Чевенгур анализ произведения. Платонов А


© А. Худзинска-Паркосадзе, 2007

ЖАНРОВЫЕ ОСОБЕННОСТИ РОМАНА АНДРЕЯ ПЛАТОНОВА «ЧЕВЕНГУР»

А. Худзинска-Паркосадзе

Творчество Андрея Платонова постоянно вызывает живой интерес литературоведов и любителей литературы. Литературоведение пытается найти ответы на самые основные вопросы, касающееся платоновской поэтики, такие, хотя бы, как определение жанра единственного законченного романа писателя «Чевенгур». При решении этой проблемы ученые разделились на две основные группы: первая считает этот роман антиутопией, вторая - утопией. Однако есть и третья группа, которая пытается зачислить этот жанр одновременно к антиутопии и утопии, несмотря на их противоположность.

С одной стороны, критики подчеркивают, что Чевенгур, «жутковатое место-загадка», находясь вне реального пространства и времени, отвечает основному признаку города-утопии: то есть места, которого нет Ч. Данное определение подкрепляется утопичностью самой идеи коммунизма 2, утопическими идеалами времени, которые воплотил Платонов 3. Используются и другие термины для определения жанра романа: метаутопия 4, трансутопия 5 и т. д. А. Поморски называет произведение «Чевенгур» преорвелловской антиутопией наряду с «Мы» Е. Замятина6.

С другой стороны, критика отмечает, что в романе Чевенгур отчетливо выделяются особенности, свойственные антиутопии: идея социализма и всеобщего счастья на земле, сталкиваясь с конкретной человеческой судьбой, приводит к трагическому финалу7. О. Лазаренко сущностную черту антиутопии в Чевенгуре видит в признании Платоновым приоритета вечной и естественной жизни над идеей 8.

Насколько адекватны такие прочтения Чевенгура? В этом отношении мы согласны с мнением В. Свительского, который отмечает, что Платонов в Чевенгуре раскрыл неизбежность встречи утопии с реальностью, выразил ее в «новом, небывалом, художественном синтезе». Платонов в произведении, по-

священном реальной жизни, вместе с утопией дал ее обсуждение, ее коррекцию действительностью. В. Свительский называет роман Чевенгур трагической утопией Платонова 9.

Итак, если Чевенгур нельзя однозначно назвать утопией или антиутопией, то вопрос

о жанре остается открытым. Может быть, Платонов сыграл с читателем некую шутку «и так и обратно». Может быть, не случайно Андрей Климентов выбрал для себя псевдоним, сходный с фамилией одного из своих любимых философов - Платоном 10. Ведь картина Чевенгура странным образом напоминает идеальное государство, о котором писал Платон в своем трактате. Философ считал, что в идеальном государстве нет места для того, что бесполезно и вредно (в том числе и больных, калек, «вредителей» общества и т. п.). Такой подход напоминает подход чевенгурских большевиков к старым чевенгурцам и дает основание утверждать о жанровой установке автора Чевенгура на Государство Платона.

Платон считает, что в идеальном государстве власть должна быть сосредоточена в руках мудрецов-философов, «спасителей», которые лучше всех знают, что хорошо, а что плохо. Здесь имеется и авангард, и охранители границ и блюстители порядка. Это своего рода разновидность федоровских «надзирателей», то есть верное отражение образа чевенгурских большевиков. Они составляют элиту власти и, согласно Платону, должны отказаться от имущества и жить по-спартански. Представители власти лучше всех понимают нужды и потребности остальных. Тех, которые являются врагами нового порядка, и тем самим государства и богов, ожидает смертельный приговор. Ради блага государства необходимо ограничение свободы мысли и действия п.

Платон знал, что в неидеальном мире невозможно создать идеальное государство, но был убежден, что люди должны стремиться к осуществлению идеала. Он основал свой

проект идеального государства на вере в то, что идеальный мир (то есть мир совершенных идей) имеет своей конечной целью осуществление в материи. Материя в Космосе становится совершеннее в меру своего приближения к миру чистых идей, то есть Вселенной. Это стремление к совершенствованию через красоту Платон называет любовью 12. Платон пишет о потребности объединения одной целью всех людей ради создания справедливого государства и воспитания совершенного человека 13. Однако, как отмечают ученые, в своих деталях и методах реализации теория Платона с презрением относится к свободе и счастью человека как личности 14.

Идеальное государство Платона считается утопией 15, поскольку воплощает модель «наилучшего» земного устройства. В то же время, образ платонского государства соответствует также модели тоталитарной системы власти 16. Отсюда можно сделать вывод: определение Чевенгура как утопии или антиутопии связано с загадкой определения платонс-кого Государства. Ведь утопии, созданные в древности - это мифы, которые в ХХ веке превратились в антиутопии. Утопия - проект рационально организованного социума. Сфера антиутопии - частное бытие личности, нечто сокровенное и глубоко индивидуальное. Героем ее становится человек, который пробует строить свое существование согласно представлениям о духовной гармонии 17.

Влияние идей Платона на мировоззрение Платонова уже не раз отмечалось критикой 18. Подчеркивался именно тот факт, что Платон является родоначальником утопии, и то обстоятельство, что с критикой идеализма Платонов выступил в одной из своих самых ранних статей в газете «Воронежская коммуна» от 17 и 20 октября 1920 года под заглавием «Культура пролетариата»19. Философия Платона просвечивает не только сквозь жанровую форму Чевенгура. Как справедливо отметила Я. Шимак-Реиферова, влияние Платона сказалось также на представлениях героев романа о душе и теле. Они «чувствуют» и «формулируют» мир по Платону 20. На наш взгляд, платоновская философия в значительной мере основана на пла-тонском мифе, стержнем которого является дуалистическая модель миропорядка.

Мифологизм мышления непосредственно связан с вопросом человеческого восприятия мира и процессом его осмысления 21. Миф - образец для других литературных жанров. Исследователи давно отметили связь некоторых ритуалов, племенных обычаев, верований с жанром сказки. У большинства исследователей не вызывает сомнения факт происхождения сказки от первобытного мифа 22.

Сказочный сюжет переосмыслял мифологические представления, иногда воспроизводя их в буквальном смысле. К самым устойчивым мифологическим мотивам и темам, которые впитывала в себя сказка, принадлежат тема рая, поиски «иного царства» («тот свет»), тема посвящения и испытаний героя во время его странствования. Владимир Пропп сюжетную схему волшебной сказки возводил к двум основным циклам мифологических представлений. Первый связан с обрядом инициации, то есть перехода героя в новый статус, а второй отражает древние представления о месте загробного существования душ и путешествием в иной мир 23. Следует здесь подчеркнуть, что между этими циклами трудно провести четкую границу, так как обряд инициации и представления «того света» присущ многим верованиям. Обряд инициации был связан с последующим за ней воскресением.

Согласно В. Проппу, волшебная сказка отличается прежде всего повторимостью функций, то есть однородных действий героев, важных для развития сюжета 24. Отсюда и однородность композиции. Ученый называет несколько основных мотивов, которые определяют жанр волшебной сказки. Чевенгур как роман, а значит - более сложный по своей структуре жанр, имеет две сюжетные линии, одна относится к отцу-рыбаку, а другая к Саше. Тем не менее обе сюжетные линии соответствуют композиционным требованиям волшебной сказки.

Начнем с отца Саши: временный уход из дома можно понимать как уход из сего мира в мир смерти. Следовательно, в качестве запрета выступает здесь недозволенность лишения себя жизни. Интересно, что по отношению к Саше этот запрет касается не его непосредственно, а других лиц, то есть запрет лишения жизни других людей относится к убийству старых чевенгурцев большевиками, а за-

тем убийства их же бандой кочевников. Хотя Саша не является нарушителем этого запрета, именно он стремится перебороть его зловещую силу - стихию смерти.

В. Пропп считал нарушение запрета главным элементом завязки действия и начала интриги. Соответственно самоубийство отца Саши представляет собой завязку действия и начало путешествия Саши. Согласно требованиям жанра волшебной сказки ее герой должен стать типом искателя, который вынужден покинуть дом и отправиться в неопределенном направлении. Саша - искатель правды бытия, он вынужден сначала покинуть дом приемного отца Прохора Абрамовича Двано-ва, потом могилу отца-рыбака и, наконец, дом Захара Павловича. Герой романа отправляется сначала побираться, а потом искать коммунизм.

Саша Дванов представляет собой, как и герой волшебной сказки, тип мужика, он сын рыбака. В романе практически отсутствует его внешняя характеристика. Главной чертой Саши является благородство, в основе которого его желание помочь другим. Он обладает и другим основным качеством волшебного героя - способностью сочувствовать другим. Любопытно, что в русских волшебных сказках персонаж олицетворяет любовь к отцу, последнюю просьбу которого выполняет как святую обязанность. Припомним, что Саша решил отправиться в Чевенгур после того как увидел отца во сне и тот сказал ему: «Делай что-нибудь в Чевенгуре: зачем же мы будем мертвыми лежать...»25. Именно этот эпизод романа объединяет в себе сказочную функцию соединительного момента и посредничества.

