… Экстерн Михайлов стреляться не стал. Назавтра после события он пришел к директору Бессмертному и принес свои извинения в том, что сделал это в стенах родной гимназии. Когда же ему предложили принести аналогичные извинения Косоногову на заседании педагогического совета, ответил, что сделает это при единственном условии - если Косоногов, упорно проваливавший его на экзаменах, признает свою вину в присутствии того же педагогического совета. Был 1905 год…

Летом в уездах горели помещичьи усадьбы и хлеба. Но университет затих. Затих политехнический институт. Студенты разъехались на каникулы.

Уехали на дачу Булгаковы (была у них с 1902 года дача в густолесной зеленой Буче). А потом наступила осень - светлой памяти осень 1905 года в Киеве…

В ту осень занятия в университете так и не начались: в актовом зале университета шли митинг за митингом. И находившийся на Владимирской, рядом с Александровской гимназией, университет, и расположенный на рабочей Шулявке Политехнический становятся революционной трибуной митингов и собраний.

Октябрьская всероссийская стачка находит в Киеве отклик сразу. Вслед за московскими железнодорожниками объявляют забастовку железнодорожники Киева - рабочие и служащие. К ним присоединяется Управление юго-западных железных дорог, потом Главные мастерские. На этот раз здание управления на Театральной наглухо заперто, забастовщики устраивают свой митинг в университете. Митинг длится несколько дней. Стачка становится всеобщей, и университет превращается в штаб стачки.

Тысячи людей толпятся на Владимирской перед университетом. Входят в его настежь раскрытые двери, заполняют лестницы, актовый зал… Среди них осторожные, все замечающие полицейские. Многие подробности митингов мы знаем из донесений пристава Лыбедского полицейского участка: «13-го сего октября в 11 час. утра в здание университета св. Владимира начала стекаться публика, которой к 1 часу дня… собралось до 10 тысяч, в числе ее были студенты университета, студенты-политехники, гимназисты, гимназистки, …а также рабочая масса… В 1 час дня сборище это было открыто речью председателя сборища Шлихтера… Публика аплодировала, кричала… «Долой самодержавие», «Да здравствует Учредительное собрание».

Актовый зал забит до отказа. Шлихтер ведет собрание, стоя на столе. Рядом с ним на столе один за другим появляются ораторы.

В одной из аудиторий университета идет отдельный митинг - общее собрание учащихся средних школ. Гимназисты Александровской гимназии на нем присутствуют (это доподлинно известно). Принимается решение о присоединении учащихся к забастовке. Было это, по-видимому, 13 октября («Была постановлена, - доносит 13 октября тот же пристав, - резолюция о немедленном распространении забастовки на все средние и низшие учебные заведения»). Шлихтер в своих воспоминаниях рассказывает, что появление делегации учащихся с их решением в актовом зале вызвало всеобщее ликование: детей обнимали и целовали, отовсюду звучали призывы к новой жизни, к трибуне в упоении тянулись тысячи рук.

В ту осень Михаил Булгаков стал учеником пятого класса. Ему было четырнадцать лет. Первые четыре класса гимназии считались младшими, пятый - восьмой были старшие классы, и именно старшие так активно охвачены были революционными настроениями.

И дома не было безмятежности и тишины. Прекратила занятия Киевская духовная академия. Студенты требовали автономии, права выбирать деканов и ректора, принимать участие в решении многих насущных вопросов. Из Святейшего Синода пришла яростная телеграмма: «Синод постановил студентов если к первому ноября не начнут занятий распустить и академию закрыть до будущего учебного года». Студенты ответили отказом приступить к занятиям. И даже профессоров уже начинали обуревать сумасшедшие планы об изменении устава духовных академий, о независимости от местных духовных властей, о том, чтобы ректором академии могло бы стать не духовное, а светское лицо из числа профессоров академии…

14 октября митинг в университете начался с восьми часов утра. Пришли рабочие, служащие, студенты. Как отметил в новом своем донесении тот же пристав, «много было подростков», присутствовали «воспитанники и воспитанницы всех средних и низших учебных заведений Киева». С десяти часов группы агитаторов, в их числе гимназисты-старшеклассники, стали покидать университет, отправляясь на предприятия и в учебные заведения - останавливать работу и прекращать занятия. Закрылись фабрики и заводы, учреждения и учебные заведения. Остановились трамваи, стали закрываться магазины, пекарни. К забастовке не присоединились только почта, телеграф, электростанция и городской водопровод. Там стояли войска. В городе было объявлено военное положение…

Потом был «Манифест» 17 октября, расстрел демонстрации на Думской площади, черносотенные погромы. Войска, введенные в город «для защиты мирного населения», грабили лавки на Подоле и, по распоряжению офицеров, арестовывали тех, кто пытался оборонять свою жизнь и имущество с оружием в руках. Университет был закрыт. В городе шли аресты…

А забастовки в гимназии, по-видимому, продолжались.

Их следы в архивах очень слабы. Протоколы педагогического совета, главный источник информации о внутренней жизни гимназии, последовательно и, конечно, намеренно обходят молчанием всю эту цепь митингов, сходок и забастовок в стенах гимназии. Был, надо думать, директор Бессмертный не только человеком «мягким и просвещенным», но и осмотрительным, и достаточно твердым, делавшим все, чтобы оградить «горячие головы» своих учеников от того, что считал непоправимым, - от исключения с «волчьим билетом». Но вот в архиве гимназии письмо из учебного округа, адресованное директорам ряда гимназий, в том числе директору Первой гимназии, об «упорно продолжающейся забастовке старших классов некоторых учебных заведений». По датам в письме, по дате самого письма видно, что по крайней мере 29 октября забастовка старшеклассников продолжалась и конца ей не было видно. Да и протоколы педсовета при всей их осторожности все же зафиксировали - в связи с «ненормальностью хода учебных занятий» в первом полугодии 1905/06 учебного года - катастрофическое невыполнение учебных планов. Прорывы в прохождении программ были таковы, что вряд ли «беспорядки» ограничились двухнедельным срывом занятий в октябре.

