Дневники марии волконской толстой. Лев толстой

ДЕТИ ЛЬВА ТОЛСТОГО

Всего у Льва Толстого и Софьи Андреевны родилось 13 детей. Некоторые из них умерли в младенчестве. Варвара не дожила до года, Петр и Николай прожили всего один год, Алексей - 5 лет. Дольше всех прожила любимая дочь Толстого Александра, умерла в 1979 году в Америке. Своим характером, энергией она была больше всех похожа на отца. Дочь Мария умерла в 1906 году, похоронена в имении своего мужа Николая Оболенского в селе Кочеты Крапивинского уезда. Старшая дочь Татьяна в 1899 году вышла замуж за известного политического деятеля Михаила Сухотина. Ей принадлежит одна из самых искренних книг о тайнах семьи Толстого. Сын Михаил, чей прах вчера был перезахоронен в Ясной Поляне, написал автобиографический роман "Митя Тиверин" и мемуары "Мои родители".

Матери Толстой не помнил, она умерла, когда ему не было и 2 лет, в 9 лет он потерял отца. Всего в семье Толстых было 4 брата (Николай, Сергей, Митя, Лев) и сестра Машенька. Воспитательницей осиротевших детей стала дальняя родственница семьи Т.А. Ергольская. Она была человеком решительного и самоотверженного характера.

Николай Ильич Толстой (1794 - 1837) - отец Л.Н. Толстого

Николай Ильич - старший из четверых детей гр. И.А. Толстого. Он имел все качества молодого человека хорошего тона: превосходно знал французский и немецкий языки, интересовался поэзией, музыкой, живописью, танцевал мазурку и вальс... С 6 лет был зачислен на гражданскую службу, в17 лет перевелся на военную службу, принимал участие в заграничных походах против Наполеона (1813-1814 гг.). За отличие в боях получил орден Владимира 4-й степени и чин штабс-ротмистра. В 1822 г. женился на Марии Николаевне Волконской. После смерти жены жил в имении Ясная Поляна, незадолго до своей кончины перебрался с детьми в Москву. Скончался 21 июня в Туле, куда прибыл по делам, от «кровяного удара», как было сказано в медицинском заключении. «Отец был среднего роста, хорошо сложенный, живой сангвиник, с приятным лицом и с всегда грустными глазами» (Толстой Л.Н. т. 34, с. 355). «...Отец никогда ни перед кем не унижался, не изменял своего бойкого, веселого и часто насмешливого тона. И это чувство собственного достоинства, которое я видел в нем, увеличивало мою любовь, мое восхищение перед ним» (Толстой Л.Н. т. 34, с. 357).

Мария Николаевна Толстая (урожденная Волконская, 1790-1830) - мать Л.Н. Толстого

Н.С. Волконский позаботился о том, чтобы его единственная дочь получила прекрасное образование. Учителя и гувернантки обучали ее немецкому, английскому, итальянскому языкам и гуманитарным наукам, она с детства, как родным, владела французским. Точные науки преподавал ей отец. Мария Николаевна уделяла много времени занятиям музыкой, много читала. Ее дневники свидетельствуют о несомненном литературном таланте, что подтверждают и другие ее сочинения: стихи, повести, литературные переводы. В 19 лет Мария Николаевна была представлена высшему свету Петербурга. Ко времени вступления в свет она стала девушкой рассудительной, живой и самостоятельной. Она не была красавицей, говорили, что самым замечательным в ее облике были выразительные, лучистые глаза. Портреты ее не сохранились, до нас дошло лишь одно ее изображение - силуэт в детском возрасте. «...В моем представлении о ней есть только ее духовный облик, и все, что я знаю о ней, все прекрасно...» (Толстой Л.Н. т. 34, с. 349). 9 июля 1822 г. Мария Николаевна вышла замуж за Н. И. Толстого. За 8 лет супружества в их семье родилось пятеро детей: Николай, Сергей, Дмитрий, Лев и Мария. Спустя шесть месяцев после рождения дочери Мария Николаевна скончалась от «родовой горячки», как тогда говорили. «Она представлялась мне таким высоким, чистым, духовным существом, что часто в средний период моей жизни, во время борьбы с одолевавшими меня искушениями, я молился ее душе, прося ее помочь мне, и эта молитва всегда помогала мне» (Толстой Л.Н. т. 34, с. 354).

Лев Николаевич Толстой – аристократ по рождению, несостоявшийся военный, добросовестный помещик по необходимости, под конец жизни – крестьянин и ремесленник, по идейным устремлениям, и один из творцов русской классической литературы, по общему признанию. Род Толстых был одним из самых древних; один из предков Льва Николаевича – граф Петр Андреевич Толстой – был ближайшим сподвижником императора Петра I.

«Я родился в 28-ом году, 28-го числа, и всю мою жизнь 28 было для меня самым счастливым числом», – вспоминал Лев Николаевич. Родился он в родительском имении Ясная Поляна, что недалеко от Тулы. Здесь и прошло все детство Толстого, его трех братьев и младшей сестры. Родители его, граф Николай Ильич Толстой и княжна Волконская Марья Николаевна (впоследствии они послужили прототипами для образов Николая Ростова и княжны Марьи Болконской в "Войне и мире"), рано умерли и оставили детей круглыми сиротами.

Дата рождения: 10.11.1790
Гражданство: Россия

От автора.

Есть женщины, которые похожи на ангелов… При этом совершенно неважно: счастлива ли их личная, чисто женская Судьба, красивы ли они, знамениты ли, богаты. Пишут ли их портреты лучшие художники. Всё, может быть, и - совсем наоборот. Они, эти женщины, могут обладать невыразительною внешностью, их портреты - или будут никому неизвестны, или затеряются в пыли чердаков. Это - в лучшем случае. А то и вовсе не будут написаны! И судьба этих женщин будет складываться, порой непросто, а то и вовсе - трагически. Но для их внутреннего состояния это, повторяю, будет совершенно неважно.

Они ведь приходят в мир не для этого вовсе, слишком внутренне сосредоточенно несут они в себе нечто особенное, быть может, то, что осветляет нежно Мир, делает его одухотвореннее и теплее. Что важнее стократ эгоистичного “я”, и всего - маленького, личного, мелкого. Того, что часто называют пренебрежительно: “бабьим”.

Взглянув на такую женщину, избрав её себе в спутницы, возлюбленные, жены, подруги, советчицы - неважно в каком качестве, - любой, и самый отъявленный грешник, как бы тоже улавливает частицу света, исходящую от них, их искреннее тепло и сам становится чуть - чуть похожим на ангела. Ну, хотя бы - падшего. (*В этом месте какой-нибудь ироничный читатель непременно улыбнется. А я того и добиваюсь! - автор.)

Всё вышесказанное вовсе не значит, что такие вот женщины сами - безгрешны и невозмутимы. О, нет, нет! Они могут плакать по ночам, впадать в ярость, бить посуду, читать глупые сентиментальные романы; хорошо, если - не стихи - изводить кучу гусиных перьев и целые флаконы чернил на странные записи в дневниках-альбомах, которые потом совестливо жгут или хотя бы - мечтают сжечь. Они могут горестно отчаиваться, не верить в себя, чего-то бояться, не соображать в математике и геометрии, падать с лошади, не понимать до отчаяния глубоких философских вещей, вроде вопроса: “Для чего мужчины идут на войну и убивают друг друга?”..

Словом, они могут быть самыми обычными, слабыми женщинами…

Но проходят годы… и их выросшие сыновья, читая их уцелевшие дневники, письма, записки возводят ушедшие, легкие, бестелесные образы в степень божества, а их жизнь - подчас короткую, как мгновение, (позволено ли ангелам долго задерживаться на земле?!) - знают наизусть и пересказывают своим детям и внукам, как увлекательнейший роман. А если сыновья ещё и талантливы и одарены Небесами даром Слова, то могут сделать и большее … Дать жизнь боготворимому образу на страницах своих творений. Жизнь бессмертную. Вечную. Но не холодную и безразличную, а теплую и живую. Такую, какую и подобает иметь ангелам в земном образе. С одним таким ангелом - графиней Марией Николаевной Толстой - Волконской всё так именно и случилось. И не могло быть иначе. Ведь её сыном был Лев Толстой.

1.

Он знал её жизнь почти наизусть. Составлял терпеливо хронику её рода, перечитывал дневники, записки, письма, уцелевшие в семейном архиве. Перебирал перелистывал ночами страницы, чудом сохранившие запах её духов. Восстанавливал в памяти то, что было до него. Дух времени. Становление характера. Любимые книги. Затронувшие сердце мысли. Всё, что мы так или иначе знаем о графине Марии Николаевне Толстой, мы знаем от её сына. Он оставил нам её выразительный портрет на страницах самой первой своей книги: “ Детство”.

Все помнят эти строки: “нежная, белая рука, ласкающая детскую голову, завитки волос на шее, тёплые чёрные глаза, наполненные светом и всегдашней любовью” Пленительная картина, хоть цельного описания и нет. Облик загадочен и неизвестен. Как у ангела. Почти условен. Каждый волен писать своё. И нам остается тогда лишь добавить к такому вот чарующему и памятному описанию ещё несколько отдельных штрихов. Не более…

Княжна Мария Николаевна Волконская принадлежала, по рождению своему, к знатнейшему из родов российских: отец её, князь Николай Степанович Волконский - виднейший соратник императрицы Екатерины Второй, её обер-секретарь и сенатор; сопровождал правительницу в знаменитой поездке по Тавриде. Славился Николай Степанович при Дворе «северной Семирамиды» своим независимым и гордым нравом, отличным знанием военной науки и истории, музыки и архитектуры. Императрица уважала его мнение и ценила за ум и прямоту, бесстрашие и находчивость, хотя и говорил он, бывало, вещи, вовсе не лестные для уха мудрой Государыни. Но Екатерина все же назначила его полномочным послом России в Берлине. Были в особняке посольском и пышные приёмы и музыкальные вечера, и умные разговоры - как иначе?.. Но не забывал князь и Россию.

В имении жены своей, урожденной княжны Екатерины Дмитриевны Трубецкой, “Ясная Поляна”, близ Тулы, Николай Степанович выстроил отличный дом с флигелями и службами, парком и беседками-ротондами, завёл оркестр из крепостных музыкантов, наладил хозяйство отличнейшим образом, и, казалось, не особо и тужил, когда попал в опалу в царствование императора Павла Первого: за какое-то неосторожное высказывание в адрес царствующей особы и царящих подле особы нравах. Ну, что ж, опала, так опала! Сенатор князь Волконский принял её с должным безразличием и хладнокровием истинно мудрого человека-стоика, ценящего в жизни совсем иные блага, нежели “жизнь в случае”…

Ему и спокойнее гораздо было в тиши имения: можно здесь вволю размышлять, читать, прогуливаться и обдумывать свои “ дипломатические мемории”, ждать появления первенца.

Он надеялся на сына - было бы тогда кому передать фамилию и гербы, но человек предполагает, а …

2.