Симптоматично, что в романе Платонова функцию волшебного помощника и антагониста выполняет один герой - приемный брат Саши Дванова - Проша Дванов. Ведущей чертой волшебного помощника является большая активность, по сравнению с пассивностью главного героя. Для нас существенное значение имеет тот факт, что Саша руководствуется в жизни зовом своего открытого сердца, а Проша, в противоположность ему, хладнокровным умом. Именно это обстоятельство легло в основу антагонистического соотношения этих двух персонажей.

По такому же принципу композиционную ось волшебной сказки составляют два антагонистических царства. В Чевенгуре эти царства приобретают истинно онтологическое содержание - во-первых, земное царство, то есть этот мир, и во-вторых - царство тьмы, то есть тот свет. Сам город Чевенгур относится также к символике царства тьмы, поскольку находится он в оппозиции с окружающим его «внешним» миром. Там «время безнадежно уходило обратно жизни» (Ч., с. 225), в Чевенгур «трудно было войти <...> и трудно выйти из него» (Ч., с. 231). Поэтому Чевенгур и оказался местом испытания главного героя.

Главная функциональная черта испытания заключается в том, что его может пройти только тот, кто обладает волшебным средством. В случае Саши функцию волшебного средства выполняет мотив открытого сердца. Среди всех героев только он испытывает настоящую любовь ко всем встреченным людям, пропитанную состраданием и готовую на самопожертвование.

Характерно то, что согласно композиционным требованиям жанра волшебной сказки завязка действия реализуется через эпизод отлучки, то есть один из членов семьи должен уйти из дома. История Саши Дванова начинается со смерти его отца рыбака, который хотел «пожить в смерти и вернуться» (Ч., с. 8). Однако, несмотря на свои интенции, он нарушил запрет самоубийства, так как умер «не в силу немощи, а в силу своего любопытного разума» (Ч., с. 9). Своей смертью он создал недостачу в жизни своего сына, который с тех пор испытывает отсутствие счастья, понимаемого в рамках платоновской «теплоты». Саша надеется найти эту «теплоту» сначала в доме Прохора Абрамовича Дванова, однако неуспешно. Его судьба меняется, когда антагонист Проша соглашается привести побиравшегося приемного брата к Захару Павловичу под предлогом милостыни. Функция пособничества реализуется путем покорного подчинения Сашей воли Проши, несмотря на то, что тот совершил ранее акт вредительства, прозвав его «дармоедом» и выгнав из дома своего отца Прохора Абрамовича. Проша второй раз вызвал недостачу, испытываемую Сашей, чувство одиночества, тоску по родному отцу и человеческой «теплоте».

Функция испытания и жертвы реализуется на двух уровнях: подготовительном и окончательном. Первое испытание относится к первой части романа, в которой Саша отправляется в командировку по России и встречает отряд анархистов. В результате нападения анархистов Саша получил ранение в правую ногу. Символика этого ранения имеет большое значение для адекватного понимания этой сцены и финала романа. Ранение в правую ногу означает, что герой находится в самом начале духовного пути 26 и, отдав часть себя в качестве самопожертвования, стал полубогом и приобрел знание. Сверх того эта символическая сцена ранения сближает образ героя с образом Иисуса Христа, так как, целясь в Сашу, анархист произносит: «По мошонке Иисуса Христа» (Ч., с. 69). Получив ранение, Саша «покатился с бровки оврага на дно» (Ч., с. 69). Падение на дно - символическое нисхождение в ад и символическая смерть. Как сатана сорок дней «проверял силу духа» Христа в пустыне (Лука 4, 1-15), так и происшествие с анархистами было проверкой силы духа Саши и подготовкой его к главной жертве в финале романа. Не без значения кажется и тот факт, что Сашу раздели догола и что при этом он не испытывает ни злости, ни стыда или унижения. Для него это оказалось лишь физическим унижением, которое по своей сути должно подготовить героя к окончательному духовному испытанию и жертве. Эта сцена первого испытания и первой жертвы связана также с рождением «волшебного средства» - сочувствующего сердца. Необходимо подчеркнуть, что намеченную нами параллель Саша - Христос следует понимать в философских, но не религиозно-догматических рамках.

Путь Саши в Чевенгур соответствует пространственному перемещению героя волшебной сказки между двумя царствами. Как мы уже говорили, образец двух антагонистических царств составляет в платоновском романе мир жизни и мир смерти. Герой романа приходит в Чевенгур, чтобы убедиться, является ли он действительно единственным местом на земле, где находится окончательное счастье всего человечества - коммунизм. В Чевенгуре же состоится борьба главного героя и его антагониста. Саша, обладатель «открытого сердца», и Проша, сторонник ре-

шения жизненных вопросов при помощи разума, ведут спор о том, что такое правда и как людям обрести счастье. Проша считал, что следует пожертвовать правдой ради общего умеренного счастья, которое избранники будут выделять остальным как пайки. По мнению героя, «всякая правда должна быть немного и лишь в самом конце концов» (Ч., с. 247). Саша, однако, переубедил его, доказав обратное.

Функцию клейма, отметки выполняет поцелуй в губы, который получил Проша от Саши в начале их разговора о правде. Саша поцеловал его в знак прощения, «заметив в нем совестливый стыд за детское прошлое» (Ч., с. 245). Этот акт милосердия превратил Прошу из антагониста в помощника и последователя Саши. Сразу после рокового разговора с братом Проша отправляется в поисках жен для «прочих», впервые желая сделать что-то бескорыстно для других, а в конце романа отправляется в путь искать Сашу из-за тоски по исчезнувшему брату.

Саша желает остаться в Чевенгуре жить вместе с «прочими», поскольку только здесь он почувствовал себя счастливым. Этот факт свидетельствует о ликвидации недостачи, испытываемой раньше героем. Однако благоприятное пребывание Саши в Чевенгуре прерывает внезапное нашествие банды кочевников, которая истребила всех чевенгурцев за исключением Саши. Он чудом уходит от погони и спасается. На лошади, названной Копенкиным Пролетарской Силой, возвращается к началу своего пути - в свою родную деревню. Там состоится его неузнаваемое прибытие, так как единственный встреченный им в деревне старик Петр Федорович Кондаев не узнает его.

Развязка романа имеет сугубо мистический характер. Нельзя понять финальной сцены без ссылки на ее зашифрованное в мифологических символах значение. Главными образами-символами являются в этом эпизоде озеро как хронотоп царства смерти и ритуал самопожертвования во имя общего блага. Следовательно, функция узурпатора отведена образу воды в озере Мутево, которая «некогда успокоила <...> отца в своей глубине» (Ч., с. 306), а теперь волновалась обеспокоенная и притягивала к себе Сашу. Он помнил, что в ней осталось еще «жившее вещество тела»

его отца и именно там находится «вся родина жизни и дружелюбия» (Ч., с. 306). Необоснованное притязание узурпатора объясняется тем, что человек должен по-платоновски «делать себя» и творить в жизни и через жизнь.

Суть трудной задачи, стоящей перед Сашей, заключается в том, что он должен найти ту дорогу, «по которой когда-то прошел отец в любопытстве смерти» (Ч., с. 306), но пройти ее не в смерть, а в вечную жизнь, при этом должен он еще обличить узурпатора. Для того чтобы выполнить намеченное, его смерть должна стать не актом самоубийства, а наоборот, сакральным актом любви и милосердия. Поэтому важную роль играет в этом контексте мотив клейма-отметки, то есть поцелуя, понимаемого как совершение акта милосердия по отношению к антагонисту. Именно с помощью этого акта преодолевается главный дуализм романа: сердце / разум, жизнь / смерть. Саша «продолжает свою жизнь» (Ч., с. 306), погружаясь в воду озера Мутево, потому что он умирает «в силу» любви. Таким образом, совершается трансформация героя и он одерживает победу над главным врагом - смертью. Акт самопожертвования Саши для преодоления стихии смерти (круг смерти: убийство старых чевенгурцев, смерть ребенка, убийство новых чевенгурцев и т. д.) приобретает смысл вознесения в сферу сакрум и объединения с абсолютом, и поэтому выполняет функцию свадьбы и вознесения на престол.

Ю.М. Лотман отрицает возможность применения к роману модели, разработанной

В.Я. Проппом для волшебной сказки. Литературовед видит принципиальное отличие сказочного и романного текстов. Главные из них: строгая иерархическая замкнутость уровней (сумма функций волшебной сказки), деталь-реалия сюжета в волшебной сказке включается только в поверхностный слой текста (исключение представляет собой «волшебный предмет», то есть инструмент, с помощью которого реализуется определенная функция). Но, с другой стороны, Лотман признает, что характерной чертой русского романа является «мифология» сюжетов 27. Кажется, что роман Чевенгур Платонова является исключением от лотмановского правила.

Стилистика Чевенгура также содержит характерные свойства волшебной сказки. В свете

настоящей статьи значение имеет также разница между мифом и волшебной сказкой. В. Пропп подчеркивает, что миф, потеряв социологическое значение, превратился в сказку. Внешне начало этого процесса отмечается отделением сюжета от обрядовости. Следовательно, сказка теряет религиозную функцию мифа 28.