Но одно событие в протоколах педсовета все-таки отмечено точно - стачка 12 декабря 1905 года.

…Уже шла в беспощадное наступление реакция, не останавливаясь ни перед чем. Либеральная буржуазия от революции отшатнулась. Энтузиазм в кругах интеллигенции увял. Героическое восстание саперов в Киеве, начавшееся праздничным маршем под трубы военного оркестра среди все прибывающей толпы горожан, закончилось неравным сражением восставших - солдат и рабочих - с окружившими их войсками. Были убитые, раненые, захваченные на поле боя, брошенные в тюрьмы, обреченные на расстрел. Город снова был на военном положении. Шли аресты, и всюду стояли войска.

Но революция продолжалась. В дни Декабрьского вооруженного восстания в Москве Киевский рабочий Совет призвал рабочих Киева присоединиться к всеобщей политической забастовке. «Комитет среднеучебников», революционная организация киевских средних учебных заведений, отозвался на этот призыв листовкой: «Принимая во внимание, что российский пролетариат объявил всеобщую политическую забастовку, и считаясь с тем, что Киевский совет рабочих депутатов постановил присоединиться к ней …с целью выражения сочувствия и солидарности всему борющемуся пролетариату, мы объявляем забастовку, приглашая товарищей к ней присоединиться».

12 декабря, назавтра после начала забастовки, в очень тяжелые для революции дни, Александровская гимназия присоединилась к стачке.

Мы могли бы ничего не узнать и об этом событии, если бы не запрос из канцелярии учебного округа: «Г. Директору Киевской 1-ой гимназии. Прошу вас, милостивый государь, предложить педагогическому совету вверенного вам учебного заведения, если в нем имели место беспорядки 12 сего декабря, обсудить эти беспорядки, установить зачинщиков их и применить к ним соответствующие меры взыскания». Реакция наступала, начальство чувствовало себя уверенней и уже требовало отчетов о «беспорядках» и расправ.

16 декабря педагогический совет указанное событие обсудил. Были выяснены подробности и продолжительность ученической сходки и то, что состоялась она в седьмом классе первого отделения, определилось приблизительное количество собравшихся и имена «депутатов», отправившихся по классам прекращать занятия, и уж конечно имена делегатов, явившихся с требованиями в учительскую, и имена присутствовавших на сходке «посторонних лиц». Но ничего этого в протоколе педагогического совета не отразилось. Было кратко записано, что педагогический совет поручает директору (или, как тогда писали, «просит господина директора») «формулировать ответ окружному начальству».

В представленном некоторое время спустя докладе «господин директор» весьма интересно и прекрасным стилем изложил свое мнение о «восприимчивых, горячих головах», которые с жадностью впитывают в себя со стороны (со стороны, заметьте!) политические учения и, увлекаясь сами, увлекают и других, но тем не менее, согласитесь, несправедливо считать их «единственными виновниками ненормальностей в жизни гимназии». Отметил, что «беспорядки» 12 декабря были одним из наиболее острых моментов «массового движения учащихся». Попытался даже дипломатично (и явно игнорируя истину) повернуть дело так, что будто бы увлечение юношества политикой явилось следствием «Манифеста» 17 октября, «вызвавшего всю страну к сознательной политической жизни». Но ни одной подробности сходки не привел и ни одной фамилии участников ее не назвал.

Существенной информации из этого доклада не почерпнешь. Не почерпнуло ее и начальство. Гимназии было сделано замечание по поводу недостаточно обстоятельного ведения протоколов и истребовано письменное изложение «особого мнения» не согласившихся с директором педагогов.

Имевшие «особое мнение» учителя свои аргументы изложили. Особенно обстоятельно - «законоучитель» Трегубов и уже известный нам латинист Косоногов. Последний, в частности, весьма логично заметил, что ученические беспорядки никак не могли быть вызваны «высочайшим манифестом», ибо начало им положил знаменитый ученический митинг в университете, состоявшийся, как известно, до манифеста. Но то ли все еще горела у Косоногова щека после памятной пощечины экстерна Михайлова, то ли въевшаяся дисциплина чиновника не позволяла ему ослушаться «господина директора» - ни одной фамилии не привел и он…

Совершенно замолчать происходившие в гимназии события нельзя было, а посему приняли предложенное директором решение: всех учеников старших классов лишить отметки по поведению за первое полугодие 1905/06 учебного года.

Обтянутые в суровый холст «Общие ведомости» Александровской гимназии за тот учебный год сохранились. Против фамилии Булгакова Михаила, православного, сына чиновника, вместо отметок по поведению за первую и вторую четверть - две пустые графы.

Событиям 1905 года будет посвящено одно из самых первых произведений Михаила Булгакова - четырехактная драма «Братья Турбины».

Летом 1906 года внезапно заболел отец. Сразу же стало видно, что надвигается катастрофа. Это была гипертония, в ее тяжелой, почечной форме, которую тогда не умели ни распознавать, ни лечить и которую (или, как говорят медики, предрасположение к которой) унаследовал Михаил Булгаков. На семью обрушились расходы - несколько месяцев Афанасия Ивановича лечили в Москве, надвигался страх за будущее.