А еще через два года княгиня Екатерина Дмитриевна, женщина молодая, здоровая, но - очень уж хрупкая! - скончалась внезапно от горячечной лихорадки оставив ошеломлённому горем князю маленькую наследницу, прелестную дурнушку с густыми черными бровями и живыми, выразительными глазами, глубокими, как колодец, сиротливое сокровище, как оказалось впоследствии, хоть не унаследовавшее живой, пленительной красоты своей матери, но очень похожее на неё и горячностью натуры и щедростью сердца. Прозывалось сокровище то - Машенькой. Марией Николаевной.

Опала князя Волконского продолжалась после смерти супруги ещё несколько лет, а затем он вновь был призван на службу, произведён в генерал-лейтенанты. И назначен военным губернатором в Архангельск, где получил ещё чин генерала от инфантерии. Впрочем, прослужил он на этот раз недолго и скоро вышел вновь в отставку, но - почётную, с сохранением мундира и пенсии.

Посвятил князь тогда всё своё внезапно освободившееся время любимой усадьбе, хозяйству, парку, мемуарам и обожаемой - сдержанно, но горячо, вспыльчиво - дочери, которую считал он «хрупкой здоровьем и робкой на людях».

3.

Но, если в первом умственном заключении своем о дочери князь совсем не ошибался, то во втором… Мария Николаевна, княжна Волконская, слыла среди знающих её людей девушкою необыкновенной. От отца она унаследовала небывалую гордость духа, аристократизм, утонченность манер, врожденное чувство собственного достоинства. Говорила на пяти языках, в том числе - итальянском - читала латинские лечебники, отлично играла сложнейшие клавикордные и арфические пиесы, интересовалась алгеброю и историей искусств.. Незаурядность её ума сказывалась не только в каждом её слове, жесте, но и во взгляде лучистых глаз, впрочем, часто наполненных слезами: имела княжна Мария Николаевна очень ранимую душу, чувствительное к страданиям других сердце. В обиходе же была скромна и к себе очень требовательна, взыскательна. Все эти черты ей достались по наследству от рано умершей матери. В общении с властным и язвительным отцом Мария научилась скрывать свои чувства, но эмоции кипели внутри нее, как еще не проснувшийся вулкан.

Вела княжна Мария Волконская и дневник, но с не пустыми девичьими признаниями о кавалерах на очередном балу, - как все барышни той поры, - а с размышлениями и серьезнейшим разбором книг, статей журнальных и собственных поступков и недостатков.

За день, за месяц, за год.. Исповеди княжны, приносимые иногда на прочтение строгому отцу, занимали целые пухлые томы*… (*Слово употреблено в старинной форме для сохранения общего эмоционального тона повествования - автор.) Робкою, как казалось князю Николаю Сергеевичу, она вовсе не была, просто присутствовала в ней сдержанная прохлада достоинства, моментально отпугивающая легкомысленных “бабочек” - кавалеров.

А, может, их отпугивал еще и сам князь Николай Сергеевич - его острый проницательный взгляд, язвительная, немного надменная манера разговора. Единственным, кто «однажды удостоился его милости»,- как пишет Анри Труайя в своей книге «Лев Толстой.», (* Москва. Изд. - во «Эксмо» . 2005 г. серия: «Русские биографии» стр.9. Личное собрание автора статьи.), был один из двух сыновей князя Сергея Голицына. Дружба между двумя сиятельными представителями старинных родов завязалась довольно поздно, и старики решили скрепить ее довольно старомодным уже в те времена обычаем, просто, «без затей»: помолвкою своих наследников. Для начала обменялись скромными подарками: семейными портретами. Но едва портрет князя Сергея Федоровича и его супруги - пышнотелой, рыжеволосой красавицы Варвары Павловны, - на которую, как уверяли, был сильно похож Машенькин жених! - заняли место в родовой картинной галерее Волконских, рядом с древом старинной фамилии, ведущей свое начало от легендарного князя Михаила Черниговского, как до княжны Марии дошла ужасная весть: жених ее умер от тифозной горячки!

«Для нее - пишет А. Труайя, - это стало знамением свыше: она не должна более думать ни об одном мужчине, кроме своего отца! Как учили, не стала плакать, но навсегда сохранила в душе воспоминание об этой зарождавшейся любви, чистота и грусть которой так напоминали романтические истории, прочитанные в юности..»

Запертая в богатом имении, в ста шестидесяти девяти верстах от Москвы, она теперь точно знала, что останется старой девой, но старалась не страдать при мысли об этом. Делила одиночество с двумя компаньонками, которых выписал ей отец - англичанкою мисс Ханессен и резвою молодою черноглазой француженкой. « Я хорошо лажу с обеими - шутливо писала Мария. - Занимаюсь музыкой, смеюсь, играю с одной, говорю о любви и злословлю о свете с другой, и обе меня безумно любят*(*Из французского письма Т. А Ергольской, кузине. Цитируется по книге А. Труайя. «Лев Толстой» указ. издание, стр.10.)

Но порою, устав от веселой болтовни, книг, музыки, занятий Мария помышляла о грустном, погружалась в меланхолию, мечтала о смерти становилась холодной с окружающими, как бы замыкалась в себе. В дневнике ее сохранилась одна печальная запись, отражающая перепады ее настроения:

«Пойду в какой нибудь монастырь и стану там молиться. Потом, прежде чем привыкну и привяжусь к нему, пойду дальше. Стану идти до тех пор, пока ноги будут меня слушаться, потом прилягу, умру, и окажусь у врат, за которыми нет ни грусти, ни слез.. *(* А. Труайя. указ. изд. стр 10.)

Князь Николай Сергеевич, прочтя сей «девичий бред», несказанно сердился на сумасбродку Машеньку, бранил за “ несносные, придуманные глупости”, дулся, в горячке отобрал тетради и запер их на ключ в своем бюро, молчал с нею две недели, а потом - еще раз выбранил так, что она с отчаяния хотела было даже принять снотворных пилюль, но не успела…

4.

3 февраля 1821 года ее всесильный и грозный князь - батюшка скоропостижно скончался от апоплексического удара. Она осталась одна.. Надо было принимать на себя тяготы управления громадным состоянием и бренность мира, из которого было уже так нелепо собралась исчезнуть навсегда.. Княжна немного растерялась - не стало того, кому она могла бы жертвовать жизнью, помогать, с кем могла бы ссориться и у кого могла бы просить прощения!

Ее всегдашняя привычка заботиться о ком то наталкивалась теперь на пустоту. С отчаянья, пытаясь как то преодолеть бездну своей ненужности окружающим, она предпринимает странный, на первый взгляд, шаг: отдает компаньонке, мисс Ханессен, часть своего состояния и устраивает ее свадьбу со своим кузеном - князем Мишелем Волконским. Мария Николаевна весело хлопочет об устройстве венчания и торжеств, и словно не замечает, что и в московском свете и семье эскападу ее все дружно осуждают, беспрестанно говоря о мезальянсе в древнем, княжеском роду..

Слухи о скандале в семействе Волконских доходят и до северной столицы. Даже знаменитый почтовый директор, вездесущий сплетник, князь А Булгаков пишет своему брату: «Княжна, дочь покойного Николая Сергеевича, довольно некрасивая девица, с густыми бровями, потеряв надежду насладиться семейным счастьем, отдала часть своей собственности англичанке, которая у нее живет..» * (*А. Труайя, указ. изд. стр.11.)

5.

Родные и знакомые ахали и охали: «Пустит, пустит своенравная княжна Волконская себя по миру или в уме повредится от одиночества! Как ее остановить?. Ведь, не дай господь, отдаст свои имения и деньги еще кому нибудь или отпишет в монастырь поблизости от Москвы и сама в том монастыре запрется! Что делать со старою девою, полузавядшим осенним цветком?! Выдать замуж? Уж больно неказиста! За кого Эка невидаль! Охотников до богатого приданного всегда много! Тогда, чем же обедневший отпрыск рода Толстых, граф Николай Ильич, - хуже остальных? На свою брачную эскападу родные смотрели как на благодеяние и не мешкая, приступили к сватовству!

Будущих возможных супругов осторожно представили друг другу на одном из званых вечеров, беспрестанно сокрушаясь про себя о совершенной некрасивости своенравной умницы - княжны! Как, ну как же ей можно привлечь внимание такого красавца в ладно сидящем гусарском мундире, с высоким лбом, буйными кудрями и усами, лихо закрученными книзу?! Лицо ее вечно уныло, манеры - холодны, взгляд - тускл, а из - за щетины бровей и вовсе - кажется суровым, как будто вечно смотрит княжна букою! Высокая, по моде, прическа бесконечно уродует ее! Вот разве, что - улыбнется, - тогда?!

Мария же при знакомстве ничем не выдала своих чувств: была, как обычно, аристократически холодна, сдержанна.. Жених, прищуривался, отмалчивался, улыбался, склонялся почтительно, целуя пальцы княжны в митенках, крутил усы..

«Ох, не выйдет роман»! - сокрушенно шептались свахи - тетки и кузины. А роман… Взял да и вышел… Вернее, со стороны графа Николая сначала это была только выгодная сделка..

6.

Николай Ильич Толстой, конечно, никак не мог соперничать знатностью с славным родом Волконских, но фамилия Толстых была не менее известна в России! По родоначальнику своему, графу Петру Андреевичу, сподвижнику Петра Первого.

Отец же самого графа Николая Ильича, Илья Андреевич Толстой, юношей окончил морской кадетский корпус, служил - сперва на флоте, потом - в Преображенском полку, где дослужился до бригадира. Был он добрым, хлебосольным, безалаберным человеком, любил роскошь и совершенно не умел считать деньги. Потому-то благодушный, румяный улыбчивый граф Толстой и разорился, в конце концов, почти до нитки, в 1811 году, имея на руках большое семейство: маленьких детей, больную мать, и избалованную роскошными привычками богатой дамы, обожаемую им до беспамятства, супругу, Пелагею Николаевну, урожденную княжну Горчакову.

Отечественная война 1812 года и пожар Москвы только ещё больше затруднили жизнь Ильи Андреевича: полностью сгорел его дом и подмосковная усадьба. Пришлось тогда бедному графу просить о месте.

В 1815 году его назначили губернатором в Казань. Был он человек честный и порядочный, но уж… слишком добрый. Сам не злоупотреблял властью, данной Государем, зато никак не упускали случая те, кто стоял подле него.

О “вопиющих непорядках” в самой Казани и губернии стало известно в столице, при Дворе, в Сенате! Спешно назначили комиссию. Илью Андреевича обвинили “в подозрительном небрежении в делах по местам, управлению подчинённым” и в “явной слабости и недостатках знания”. С должности губернатора он был, разумеется, уволен, и, не перенеся позора, скончался в 1820 году, всё ещё находясь под следствием!