В романе Чевенгур, по нашему мнению, композиция и стилистика волшебной сказки обогащена философско-онтологическим содержанием. Платонов ставит вопросы о смысле жизни, об истине, о счастье. Ответы и результаты его поисков запечатлены в универсальных мифологических символах, создающих единую картину мира. Цель романа не религиозная, но философская, поскольку здесь нет очевидных ответов. Их должен найти сам читатель. Похоже на то, что жанр волшебной сказки, которая выросла из мифа, адекватнее других может выразить идейно-философские искания писателя.

Существенно также, что некоторые одной из главных качеств платоновской стилистики называют лиризм. Р. Чандлер подчеркивает, что Платонов не предлагает читателю уверенной и ясной перспективы описываемых событий. Писатель словами любви примиряет и излечивает своих героев 29.

Сходство Чевенгура с волшебной сказкой отметил уже Ю. Пастушенко, указывая на подобие Саши Дванова герою сказки, когда тот отправляется в странствие не сам по себе, а выполняя задание правителя. Более того, исследователь подчеркивает, что Саша - особый герой в особых обстоятельствах, подобных сказочным. Дванов - тип героя, корни которого уходят в древнерусскую культурную традицию, связанную с житиями святых, утопическими легендами и сказками 30.

М. Золотоносов также обратил внимание на сложную трансформацию народных сказочных представлений о идеальном устройстве в «нездешнем царстве». По мнению критика, в Чевенгуре отчетливо видно взаимовлияние знания и веры на примере описания экономической системы «чевенгурского коммунизма»31.

Несомненно, А. Платонов сознательно обратился к жанру волшебной сказки и осмыслил ее заново, придавая ей онтологический характер. Знаменательно, что после де-

мобилизации из армии в 1946 году А. Платонов все последние годы своей жизни работал над сказками (Волшебное кольцо, 1950; Башкирские народные сказки, 1949; Две крошки, 1948). Писатель считал, что подлинный художник, перелагая произведение фольклора, воссоздает и утверждает тем самым в народном сознании наилучший вариант из всех имеющихся версий данного сюжета. Платонов так писал о роли писателя, обрабатывающего народные сказки: «Писатели дополнительно обогащают и оформляют народную сказку силою своего творчества и придают ей то окончательное, идеальное сочетание смысла и формы, в котором сказка остается пребывать надолго или навсегда»32. Закономерно также, что Платонов создал свой индивидуальный жанр - онтологическую сказку, в которой соединил форму волшебной сказки с онтологическим содержанием.

Платоновские герои - сказочные философы. Они идут босиком по дороге, но касаются «не дорожной пыли и грязи, а непосредственно земного шара»33. Они - дети Вселенной. С помощью жанра волшебной сказки писатель наполняет текст философским содержанием. Стоит, однако, отметить, что если волшебная сказка рассказывала обычно о каких-то прошлых событиях («жили-были»), то Платонов концентрируется на настоящем и повествует своим современникам об их жизни, разоблачая ложь и указывая на суть - истину. Ведь волшебная сказка - самая доступная литературная форма обращения к народу, к наиболее широко понимаемому слушателю, не извращенному опытом жизни.

С категорией пространства тесно связана своеобразная «поэтика» названия города, который вынесен в заглавие романа А. Платонова. Одним из первых исследователей, сделавшим «подступ» к выяснению его источника, был О.Ю. Алейников. Критик предполагает, что это название можно расшифровать как ЧеВеНГУР - Чрезвычайный Военный Непобедимый (Независимый) Героический Укрепленный Район, с поправкой «на замаскированную усмешку писателя»34. Автор вышеупомянутой статьи утверждает, что эта аббревиатура составлена с учетом расхожих в пореволюционные времена словообразовательных моделей, тяготевших «к образованию слов

по произношению начальных слогов или начальных букв нескольких слогов»35. В качестве примера исследователь приводит следующее: Викжедор - Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного профсоюза, Всеколес - Всероссийский комитет по лесоразработкам и т. п.36

Однако способ образования названий других произведений писателя показывает, что вышеприведенный вариант расшифровки нетипичен для А. Платонова, поскольку писатель добивался номинативной простоты. Эти заглавия часто являются своего рода лозунгами, то есть сжатой, но содержательной информацией: Котлован, Сомневающийся Макар, Симфония сознания и т. п.). Естественно, эти названия часто символичны, двуплановы, многозначны, как и самые платоновские произведения, в истоках своих простые.

А. Платонов уже в 1922 году (за шесть лет перед замыслом Чевенгура) писал о себе «певец я, странник и жених вселенной» в стихотворении Лунный гул, которое, по неизвестным до конца причинам, не вошло в сборник Голубая глубина 37. В этом стихотворении находим такие строки:

Лунный гул,

Звенящий стон разорванных молекул, -Вселенский бой сопротивлению и огню. Кстати, когда Саша Дванов впервые услышал слово «Чевенгур», ему оно понравилось поскольку «походило на влекущий гул неизвестной страны» (Ч., с. 138). В стихотворении Лунный гул Платонов пишет тоже: Услышал в мире я глубокое дыхание, Подземное движение воды.

В результате, надо отметить, что Платонов смотрит на пространство и место человека в нем не в масштабах одной только Земли, а в масштабах всей Вселенной. Добавим, что некоторые исследователи также обратили внимание на эту особенность «платоновской художественной вселенной». Например, Н.П. Хрящева в своей книге «Кипящая вселенная» А. Платонова утверждает, что писатель изначально мыслил категориями космическими (имеются в виду прежде всего произведения «дочевенгурского» периода). Как тонко подмечено в работе, не случайно в его статьях и последовавших художественных сочинениях смело развиваются проекты преоб-

разований в планетарном и даже галактическом масштабах. Исследовательница подчеркивает, что писатель столь глубоко верит в немедленное практическое расширение земной жизни до пределов Космоса, что в его произведениях фактически снимаются временные границы между возможностями земного человеческого сознания. Н.П. Хрящева рассматривает пути и способы художественного конструирования писателем новой модели Вселенной и результаты ее испытания на возможность стать счастливым домом человечества 38. Н.М. Малыгина также подчеркивает, что мысли о человеке - «жителе Вселенной», покорителе Космоса, воплощаются в платоновских поэтических формулах (человек - «любимое дитя» неба, люди - «потомки солнца»), отражающих существенные черты философии природы А. Платонова 39.

Полагаем, что название романа Чевенгур можно расшифровать как: Че-вен-гур, то есть Че - через, вен - вселенскую, гур - губернию, или Через-вселенский-гул. Такой способ расшифровки подсказывает также название другого произведения А. Платонова (Че-че-о), которое, кстати, было опубликовано в 1928 году, то есть тогда, когда автор интенсивно работал над Чевенгуром. Заглавие Че-че-о обозначает: Через Черноземный Округ, то есть район, по которому писатель совершил поездку, а потом свои впечатления поместил в вышеназванном очерке.

Допускаем, что последний слог «гур» обозначает слово «губерния». При объяснении этого суждения ссылаемся на выводы М.А. Дмитровской, которая связывает образ Чевенгура с символическим образом «подводного» мира и проводит параллель между этим образом и сценой смерти отца Дванова в озере Мутево. Исследовательница подчеркивает, что представления отца Дванова о смерти совпадают с описанием залитого лунным светом Чевенгура: «...он видел смерть как другую губернию, которая расположена под небом, будто на дне прохладной воды, и она его влекла» (Ч., с. 8). Добавим, что некоторые исследователи обратили внимание на то, что мотив зова постоянен в Чевенгуре как мотив труда. Е.Г. Мущенко видит зов не как причину, а как последствие зова - труд, дело 40. Исследовательница отмечает, что Саша Дванов

чувствует влечение земной дали, будто все далекие и невидимые вещи «звали его»41.

A. Ливингстон утверждает, что Саша является прежде всего «слушателем вселенной». Литературовед убежден в том, что «Платонов сам хотел в каком-то смысле открыть собственный язык мира (вселенной)»42. А название «Чевенгур» может в тексте романа восприниматься как первое известное слово песни или языка, который ищет Саша Дванов, то есть собственного языка Вселенной.

B.А. Чалмаев расшифровал название «Чевенгур» как слово, образованное из двух слов «чева» - лапоть и «гур» (гурчать) - гул, суета, грохот. В итоге получается «гул из лап-тя»43. Стоит, однако, припомнить, что в названии «Чевенгур» имеется внутренний слог «вен», а не «ва». На основании такой расшифровки получается название «Чевагур», а не «Чевенгур». К тому же, «гул из лаптя» относится скорее к тематике, чем к проблематике и идее романа. Иначе говоря, к земной реальности, которой не исчерпывается содержание произведения. По нашему мнению, А. Платонов слишком внимательно относился к заглавиям своих произведений для того, чтобы заподозрить его в столь поверхностном слогосложении. Схожим образом название «Чевенгур» толкует В.В. Васильев, который понимает это слово как «могила из лаптей» (от «чева» - лаповище, обносок лаптя; «гур» -могила, гробница, склеп) - символ конца исконному, русскому правдоискательству, ибо в Чевенгуре, по убеждению большевиков, настал конец истории и пора всеобщего счастья 44. Естественно, наш подход к попытке разгадать название «Чевенгур» представляет собой только один из вариантов расшифровки заглавия романа, на наш взгляд, наиболее правдоподобный, учитывающий «стилистику» платоновских произведений.