До сих пор у семьи все было впереди - успешно начатая карьера отца, представлявшееся надежным и светлым будущее детей. А теперь оказалось, что единственное, что в семье действительно было, это семеро ребят - мальчики и девочки, из которых самый старший, Михаил, пошел лишь в шестой класс, а младшие - Николай, Иван, Леля - еще совсем не учились, и не было ни имений, ни сбережений, не было даже дома, а только наемная квартира, за которую надо было платить. И звания ординарного профессора, и тридцатилетней выслуги лет, дававших право на достаточную пенсию, тоже не было.

Думаю, что Варвара Михайловна свою незаурядную силу воли проявила уже тогда. Многое взяли на себя друзья отца, и прежде всего А. А. Глаголев, молодой профессор духовной академии и священник церкви Николая Доброго на Подоле, тот самый «отец Александр», который так тепло запечатлен на первых страницах романа «Белая гвардия». В декабре 1906 года совет академии срочно оформил присуждение А. И. Булгакову ученой степени доктора богословия и отправил в Синод ходатайство о назначении А. И. Булгакова «ординарным профессором сверх штата». Срочно была назначена денежная премия за последний его богословский труд, хотя представить этот труд на конкурс А. И. уже не мог (представили задним числом, нарушив все сроки, друзья), - это была форма денежной помощи семье. В конце февраля пришло постановление Синода об утверждении А. И. Булгакова в звании ординарного профессора, и, нисколько не медля, в марте, за два дня до его смерти, совет академии рассматривает «прошение» А. И. об увольнении его по болезни с «полным окладом пенсии, причитающейся ординарному профессору за тридцатилетнюю службу», хотя прослужил он только двадцать два года, и успевает решение об этом принять и направить на утверждение в Синод. Пенсия - три тысячи рублей в год - отныне останется семье…

В марте 1907 года отца похоронили. Варвара Михайловна, вспомнив свой девичий опыт учительницы, попробовала работать. Отец Александр предложил ей давать уроки его маленькому сыну. В 1908–1909 годах она инспектриса на вечерних женских общеобразовательных курсах (сохранились два ее деловых письма). Адресный справочник «Весь Киев» за 1912 год называет ее казначеем Фребелевского общества.

Несмотря на профессорскую пенсию, материально было достаточно трудно. Может быть, потому, что пенсия оставалась неизменной, а цены росли и угрожающе повышалась плата за обучение. Два раза в год со всей своей настойчивостью Варвара Михайловна добивалась освобождения мальчиков - сначала Михаила, потом Николая, потом Ивана - от платы за обучение. «Оставшись вдовою с семью малолетними детьми и находясь в тяжелом материальном положении, покорнейше прошу ваше превосходительство освободить от платы за право учения сына моего…» - таких прошений Варвары Михайловны в архивах гимназии множество. Почти в каждом из них строки: «Кроме того, сын мой Николай поет в гимназическом хоре», «Кроме того, мои сыновья Николай и Иван оба поют в гимназическом церковном хоре». Семья была музыкальной, но в хоре этом мальчики пели, пожалуй, не из любви к музыке. Ребята зарабатывали свое право учиться…

…В «Повести о жизни» Константин Паустовский рассказывает, как однажды застал свою мать в приемной директора гимназии - такой вот просительницей, и был потрясен этим открытием до глубины души. Думаю, что это художественное преувеличение: в Первой гимназии учились дети интеллигентов, прошения об освобождении от платы за обучение были обычаем, в архивах гимназии ими наполнены толстейшие папки. Здесь множество прошений М. Паустовской за обоих сыновей - Константина и его старшего брата Вадима. Здесь прошения, отчаянные, нередко с резолюцией «отказать», написанные матерью Николая Сынгаевского, одного из любимейших друзей детства Михаила Булгакова. И такие же, два раза в год, прошения «отставного поручика» Богданова: одноклассником и очень близким товарищем Михаила Булгакова был Богданов Борис… А для других близких, любимых друзей Булгакова - Платона и Александра Гдешинских - гимназия была вообще недостижима. Эти очень одаренные мальчики были сыновьями помощника библиотекаря духовной академии, получавшего мизерное жалованье (значительно меньшее, чем вдовья пенсия Варвары Михайловны), и учились в духовном училище, потом в духовной семинарии, потому что это было бесплатно. И все-таки оба они оставили семинарию: сначала Платон, решительно поступив в Политехнический институт, потом Александр, вдохновленный поступком старшего брата и, как он любил говорить, под влиянием Михаила Булгакова, - в консерваторию.

Варвара Михайловна не терпела уныния. Дом Булгаковых - с 1906 года жили на Андреевском спуске, 13, - был шумный, праздничный, молодой. К своим семерым прибавилась племянница, приехавшая в Киев учиться на Высших женских курсах, и двое племянников, гимназисты, отец которых, священник русской миссии в Токио, служил в Японии.

Инна Васильевна Кончаковская, дочь живших в первом этаже хозяев дома, подружка и ровесница младшей Булгаковой, Лели, рассказывает: «Варвара Михайловна устраивала журфиксы - нечто вроде приемов в определенный день - по субботам. Молодежи собиралось - масса…»

Но кроме этих дней были и другие праздники. Александр Гдешинский, Сашка (трогательной своей открытостью похожий на Лариосика - не Лариосика «Белой гвардии», а Лариосика пьесы «Дни Турбиных»), в 1939 году писал Михаилу Булгакову: «В Киеве у нас стоит прекрасная погода, такая багряная и теплая, как всегда была ко дню 17 сентября, когда мы с Платоном, причепурившись, шли вечером на Андреевский спуск». А 17 сентября именины Надежды и Веры. «Я часто вспоминаю день 8-го ноября, проведенный в вашем доме…» 8 ноября праздновали именины Михаила.