Его сыну, Николаю Ильичу, молодому, жизнерадостному человеку, среднего роста, сангвинического темперамента и весьма живого, но поверхностного ума, исполнилось в ту пору только двадцать пять лет. От военной карьеры (поучаствовав в кампании 1812 года довольно бесшабашно и храбро.) он уже отказался, поскольку испытывал после всего пережитого и увиденного стойкое отвращение к “оправданному человекоубийству”, да и денег на дальнейшую блестящую военную карьеру у разоренной до основания семьи Толстых просто не было! После уплаты долгов отца-губернатора у графа Николая Ильича, подполковника в отставке, во владении осталось только одно имение: родовая усадьба Никольское - Вяземское, а на руках - две графини: избалованная донельзя отцом, взбалмошная и капризная матушка и сестра, графиня Александра Ильинична Остен-Сакен, чей муж, остезийский граф, находился в сумасшедшем доме и, естественно, не мог должным образом заботиться о супруге.

7.

Пустить себе пулю в лоб, от всех этих “ тяжких обстоятельств семейственных”, как честный человек, граф Николай Ильич, разумеется, ни коим образом не мог - не позволял долг сына и брата! Сесть в долговую яму ему мешало обостренное природное чувство чести. Он платил по счетам, тужась, отказывая себе во всем, покуда мог, а потом…

Потом участливые родные стали подыскивать ему богатую невесту. Подыскивали долго. Многих невест его капризная матушка не одобряла, а от многих - сам молодой граф голову отворачивал. В конце концов, выбор разоренного, но разборчивого семейства пал - таки на богатую княжну Марию Волконскую.

Граф Николай Толстой, конечно, знал, идя навстречу желанию родных, что брак сей будет заключен по расчёту. Знала отлично “грустные обстоятельства родовитой фамилии” и сама княжна Мария.

Но молодые люди неожиданно друг другу понравились, и к чувству уважения, которое испытал Николай Ильич к княжне Марии почти сразу - с первой их встречи - примешалось ещё и чувство искреннего восхищения, переросшее в глубокую привязанность, преданность. И вовсе не потому - преданность, что был Николай Ильич супруге обязан поправлением семейных дел, обеспечением покойной старости матушки, уютом, комфортом вольного и богатого житья. О, нет, нет! Тут было всё гораздо проще и сложнее. Как всё, вообще то, и бывает в жизни. Николай Ильич, переживший, вернее, перечувствовавший многое за год - два после смерти отца, познавший всё унижение “ золоченной бедности”, вероятно, просто сумел по достоинству оценить те редкие душевные качества, что таились в натуре Марии Николаевны, и они нашли тёплый отклик в его сердце.

Девятого июля 1822 года княжна Мария Николаевна Волконская стала графинею Толстой. В приданное мужу она принесла восемьсот крепостных душ в Тульской и Орловской губерниях, несколько имений, самым большим из которых была родовая усадьба - Ясная Поляна. Но молодые поселились в Москве, в скромной квартире вместе с матерью и кузиной молодого графа, Танечкой Ергольской. Здесь, в стенах этого скромного дома, 21 июня 1823 года на свет появился их первенец - Николай Толстой.

8.

Однако, общеизвестная семейная идиллия и согласие в браке Толстых сложились не сразу. Графине Марии Николаевне пришлось, на первых порах, принести в жертву свое самолюбие и терпеть бесконечные укоры, капризы и придирки взбалмошной свекрови, неутихающую ревность кузины Туаннетт, которую та никак не пыталась скрыть, с пристрастием наблюдая каждый шаг и каждый жест Марии Николаевны и словно ожидая, когда молодая графиня отступится, когда же лопнет ее терпение? Терпение не лопнуло. Постепенно все наладилось и немалую роль тут сыграло то, что, уступив уговорам супруги, вскоре после рождения первенца,

в 1824 году, граф Николай Ильич вышел в отставку, и вся семья окончательно поселилась в фамильной усадьбе графини Марии Николаевны, в просторном доме с двумя флигелями, четырьмя прудами и двумя парками: Верхним и Нижним. Зажили сиятельными помещиками, на вольном воздухе и деревенском хлебе с молоком, хотя достаток был скромный - дела графа еще не совсем поправились.

В 1826 году, уже в имении, у супругов Толстых родился сын Сергей, в 1827 еще один сын - Димитрий, а в 1828 году - новый маленький наследник гербов и фамилии - младший граф Лев Николаевич, давший бессмертные крылья Памяти ангелу рода Толстых - своей матушке, графине Марии.

9.

По документам семейного архива Толстых, по тем редким строкам, которые проникли в печать, с позволения и желания Льва Николаевича Толстого, можно судить о том, что Николая Ильича Толстого неустанно и неизменно восхищала в жене “ глубокая работа души и сердца”, на которую он сам от природы был не очень способен, увы!

Николай Ильич чрезвычайно ценил в “своей графинюшке”* (*выражение Л. Толстого. - С. М.) её редкостный такт и ум и то, что она и умела - и желала всегда, несмотря на занятость пятью детьми и большим, гостеприимным домом, - стать его преданным и понимающим другом. Он относился к ней, как передавал Л.Н. Толстой, рассказывая семейные предания, и тщательно подбирая при этом слова, “как относятся к дамам царской крови” не потому только, что был обязан лишь ей спасением фамильной чести, положения, и всего того, что составляло принадлежность к хорошему, порядочному обществу”, а скорее, вернее всего, лишь потому, что и она сама безмерно уважала в нём его высокую, природную, истинную порядочность и доброту, ни разу, ни в чём, никогда, не подчеркнув ни своего превосходства пред ним, ни своих ему благодеяний!

Супруги часто всё делали вместе. Вместе просматривали хозяйственные счета, вели расходные книги и деловую переписку, пополняли домашнюю библиотеку, устраивали деревенские пикники и охоту для гостей- соседей. Бывали, разумеется, и моменты, когда Николай Ильич ощущал себя существом духовно более обыкновенного, что ли, порядка, чем Мария Николаевна, хотя и любил читать Бюфонна и Ларошфуко, прекрасно говорил по - французски, слыл превосходным рассказчиком.

Справедливости ради надо, наверное, сказать, что если осознание превосходства супруги и мучило порой графа, то - весьма, весьма недолго!

Миг ведь он и есть миг, не правда ли?

Графиня Мария Николаевна в такие вот минуты замечала тотчас некоторую рассеянность в его словах и поступках, желание подолее, чем обычно, задержаться в библиотеке перед штофом красного вина. Она знала эту “маленькую слабость” мужа, но охотно извиняла её, и как-то мудро, неслышно, отступала в тень, стараясь всё сгладить, затушевать, выказывая супругу и наедине, и на людях, и при детях, немного более должного уважения и внимания, чем всегда. Глаза Николая Ильича вспыхивали признательно, и он переставал терзаться сомнениями.

10.

Сама же графиня, видя его спокойствие, блаженно улыбалась, делая вид что все - в порядке, весело хлопотала вокруг чайного стола и пирожных, раздаваемых детям, играла с вдохновением на пианино этюды Дж. Фильда и Ф.Листа, горячо обсуждала с кузиной Туаннетт роман Руссо «Элоиза», смеялась рассказам мужа о приключениях на охоте с неуемной борзой Дианой, а вечером..

Вечером же, тихо запершись в своей спальне, оставшись наедине со своими мыслями, неторопливо записывала по французски в дневник: «В ранней юности мы все пытаемся найти всё - вне нас, но неизменно позже возвращаемся к самим себе».

В этом месте перо ее споткнулось, слегка царапнув бумагу. След пера виден и века спустя.

Видимо, здесь мудрая графиня улыбнулась тому, как нечаянно и вовремя приходит на ум счастливая мысль. Она ведь тоже нашла саму себя в себе самой!

К тридцати восьми годам Мария из засохшего цветка - старой княжны - девы, превратилась в спокойно - счастливую молодую женщину, мать четверых детей, хозяйку большого и дружного семейства, в котором, безусловно, есть свои тайны и тени, но есть и так много света и душевной открытости.

И рядом с мудрыми сентенциями появились строки незатейливых, полных чувства французских рифм:

…Кто эти двое счастливых смертных?

Два имени в тиши Небес?

Как в это счастье мне поверить,

В судьбу без мрака и без слез?

Любовь двоих, любовь земная

Небесным полная огнем!.

О, мы стоим у двери рая

С тобой вдвоем, навек - вдвоем!

____________________________

Это была, и вправду, очень счастливая, дружная семья….

Атмосферу её можно почувствовать спустя столетия, перечитывая повести “Детство” и “Отрочество”. Там есть это, необыкновенное по силе ощущение счастья, тёплого, небывалого, как бы очаровывающего… Но есть там и некая дымка, легкий флер тревоги, предощущения, предчувствия, что счастье это, теплота, отрадность взаимопонимания, взаимопроникновения, прикосновения к душам родных тебе и любимых тобою до боли людей, - всё это, увы: быстролётно, не вечно, невозвратимо, всё длится - лишь миг! И стоит открыть глаза и его, мига, уже нет, не остановить, не удержать в руках!..

11.

Казалось, ничто, никак не предвещало беды семье Толстых! Мария Николаевна вынашивала и рожала детей, тщательно, любовно воспитывала их, отмечая в своем “Педагогическом дневнике” малейшие проявления их характера, темперамента, их детские привычки, ежедневные шалости, забавные детские слова. (Этот многотомный дневник матери Лев Толстой позже читал, как увлекательнейшую книгу, психологический труд. И всегда не уставал восхищаться тем, как точно и тонко чувствовала она их слабые, неокрепшие, ещё мало кому понятные, детские движения души, как пыталась развить, по мере сил, всё то хорошее, что было заложено в детях от природы; и как она принимала и горячо любила их, детей своих, со всеми слабостями и недостатками!) Фрагменты “Педагогического дневника” графини Марии Николаевны Толстой почти в неизмененной форме вставлены в обширные черновые варианты романа “Война и мир” А её саму мы узнаём в трепетно-трогательном, совершенно пленительном образе княжны Марии Болконской… То же некрасивое лицо, тот же недюжинный, живой ум, огромные лучистые глаза Вспоминаете? Узнаете?… Да только полно, была ли графиня Мария Николаевна и впрямь так некрасива, как княжна Марья? Или Толстой, как обычно, скромно преувеличивал? Эту свою черту он унаследовал тоже от горячо любимой им матери. Как и склонность к вечным сомнениям, терзаниям, склонность к углубленному «самокопанию» в недрах собственной души. Впрочем, как знать, не будь в нём этого, вышел бы из него тогда великий русский писатель, или - нет? Да что гадать! Сложилось так, как сложилось. И в истории, как и жизни, вовсе нет сослагательного наклонения “бы”. И как мы не можем представить себе Льва Толстого вне его писательского Дара, так не можем мы, при всём горячем желании, и продлить канву жизни, хоть немного удлинить хронику биографии графини Марии Николаевны Толстой, его матери…

12.

Её смерть 4 августа 1830 года была для полуторагодовалого малыша Левушки непостижимым и непоправимым ударом такой силы, которую он не мог осознать, и с которым не мог примириться и долгие - долгие годы спустя.. Да, пожалуй, всю свою жизнь. Следы этого не примирения, этого постоянного поиска ускользающего из самого раннего детства дивного мира гармонии и счастья, ускользающего, пленительного образа матери - синонима этой самой Гармонии мы находим в вечных метаниях Толстого не только в молодости, перед женитьбой, но и в поздние годы зрелых исканий, вплоть до Ухода Исхода.. На страницах произведений.