Платонов желал быть понятным всем, писал с мыслью о человечестве в целом, поэтому целесообразным кажется использование им жанра волшебной сказки. Ведь сказочная «поверхность», которая в некоторой степени присуща и притчам, скрывает в своих глубинах истинно философскую глубину. Платонов попытался извлечь из этой глубины правду человеческого существования, раскрыть смысл жизни своим современникам, заставить их за-

думаться над тем, что они причастны и ответственны за ту жизнь, которая происходит на их глазах и которую они сами (осознанно или неосознанно) творят. Это не просто сказочные истории о борьбе добра со злом в далеком прошлом, а осмысление происходящего, сущность которого - в жанре онтологической сказки.

ПРИМЕЧАНИЯ

2 Васильев В. Андрей Платонов. Очерк жизни и творчества. М., 1990. С. 141, 152.

3 Алейников О. Повесть А. Платонова «Ювенильное море» в общественно-литературном контексте 30-х годов // Платонов А. Исследования и материалы / Ред. Т.А. Никонова. Воронеж, 1993. С. 72.

4 Гюнтер Х. Жанровые проблемы утопии и «Чевенгур» А. Платонова // Утопия и утопическое мышление. М., 1991. С. 252.

5 Коваленко В.А. «Демиурги» и «трикстеры» в творческой вселенной Платонова // Платонов Андрей. Проблемы интерпретации / Ред. Т.А. Никонова. Воронеж, 1995. С. 74.

6 Pomorski A. Duchowy proletariusz: przyczyne k do dziejów lamarkizmu spolecznego

i rosyjskiego komunizmu XIX-XX wieku (na marginesie antyutopii Andrieja Platonowa). Warszawa, 1996. S. 30.

7 Лазаренко О. Проблема идеала в антиутопии. «Мы» Е. Замятина и «Чевенгур» А. Платонова // Платонов А. Исследования и материалы. С. 39.

8 Там же. С. 45-46.

9 Свительский В. Факты и домыслы: О проблемах освоения платоновского наследия // Там же. С. 87-88.

10 Sliwowscy W.R. Andrzej Platonow. Warszawa, 1983. S. 40. Мы, конечно, не пытаемся опровергать того, что этот псевдоним образован также и от имени отца писателя - Платона Фирсовича Климентова. См.: Васильев В.В. Указ. соч. С. 3.

11 Parniewski W. Szkice z dziejów mysli utopijnej (od Platona do Zinowjewa). -Lódz, 2000. S. 27.

14 Tatarkiewicz W. Historia filozofii. T. 1. Warszawa, 2002. S. 101. Знаменательно, что Платон выбрал Солнце символом, отражающим идею добра, то есть вечного первоначала. Солнце, со-

гласно Платону, освещает вещи и делает возможным их жизнь и развитие.

15 Ibid. См. также: Parniewski W. Op. cit. S. 27.

16 См.: Popper K.R. The Open Society and Its Enemies. L., 1945. S. 140; Pieszczachowicz J. Wyspa Utopia i jej przeciwnicy // Literatura. 1990. № 2. S. 45.

17 Зверев А. Зеркала антиутопий // Антиутопии ХХ века. М., 1989. С. 337.

18 См.: Семенова С.Г. Мытарства идеала. К выходу в свет «Чевенгура» Андрея Платонова // Новый мир. 1988. № 5. С. 219; Кантор К.М. Без истины стыдно жить // Вопросы философии. 1989. № 3. С. 14-16; Золотоносов М. Ложное солнце. «Чевенгур» и «Котлован» в контексте советской культуры 1920-х годов // Вопросы литературы. 1994. Вып. 5. С. 12.

19 Золотоносов М. Указ. соч.

20 Szymak-Reiferowa J. Rycerze Rózy Luksemburg // Andrzej Píatonow. Czewengur. Bialystok, 1996. S. 355.

21 Eliade M. Traktat o historii religii. -Lódz, 1993. S. 416. Елиаде утверждает, что на всех уровнях человеческого восприятия мира архетип всегда используется для осмысления человеческой экзистенции и с его помощью создаются культурные ценности.

22 Вуйцицка У Из истории русской культуры. Bydgoszcz, 2002. С. 211.

23 Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986. С. 18. См. также: Propp W. Morfologia bajki. Warszawa, 1976. S. 67-123.

24 Propp W. Nie tylko bajka. Warszawa, 2000. S. 91. Все названия функций волшебной сказки обозначены в тексте курсивом.

25 Платонов А. Чевенгур // Платонов А. Собр. соч.: В 5 т. Т. 2. М., 1998. С. 181. Далее цитаты приводятся по этому изданию.

26 Жюльен Н. Словарь символов. Челябинск, 1999. С. 448.

27 Лотман Ю.М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия // О русской литературе. Статьи и исследования: история русской прозы, теория литературы. СПб., 1997. С. 712-729.

28 Propp W. Nie tylko bajka. Warszawa, 2000. S. 179-180.

29 См.: Чандлер Р Между верой и прозрением // Филологические записки. 1999. № 13. С. 77; Под-шивалова Е.А. О родовой природе прозы А. Платонова конца 20-х - начала 30-х годов // Платонов А. Исследования и материалы / Ред. Т.А. Никонова. Воронеж, 1993; Орлицкий Ю.Б. Стиховое начало в прозе А. Платонова // Платонов Андрей. Проблемы интерпретации / Ред. Т.А. Никонова. Воронеж, 1995; Кедровский А.Е. Христианские и социалистические идеалы в повести А. Платонова «Джан» // Осуществленная возможность: А. Пла-

тонов и ХХ век / Ред. Е.Г. Мущенко. Воронеж, 2001; и др.

30 Пастушенко Ю. Мифологическая символика в романе «Чевенгур» // Филологические записки. 1999. № 13. С. 30, 3S.

31 Золотоносов М. Указ. соч. С. 6.

33 Там же. С. 124-125.

34 Алейников А.Ю. На подступах к «Чевенгуру» (об одном из возможных источников названия) // Филологические записки. 1999. № 13. С. 182.

36 Там же. С. 182-183.

37 Платонов А. Голубая глубина // Платонов А. Собрание сочинений: В 5 т. Т. і. М., 1998. С. 79.

38 Хрящева Н.П. «Кипящая вселенная» А. Платонова: Динамика образотворчества и миропости-жения в сочинениях 20-х годов. Екатеринбург, 1998.

39 Малыгина Н.М. Эстетика Андрея Платонова. Иркутск, 1985. С. 23.

40 Мущенко Е.Г. Философия «дела» у А. Платонова // Осуществленная возможность: А. Платонов и XX век / Ред. Е.Г. Мущенко. Воронеж, 2001. С. 19.

41 Там же. С. 20.

42 Ливингстон А. Платонов и мотив косноязычия // Осуществленная возможность. С. 209.

43 Чалмаева В.А. Андрей Платонов: (Комментарии) // Платонов А. Собрание сочинений. Т. 2. С. 534.

44 Васильев В.В. Указ. соч. С. 147.

Обращался к жанру антиутопии. В своем творчестве соединил утопию и антиутопию. Это характерно для всего его творчества. В начале его творчество было связано с увлечениями утопией. Затем он обратился к антиутопии. Он получил психологическое образование, как и Замятин.

В литературу он вступил как «пролетарский писатель».

22 г – сборник «Голубая глубина» - стихи.

1927 г – год утверждения писателя в русской литературе. Он публикует повести –« Город Градов», «Сокровенный человек», «Эфирный тракт» и тд..В них пересматриваютсяидеи неограниченной власти человека над природой. Уходит от науки, звучит тема маленького человека. Идеи русской философии.

«Котлован»

Андрей Платонов стал известен широкому кругу читателей только в последнее время, хотя самый активный период его творчества пришелся на двадцатые годы нашего столетия. Платонов, как и множество других писателей, противопоставивших свою точку зрения официальной позиции советского правительства, долго был запрещен. Среди самых значительных его работ можно выделить роман “Чевенгур”, повести “Впрок” и “Усомнившийся Макар”.

Я бы хотел остановить свое внимание на повести “Котлован”. В этом произведении автор ставит несколько проблем. Центральная проблема сформулирована в самом названии повести. Образ котлована - это ответ, который давала советская действительность на вечный вопрос о смысле жизни. Рабочие роют яму для закладки фундамента “общепролетарского дома”, в котором потом должно счастливо жить новое поколение. Но в процессе работы выясняется, что запланированный дом будет недостаточно вместителен. Котлован уже выдавил все жизненные соки из рабочих: “Все спящие были худы, как умершие, тесное место меж кожей и костями у каждого было занято жилами, и по толщине жил было видно, как много крови они должны пропускать во время напряжения труда”. Однако план требовал расширения котлована. Тут мы понимаем, что потребности в этом “доме счастья” будут огромны. Котлован будет бесконечно глубок и широк, и в него будут уходить силы, здоровье и труд множества людей. В то же время работа не приносит этим людям никакой радости: “Вощев всмотрелся в лицо безответного спящего - не выражает ли оно безответного счастья удовлетворенного человека. Но спящий лежал замертво, глубоко и печально скрылись его глаза”.