И были самодеятельные спектакли - летом, на даче. Сохранились фотографии - приставные бороды, фантастические одеяния, раскрашенные, веселые лица. Если бы не надписи, сделанные впоследствии Надеждой Афанасьевной, Булгакова на них, пожалуй, и не узнать бы. И по-прежнему были книги. И по-прежнему было много - еще больше - музыки. Варя стала учиться в консерватории - по классу рояля. Вера, окончив гимназию, пела в известном тогда хоре Кошица. Приходил со своей скрипкой Саша Гдешинский. И Булгаков брал уроки скрипки и неплохо играл на рояле, большей частью из своих любимых опер - «Фауста», «Аиды», «Травиаты». Пел. У него был мягкий, красивый баритон. (Надежда Афанасьевна, говоря об этом, добавляла: «В школьные годы он мечтал стать оперным артистом. На столе у него стоял портрет Льва Сибирякова - очень популярный в те годы бас - с автографом: «Мечты иногда претворяются в действительность».)

Гдешинский, вспоминая дом своих родителей в Киеве, на углу Волошской и Ильинской, в нескольких минутах ходьбы от Андреевского спуска, писал Булгакову в 1939 году: «…мы давно уже ждем шагов, прыгающих через ступеньки… звонок, и появляется, в особенности помню зимой, твоя фигура в шубе с поднятым воротником, и слышится твой баритон: «Здравствуйте, друзья мои!»

В 1909 году Михаил Булгаков поступил на медицинский факультет университета. В 1910 или 1911-м познакомился с юной Татьяной Лаппа, приехавшей из Саратова в гости к тетке. В его учении - это видно из его зачетной книжки - происходит какой-то срыв: две зимы, в 1911–1913 годах, он почти не учится и экзамены сдавать перестает. Любовь? Творчество? Он что-то пишет в эту пору, прозу, не дошедшую до нас. Однажды, показывая сестре Надежде свои рассказы, - ей помнится, что было это в конце 1912 года, - сказал: «Вот увидишь, я буду писателем».

Весной 1913 года Булгаков и Татьяна повенчались. Венчал их отец Александр в церкви Николая Доброго на Подоле, и свидетелями были друзья - Борис Богданов, Саша и Платон Гдешинские и один из «японцев» - двоюродный брат Костя Булгаков.

Михаил Булгаков - русский писатель и драматург, автор множества произведений, которые на сегодняшний день считаются классикой русской литературы. Достаточно назвать такие романы, как «Мастер и Маргарита», «Белая гвардия» и повести «Дьяволиада», «Собачье сердце», «Записки на манжетах». Многие книги и пьесы Булгакова были экранизированы.

Детство и юность

Михаил родился в Киеве в семье профессора-богослова Афанасия Ивановича и его супруги Варвары Михайловны, которая занималась воспитанием семерых детей. Миша был самым старшим ребенком и по возможности помогал родителям управляться с хозяйством. Из остальных детей Булгаковых известность получили Николай, ставший ученым-биологом, Иван, прославившийся в эмиграции как музыкант-балалаечник, и Варвара, которая оказалась прототипом Елены Турбиной в романе «Белая гвардия».

После окончания гимназии Михаил Булгаков поступает в университет на медицинский факультет. Его выбор оказался связан исключительно с меркантильным желанием – оба дяди будущего писателя были врачами и очень хорошо зарабатывали. Для мальчика, выросшего в многодетной семье, этот нюанс был основополагающим.

Во время Первой мировой войны Михаил Афанасьевич служил в прифронтовой зоне в должности доктора, после чего врачевал в Вязьме, позднее - в Киеве, в качестве венеролога. В начале 20-х годов он переезжает в Москву и начинает литературную деятельность, сначала как фельетонист, позднее – как драматург и театральный режиссер МХАТа и Центрального театра рабочей молодёжи.

Книги

Первой опубликованной книгой Михаила Булгакова была повесть «Похождения Чичикова», написанная в сатирической манере. За ней последовали частично автобиографические «Записки на манжетах», социальная драма «Дьяволиада» и первое крупное произведение писателя – роман «Белая гвардия». Удивительно, но первый роман Булгакова критиковали со всех сторон: местная цензура назвала его антикоммунистическим, а зарубежная пресса отзывалась как о слишком лояльном как раз к Советской власти.

О начале своей врачебной деятельности Михаил Афанасьевич поведал в сборнике рассказов «Записки юного врача», который и сегодня читается с огромным интересом. Особенно выделяется рассказ «Морфий». С медициной связана и одна из самых известных книг автора – «Собачье сердце», хотя в действительности она является тонкой сатирой на современную Булгакову действительность. Тогда же была написана и фантастическая повесть «Роковые яйца».

К 1930 году произведения Михаила Афанасьевича перестали печатать. Например, «Собачье сердце» впервые было опубликовано только в 1987 году, «Жизнь господина де Мольера» и «Театральный роман» - в 1965-ом. А самый сильный и невероятно масштабный роман «Мастер и Маргарита», который Булгаков писал с 1929 года и до самой смерти, впервые увидел свет только в конце 60-х годов и то – в сокращенном виде.

В марте 1930-го года потерявший почву под ногами писатель отправляет письмо правительству, в котором просит решить его судьбу – или разрешить эмигрировать, или дать возможность работать. В результате ему позвонил лично и сказал, что ему будет позволено ставить спектакли. Но издание книг Булгакова при его жизни так и не возобновилось.

Театр

Еще в 1925 году на сцене московских театров с большим успехом ставились пьесы Михаила Булгакова - «Зойкина квартира», «Дни Турбиных» по роману «Белая гвардия», «Бег», «Багровый остров». Через год министерство хотело запретить постановку «Дней Турбиных» как «антисоветскую штучку», но решено было этого не делать, так как спектакль очень нравился Сталину, который посетил его 14 раз.