На жизненных страницах, где не бывает черновиков. И где ничего не перепишешь набело. Но даже черновик жизни Толстого освящается присутствием незримых, любовно хранимых памятью черт… В каждой женщине, им любимой, а их было немало: Валерия Арсеньева, Екатерина Тютчева, Александрина Толстая - “тётушка”, княжна Щербатова и другие, другие… вплоть до Софьи Андреевны Берс, удостоенной чести окончательного выбора, искал Толстой хотя бы мимолетное напоминание облика нежно любимой им матери. Хотя бы дуновение ушедшего её аромата и исчезнувшей в вечность прелести! Хотя бы некоторые, узнаваемые черты… Хотя бы… Конечно же, больше, - не внешние, а внутренние, знакомые по ощущениям, впечатлениям души, строчкам семейных писем и дневников. Вот только могли ли любимые им женщины соответствовать памятному, почти Идеальному образу? То - вопрос другой.

И кто знает, быть может, в ответе на него, этот вопрос, и заключены истоки всей жизненной драмы Толстого?

Как недостижима для человека мечта об идеальной, безгрешной жизни, так недостижимы для любого земного образа ангельские черты, нарисованные признательной памятью детского, юношеского, взрослого, обожающего и безмерно тоскующего сердца… Да и может ли ангел обрести их, эти черты, через золотистую пыль времен?.. Дано ли такое - Ангелу?

13.

В “Воспоминаниях”, начатых им уже на склоне лет, Лев Николаевич писал с мудрой горечью:

“ Во всех семьях бывают периоды, когда болезни и смерти ещё отсутствуют и члены семьи живут спокойно… Такой период, как мне думается, переживала и моя мать в семье мужа до своей смерти… Никто не умирал, никто серьезно не болел, расстроенные дела отца поправлялись. Все были здоровы, веселы, дружны. Отец веселил нас всех своими рассказами и шутками, в доме звучало много музыки, песен. (*Мария Николаевна была замечательною музыкально одаренною натурой, чудно пела! - автор). Я не застал уже этого времени. Когда я стал помнить себя, уже смерть матери наложила свою печать на всю последующую жизнь нашей семьи”….

Графиня Мария Николаевна Толстая умерла вскоре после рождения младшей дочери Машеньки. Произошло это, вероятно, вследствие какого-то послеродового осложнения.

Или по крайней слабости здоровья - Мария Николаевна унаследовала от своей матери, княжны Трубецкой, весьма хрупкое телосложение. Возможно, что тут сыграла зловещую роль и наследственная предрасположенность к чахотке. Смерть Марии Николаевны была для семьи ошеломляюще непостижима. Много позже Лев Николаевич передал свои чувства и впечатления от постигшего семью горя в завершающих главах “Детства” и блестяще справился с этим, но…

14.

Николай Ильич Толстой сам не смог бы, наверное, справиться с постигшим его бедою, если бы не деятельная помощь двоюродной сестры, Татьяны Александровны Ергольской, которая взяла на себя все хлопоты об осиротевших детях:: они ведь были ещё очень и очень малы! Под её бдительным попечением Левушка Толстой изучал французскую азбуку, играл с братьями Николенькой, Митей и Сережей в таинственную “муравьиную палочку”, исполняющую желания. Одним из самых чудных, самых тайных желаний маленького Левушки было: “увидеть снова улыбку милой maman” … В одной из глав “Детства”, уже взрослым, зрелым, испытавшим на себе горечь войны, он писал: “Если бы в тяжёлые минуты жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку, я бы никогда не знал, что такое горе!”

Но эта трогательная, детская мечта Левушки Толстого, конечно, так и осталась мечтою.

С невыразимою мукою, за несколько лет до смерти своей на листе бумаги обрывком карандаша он написал вот эти, редко цитируемые ныне слова - признания, вечной тоски и вечной любви:

« Целый день тупое тоскливое состояние. К вечеру состояние перешло в умиление - желание ласки - любви.. Хотелось, как в детстве прильнуть к любящему, жалеющему существу и умиленно плакать и быть утешаемым. Но кто такое существо, к которому я мог прильнуть так? Перебираю всех любимых мною людей - ни один не годится. К кому же прильнуть? Сделаться маленьким и к матери, как я представляю ее себе. Да, да маменька, которую я никогда не называл еще, не умея говорить. Да, она высшее мое представление о чистой любви, но не холодной, божеской, а земной, теплой материнской. К этой тянулась моя лучшая, уставшая душа. Ты, маменька, ты приласкай меня. Все это безумно, но это правда!»* (*Записано на листке бумаги с датой: 10 марта 1906 года. Приводится по указ. изд. А. Труайя. стр. 20 - С. М.)

15.

Он знал, уже тогда, что Ангелы посещают землю в земном обличье на краткий срок и быстро покидают её. Их жизнь - лишь краткий миг, взмах крыльев птицы. Единственный способ увидеть Ангела в земном обличье ещё раз - это попытаться воссоздать его образ в памяти: красками, картинами, запахом, словами, строками… Толстой владел магией слов. Ему это удалось. А нам, читающим, удастся ли увидеть в пленительном хороводе слов Толстого Ту, чей лик миру так и остался неведом? Ту, о которой он некогда, с душевным трепетом и восторгом, писал: « Она представлялась мне всегда таким высоким, чистым, духовным существом, что часто в средний период жизни моей, во время борьбы с одолевавшими меня искушениями* (*имеется в виду отчаяние Толстого после смерти любимого брата Николая, карточные долги, безалаберность жизни, да и попытка самоубийства! - автор), я молился её душе, прося её помочь мне, и эта молитва всегда мне помогала…”

16.

Отец Льва Николаевича Толстого скончался, когда будущему писателю было всего лишь девять лет. Граф Николай Ильич Толстой умер при загадочных обстоятельствах, прямо на улице, в Москве, куда приехал из Ясной, по делам; не приходя в сознание. Деньги и документы, бывшие при нём, пропали. Пропал и медальон - часы с портретом покойной супруги, графини Марии Николаевны Толстой, с которым Николай Ильич старался не расставаться. Слуги, сопровождавшие в тот день графа, тоже - бесследно исчезли.

До самой своей внезапной кончины в июне 1836 г ода, граф Николай Толстой так больше и не женился, хотя и делал предложение кузине, Татьяне Александровне Ергольской, прося её стать не столько его женой, сколько заменить мать осиротевшим детям.

Татьяна Александровна Ергольская, всю жизнь нежно любившая Николая Ильича, (“Через любовь свою к нему она любила и всех нас, остальных!” - тонко заметит позже Лев Толстой - автор) не отважилась посягнуть на место “пленительной Машеньки” в сердце обожаемого двоюродного брата. Она отказала Николаю Ильичу в первом предложении, но второе - заботиться о детях-сиротах - исполнила до конца… Но это уже совсем другая история.

Светлана Макаренко. Семипалатинск. Казахстан.

В подготовке данной статьи использованы материалы личного книжного собрания и архива автора.

2.1. Мать Л.Н. Толстого - Мария Николаевна , (1790 - 1830) прототип княжны Марьи в "Войне и мире", дочь князя Болконского. Считается, что внешне Лев Толстой был очень похож на свою мать, но он ее не помнил и достоверных ее портретов не сохранилось, только силуэт в детстве.

Она была очень хорошо образована для своего времени. Знала четыре языка: французский, немецкий, английский и итальянский и - что было тогда редкостью - хорошо знала русский. , как и в "Войне и мире" серьезно обучал ее наукам и управлению имениями, но, в отличие от романа, взгляды у них совпадали. В программу обучения княжны входили математика, физика, география, логика, русская словесность, всеобщая история, естественные науки.

Дневник княжны Марьи в жизни - свидетельство ее беспредельной преданности отцу и непоколебимой веры в его авторитет. И ее позднее замужество, видимо, объясняется нежеланием оставить старого и горячо любимого отца. Мать М.Н. умерла, когда ей было 2 года, до замужества большим утешением для нее была дружба с француженкой-компаньонкой Луизой Генессиен. Другим сильным сердечным чувством была поэтическая любовь в самой ранней юности к жениху, который умер от горячки.

Л.Н., опираясь на рассказы очевидцев, говорил что мать его была «чутка к художеству», хорошо играла на фортепиано и была «большая мастерица рассказывать завлекательные сказки, выдумывая их по мере рассказа». В архивах сохранились её сочинения .

Также по воспоминаниям Мария Николаевна была вспыльчива, но настолько сдержанна, что «вся покраснеет, даже заплачет, но никогда не скажет грубого слова». Современники говорили о ее самообладании, скромности и гуманности в отношениях к людям. Тетка Л.Н. вспоминала, что его мать "была добрая-предобрая барыня. Никого она в свою жизнь не обижала, не оскорбляла и не унижала. Со всеми жила не как барыня, а как равный тебе по существу человек".

2.1. Отец Льва Толстого - граф Николай Ильич (1794-1837) 6-ти лет был зачислен на службу с чином губернского регистратора. В 1812 году переменил гражданскую службу на военную, «несмотря на нежелание, страх и отговоры родителей». 11 июня Н. И. Толстой был зачислен корнетом в 3-й Украинский казачий полк, вскоре переименованный в Иркутский гусарский полк.

12 июня 1812 г. Наполеон перешел границу России и началась Отечественная война. Николаю Ильичу не пришлось принять участие ни в одном сражении в пределах России, но в декабре 1812 года он был отправлен в заграничный поход. Известно, что по дороге "места, верст на десять засеянные телами" заставили его понять весь ужас войны, о чем он писал родным: «мое военное настроение очень ослабело: истребление человеческого рода уже не так занимает меня, и я думаю о счастьи жить в безвестности с милой женой и быть окруженным детьми мал мала меньшими».

Н.И. участвовал во всех крупных сражениях, был участником «битвы народов» под Лейпцигом и за нее получил чин штабс-ротмистра.

Лев Толстой описывал отца, как человека среднего роста, хорошо сложенного живого сангвиника, с приятным лицом и с всегда грустными глазами.

В 25 лет Н.И. Толстой вышел в отставку «по болезни» с чином подполковника. Н.И. - во многом прототип Николая Ростова, автор даже оставил герою имя своего отца. Как и в "Войне и мире" через год после смерти отца Николай Толстой оказался «с наследством, которое не стоило всех долгов, и с старой, привыкшей к роскоши матерью, сестрой и кузиной (Т.А. Ергольской) на руках". Радикальным средством поправить дела была женитьба на богатой невесте.

Свадьба княжны Марии Николаевны Волконской и графа Николая Ильича Толстого состоялась в 1922 г. Венчание происходило в церкви села Ясенево, расположенного близ подмосковного имения Трубецких Битцы. «Брак ее с моим отцом, — говорит Л.Н Толстой, — был устроен родными ее и моего отца. Она была богатая, уже не первой молодости сирота, отец же был веселый, блестящий молодой человек с именем и связями, но с очень расстроенным (до такой степени расстроенным, что отец даже отказался от наследства) моим дедом Толстым состоянием». Похоже, жених и невеста равно не были влюблены друг в друга, однако брак оказался счастливым. Сохранились стихи Марии Николаевны, где есть такие строчки, обращенные к мужу (перевод с французского):

Созерцает протекающие годы

Без скорбных мыслей,

Омрачающих его чело!