Таким образом, автор развенчивает миф о “светлом будущем”, показывая, что рабочие эти живут не ради счастья, а ради котлована . Отсюда понятно, что по жанру “Котлован” - антиутопия. Ужасные картины советской жизни противопоставляются идеологии и целям, провозглашенным коммунистами, и при этом показывается, что человек превратился из разумного существа в придаток пропагандистской машины.

Другая важная проблема этого произведения ближе к реальной жизни тех лет. Платонов отмечает, что в угоду индустриализации страны были принесены в жертву тысячи крестьян. В повести это очень хорошо видно, когда рабочие натыкаются на крестьянские гробы. Сами крестьяне объясняют, что они заранее готовят эти гробы, так как предчувствуют скорую гибель. Продразверстка отняла у них все, не оставив средств к существованию. Эта сцена очень символична, так как Платонов показывает, что новая жизнь строится на мертвых телах крестьян и их детей.

Особо автор останавливается на роли коллективизации. В описании “организационного двора” он указывает, что людей арестовывали и отправляли на перевоспитание даже за то, что они “впали в сомнение” или “плакали во время обобществления”. “Обучение масс” на этом дворе производили бедняки, то есть власть получили наиболее ленивые и бездарные крестьяне, которые не смогли вести нормальное хозяйство. Платонов подчеркивает, что коллективизация ударила по опоре сельского хозяйства, которой являлись деревенские середняки и зажиточные крестьяне. При их описании автор не только исторически реалистичен, но и выступает своеобразным психологом. Просьба крестьян о небольшой отсрочке перед принятием в совхоз, чтобы осмыслить предстоящие перемены, показывает, что в деревне не могли даже свыкнуться с мыслью об отсутствии собственного надела земли, скота, имущества. Пейзаж соответствует мрачной картине обобществления: “Ночь покрыла весь деревенский масштаб, снег сделал воздух непроницаемым и тесным, в котором задыхалась грудь. Мирный покров застелил на сон грядущий всю видимую землю, только вокруг хлевов снег растаял и земля была черна, потому что теплая кровь коров и овец вышла из-под огорож наружу”.

Образ Вощева отражает сознание обыкновенного человека, который пытается понять и осмыслить новые законы и устои. У него и в мыслях нет противопоставлять себя остальным. Но он начал думать, и поэтому его уволили. Такие люди опасны существующему режиму. Они нужны только для того, чтобы рыть котлован. Здесь автор указывает на тоталитарность государственного аппарата и отсутствие подлинной демократии в СССР.

Особое место в повести занимает образ девочки . Философия Платонова здесь проста: критерием социальной гармонии общества является судьба ребенка. А судьба Насти страшная. Девочка не знала имени матери, но зато знала, что есть Ленин. Мир этого ребенка изуродован, ведь для того, чтобы спасти дочку, мать внушает ей скрывать свое непролетарское происхождение. Пропагандистская машина уже внедрилась в ее сознание. Читатель ужасается, узнавая, что она советует Сафронову убить крестьян за дело революции. В кого же вырастет ребенок, у которого игрушки хранятся в гробу? В конце повести девочка погибает, а вместе с ней погибает и луч надежды для Вощева и других рабочих. В своеобразном противостоянии котлована и Насти побеждает котлован, и в основание будущего дома ложится ее мертвое тело.

Повесть “Котлован” пророческая. Ее главной задачей не было показать ужасы коллективизации, раскулачивания и тяжесть жизни тех лет, хотя писатель сделал это мастерски . Автор верно определил направление, в котором пойдет общество. Котлован стал нашим идеалом и главной целью. Заслуга Платонова в том, что он указал нам источник бед и несчастий на многие годы. Страна наша до сих пор барахтается в этом котловане, и если жизненные принципы и мировоззрение людей не изменятся, в котлован по-прежнему будут уходить все силы и средства.

Особенности романа «Чевенгур»

Платонов ни на кого не похож. Каждый, кто впервые открывает его книги, сразу же вынужден отказаться от привычной беглости чтения: глаз готов скользить по знакомым очертаниям слов, но при этом разум отказывается поспевать за временем. Какая-то сила задерживает восприятие читающего на каждом слове, каждом сочетании слов.

И здесь не тайна мастерства, а тайна человека, разгадывание которой, по убеждению Достоевского, есть единственное дело, достойное того, чтобы посвятить ему жизнь. Герои Платонов говорят о "пролетарском веществе" (сам Платонов говорил о "социалистическом веществе"). В эти понятия он включает живых людей. У Платонова идея и человек не сливаются. Идея не закрывает человека наглухо.

В его произведениях мы видим именно "социалистическое вещество", которое стремится из себя самого построить абсолютный идеал. Из кого же состоит живое "социалистическое вещество" у Платонова? Из романтиков жизни в самом полном смысле слова. Они мыслят масштабными общечеловеческими категориями, и свободны от каких бы то ни было проявлений эгоизма.

На первый взгляд может показаться, что это люди с асоциальным мышлением, поскольку их ум не ведает никаких социально-административных ограничений. Они непритязательны, неудобства быта переносят легко, как бы не замечая их вовсе. Откуда эти люди приходят, каково их прошлое, не всегда можно установить, поскольку для Платонова это не самое важное. Все они - преобразователи мира.

Гуманизм этих людей и вполне определенная социальная направленность их устремлений заключается в поставленной цели подчинить силы природы человеку. Именно от них надо ждать достижения мечты. Именно они когда-нибудь смогут обратить фантазию в реальность и сами не заметят этого. Этот тип людей представлен инженерами, механиками, изобретателями, философами, фантазерами - людьми раскрепощенной мысли.

Герои-романтики Платонова политикой, как таковой, не занимаются. Они рассматривают свершившуюся революцию как решенный политический вопрос. Все, кто этого не хотел, потерпели поражение и сметены. И еще потому они не занимаются политикой, что в начале 20х-годов новое советское государство еще не сложилось, сложилась власть и аппарат власти.

Вторая группа персонажей - это романтики битвы, люди, сформировавшиеся на фронтах гражданской войны. Бойцы. Чрезвычайно ограниченные натуры, какие в массовом порядке обычно порождает эпоха битв. Бесстрашные, бескорыстные, честные, предельно откровенные. Все в них запрограммировано на действие. В силу понятных причин именно они, вернувшиеся с фронта, пользовались в победившей республике безоговорочным доверием и моральным правом на руководящие посты. Они приступают к делу с наилучшими намерениями и с присущей им энергией, но вскоре обнаруживается, что большинство из них в новых условиях чисто автоматически руководит так, как командовало полками и эскадронами на войне.

Получив посты в управлении, они не умели ими распорядиться. Непонимание происходящего порождало в них повышенную подозрительность. Они запутались в отклонениях, перегибах, перекосах, уклонах.

Безграмотность была той почвой, на которой расцветало насилие. В романе "Чевенгур" Андрей Платонов изобразил именно таких людей.

Получив неограниченную власть над уездом, они в приказном порядке решили отменить труд. Рассуждали примерно так: труд - причина народных страданий. Поскольку трудом создаются материальные ценности, которые приводят к имущественному неравенству. Стало быть, надо ликвидировать первопричину неравенства: труд. Кормиться же следует тем, что природа рождает.

Так, по своей безграмотности, они приходят к обоснованию теории первобытнообщинного коммунизма. У героев Платонова не было знаний и не было прошлого, поэтому им все заменяла вера. С тридцатых годов окликает нас Платонов своим особенным, честным и горьким, талантливым голосом, напоминая, что путь человека, при каком бы социальном и политическом устройстве тот ни жил, всегда труден, полон обретений и потерь.

Для Платонова важно, чтобы не был разрушен человек. Многое роднит писателя Андрея Платонова с его персонажами - правдоискателями: та же вера в существование некоего "плана общей жизни", те же мечты о революционном переустройстве всей жизни и не менее, как в масштабе всего человечества, вселенной; та же утопия всеобщего коллективного творчества жизни, в процессе которого рождается "новый человек" и "новый мир".

Сочинение

Своеобразие платоновской сатиры в том, что главный философ, создающий концепцию бюрократизма Шмаков, выполняет в повести двойную функцию: он воинствующий бюрократ, но он является и главным разоблачителем существующего порядка. Сомнения одолевают Шмакова, в голове рождается «преступная мысль»:

«Не есть ли сам закон или другое установление - нарушение живого тела вселенной, трепещущей в своих противоречиях и так достигающей всецелой гармонии?» Ему же автор доверил произнести очень важные слова о бюрократах: «Кто мы такие? Мы за-ме-сти-те-ли пролетариев! Стало быть, к примеру я есть заместитель революционера и хозяина! Чувствуете мудрость? Все замещено! Все стало подложным! Все не настоящее, а суррогат!» Вся сила иронии Платонова проявилась в этой «речи»: с одной стороны, как бы апология бюрократизма, а с другой - простая мысль, что власти у пролетариев нет, а есть только у его «заместителей». Практик-бюрократ с большим стажем Бормотов убежденно заявляет: «Уничтожьте бюрократизм - станет беззаконие!» То есть в принципе бюрократизм неуничтожим, поскольку власть не может существовать без бюрократов. Эта универсальная мысль дорога и Шмакову: «Канцелярия является главной силой, преобразуюшей мир порочных стихий в мир закона и благородства».