Вскоре пьесы Булгаковы были все же сняты из репертуара всех театров страны и только в 1930-ом году, после личного вмешательства Вождя, Михаил Афанасьевич был восстановлен как драматург и режиссер.

Он ставит гоголевские «Мёртвые души» и диккенсовский «Пиквикский клуб», а вот его авторские пьесы « », «Блаженство», «Иван Васильевич» и другие при жизни драматурга так и не вышли в свет.

Единственным исключением стал спектакль «Кабала святош», поставленный по пьесе Булгакова « » в 1936 году после пятилетней череды отказов. Премьера прошла с громадным успехом, но труппа успела дать всего 7 показов, после чего пьеса была запрещена. После этого Михаил Афанасьевич увольняется из театра и в дальнейшем зарабатывает на жизнь как переводчик.

Личная жизнь

Первой женой великого писателя была Татьяна Лаппа. Их свадьба была более чем бедной – у невесты даже не было фаты, да и жили они затем весьма скромно. Кстати, именно Татьяна стала прототипом для Анны Кирилловны из рассказа «Морфий».

В 1925 году Булгаков познакомился с Любовью Белозёрской, происходившей из старинного рода князей. Она увлекалась литературой и полностью понимала Михаила Афанасьевича как творца. Писатель тут же разводится с Лаппой и женится на Белозерской.

А в 1932 году он встречает Елену Сергеевну Шиловскую, урожденную Нюрнберг. Мужчина бросает вторую супругу и ведет под венец третью. Между прочим, именно Елена выведена в самом знаменитом его романе в образе Маргариты. С третьей женой Булгаков прожил до конца жизни, и именно она приложила титанические усилия, чтобы впоследствии произведения ее любимого человека были опубликованы. Ни с одной из жен у Михаила детей не рождалось.

Существует забавная арифметически-мистическая ситуация с супругами Булгакова. Каждая из них имела по три официальных брака, как и он сам. Причем для первой жены Татьяны Михаил был первым супругом, для второй Любови – вторым, а для третьей Елены, соответственно, третьим. Так что мистика у Булгакова присутствует не только в книгах, но и в жизни.

Смерть

В 1939 году писатель работал над пьесой «Батум» об Иосифе Сталине, в надежде, что такое произведение точно не запретят. Пьеса уже готовилась к постановке, когда пришло указание прекратить репетиции. После этого у Булгакова начало резко ухудшаться здоровье – он стал терять зрение, дала о себе знать и врожденная болезнь почек.

Михаил Афанасьевич вернулся к употреблению морфия для снятия болевых симптомов. С зимы 1940 года драматург перестал вставать с постели, а 10 марта великого писателя не стало. Похоронен Михаил Булгаков на Новодевичьем кладбище, а на его могиле по настоянию супруги положен камень, который ранее был установлен на могиле .

Библиография

• 1922 - «Похождения Чичикова»
• 1923 - «Записки юного врача»
• 1923 - «Дьяволиада»
• 1923 - «Записки на манжетах»
• 1924 - «Белая гвардия»
• 1924 - «Роковые яйца»
• 1925 - «Собачье сердце»
• 1925 - «Зойкина квартира»
• 1928 - «Бег»
• 1929 - «Тайному другу»
• 1929 - «Кабала святош»
• 1929-1940 - «Мастер и Маргарита»
• 1933 - «Жизнь господина де Мольера»
• 1936 - «Иван Васильевич»
• 1937 - «Театральный роман»

3 мая (15 мая по новому стилю) 1891 года родился Михаил Афанасьевич Булгаков - русский советский писатель, драматург и театральный режиссёр. Автор романов, повестей, рассказов, фельетонов, пьес, инсценировок, киносценариев и оперных либретто.

Детство и юность

Михаил Булгаков родился в семье профессора Киевской духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова (1859-1907) и его жены Варвары Михайловны (в девичестве - Покровской) (1869-1922) на Воздвиженской улице, 28 в Киеве. В семье Булгаковых было семеро детей: Михаил (1891-1940), Вера (1892-1972), Надежда (1893-1971), Варвара (1895-1954), Николай (1898-1966), Иван (1900-1969) и Елена (1902-1954).

Михаил Булгаков с детства отличался артистичностью, любовью к театральным постановкам. В семье часто разыгрывались домашние спектакли, автором шутливых пьес-водевилей и комических сценок выступал Михаил. В 1909 году он закончил киевскую Первую гимназию и поступил на медицинский факультет Киевского университета. 31 октября 1916 года Булгаков получил диплом об утверждении «в степени лекаря с отличием со всеми правами и преимуществами, законами Российской Империи сей степени присвоенными».

Профессию врача будущий писатель выбрал исключительно из материальных соображений. После смерти отца он остался старшим мужчиной в семье. Правда, мать во второй раз вышла замуж, но отношения с отчимом, в отличие от его младших братьев и сестёр, у Михаила не сложились. Он стремился, прежде всего, к финансовой независимости. К тому же в момент окончания университета Булгаков был уже женатым человеком.

С Татьяной Николаевной Лаппа (1892-1982) медицинский студент Булгаков обвенчался в 1913 году. Некоторые родственники М.А. Булгакова (в частности муж его сестры Варвары Леонид Карум) впоследствии упрекали его в том, что первый брак, как и выбор профессии, также был продиктован корыстным расчётом. Татьяна Лаппа оказалась «генеральской дочкой» (её отец являлся действительным статским советником). Однако Л. Карум имел все основания для предвзятого отношения к своему знаменитому родственнику: Булгаков вывел его в роли отрицательного персонажа (полковник Тальберг в романе «Белая гвардия» и пьесе «Дни Турбиных»).