Пусть наши дети смогут научиться

Искусству упрочить счастье,

Созерцая единение наших душ

И мирную тишину сельской долины!

Мария Николаевна умерла в 1830 г., но восемь лет семейной жизни в Ясной Поляне были тихими и благополучными. Николай Ильич, благодаря своей спокойной расчетливой деловитости и приданому жены поправил расстроенные дела. Он усердно занимался хозяйством, любил охоту - ружейную и псовую, много читал, рисовал. В Ясной Поляне сохранились его акварели. Мария Николаевна занималась воспитанием детей. «Замужняя, очень короткая жизнь моей матери, — писал Толстой в «Воспоминаниях», — была счастливая и хорошая. Жизнь эта была очень полна и украшена любовью всех к ней и ее ко всем, жившим с нею».

Дети М.Н. и Н.И. Толстых. Даты рождения:

21 июня 1823 г. - Николай
17 февраля 1826 г. - Сергей
23 апреля 1827 г. - Дмитрий
28 августа 1828 г. - Лев
2 марта 1830 г. - Мария

Также у Николая Ильича (от связи в 16 лет с дворовой девушкой) был незаконный сын Михаил . Сначала его определили в почтальоны, но потом он сбился с пути и стал нищенствовать, несмотря на то, что братья Толстые иногда помогали ему деньгами.

Графа Льва Толстого, классика российской и мировой литературы, называют мастером психологизма, создателем жанра романа-эпопеи, оригинальным мыслителем и учителем жизни. Произведения гениального писателя – величайшее достояние России.

В августе 1828 года в имении Ясная Поляна в Тульской губернии родился классик российской литературы. Будущий автор «Войны и мира» стал четвертым ребенком в семье именитых дворян. По отцовской линии он принадлежал к старинному роду графов Толстых, служивших и . По материнской линии Лев Николаевич – потомок Рюриков. Примечательно, что у Льва Толстого и общий предок – адмирал Иван Михайлович Головин.

Мама Льва Николаевича – урожденная принцесса Волконская – скончалась от родовой горячки после рождения дочери. На тот момент Льву не было и двух лет. Спустя семь лет умер глава семейства – граф Николай Толстой.

Уход за детьми лег на плечи тетки писателя – Т. А. Ергольской. Позже опекуншей осиротевших детей стала вторая тетушка – графиня А. М. Остен-Сакен. После ее смерти в 1840 году дети переехали в Казань, к новой опекунше – сестре отца П. И. Юшковой. Тетушка повлияла на племянника, и детство в ее доме, считавшемся самым веселым и гостеприимным в городе, писатель назвал счастливым. Позже Лев Толстой описал впечатления от жизни в усадьбе Юшковых в повести «Детство».

Силуэт и портрет родителей Льва Толстого

Начальное образование классик получил дома от немецких и французских преподавателей. В 1843 году Лев Толстой поступил в Казанский университет, выбрав факультет восточных языков. Вскоре из-за низкой успеваемости перешел на другой факультет – юридический. Но и здесь не преуспел: через два года оставил университет, не получив степени.

Лев Николаевич вернулся в Ясную Поляну, желая по-новому наладить отношения с крестьянами. Затея провалилась, зато молодой человек исправно вел дневник, любил светские развлечения и увлекся музыкой. Часами Толстой слушал , и .

Разочаровавшись жизнью помещика после проведенного в деревне лета, 20-летний Лев Толстой покинул имение и перебрался в Москву, а оттуда в Петербург. Молодой человек метался между подготовкой к кандидатским экзаменам в университете, занятиями музыкой, кутежами с картами и цыганами, и мечтами стать то чиновником, то юнкером конногвардейского полка. Родные называли Льва «самым пустяшным малым», а раздавать наделанные им долги пришлось годами.

Литература

В 1851 году брат писателя – офицер Николай Толстой – уговорил Льва ехать на Кавказ. Три года Лев Николаевич жил в станице на берегу Терека. Природа Кавказа и патриархальная жизнь казачьей станицы позже отобразились в повестях «Казаки» и «Хаджи-Мурат», рассказах «Набег» и «Рубка леса».

На Кавказе Лев Толстой сочинил повесть «Детство», которую опубликовал в журнале «Современник» под инициалами Л. Н. Вскоре написал продолжения «Отрочество» и «Юность», объединив повести в трилогию. Литературный дебют оказался блестящим и принес Льву Николаевичу первое признание.

Творческая биография Льва Толстого развивается стремительно: назначение в Бухарест, перевод в осажденный Севастополь, командование батареей обогатили писателя впечатлениями. Из-под пера Льва Николаевича вышел цикл «Севастопольских рассказов». Сочинения молодого литератора поразили критиков смелым психологическим анализом. Николай Чернышевский нашел в них «диалектику души», а император прочитал очерк «Севастополь в декабре месяце» и выразил восхищение талантом Толстого.

Зимой 1855 года 28-летний Лев Толстой прибыл в Петербург и вошел в кружок «Современник», где его радушно встретили, назвав «великой надеждой русской литературы». Но за год писательская среда с ее спорами и конфликтами, чтениями и литературными обедами надоела. Позже в «Исповеди» Толстой признался:

«Люди эти мне опротивели, и сам себе я опротивел».

Осенью 1856 года молодой писатель уехал в имение Ясная Поляна, а в январе 1857 – за границу. Полгода Лев Толстой путешествовал по Европе. Побывал в Германии, Италии, Франции и Швейцарии. Вернулся в Москву, а оттуда – в Ясную Поляну. В родовом имении занялся обустройством школ для крестьянских ребятишек. В окрестностях Ясной Поляны с его участием появилось двадцать учебных заведений. В 1860-м писатель много путешествовал: в Германии, Швейцарии, Бельгии он изучал педагогические системы европейских стран, чтобы применить увиденное в России.

Особую нишу в творчестве Льва Толстого занимают сказки и сочинения для детей и подростков. Писатель создал для маленьких читателей сотни произведений, среди которых добрые и поучительные сказки «Котенок», «Два брата», «Еж и заяц», «Лев и собачка».

Школьное пособие «Азбука» Лев Толстой написал для обучения детей письму, чтению и арифметике. Литературно-педагогическая работа состоит из четырех книг. Писатель включил в нее поучительные истории, былины, басни, а также методические советы учителям. В третью книгу вошел рассказ «Кавказский пленник».

Роман Льва Толстого "Анна Каренина"

В 1870 годы Лев Толстой, продолжая учить крестьянских детей, написал роман «Анна Каренина», в котором противопоставил две сюжетные линии: семейную драму Карениных и домашнюю идиллию молодого помещика Левина, с которым отождествлял себя. Роман лишь на первый взгляд казался любовным: классик поднял проблему смысла существования «образованного сословия», противопоставив ему правду мужицкой жизни. «Анну Каренину» высоко оценил .

Перелом в сознании писателя отразился в произведениях, написанных в 1880-ых. Духовное прозрение, меняющее жизнь, занимает центральное место в рассказах и повестях. Появляются «Смерть Ивана Ильича», «Крейцерова соната», «Отец Сергий» и рассказ «После бала». Классик российской литературы рисует картины социального неравенства, бичует праздность дворян.

В поисках ответа на вопрос о смысле жизни Лев Толстой обратился к Русской православной церкви, но и там не нашел удовлетворения. Писатель пришел к убеждению, что христианская церковь коррумпирована, а под видом религии священники продвигают ложное учение. В 1883 году Лев Николаевич основал издание «Посредник», где изложил духовные убеждения с критикой Русской православной церкви. За это Толстого отлучили от церкви, за писателем наблюдала тайная полиция.

В 1898 году Лев Толстой написал роман «Воскресение», получивший одобрительные рецензии критиков. Но успех произведения уступал «Анне Карениной» и «Войне и миру».

Последние 30 лет жизни Лев Толстой с учением о ненасильственном сопротивлении злу признан духовным и религиозным лидером России.

"Война и мир"

Лев Толстой недолюбливал свой роман «Война и мир», называя эпопею «многословной дребеденью». Произведение классик писал в 1860-х, живя с семьей в Ясной Поляне. Первые две главы, названные «1805 год», напечатал «Русский вестник» в 1865 году. Спустя три года Лев Толстой написал еще три главы и завершил роман, вызвавший бурные споры критиков.

Лев Толстой пишет "Войну и мир"

Черты героев произведения, написанного в годы семейного счастья и душевного подъема, романист взял из жизни. В княжне Марье Болконской узнаваемы черты матери Льва Николаевича, ее склонность к рефлексии, блестящее образование и любовь к искусству. Чертами отца – насмешливость, любовь к чтению и охоте – писатель наградил Николая Ростова.

При написании романа Лев Толстой трудился в архивах, изучал переписку Толстых и Волконских, масонские рукописи, побывал на Бородинском поле. Молодая жена помогала ему, переписывая черновики набело.

Роман читался взахлеб, поразив читателей широтой эпического полотна и тонким психологическим анализом. Лев Толстой характеризовал произведение как попытку «написать историю народа».

По подсчетам литературоведа Льва Аннинского, к концу 1970 годов только за рубежом произведения российского классика экранизировали 40 раз. До 1980-го эпопею «Война и мир» сняли четырежды. Режиссеры Европы, Америки и России сняли 16 фильмов по роману «Анна Каренина», «Воскресение» экранизировано 22 раза.

Впервые «Войну и мир» экранизировал режиссер Петр Чардынин в 1913 году. Более всего известен фильм, снятый советским режиссером в 1965 году.

Личная жизнь

На 18-летней Лев Толстой женился в 1862 году, когда ему исполнилось 34 года. Граф прожил с супругой 48 лет, но жизнь пары трудно назвать безоблачной.

Софья Берс – вторая из трех дочерей врача Московской дворцовой конторы Андрея Берса. Семья жила в столице, но летом отдыхала в тульском имении неподалеку от Ясной Поляны. Впервые Лев Толстой увидел будущую жену ребенком. Софья получила домашнее образование, много читала, разбиралась в искусстве и окончила Московский университет. Дневник, который вела Берс-Толстая, признан образцом мемуарного жанра.

В начале супружеской жизни Лев Толстой, желая, чтобы между ним и женой не было тайн, дал Софье прочитать дневник. Шокированная супруга узнала о бурной молодости мужа, увлечении азартными играми, разгульной жизни и крестьянской девушке Аксинье, ждавшей от Льва Николаевича ребенка.

Первенец Сергей родился в 1863 году. Вначале 1860-х Толстой взялся за написание романа «Война и мир». Софья Андреевна помогала мужу, несмотря на беременность. Всех детей женщина учила и воспитывала дома. Пятеро из 13 детей умерли в младенческом или раннем детском возрасте.