В повести Платонов открывает специфичную «градовскую школу философии» (выражение Л. Шубина), и раскрыта эта философия особым языком, на котором только и возможно писать о том, о чем он пишет. Это язык всепроникающей иронии, перифразировка шаблонов, выражающих узость и тупость мышления градовских философов и практиков бюрократизма. Речь каждого из персонажей невозможно передать на нормированном языке - потеряется весь смысл «выражения».

Платонов и в дальнейшем предстает как мастер характеристики второстепенных персонажей - достаточно двух-трех реплик, чтобы создать яркий образ. Выразительной в этом плане является «речь» счетовода Смачнева: «Ничто меня не берет - ни музыка, ни пение, ни вера - а водка меня берет! Значит, душа у меня такая твердая, только ядовитое вещество она одобряет... Ничего духовного я не признаю, то - буржуазный обман». Такие «твердые души» и населяют Градов, создавая свою философию жизни, выражая представление о ее ценностях. Приведем несколько выражений из текста: «Любимые братья в революции», «противоречивые утомленные глаза», «в сердце моем дышит орел, а в голове сияет звезда гармонии», «сиречь для всякого героя есть своя стерва» и т. д. Пейзажей в «Городе Градове» практически нет, и это согласуется с мыслью Шмакова: «Самый худший враг порядка и гармонии... - это природа. Всегда в ней что-то случается...»

Роман «Чевенгур» был задуман в 1926 г. и написан в 1927-1929. Этот единственный завершенный роман в творчестве Платонова - большое произведение, построенное по законам данного жанра, хоть писатель, кажется, и не стремился строго следовать канонам романа. Его композиция осложнена разного рода отступлениями от основного сюжета, казалось бы, мало связанными между собой. Но внутреннее единство романа очевидно: в нем есть главный герой, его судьба от детских лет до последних дней жизни, есть четко оформленное обрамление, перекличка мотивов начала и финала, есть комплекс идей, придающих обобщенному смыслу романа завершенность и целеустремленность.

Большое пространство текста не разделено на отдельные главы. Но тематически в нем можно выделить три части. Первая часть была озаглавлена «Происхождение мастера» и опубликована в 1929 г., вторую часть можно было бы назвать «Странствования Александра Дванова», третья - это непосредственно «Чевенгур» - повествование о нем начинается с середины романа. В этом своеобразие его композиции, посколь-к в первой половине «Чевенгура» о самом Чевенгуре нет и речи. Но если современная критика называет это произведение в целом романом-антиутопией, то не только из-за повествования о коммуне на реке Чевенгурка, но и с учетом того, что антиутопические тенденции в романе нарастают постепенно и последовательно. Однако, несмотря на беспощадность автора в изображении Чевенгура, этот роман нельзя назвать злобной карикатурой на идеи социализма.

Главный герой романа Саша Дванов отдельными чертами близок автору, Платонов дал ему часть автобиографии, свои мысли начала 20-х годов. Судьба Дванова горька и трагична. Ребенком он остался круглой сиротой. Долго скитался Саша как побирушка, пока не нашел уют и тепло у Захара Павловича, в облике которого есть черты прототипа - отца Платонова. Он показан как труженик по самой сущности души, как философ, проповедующий «нормальную жизнь», без насилия человеческого естества идеями и властью.

Саша рос, много читал, и в душе его росла тоска. Он пошел в то же депо, где трудился Захар Павлович, работать помощником машиниста и учиться на слесаря. «Для Саши - в ту пору его ранней жизни - в каждом дне была своя, безымянная прелесть, не повторившаяся в будущем...» Немало страниц, насыщенных лиризмом, посвящено Дванову-юноше. Рождалась любовь к Соне Мандровой, рождался интерес к миру и к истине. Но Саша оставался беззащитным: «В семнадцать лет Дванов еще не имел брони под сердцем - ни веры в бога, ни другого умственного покоя...» Образ Дванова постепенно усложняется: Саша был слаб от тоски по истине и от доброты, но вместе с тем бесстрашен, терпелив и вынослив.

Поправившись после болезни, Александр «согласился искать коммунизм среди самодеятельности населения». Он пошел «по губернии, по дорогам уездов и волостей». Все, что он увидел и пережил во время странствия в поисках коммунизма, составило среднюю часть романа. Везде, где он побывал, Дванов задавал самому себе и крестьянам вопрос: «А где же социализм-то?» По всей губернии слово это понимали по-разному: действительно была полная «самодеятельность» в устройстве новой жизни, ясно проявлялись черты народной утопии. Наиболее значительной, определившей его дальнейшую судьбу, была встреча со Степаном Копенкиным - бродячим рыцарем революции, фанатичным поклонником Розы Люксембург; Копенкин спас Дванова. вырвав его из рук анархистов банды Мрачинского. Дальше Дванов и Копенкин едут вдвоем, активно действуя и произнося речи, чтобы продвинуть народ к коммунизму. Но в существе своем Дванов больше созерцатель и свидетель, чем деятель. Автор иронически замечает: «Поэтому Дванов был доволен, что в России революция выполола начисто те редкие места зарослей, где была культура, а народ как был, так и остался чистым полем... И Дванов не спешил ничего сеять...»

Наконец Александр услышал о месте, где «есть социализм». Это - Чевенгур. Все, что было в деревнях и поселках губернии в рассеянном виде, - перегибы, эксперименты, насилие - сосредоточено было в Чевенгуре: ожидание немедленного прихода Рая, представление о коммунизме как о жизни, основанной на полном безделье, истреблении ценностей и имущества как пережитка, полная ликвидация эксплуатации, понятая как ликвидация буржуазных элементов (кулаков, купцов, вообще состоятельных людей), вера в чудо - при новой жизни можно воскрешать умерших, общность жен - «соратниц».

Как живут чевенгурцы и причина крушения Чевенгура?

За счет уцелевших остатков пищи от проклятого прошлого и еще от солнца - от его «лишней силы», исхудалые, в лохмотьях, без морали, без забот, «народ кушает все, что растет на земле», обходя «окрестные степи». Вместо товарищества - распад всяких нормальных человеческих взаимоотношений, «город сметен субботниками в одну кучу, но жизнь в нем находится в разложении на мелочи, и каждая мелочь не знает, с чем бы ей сцепиться, чтобы удержаться».

Описание трагикомических сцен, происходящих в Чевенгуре, перемежаются с рассуждениями руководителей коммун: что такое коммунизм, что же «построили» они? А руководители - это фанатичный Чепурный, хитроумный и расчетливый Прохор Дванов, жестокий Пиюся и другие. Сюда же приехал Копенкин, а затем пришли Александр Дванов и Гопнер. «Усталый и доверчивый» Александр искал в Чевенгуре коммунизм, но «нигде его не видел». И вот финал: на Чевенгур налетели казаки, и он. бессильный, беспомощный, не смог защититься и был разгромлен. Героически погибли Копенкин и почти все защитники коммуны. Остались в живых Александр и Прохор Двановы. Но Александр на Пролетарской Силе - лошади Копенкина - выехал к озеру Мутево, в котором погиб его отец, пытаясь узнать, что такое смерть; Пролетарская Сила вошла в воду, и Александр «сам сошел с седла в воду - в поисках той дороги, по которой прошел отец в любопытстве смерти...»

Гибель Александра Дванова - это не просто следствие рокового предназначения идти по дороге отца. Она символизирует крушение надежд, отчаяние от разрушения на практике «великой идеи», безысходную печаль от утраты своих товарищей. Платонов не сдерживал себя в изображении темных сторон человеческой жизни и мрачных эпизодов эпохи; в романе нередко встречается бьющий по нервам натурализм в описании отдельных сцен: например, сцена мучительства Александра бандой Мрачинского, жуткая сцена в Чевенгуре - попытка Чепурного воскресить ребенка, трудно объяснимый (даже используя фрейдизм) эпизод - Сербинов и Соня на кладбище и т. д. Бесстрашен Платонов в описаниях смерти людей - а смертей в «Чевенгуре» много.Описания природы и окружающей героев обстановки в романе лаконичны, емки и насыщены чувством тоски и тревоги. Пейзажи некому зерцать, даже Александр Дванов убежден, что «природа все-таки деловое событие». Тем не менее изображения природы и пространства в романе встречаются нередко то в виде «пейзажей-обзоров», то как авторские ремарки, комментирующие ход событий или душевное состояние героев, то как образы-символы «вечной жизни», не замаранной человеческим существованием. Иногда Платонов двумя-тремя фразами дает общее представление о трагическом состоянии мира в трудную для народа эпоху: «Коний жир горел в черепушке языками ада из уездных картин; по улице шли люди в брошенные места окрестностей. Гражданская война лежала там осколками народного достояния - мертвыми лошадьми, повозками, зипунами бандитов и подушками».