По воспоминаниям самой Татьяны Лаппа, денежные трудности Булгаковых начались уже в день их свадьбы:

«Фаты у меня, конечно, никакой не было, подвенечного платья тоже - я куда-то дела все деньги, которые отец прислал. Мама приехала на венчанье - пришла в ужас. У меня была полотняная юбка в складку, мама купила блузку. Венчал нас о.Александр …Почему-то хохотали под венцом ужасно. Домой после церкви ехали в карете. На обеде гостей было немного. Помню, много было цветов, больше всего - нарциссов…».

Отец Татьяны присылал ей в месяц 50 рублей (по тем временам достойная сумма). Но деньги в их кошельке быстро растворялись, так как Булгаков не любил экономить и был человеком порыва. Если ему хотелось проехаться на такси на последние деньги, он без раздумья решался на этот шаг.

«Мать ругала за легкомыслие. Придем к ней обедать, она видит - ни колец, ни цепи моей. «Ну, значит, всё в ломбарде!», - вспоминала Т.Н. Лаппа.

После начала Первой мировой войны М. Булгаков несколько месяцев работал врачом в прифронтовой зоне, затем был направлен на работу в отдалённое село Никольское Сычёвского уезда Смоленской губернии. Именно здесь были написаны первые рассказы («Звёздная сыпь», «Полотенце с петухом» и др.). В Никольском, по словам Т. Лаппа, Михаил Афанасьевич пристрастился к наркотикам. В начале 1917 года он настойчиво ходатайствовал перед начальством о переводе в более крупный населённый пункт, где можно было скрыть от посторонних глаз его наркозависимость. В противном случае, Булгаков рисковал лишиться диплома врача. 20 сентября 1917 года Булгаков перешёл на работу в Вяземскую городскую земскую больницу заведующим инфекционным и венерическим отделениями.

Гражданская война

В конце февраля 1918 года супруги Булгаковы возвратились в Киев, поселившись вместе с младшими братьями и сёстрами Михаила в родительской квартире. Булгаков работает частнопрактикующим врачом-венерологом. К весне 1918 года ему удаётся полностью излечиться от морфинизма, однако, по воспоминаниям близко знавших его людей, в этот период Михаил Афанасьевич начинает злоупотреблять алкоголем.

Трагические события 1918 года в Киеве и участие в них Булгакова отчасти отражены в его рассказе «Необыкновенные приключения доктора» (1922) и романе «Белая гвардия» (1924). В последний день гетманства Скоропадского (14 декабря 1918 года) врач М.А. Булгаков был то ли мобилизован в его армию, то ли пошёл добровольно в качестве военного врача в один из офицерских отрядов. Отряды, состоявшие из добровольцев-офицеров и юнкеров, как известно, были распущены под свою ответственность заместителем главнокомандующего генералом Ф.А. Келлером. По воспоминаниям Т. Н. Лаппа, в тот день Булгаков ни в каких военных действиях не участвовал, а просто приехал домой на извозчике и «сказал, что всё кончено и будет Петлюра». Тем не менее, бегство доктора Турбина от петлюровцев, описанное потом в романе, вполне автобиографично. Этот эпизод биографы писателя относят к февралю 1919 года, когда М. Булгаков был насильно мобилизован как военный врач в армию Украинской Народной Республики. Петлюровцы уже покидали город, и на одном из переходов Булгакову удалось сбежать.

«Он потом рассказал, что как-то немножко поотстал, потом ещё немножко, за столб, за другой и бросился в переулок бежать. Так бежал, так сердце колотилось, думал инфаркт будет,» – вспоминала жена писателя Т.Н.Лаппа.

В конце августа 1919 года, по одной из версий, М. А. Булгаков был мобилизован в Красную армию, опять же в качестве военного врача. 14-16 октября он вернулся в Киев и в ходе уличных боёв перешёл на сторону Вооружённых Сил Юга России, став военным врачом 3-го Терского казачьего полка. По версии жены писателя, Булгаков вплоть до прихода белых (август 1919 года) безвыездно находился в городе. В августе-сентябре 1919 года он был мобилизован как врач в Добровольческую армию и отправлен на Северный Кавказ. Участвовал в походе на Чечен-аул и Шали-аул против восставших горцев. 26 ноября 1919 года в газете «Грозный» был опубликован знаменитый фельетон Булгакова «Грядущие перспективы».

В конце 1919 - начале 1920 годов М.А. Булгаков работал врачом в военном госпитале во Владикавказе, но в феврале 1920 года он делает свой окончательный выбор в пользу литературы, оставляет медицину и становится постоянным сотрудником газеты «Кавказ».

В феврале 1920 года белые оставляют Владикавказ. Супруги Булгаковы не смогли уйти вслед за отступающей армией: Михаил тяжело заболел сыпным тифом. Ему удалось скрыть факт своей службы в белой армии и избежать расправы, но впоследствии Михаил Афанасьевич неоднократно упрекал жену за то, что она не нашла возможности вывезти его из города. Если бы это произошло, Булгаков бы, вне сомнения, эмигрировал. И кто знает? Возможно, русская литература лишилась бы одного из гениальных прозаиков и драматургов XX века. Вряд ли эмигрант-Булгаков смог бы состояться как писатель в условиях беженской жизни, тем более – приобрести столь широкую известность.

Начало пути

По выздоровлении М.А. Булгаков поступает на работу во Владикавказский ревком. Он был назначен заведующим секцией подотдела искусств, ставил на сцене революционные пьесы собственного сочинения: «Самооборона», «Братья Турбины», «Парижские коммунары», «Сыновья муллы». Особого успеха эти постановки не имели, а сам драматург чувствовал, что он способен на большее.