Проблемы в семье начались после окончания работы Льва Толстого над «Анной Карениной». Писатель погрузился в депрессию, выражал недовольство жизнью, которую так старательно обустраивала в семейном гнезде Софья Андреевна. Нравственные метания графа привели к тому, что Лев Николаевич потребовал от родных отказаться от мяса, алкоголя и курения. Толстой заставлял жену и детей одеваться в крестьянскую одежду, которую сам мастерил, и пожелал отдать нажитое имущество крестьянам.

Софья Андреевна приложила немалые усилия, чтобы отговорить мужа от идеи раздать добро. Но произошедшая ссора расколола семью: Лев Толстой ушел из дома. Вернувшись, писатель возложил обязанность переписывать черновики на дочерей.

Смерть последнего ребенка – семилетнего Вани – ненадолго сблизила супругов. Но вскоре взаимные обиды и непонимание отдалили их окончательно. Софья Андреевна находила утешение в музыке. В Москве женщина брала уроки у преподавателя, к которому появились романтические чувства. Их отношения остались дружескими, но граф не простил жене «полуизмены».

Роковая ссора супругов случилась в конце октября 1910 года. Лев Толстой ушел из дома, оставив Софье прощальное письмо. Он написал, что любит ее, но иначе поступить не может.

Смерть

82-летний Лев Толстой в сопровождении личного врача Д. П. Маковицкого покинул Ясную Поляну. В пути писатель заболел и сошел с поезда на железнодорожной станции Астапово. Последние 7 дней жизни Лев Николаевич провел в домике станционного смотрителя. За новостями о состоянии здоровья Толстого следила вся страна.

Дети и жена приехали на станцию Астапово, но Лев Толстой не хотел никого видеть. Не стало классика 7 ноября 1910 года: он умер от воспаления легких. Супруга пережила его на 9 лет. Похоронили Толстого в Ясной Поляне.

Цитаты Льва Толстого

• Каждый хочет изменить человечество, но никто не задумывается о том, как изменить себя.
• Все приходит к тому, кто умеет ждать.
• Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
• Всякий пусть метет перед своей дверью. Если каждый будет делать так, вся улица будет чиста.
• Без любви жить легче. Но без нее нет смысла.
• У меня нет всего, что я люблю. Но я люблю все, что у меня есть.
• Мир движется вперед благодаря тем, кто страдает.
• Величайшие истины - самые простые.
• Все строят планы, и никто не знает, проживет ли он до вечера.

Библиография

• 1869 – «Война и мир»
• 1877 – «Анна Каренина»
• 1899 – «Воскресение»
• 1852-1857 – «Детство». «Отрочество». «Юность»
• 1856 – «Два гусара»
• 1856 – «Утро помещика»
• 1863 – «Казаки»
• 1886 – «Смерть Ивана Ильича»
• 1903 – «Записки сумасшедшего»
• 1889 – «Крейцерова соната»
• 1898 – «Отец Сергий»
• 1904 – «Хаджи-Мурат»

ТАЙНА МАТЕРИ

Мы много знаем о матери Льва Толстого. Мы знаем, что не было в мире другой женщины, которая оказывала бы такое сильное влияние на его религиозное чувство. Но понять суть этого влияния трудно.

Между тем в этой тайне матери , возможно, заключено объяснение того, что мы называем «религией Толстого», неважно – принимаем мы эту религию или сурово отрицаем.

Толстой боготворил свою мать. Он молился на нее. «Она представлялась мне таким высоким, чистым, духовным существом, что часто в средний период моей жизни, во время борьбы с одолевавшими меня искушениями, я молился ее душе, прося ее помочь мне, и эта молитва всегда помогала мне», – сообщает он.

Одним из самых важных религиозных принципов Толстого был отказ от Бога-Личности, Бога Живого, его убеждение, что Бог есть «неограниченное всё». Возникает искушение предположить, что в образе матери Толстой восполнял для себя эту болезненную утрату – не иметь возможности ощутительного соединения с Богом. Об этом однажды написала из Шамординского монастыря его сестра Мария Николаевна Толстая – полная тезка их матери и к тому же внешне похожая на нее: «… я тебя очень, очень люблю, молюсь за тебя, чувствую, какой ты хороший человек, как ты лучше всех твоих Фетов, Страховых и других. Но всё-таки как жаль, что ты не православный , что ты не хочешь ощутительно соединиться с Христом… Если бы ты захотел только соединиться с Ним… какое бы ты почувствовал просветление и мир в душе твоей и как многое, что тебе теперь непонятно, стало бы тебе ясно, как день».

В образе матери Толстой и восполнял это недостающее звено между безличностным Богом, которого просто невозможно любить, и им самим, Львом Толстым, человеком с крайне повышенной чувствительностью или с тем, что он сам называл беспредельной потребностью любви …

Но здесь мы сталкиваемся с поразительным противоречием. Толстой не знал своей матери. Она умерла после родов Маши в 1830 году, когда Льву не было и двух лет. Ее портреты не сохранились, кроме черного силуэта, на котором, как гадают специалисты, она изображена то ли совсем девочкой, то ли взрослой девушкой. О том, что сестра Маша похожа на нее, Лев знал лишь по свидетельству старших братьев и тетушек.

Конечно, Толстой был великим художником, и ему ничего не стоило вообразить свою мать, чтобы ощутительно молиться ей. В конце концов, девушки XIX века могли повально влюбляться в Андрея Болконского, как об этом вспоминала писательница Тэффи. Как же гимназисткой негодовала она на автора «Войны и мира» за то, что князь Андрей у него визжит, чего в ее представлении быть просто не могло!

Однако здесь возникает второе противоречие. Да, Толстой не помнил своей матери. Он не знал ее лица, ее голоса. Но о личности Марии Николаевны Толстой-Волконской он мог составить себе вполне ясное представление из тех бумаг, что остались после нее и хранились именно в Ясной Поляне. Толстой самым внимательным образом читал эти бумаги, что следует из его «Воспоминаний». Он хорошо знал, какими были реальные отношения между матерью и ее мужем (его отцом), между матерью и отцом (его дедом). Собственно, личность Марии Николаевны и была восстановлена будущими биографами Толстого из этих бумаг. Это ее проза, ее письма, ее дневник. И всё это Толстой хорошо знал .

Но зачем-то он придумал себе мать совсем не такой, какой она была на самом деле. Великий реалист, заставлявший князя Андрея визжать, а Наташу Ростову – тщательно мыть уши перед первым балом, Толстой оказался совершенным идеалистом в создании мифа о матери.

Начало сотворения этого мифа – в «Детстве»; его продолжение – в «Войне и мире»; его завершение – тот загадочный культ матери, который Толстой исповедовал в старости.

Когда в 1908 году Толстому сказали, каким удивительным человеком была Мария Николаевна, он, едва сдерживая слезы, возразил:

– Ну, уж этого я не знаю; я только знаю, что у меня есть culte к ней.

В это же время он пишет в дневнике: «Не могу без слез говорить о моей матери». И – чуть раньше: «Нынче утром обхожу сад и, как всегда, вспоминаю о матери, о “маменьке”, которую я совсем не помню, но которая осталась для меня святым идеалом».

«Не знаю»… «знаю»… «вспоминаю»… «не помню»… Каждый раз, говоря о матери, Толстой словно сознательно заставлял себя напрягать свое мощное воображение, свое поэтическое чувство там, где факты подсказывали вполне ясные ответы. С Богом Толстой поступал как раз противоположным образом: он пытался соединиться с Ним мыслью, а не ощутительно .

Непостижимого Бога он старался постичь умом, а земной и вполне постижимый образ Марии Николаевны он наделял неземными чертами и делал святым идеалом женщину, о которой сохранилось немало живых свидетельств, говорящих, что Мария Николаевна хотя и была личностью незаурядной для своего времени, но точно не святой.

Ее отец Николай Сергеевич Волконский был умным и гордым человеком, прекрасным военным чиновником и еще более замечательным помещиком. Существует легенда (возможно, что и вполне достоверная), которую очень любил его знаменитый внук, в молодости не просто уважавший своего деда, но и стремившийся ему подражать. Будто бы Волконский отказался жениться на племяннице и любовнице Потемкина Вареньке Энгельгардт, сказав: «С чего бы он взял, чтобы я женился на его б…» Отзвук этой легенды мы найдем в повести «Отец Сергий»: князь Касатский узнаёт, что любимая девушка – любовница императора, и это решительно меняет его судьбу. Князь Волконский служил в царствование Екатерины II и Павла I. Он то бывал близок ко двору, то подвергался опале. Завершил службу в качестве военного губернатора Архангельска и уволился в чине генерала от инфантерии. Вероятно, это было связано с тем, что вступивший на престол Павел недоверчиво относился к офицерству, выдвинувшемуся в царствование его матери.

И на то были основания. Н.С.Волконский не был фрондером, но был человеком независимым. Старый князь Болконский в «Войне и мире» списан с него довольно точно. Это, в частности, касается и его религиозных воззрений.

«Николай Сергеевич, – пишет в ставшей библиографической редкостью книге “Мать и дед Л.Н.Толстого” старший сын писателя Сергей Львович Толстой, – не только не был богомолен, но был равнодушен к православию и даже в душе – вольнодумцем (libre penseur). Это следует из подбора оставшихся после него книг и из того, что в Ясной Поляне не осталось никаких следов от какого бы то ни было отношения его к православию. Между тем при его богатстве он легко мог построить церковь в Ясной Поляне – на деревне или у себя на усадьбе; он этого не сделал, а строил дома и хозяйственные постройки. Конечно, он исполнял церковные обряды, считая, что так нужно, но, вероятно, он относился к ним только формально.

Возможно, что Николай Сергеевич был масоном; намеком на это может служить нахождение в его библиотеке старинного масонского песенника 1762 года вместе со статутами масонов».

Был ли Николай Сергеевич масоном, нам неизвестно. Но хорошим хозяином – был. После смерти он оставил дочери образцовое имение Ясная Поляна (Ясные Поляны, Ясное) с красивой усадьбой, разбитой в стиле парадиза XVIII века, с английским парком, системой искусственных прудов, недостроенным трехэтажным барским домом и полностью завершенными хозяйственными постройками, о которых его внук Лев Толстой потом писал: «Все его постройки не только прочны и удобны, но чрезвычайно изящны».

Тот факт, что Николай Сергеевич так и не построил на деревне своего храма, говорит не столько о его равнодушии к религии, сколько о хозяйственных приоритетах. К этому же стоит отнести и то, что барский дом он не достроил, а вот хозяйственные постройки завершил. Его зять, Николай Ильич Толстой, тоже не позаботился о строительстве в Ясной Поляне храма, но вот в купленном им незадолго до смерти имении Пирогово церковь все-таки заложил – слишком далеки были от деревни другие приходы. Свой приход повышал статус нового села, следовательно, и самого имения; кроме того, служил к укреплению нравственности крестьян.