Выразителен образ-символ солнца. Он представлен в романе как сквозной мотив в описании «новой жизни» в Чевенгуре. Несомненно, здесь обыгрывается устойчивое словосочетание революционной эпохи «солнце новой жизни». Особенно ясно раскрыт смысл символа солнца как жестокой силы в сцене, где Пиюся наблюдает за восходом светила и движением его по небу.

Причина крушения Чевенгура не только в том, что его устроители сделали своим идеалом безделье и аморальное поведение. В дальнейшем, в «Котловане», можно увидеть казалось бы совершенно другую ситуацию - люди ожесточенно, непрерывно работают. Однако труд остается бесплодным. Писателем исследованы два принципа в понимании роли труда в человеческом обществе, и оба оказываются ненормальными, бесчеловечными. «Труд есть совесть» (701), - писал Платонов. Когда смысл и цели труда отрываются от личности, от человеческой души, от совести, сам труд становится либо ненужным придатком к «полной свободе», либо жестоким наказанием.

«Чевенгур» как один из романов XX века имеет сложную структуру, вбирающую в себя разные романные тенденции: это и «роман становления человека», и «роман-путешествие», и «роман-испытание» - испытание человека и идеи (терминология Бахтина) . М. Горький назвал «Чевенгур» «лирической сатирой» и выразил мнение, что роман «затянут», - это едва ли справедливо: в сущности, трудно найти эпизоды, которые ради сокращения текста можно было бы выбросить. Но он прав в том, что роман насыщен лиризмом и в нем «нежное отношение к людям» - такова природа платоновского гуманизма.

  • Специальность ВАК РФ10.01.01
  • Количество страниц 167

А.Н.Платонова.

П-1. Особенности повествования и речевой характеристики в романе

Чевенгур»: монолог в форме диалога.

П-1-1. Слово как доминанта произведений А.П. Платонова.

П -1-2. Точка зрения и ее носители.

П-2. Система персонажей как один из способов выражения авторской позиции.

П-2-1. Явление двойничества в системе персонажей.

Глава Ж. Сюжетно-композиционная организация романа «Чевенгур» как внеесубъектная форма выражения авторской позиции.

Ш-1. Роман «Чевенгур»: от мифа к действительности, или «и так, и обратно».

Ш-1-1. Платоновская «маленькая трилогия».

Ш-1-2. Пересечение границы: принцип установления хронотопа.

Ш-2. Идея романа и «романная идея».

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Формы выражения авторской позиции в прозе А.П. Платонова: На материале романа "Чевенгур"»

Литературу, в частности русскую литературу, невозможно воспринимать вне контекста времени. В числе писателей, которые в полной мере разделили судьбу «суровой и яростной» эпохи XX века, особое место занимает Андрей Платонович Платонов. Его творчество посвящено раскрытию «сокрушающей всеобщей тайны» - тайны жизни и смерти, самого «вещества существования». А.П. Платонов «и революцию воспринял не только политически, но и философски - как проявление всеобщего движения, как важнейший шаг к преображению мира и человека»1. В.В. Васильев, характеризуя творчество художника, увидел в его произведениях не только изображение трагической судьбы народа в революционную эпоху, но и «мучительную мировоззренческую драму самого художника, глубоко сокрытую в комически-юродивой стилистике» .

Во второй половине 20-х годов минувшего века А.П. Платонов за короткий период написал ряд крупных произведений. Среди них роман «Чевенгур» и повесть «Котлован», являясь творческой вершиной молодого писателя, занимают центральное место в наследии А.П. Платонова3. В романе «Чевенгур» наиболее ярко проявляются особенности стиля и художественного мышления А.П. Платонова. Недаром исследователи называют это произведение «драгоценным хрусталем» (С.Г. Семенова), «творческой лабораторией» (В.Ю. Вьюгин), «художественным итогом» (Е.Г.

1 Трубина JI.A. Русская литература XX века. М., 2002. С. 199.

2 Васильев В.В. Андрей Платонов. Очерк жизни и творчества. М., 1990. С. 190.

3 Многие русские и зарубежные исследователи соглашаются с тем, что «Котлован» и «Чевенгур» являются кульминацией таланта молодого Платонова. Об этом см., напр., Вьюгин В.Ю. «Чевенгур» и «Котлован»: становление стиля Платонова в свете текстологии. СФАП. Вып. 4. М., 2000; Лангерак Т., Андрей Платонов. Амстердам, 1995; Seifrid Т. Andrei Platonov - Uncertainties of sprit. Cambridge University Press, 1992; Teskey A. Platonov and Fyodorov, The Influence of Christian Philosophy on a Soviet Writer. Avebury, 1982, и т.д.

Мущенко) творчества писателя.

Судьба романа «Чевенгур» сложилась драматически. Как известно, «Чевенгур» не был напечатан при жизни писателя. Полностью роман стал известен широкому кругу читателей в России во второй половине 1980-х годов. До этого времени лишь в начале 70-х годов были опубликованы некоторые фрагменты и отрывки из романа4.

Читатели на Западе познакомились с этим произведением раньше, чем на родине писателя. В 1972 году в Париже роман «Чевенгур» вышел на русском языке с предисловием М.Я. Геллера. Хотя в этом издании отсутствовала первая часть романа («Происхождение мастера»), можно сказать, что с этой публикации началась известность А.П. Платонова заграницей. Полный текст романа впервые был напечатан в Лондоне в 1978 году на английском языке, и лишь спустя десять лет он появился в России5.

Несмотря на то, что в Советском Союзе читатели были лишены возможности знакомства с литературным наследием А.П. Платонова, некоторые исследователи имели возможность доступа к архиву автора, в котором сохранилось множество писем, записей, рукописей, известных только самым близким писателю людям. Хотя «Чевенгур» не был опубликован в Советском Союзе, он был известен, по всей видимости, в рукописном варианте, хотя и не очень широкому кругу читателей. Например, JI.A. Шубин в статье «Андрей Платонов», появившейся в 1967 году в журнале «Новый мир», освещает творчество А.П. Платонова, основываясь на конкретных текстах, включая такие, которые не были

4 Как известно, при жизни писателя публиковались некоторые фрагменты романа. Напр., «Происхождение Мастера»; «Приключение»; «Смерть Копенкина». Однако при всех усилиях А.П. Платонова (напр., обращение к A.M. Горькому), целиком роман не вышел в свет. В 1970-е годы в журнале «Кубань» (1971, № 4) был напечатан один из финальных эпизодов под названием «Смерть Копенкина», в том же году помещен еще один отрывок из романа «Путешествие с открытым сердцем» в «Литературной газете» (1971. 6 окт.).

5 В 1988 году в журнале «Дружба народов» (№ 3, 4) был опубликован «Чевенгур». В том же году полный текст романа вышел отдельным изданием (с вступ. ст. С.Г. известны читателю того времени, начиная с ранних публикаций и заканчивая критическими заметками писателя. Кроме уже изданных произведений (рассказов), JI.A. Шубин часто упоминает роман «Чевенгур». В этой статье ученый задается вопросом, «сможет ли общественное, сознание, восполняя пробелы и прочерки своего знания, воспринять это новое органически и целостно, как «главу меж глав, как событие меж событий»»6. Именно благодаря труду JI.A. Шубина, начал восполняться большой пробел в истории русской литературы. Статья «Андрей Платонов» положила начало «настоящему изучению» А.П. Платонова, в частности, изучению романа «Чевенгур».

Вслед за JI.A. Шубиным в 70-е годы многие исследователи и в России, и за рубежом начали активно заниматься романом «Чевенгур». Исследователи рассматривали роман в самых разных ракурсах, при этом отмечались два подхода к изучению произведения: первый подход направлен на изучение контекста произведения (во взаимосвязи с политической ситуацией, философской и естественнонаучной теориями и др.), второй - на исследование поэтики писателя.

На начальном этапе исследователи отдали предпочтение первому подходу, то есть изучению творчества А.П. Платонова в контексте общественно-политической ситуации 20-х годов. Особое внимание уделялось философской системе писателя, воздействию на ее формирование разных российских и зарубежных философов. Многие в романе «Чевенгур» (не только в романе, но и вообще в художественной системе А.П. Платонова) отметили влияние «Философии общего дела» Н.Ф. Федорова: его идеи о преобразовании мира, о преодолении смерти, о бессмертии, о победе человека над природными силами, о человеческом братстве, о строительстве «общего дома» и так далее. Данная тенденция

Семеновой).

6 Шубин JI.A. Поиски смысла отдельного и общего существования. М., 1987. С. 188. была особенно актуальна с начала 70-х годов до середины 80-х. Идеологический, философский контекст писателя изучается в работах Н.В. Корниенко, Ш. Любушкиной, Н.М. Малыгиной, С.Г. Семеновой, А. Тески, Е. Толстой-Сегал, В.А. Чалмаева и др.