24 сентября 1921 года М. Булгаков переехал в Москву. Он начал сотрудничать как фельетонист со столичными газетами «Правда», «Гудок», «Рабочий» и журналами «Медицинский работник», «Россия», «Возрождение». В это же время он опубликовал главы из повести «Записки на манжетах» в «Литературном приложении» к эмигрантской газете «Накануне», выпускавшейся в Берлине. С 1922 по 1926 год в «Гудке», где М.А. Булгаков одно время работал разборщиком писем, было напечатано более 120 его репортажей, очерков и фельетонов.

В 1923 году М. Булгаков вступил во Всероссийский Союз Писателей, преобразованный впоследствии в РАПП (Российскую ассоциацию пролетарских писателей).

В 1924 году на вечере издательства «Накануне» начинающий писатель знакомится с недавно вернувшейся из-за границы Любовью Евгеньевной Белозерской (1898-1987). Вскоре она стала новой женой Михаила Афанасьевича. Женитьба на Белозерской, у которой были обширные связи в литературном мире, сыграла роль необходимой «ступеньки» в карьере мало кому известного автора. По наблюдениям современников, супруги не были духовно близкими людьми, но благодаря Белозерской и её знакомствам увидело свет самое значительное на тот момент произведение Булгакова – роман «Белая гвардия». Сразу после выхода первой части романа автору поступило предложение от МХАТа написать современную пьесу. В 1925 году появляются «Дни Турбиных».

На титульном листе «Белой гвардии», как известно, Булгаков поместил посвящение своей новой жене, чем нанёс смертельную обиду Т.Н. Лаппа. Татьяна Николаевна оставалась его верной спутницей на протяжении всех самых трудных лет болезни, революции, гражданской войны. Она стала очевидцем и участником описанных в романе киевских событий, но оставленной супруге не нашлось места ни на страницах произведения, ни в новой московской жизни писателя. Михаил Афанасьевич в полной мере осознавал свою вину перед этой женщиной (он в 1916 году настоял на аборте, который не позволил Т.Н. Лаппа более иметь детей). Уже после расставания Булгаков неоднократно говорил ей: «Из-за тебя, Тася, Бог меня покарает».

Успех и травля

За всё в жизни приходится платить. Успех пьесы «Дни Турбиных» во МХАТе (1926 год) не отменил последующую травлю и практически полное запрещение произведений Булгакова в конце 1920-ых годов. Пьеса понравилась И.В. Сталину, но в своих выступлениях вождь соглашался: «Дни Турбиных» - «антисоветская штука, и Булгаков не наш». Одновременно в советской прессе проходит интенсивная и крайне резкая критика творчества М. Булгакова. По его собственным подсчётам, за 10 лет появилось 298 ругательных рецензий и только 3 благожелательных. Среди критиков были такие влиятельные чиновники и литераторы, как В.Маяковский, А.Безыменский, Л.Авербах, П. Керженцев и многие другие.

В конце октября 1926 года в Театре им.Вахтангова с большим успехом прошла премьера спектакля по пьесе «Зойкина квартира». Однако пьеса «Бег», посвящённая событиям Гражданской войны, так и не была разрешена к постановке. Булгакову было предложено внести в её текст ряд изменений идеологического характера, которые он категорически отверг. В 1928-1929 годах «Дни Турбиных», «Зойкина квартира», «Багровый остров» сняты с репертуара столичных театров.

Роман «Белая гвардия» и особенно пьеса «Дни Турбиных» получили широкую известность в среде российской эмиграции. Однако «советского» творчества писателя белоэмигранты не принимали. В 1929 году у Булгакова рождается замысел романа «Мастер и Маргарита». По утверждениям Л.Е.Белозерской, первая редакция романа существовала в виде рукописи уже в 1930 году. Вероятно, роман писался с перспективой его публикации за границей: резкая критика окружающей действительности и обращение к теме Иисуса Христа полностью исключали его появление на страницах советской печати.

Когда все произведения Булгакова в Советской России были запрещены и перестали печататься, писатель всерьёз собирался покинуть СССР, чтобы воссоединиться со своей семьёй (два его брата жили за границей). В 1930 году Михаил Афанасьевич писал брату Николаю в Париж о неблагоприятной для себя литературно-театральной ситуации и тяжёлом, даже отчаянном материальном положении.

Писатель и Вождь

Затравленный и гонимый, советский драматург Булгаков написал также письмо Правительству СССР, датированное 28 марта 1930 года, с просьбой определить его судьбу - либо дать право эмигрировать, либо предоставить возможность работать в советской стране.

18 апреля 1930 года М.А. Булгакову позвонил сам И.В. Сталин. В кратком телефонном разговоре вождь высказал искреннее недоумение по поводу желания драматурга покинуть страну: «Что, мы вам очень надоели?» Булгаков ответил, что он русский писатель, и хотел бы работать в России. Сталин настойчиво рекомендовал ему подать заявление во МХАТ.

С 1930 по 1936 год М.А. Булгаков работал во МХАТе в качестве режиссёра-ассистента. В 1932 году на сцене МХАТа состоялась постановка спектакля «Мёртвые души» по инсценировке Булгакова. 16 февраля 1932 года возобновили спектакль «Дни Турбиных». В письме своему другу П. Попову Булгаков сообщил об этом так:

Конечно, «замечательное распоряжение» было отдано никаким не правительством, а Сталиным. В это время он посмотрел во МХАТе спектакль по пьесе Афиногенова «Страх», который ему не понравился. Вождь вспомнил о Булгакове и приказал восстановить «Дни Турбиных» - что и было мгновенно исполнено. Спектакль сохранялся на сцене Художественного театра вплоть до июня 1941 года. Однако ни на один театр, кроме МХАТ, разрешение ставить любимую Сталиным пьесу не распространялось.