«Дед мой считался очень строгим хозяином, – пишет в своих поздних “Воспоминаниях” Лев Толстой, – но я никогда не слыхал рассказов о его жестокостях и наказаниях, столь обычных в то время. Я думаю, что они были, но восторженное уважение к важности и разумности было так велико в дворовых и крестьянах его времени, которых я часто расспрашивал про него, что хотя я и слышал осуждения моего отца, я слышал только похвалы уму, хозяйственности и заботе о крестьянах и, в особенности, огромной дворне моего деда. Он построил прекрасные помещения для дворовых и заботился о том, чтобы они были всегда не только сыты, но и хорошо одеты и веселились бы. По праздникам он устраивал для них увеселения, качели, хороводы. Еще более он заботился, как всякий умный помещик того времени, о благосостоянии крестьян, и они благоденствовали, тем более что высокое положение деда, внушая уважение становым, исправникам и заседателям, избавляло их от притеснения начальства».

О деде Толстого можно судить по сохранившейся полулегенде-полуистории: Александр I, проезжая мимо Ясной Поляны, обещал заехать к Волконскому, но проспал станцию; тогда Волконский немедленно запряг лошадей, догнал императора и уже из-под Тулы привез его к себе домой.

Волконский рано овдовел. Его жена Екатерина Дмитриевна (урожденная княжна Трубецкая) умерла в 1792 году, через два года после рождения дочери Марии, которая оказалась единственным ребенком (другая дочь умерла в детстве) и наследницей своего властного отца. Мария Николаевна стала полусиротой (без матери) в том же возрасте, что и ее младший сын Лев. Возможно, что это тоже как-то объединяло Льва Толстого с образом его матери.

В биографии Марии Николаевны Волконской есть один темный период. Непонятно, кто именно воспитывал ее с 1792 по 1799 год, когда отец по долгу службы находился в постоянных разъездах. Интересно, что отец Льва Толстого, Николай Ильич, до своей смерти в 1837 году тоже постоянно и надолго отлучался из Ясной Поляны. Этого требовали заботы о приобретенных им новых имениях. Таким образом, до восьмилетнего возраста Лев Толстой тоже хотя и жил с отцом, но воспитывался не им, а бабушкой, тетушками и, разумеется, учителями и гувернерами.

Поселившись навсегда в Ясной Поляне, Н.С.Волконский крепко взялся за воспитание единственной дочери и за двадцать два года, до своей смерти в 1821 году, создал из нее хотя и не свое полное подобие, но личность незаурядную.

О том, как отец воспитывал дочь, мы знаем из двух ее сохранившихся тетрадок. Одна озаглавлена «Некоторые примечания, ведущие к познанию хлебопашества в сельце Ясная Поляна». Сведения тщательно записаны печатными буквами, вероятно, под диктовку Николая Сергеевича. Вторая тетрадь имеет название «Примечания о Математической, Физической и Политической Географиях». На обложке, по-видимому, рукой Николая Сергеевича надписано: «Для княжны Волконской». Направление понятно.

«Математика – великое дело, моя сударыня, – говорит княжне Марье старый князь Болконский в “Войне и мире”. – А чтоб ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу».

Кроме отца у Марии Николаевны были и другие учителя. Она получила прекрасное образование: знала три иностранных языка и, что было редкостью для женщин ее круга, замечательно говорила и писала по-русски, а не только по-французски.

Хозяйственные заботы не мешали Волконскому предаваться эстетическим удовольствиям, которые занимали в его жизни и жизни дочери важное место. «Вероятно, он также очень любил музыку, – писал в «Воспоминаниях» Лев Толстой, – потому что только для себя и для матери держал свой хороший небольшой оркестр. Я еще застал огромный, в три обхвата, вяз, росший в клину липовой аллеи и вокруг которого были сделаны скамьи и пюпитры для музыкантов. По утрам он гулял по аллее, слушая музыку. Охоты он терпеть не мог, а любил цветы и оранжерейные растения…»

Его дочь Мария Николаевна была натурой одаренной. Ее перу принадлежит не только ярким и живым языком написанный дневник, рассказывающий о путешествии с отцом в Петербург, но и подражательная, в духе Ричардсона, повесть в двух частях «Русская Памела, или Нет правила без исключения».

Наиболее важным документом для понимания ее взглядов, в том числе и на религию, является дневник, озаглавленный «Дневная Запись для собственной памяти». Перед нами предстает личность, совсем не похожая на княжну Марью. В ней нет ни тени религиозной экзальтации, ни малейшего желания уйти из мира и скрыться в монастыре, как о том мечтает любимая героиня Толстого, нет даже просто интереса к религиозным вопросам. Разумеется, нельзя сказать, что Мария Николаевна была атеисткой. Но и глубоко верующим человеком она не была.

В Петербург из Москвы Волконские выехали 18 июня 1810 года. Марии тогда было девятнадцать лет. Из дневника видно, что, несмотря на молодость, у нее был зоркий глаз, прекрасное чутье на людей и несомненный литературный дар. При иных условиях она могла бы стать крупной писательницей. А самое главное – она была натурой умственной , критической и совсем не запуганной отцом, как княжна Марья. Это был сильный и самостоятельный характер, под стать ее отцу.

С княжной Марьей ее роднила только непривлекательная наружность. Московский почт-директор А.Я.Булгаков писал своему брату, петербургскому почт-директору К.Я.Булгакову в 1822 году: «Княжна Волконская, дочь покойного Николая Сергеевича, с большими бровями, старая девушка, дурная собой…» Однако в дневнике молодой Марии Николаевны не заметно, чтобы она сильно переживала по поводу своей внешности, а тем более хотела бы уйти из мира в затвор. Наверное, переживания были, но они тщательно скрыты, что говорит об огромном самообладании, несомненно воспитанном в ней родителем.

Юная особа, впервые выехавшая в дальнее для нее путешествие, она смотрит на мир смело и открыто, не боясь выносить суждений и оценивать жизнь критически.

«21-го числа отправились мы опять в путь в седьмом часу. Отъехав около 25 верст, увидели мы колодезь, очень хорошо отделанный, и как мы спросили, то нам сказали, что это есть колодезь святой воды и что тут близко часовня, в которой находится явленный образ Казанской Богородицы. Услышав сие, велели мы подъехать к колодезю, вышли из кареты, выпили несколько воды и пошли пешком до часовни; она очень хорошо построена, и хотя в простом вкусе, но вид ее внушает почтение. Мы вошли, приложились к образу, и батюшка поговорил со сторожем, который подтвердил нам предание о явлении сего образа около двухсот лет тому назад. Хотя невероятно, чтоб в столь неотдаленном времени творились еще чудеса, но как народ не может постигать умственного обожания Бога, то такие предания производят в нем большое впечатление…»

Взгляд Марии Николаевны на «предания» холоден и ироничен. Это взгляд молодой аристократки, столкнувшейся с чуждым ей народным культом и имеющей всему готовое объяснение. Она знает, что и двести лет назад чудес быть не могло, но главное – что эти чудеса нужны только невежественному народу, но уж никак не ей, постигшей «умственное обожание Бога».

Мария Николаевна Волконская, хоть ей и девятнадцать, была уже развитой девушкой. Для нее Великий Новгород – город, «который был столицей России и часто противился великим князьям». Она высказывает пророческое предположение, что народы Африки когда-нибудь наводнят Европу и «изобретения и труды наших современников послужат добычей диких народов». Она восторженно отзывается о Екатерине II. В Петербурге отец возит ее не на балы, а в Эрмитаж, в Академию, в Кунсткамеру, на стеклянную, шпалерную и ткацкую фабрики, на прусский корабль, где ее восхищает вежливость иностранных матросов, на французские пьесы «Медея» и «Свадьба Фигаро».

После посещения Гостиного двора и различных лавок они заезжают в Александро-Невский монастырь, где недавно построили новую церковь. «Сия церковь чрезвычайной красоты и великолепия; она построена в простом и благородном вкусе. Все образа, которые в ней находятся, суть мастерские дела лучших живописцев… Мы посмотрели также монументы и отдали долг почтения праху Суворова», – пишет Мария Николаевна в дневнике, ни слова ни говоря о мощах св. Александра Невского.

Были они и в Исаакиевской церкви. «Внутренность ее понравилась мне больше, нежели наружность. Она чрезвычайно великолепна, убрана мрамором, и в ней есть прекрасные барелиефы…»

Через несколько дней они с отцом отправились в Исаакиевский собор уже на обедню, но почему-то опоздали. «Как мы тут стояли, прошла мимо нас дама, которая узнала батюшку. Это была Анна Петровна Самарина (фрейлина Екатерины. – П.Б. ); она очень обрадовалась, встретивши нас, обласкала меня и принудила нас сесть с нею в карету и ехать к ней». Это вполне светское отношение молодой барышни к таинству богослужения еще более отчетливо проявляется в ее дневниковой записи двумя днями раньше, когда она, находясь в гостях у близких знакомых отца князей Голицыных, с удовольствием слушает, как князья Голицыны после сытного обеда поют «Отче наш» и «Да исправится» «как самые лучшие певчие».

Несомненно, Мария Николаевна Волконская уже в молодые годы была очень умной женщиной. В ее дневнике записаны мысли, которые не мог не оценить ее будущий великий сын:

«В ранней молодости мы ищем всё вне себя. Мы призываем счастье, обращаясь ко всему, что нас окружает; но мало по малу всё нас отсылает внутрь самих себя».

«Иногда не предмет нашей любви делает нам честь, а то, что мы в нем любим».

«Нередко мы могли бы устоять против наших собственных страстей, но нас увлекают страсти других людей».

От кого из своих близких родных Лев Толстой мог перенять аналитический склад ума и независимость суждений, которые поражали его современников и в которых противники Льва Толстого находили пресловутую «гордыню ума»?

Во-первых – от деда Николая Сергеевича Волконского. «Ежели кому нужно, то тот из Москвы 150 верст доедет до Лысых гор, – говорит в «Войне и мире» старый князь, – а мне ничего и никого не нужно».

Во-вторых – от матери, дневник которой он читал.

В-третьих – от старших братьев, Николая и Сергея.

Когда произошло обращение Толстого к вере? Во всяком случае, это точно не было связано с непосредственным влиянием на него матери, а тем более старших братьев, которых она отчасти успела воспитать. В «Исповеди», в этом поворотном для мировоззрения Льва Толстого произведении, мать не упоминается, за исключением единственного места, к которому мы вернемся. Нигде там не говорится, что старшие братья как-то помогли ему обрести веру в Бога.

Скорее, они влияли на него противоположным образом: «Я всею душой желал быть хорошим; но я был молод, у меня были страсти, а я был один, совершенно один, когда искал хорошего. Всякий раз, когда я пытался выказывать то, что составляло самые задушевные мои желания: то, что я хочу быть нравственно хорошим, я встречал презрение и насмешки; а как только я предавался гадким страстям, меня хвалили и поощряли. Честолюбие, властолюбие, корыстолюбие, любострастие, гордость, гнев, месть – всё это уважалось. Отдаваясь этим страстям, я становился похож на большого, и я чувствовал, что мною довольны».

Конечно, речь здесь идет не только о старших братьях. Но и о старших братьях тоже. Ведь именно старшие братья были самыми близкими «большими».

«Николеньку я уважал, с Митенькой я был товарищем, но Сережей я восхищался и подражал ему, любил его, хотел быть им ». «Николеньку я любил, а Сережей восхищался…» «С Николенькой мне хотелось быть, говорить, думать; с Сережей мне хотелось только подражать ему».

«Зеленая палочка»… Да, именно Николенька придумал эту игру в «муравейное братство». Именно он «объявил нам, что у него есть тайна, посредством которой, когда она откроется, все люди сделаются счастливыми, никто ни на кого не будет сердиться и все будут любить друг друга, все сделаются муравейными братьями. (Вероятно, это были Моравские братья, о которых он слышал или читал, но на нашем языке это были муравейные братья.) И я помню, что слово “муравейные” особенно нравилось, напоминая муравьев в кочке. Мы даже устроили игру в муравейные братья, которая состояла в том, что садились на стулья, загораживали их ящиками, завешивали платками и сидели там в темноте, прижимаясь друг к другу…»

С тайной «муравейных братьев» была связана и другая детская тайна. Эта тайна, «как он (Николенька. – П.Б. ) нам говорил, написана им на зеленой палочке, и палочка эта зарыта у дороги, на краю Старого Заказа…» Известно, что Толстой завещал похоронить себя именно в этом месте, и это завещание было выполнено. Но продолжим цитату из его «Воспоминаний»: «… на краю Старого Заказа, в том месте, в котором я, так как надо же где-нибудь закопать мой труп, просил в память Николеньки закопать меня».

По сути Толстой завещает предать земле «в том месте» самое-самое, с его точки зрения, ненужное, бесполезное.

Между тем историю о Моравских братьях, чешских масонах, могла рассказать Николеньке только его мать Мария Николаевна. Она была «большая мастерица рассказывать завлекательные сказки, выдумывая их по мере рассказа», – сообщает Толстой. В свою очередь, об этом мог рассказать ей отец, дед Толстого, который увлекался масонством.

Эта история вместе с воспоминаниями о невинной детской игре в «муравейных братьев», вероятно, подпитывала живыми соками в позднем Толстом его мысли о всеобщей любви и людском братстве. И он мог не обращать внимания на явное противоречие между игрой, где дети отгораживались от других людей, а не объединялись с ними, и тем, что проповедовал взрослый Лев Толстой.

«Никакой розни в миросозерцании между отцом и дочерью, как это мы видим в “Войне и мире” (например, в религиозных вопросах), в дневнике Марии Николаевны не заметно», – пишет биограф Толстого Н.Н.Гусев, и с ним придется согласиться.

Мария Николаевна скончалась в том же году, когда Пушкин написал «Мадонну» («Не множеством картин старинных мастеров…»). Толстой любил это стихотворение. Так не видел ли он в личности матери «чистейшей прелести чистейший образец»? Нет, и этого нельзя сказать. Слишком живой и непосредственной была его молитва к «маменьке»! Толстой молился своей реальной матери, воспринимая себя как плоть от плоти и кровь от крови ее.

Толстой знал, что маменька любила его больше всех сыновей, после того как Николенька, став большим мальчиком, отошел от ее прямого влияния. Она называла своего Лёвочку mon petit Benjamin. Конечно, Толстой не мог не задумываться над тем, откуда взялось это странное материнское прозвище. Понятно, что к имени Лев оно не имело отношения. Это подтверждается хотя бы повестью «Детство», где Толстой вывел себя под именем старшего брата Николая, но при этом оставил свое домашнее прозвище Benjamin. Вениамин – имя, заимствованное из Библии. Оно происходит из древнееврейского языка и означает «счастливчик, везунчик» (в переводе – «сын правой руки»). По Библии Вениамин был самым младшим сыном Иакова. Его мать Рахиль, которая умерла при родах, назвала его Бенони – «сын боли», но Иаков изменил это имя на Вениамин.

В «Записках сумасшедшего» Толстой вспоминает о первых детских размышлениях: «Я люблю няню; няня любит меня и Митеньку; а я люблю Митеньку; а Митенька любит меня и няню. А няню любит Тарас; а я люблю Тараса, и Митенька любит. А няня любит маму, и меня, и папу. Все любят, и всем хорошо».

Ранняя смерть матери, которой он совсем не знал, не помнил, тем не менее до такой степени потрясала Толстого, что именно эту смерть он сделает ключевой сценой в повести «Детство» и заставит себя самого пережить ее въяве, как если бы он находился тогда в сознательном возрасте. Со смертью матери для Николеньки Иртеньева заканчивается его детство, хотя детство самого Льва Толстого в это время еще только начинается.

В религиозном чувстве Толстого к своей матери есть какая-то глубокая загадка, которую мы не решим рациональным путем. Но можно осторожно предположить, что это религиозное чувство именно в силу своей непостижимости как бы увлажняло слишком сухой рационализм толстовской религии, или толстовства.

Он мог не посещать церковь, мог отказаться от икон. Но совсем отказаться от мистической стороны религии он не мог. Потому что без мистики любая религия не просто теряет очарование, а теряет всякий смысл. На месте отвергнутого Богочеловека обязательно должен возникнуть другой Богочеловек.

Да… Ты, маменька, ты приласкай меня!

Уже один факт, что Толстой верил в чудесные последствия от молитвы к мертвому человеку , говорит о многом.

В подтверждение нашего предположения приведем самое сильное место в «Исповеди», где Толстой отказывается от попытки умственного обоснования религии и пишет о ней художественно – как великий писатель:

«Но опять и опять с разных сторон я приходил к тому же признанию того, что не мог же я без всякого повода, причины и смысла явиться на свет, что не могу я быть таким выпавшим из гнезда птенцом, каким я себя чувствовал. Пускай я, выпавший птенец, лежу на спине, пищу в высокой траве, но я пищу оттого, что знаю, что меня выносила мать, высиживала, грела, кормила, любила. Где она, эта мать? Если забросили меня, то кто же забросил? Не могу я скрыть от себя, что любя родил меня кто-то. Кто же этот кто-то? – Опять Бог».

Из книги В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста автора Кегель Герхард

Судьба матери Но вернемся снова в 1945 год. Как-то в сентябре меня в редакции газеты «Берлинер цайтунг» посетил родич из Рансдорфа. Он принес письмо от моей матери, его двоюродной сестры. Из письма, которое едва можно было разобрать, следовало, что мать тяжело больна и что она

Из книги Я, Есенин Сергей… автора

Письмо матери Ты жива еще, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет! Пусть струится над твоей избушкой Тот вечерний несказанный свет. Пишут мне, что ты, тая тревогу, Загрустила шибко обо мне, Что ты часто ходишь на дорогу В старомодном ветхом шушуне. И тебе в вечернем

Из книги Моя школа автора Бондин Алексей Петрович

ВМЕСТО МАТЕРИ В эту зиму в доме произошла перемена. Александр женился и ушел на другую квартиру. Я тоже ушел с ним.После свадьбы Александр позвал меня и заявил:- Вот она будет тебе вместо матери. Слушайся…Возле Александра стояла незнакомая высокая женщина - его жена.Я

Из книги Полутораглазый стрелец автора Лившиц Бенедикт Константинович

47. МАТЕРИ Сонет-акростих Так строги вы к моей веселой славе, Единственная! Разве Велиар, Отвергший всех на Босховом конклаве, Фуметой всуе увенчал мой дар? Иль это страх, что новый Клавдий-Флавий, Любитель Велиаровых тиар, Иезавелью обречется лаве - Испытаннейшей из

Из книги Запечатленный труд (Том 2) автора Фигнер Вера Николаевна

К Матери Если, товарищ, на волю ты выйдешь, Всех, кого любишь, увидишь, обнимешь, То не забудь мою мать! Ради всего, что есть в жизни святого, Чистого, нежного, нам дорогого, Дай обо мне ты ей знать! Ты ей скажи, что жива я, здорова, Что не ищу я удела иного Всем идеалам

Из книги Путь автора Адамова-Слиозберг Ольга Львовна

Дар матери В нашу камеру попали мать и дочь. Это был единственный случай, когда родных не разъединили по каким-то соображениям. Матери было семьдесят лет, дочери - сорок.Мать, внучка сосланного в Сибирь декабриста, чистенькая, домовитая старушка, очень религиозная,

Из книги Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды автора Басинский Павел Валерьевич

ТАЙНА МАТЕРИ Мы много знаем о матери Льва Толстого. Мы знаем, что не было в мире другой женщины, которая оказывала бы такое сильное влияние на его религиозное чувство. Но понять суть этого влияния трудно.Между тем в этой тайне матери, возможно, заключено объяснение того,

Из книги Одна – здесь – жизнь автора Цветаева Марина

Сказка матери – Мама, кого ты больше любишь: меня или Мусю? Нет, не говори, что все равно, все равно не бывает, кого-нибудь всегда чу-уточку больше, другого не меньше, но этого чу-уточку больше! Даю тебе честное слово, что я не обижусь (с победоносным взглядом на меня), – если

Из книги Синий дым автора Софиев Юрий Борисович

Матери Провожать тебя я выйду, Ты махнёшь рукой… М.Лермонтов Мой детский мир такой уютно-тёплый, Под маленькой иконкой в головах. И через замороженные стёкла Звезда рождественская в небесах. Обсажен ёлками каток на речке. И вот домой врываешься едва, Уже трещат в

Из книги Адриано Челентано. Неисправимый романтик и бунтарь автора Файт Ирина

О смерти матери Ее смерть стала неожиданностью. Потому что я знал, как она меня любила, как желала мне добра, и это было, как если бы обрушились горы и не осталось ничего. Тогда и мне стало не хватать того большого якоря, каким, возможно подсознательно, она была

Из книги Жизнь моя за песню продана [сборник] автора Есенин Сергей Александрович

Из книги Уроки жизни автора Гамзатов Расул Гамзатович

Из книги Повесть о моей жизни автора Кудрявцев Федор Григорьевич

Болезнь матери Этой же весной из Кронштадта приехал брат Вася, тоже, как и отец, жестянщик. Ему сразу же стали сватать невесту и вскоре сыграли свадьбу. У нас в семье появился новый человек, молоденькая жена брата, которую мы стали звать сестричкой Машей.Ее появление в

Из книги Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя. Том 1 автора Кулиш Пантелеймон Александрович

IV. Переезд в Петербург. - Инстинкт таланта. - Письмо к матери о петербургской жизни. - Значение матери в жизни Гоголя. - Просьбы к ней о материалах для сочинений. - Первые попытки в стремлении к известности. - Сожжение поэмы в стихах. - Выписки из нее. - Неудавшееся желание

Из книги Невидимая нить [Встреча, которая изменила все] автора Шрофф Лора

XVII. Письмо к С.Т. Аксакову из Петербурга. - Заботы о матери (Письмо к Н.Д. Белозерскому). - Письма к С.Т. Аксакову о пособиях для продолжения "Мертвых душ"; - о первом томе "Мертвых душ"; - о побуждениях к задуманному путешествию в Иерусалим. - Письмо к матери о том, какая молитва

Из книги автора

VII Песня матери Я уже не помню, во время какой именно встречи с Морисом я попросила рассказать о его матери. Он сперва вообще ничего не хотел говорить, но я настаивала. Я считала, что должна узнать про нее все, что возможно. Я проводила много времени с ее сыном, заходя таким