В том же 1932 году М.А.Булгаков окончательно расстался с Л.Е. Белозерской. Его третьей женой стала Елена Сергеевна Шиловская, с которой он прожил всю оставшуюся жизнь.

В 1934 году Булгаков просит правительство СССР о предоставлении ему двухмесячной заграничной поездки «для поправки здоровья». Возможно, целью этой поездки являлось также и предложение эмигрантским издательствам очередного варианта «Мастера и Маргариты». В 1931 году, в виду своей несостоявшейся эмиграции, Булгаков начал писать роман заново и его вторую (далеко не последнюю) редакцию исследователи датируют именно 1934 годом.

Но Булгаков получает отказ. Товарищ Сталин прекрасно понимал: если Булгаков останется за границей, пьесу «Дни Турбиных» придётся снять с репертуара. Драматург становится «невыездным», но одновременно обретает и статус «неприкосновенного». В случае ареста Булгакова по какому-либо обвинению, вождь также мог лишиться любимого зрелища…

В 1936 году, после почти пяти лет репетиций, во МХАТе увидел свет спектакль «Кабала святош». Прошло всего семь представлений, и спектакль был запрещен, а в «Правде» помещена разгромная статья об этой «фальшивой, реакционной и негодной» пьесе. После статьи в «Правде», Булгакову пришлось покинуть МХАТ. Он стал работать в Большом театре как либреттист и переводчик. В 1937 году М. Булгаков работает над либретто «Минин и Пожарский» и «Пётр I», одновременно заканчивает последнюю редакцию рукописи «Мастера и Маргариты».

Казалось, что в конце 1930-ых годов шансы на публикацию романа в СССР были больше, чем в конце 20-х, когда Булгаков начал работу над ним. Снизился накал антирелигиозной пропаганды, а деятельность церкви усилиями властей была сведена к нулю. Оказались репрессированы или просто сошли со сцены многие булгаковские критики. РАПП был распущен, а в новый Союз писателей Булгакова приняли сразу же, в июне 1934 года. В 1937 году Михаилу Александровичу поступали предложения от многих известных издательств написать «советский авантюрный роман». Булгаков отказывался. Лишь однажды он решился предложить к публикации главы из «Мастера и Маргариты», но бывший редактор альманаха «Недра» Ангарский (впоследствии тоже репрессированный) чётко ответил: «Это напечатать нельзя.» «Почему?» – спросил Булгаков, желая услышать обоснованный ответ. «Нельзя,» – повторил Ангарский, отказавшись от каких-либо объяснений.

9 сентября 1938 года Булгакова посетили представители МХАТа. Они просили забыть прежние обиды и написать новую пьесу о Сталине. Булгаков был на многое готов, чтобы позволили напечатать его «Мастера и Маргариту». Пьеса «Батум» была написана в 1939 году, к 60-и летнему юбилею вождя. Конечно, Булгаков, вдохновившийся образом молодого Сталина, не мог получить ни материалов для пьесы, ни доступа к архивным документам. События «Батума» основаны на опубликованных в то время официальных источниках и представляют собой, в большинстве своём, художественный вымысел. Все, кому Булгаков читал пьесу, её хвалили (храбрецов ругать произведение о Сталине не нашлось). Сам Сталин тоже одобрил «Батум», но, вопреки ожиданиям автора, пьеса без лишнего шума тут же была запрещена к печатанию и постановке. Взявшись писать «заказную» пьесу, драматург и не подозревал, что Иосифу Джугашвили вовсе не нужны воспоминания о его дореволюционном прошлом. Непогрешимому Вождю народов, вне сомнения, было, что скрывать.

Болезнь и смерть

По воспоминаниям Е.С. Булгаковой (Шиловской), Михаил Афанасьевич с самого начала их совместной жизни часто говорил о своей скорой кончине. Друзья и близкие писателя воспринимали эти разговоры, скорее, как очередную шутку: несмотря ни на что, в жизни Булгаков был человеком весёлым и любил розыгрыши. В 1939 году, в 48 лет, он заболел нефросклерозом. Булгаков знал, что гипертонический нефросклероз – болезнь наследственная и смертельная. В прошлом врач, он, возможно, очень рано ощутил первые симптомы. В том же возрасте нефросклероз свёл в могилу отца Михаила Афанасьевича.

Состояние здоровья М. Булгакова быстро ухудшалось, он периодически терял зрение, продолжал употреблять морфий, прописанный ему в 1924 году, с целью снятия болевых симптомов. В этот период писатель начал новую, последнюю правку романа «Мастер и Маргарита». Когда окончательно ослеп, он диктовал жене последние варианты глав. Правка остановилась 13 февраля 1940 года на словах Маргариты: «Так, это, стало быть, литераторы за гробом идут?»

10 марта 1940 года Михаил Афанасьевич Булгаков скончался. 11 марта состоялась гражданская панихида в здании Союза Советских писателей. Перед панихидой московский скульптор С.Д. Меркуров снял с лица М. Булгакова посмертную маску.

Похоронен М.А. Булгаков на Новодевичьем кладбище. На его могиле, по ходатайству его жены Е.С. Булгаковой, был установлен камень, прозванный «голгофой», который ранее лежал на могиле Н. В. Гоголя.

Елена Широкова

По материалам книги Соколов Б. Три жизни Михаила Булгакова. – М.:Эллис Лак, 1997.