Перенос акцента на исследование поэтики романа «Чевенгур» наблюдается сравнительно позже, скорее, после публикации романа в России. Исследователей этого направления можно разделить на две группы: первая интересовалась преимущественно тематическими аспектами творчества А.П. Платонова; вторую привлекала проблема своеобразной формы его произведений. К первой группе относятся исследователи, интересующиеся проблемами эстетическими, тематическими, мифопоэтическими, антропологическими; ко второй -рассматривающие, прежде всего, проблемы языковых особенностей, повествования, точки зрения, структуры и архитектоники произведения. Несмотря на то, что у этих двух групп исследователей исходная позиция была разная, они имели одну общую цель: раскрыть и осветить авторскую позицию в творчестве А.П. Платонова, который порой даже «сам себе неизвестен».

В 80-е годы появился ряд работ, посвященных творческой биографии А. П. Платонова, не только в России, но и за рубежом. В 1982 году вышли две знаменательных работы, в которых отдельные главы посвящены роману «Чевенгур». В России появилась книга В.В. Васильева «Андрей Платонов: очерк жизни и творчества», в Париже была опубликована монография М.Я. Геллера «Андрей Платонов в поисках счастья». В.В. Васильев анализирует «сокровенный» утопический идеал А.П. Платонова, показывает становление писателя, опираясь на факты из его биографии, а также ученый раскрывает некоторые характерные особенности поэтики художника. Как показывают названия глав («Платонов против Платонова», «Прожекты и действительность»), ученый заметил изначальное противоречие и конфликт в художественной концепции мира А.П.

Платонова. В.В. Васильев подчеркивает особенность позиции автора следующим образом: А.П. Платонову как пролетарскому писателю органически чужда позиция «над народом», «над историей»7 - он идет к будущему из истории, с народом». Таким образом, высоко оценивая народность творчества писателя, В.В. Васильев считает А.П. Платонова подлинным наследником и продолжателем традиции русской 8 литературы» .

М.Я. Геллер в главах под названиями «Вера»; «Сомнение»; «Соблазн утопии»; «Сплошная коллективизация»; «Счастье или свобода»; «Новый социалистический человек», которые показывают изменение отношения писателя к своему времени и идеалу, очерчивает литературный маршрут

A.П. Платонова от молодого коммуниста и начинающего писателя к зрелому мастеру. Особый интерес проявил ученый к роману «Чевенгур». Относя роман «Чевенгур» к жанру мениппеи, М.Я. Геллер впервые определяет его как «роман приключения», для которого важное значение имеет «приключение идей»9. Ученый поставил ряд вопросов, которые касаются способов и форм выражения авторской позиции и до сих пор актуальны: вопрос о жанре, о сюжетно-композиционной структуре романа и его контексте и др.

Характеризуя творчество А.П. Платонова, литературоведы единодушно называют его «самым философским» (В. Чалмаев), «самым метафизическим» (С.Г. Семенова) писателем в русской литературе XX века.

B.В. Агеносов считает «Чевенгур» «одной из вершин советского

7 Васильев В.В. Андрей Платонов. М. 1982 (1990) С. 95.

8 Васильев В.В. Там же С. 118. О народности А.П. Платонова см., также: Малыгина Н.М. Эстетика Андрея Платонова. Иркутск, 1985. С. 107-118; Скобелев В.П. О народном характере в прозе Платонова 20-х годов // Творчество А. Платонова: Статьи и сообщения. Воронеж, 1970.

9 Геллер М. Я. Андрей Платонов в поисках счастья. Paris, 1982 (М., 1999). С. 188. философского романа»10и справедливо пишет о свойственном роману полифонизме: «если бы эта идея» (утопическая) была «главной и единственной», то «Платонову не нужно было бы писать «Чевенгур», достаточно было бы создать «Котлован»»11. Е.А. Яблоков, поддерживая эту традицию, рассматривает «Чевенгур» как «роман вопрошания», роман «последних вопросов». Исследователь отмечает трудность определения авторской позиции, поскольку нередко «непонятно, как сам автор относится к тому, что изображает»12.

Т. Сейфрид определяет «Чевенгур» не только как диалог писателя с марксизмом и ленинизмом, но и как «роман об онтологических вопросах»13. Подчеркивая амбивалентность авторской позиции, ученый относит роман к жанру метаутопии (термин Г.С. Морсона)14. Голландский исследователь Т. Лангерак также считает амбивалентность романа отличительной чертой поэтики А.П. Платонова. По мнению ученого, амбивалентность у А.П. Платонова проявляется не только на структурном уровне, но и «пронизывает все уровни «Чевенгура»»15.

Традиционно многие исследователи прибегают к мифопоэтическому подходу, уделяя особое внимание «мифологическому сознанию» в романе А.П. Платонова и архетипам платоновских образов и мотивов. Данная традиция до сих пор является актуальной и одной из главных в изучении поэтики писателя. Мифопоэтический подход получил многогранное развитие в трудах Н.Г. Полтавцевой, М.А. Дмитровской, Ю.Г. Пастушенко, X. Гюнтера и др.

10 Агеносов В.В. Советский философский роман. М. 1989. С. 144.

11 Там же. С. 127.

12 Яблоков Е. А. Безвыходное небо (вступ. статья) // Платонов А. Чевенгур. М.,1991. С.8.

13 Seifrid Т. Andrei Platonov - Uncertainties of sprit. Cambridge University Press, 1992.

14 Там же. С. 131.

15 Лангерак Т. Андрей Платонов: Материалы для биографии 1899-1929 гг. Амстердам, 1995, С. 190.

В 90-е годы, особенно после появления монографии Н.В. Корниенко

Здесь и Теперь», отмечается равновесие философско-исторического, лингвистического и литературоведческого подходов к изучению творчества

А.П. Платонова16. В этой работе Н.В. Корниенко, основываясь на текстологических исследованиях, прослеживает творческий путь писателя к роману «Чевенгур». Определив структуру романа как «полифоническую», она видит и в этом трудность определения авторской позиции.

Многие тексты писателя благодаря усилиям ученых в эти годы реконструированы и опубликованы. Появились диссертационные исследования, в которых рассматривается поэтика произведений А.П.

Платонова с разных точек зрения: мифопоэтической (В.А. Колотаев, Я.В.

Солдаткина); языковой (М.А. Дмитровская, Т.Б. Радбиль); антропологической (К.А. Баршт, О. Мороз) и др. В это же время были предприняты серьезные попытки текстологического анализа романа

Чевенгур». В диссертации В.Ю. Вьюгина текстологический анализ сочетается с изучением творческой истории романа «Чевенгур» 17 .

Сравнивая роман в разных аспектах с его первым вариантом «Строители страны», исследователь отмечает образность и сжатость формы и содержания «Чевенгура» по сравнению с его предыдущим вариантом.

Среди работ о «Чевенгуре» особого внимания заслуживает монография 18

Е.А. Яблокова, где представлены и систематизированы материалы, касающиеся романа.

Помимо этого, не только в Москве (ИМЛИ), в Санкт-Петербурге (ИРЛИ), но и в Воронеже, на родине писателя, регулярно проводятся

16 Корниенко Н.В. История текста и биография А. П. Платонова (1926-1946) // Здесь и Теперь. 1993 № 1.М., 1993.

17 Вьюгин В.Ю. «Чевенгур» Андрея Платонова (к творческой истории романа). Дис. .кан. филол. наук, ИРЛЩПушкинский Дом) РАН, СПб., 1991; еще см.: Вьюгин В.Ю. Из наблюдений над рукописью романа Чевенгур // ТАП 1. СПб, 1995; Повесть А. Платонова «Строители страны». К реконструкции произведения // Из творческого наследия русских писателей XX века. СПб., 1995. конференции, посвященные творчеству А.П. Платонова, в результате которых вышли сборники «Страна философов Андрея Платонова» (вып.1-5); «Творчество Андрея Платонова» (вып. 1.2) и др. В частности, конференция, проводившаяся в ИМЛИ в 2004 году, была полностью посвящена роману «Чевенгур». Это показывает неослабевающий интерес исследователей к этому роману, который безоговорочно можно отнести к числу высших художественных достижений А.П. Платонова.

Однако, несмотря на внимание литературоведов к творчеству А.П. Платонова, многие вопросы еще остаются неразрешенными. Во-первых, хотя в последние годы платоноведы активно занимаются текстологическими исследованиями, еще нет канонического текста романа «Чевенгур». Поэтому при изучении произведения надо иметь в виду, что

19 п существуют разные варианты текста. Во-вторых, мнения исследователей по поводу трактовки авторской позиции, отдельных эпизодов, даже фраз произведения нередко расходятся. По этим причинам освещение авторской позиции в творчестве А.П. Платонова заслуживает особого внимания и специального исследования. Таким образом, при всем литературоведческом интересе к роману «Чевенгур», проблема авторской позиции до сих пор относится к числу наиболее дискуссионных. Осмысление этой проблемы открывает новые перспективы для понимания ряда фундаментальных вопросов поэтики А.П. Платонова, в частности, при изучении так называемой цепи романных произведений писателя

Яблоков Е.А. На берегу неба. Роман Андрея Платонова «Чевенгур». СПб., 2001.

19 В связи с этим литературная судьба «Котлована» оказалась более счастливой, чем «Чевенгура». В 2000 году вышло в свет академическое издание повести, подготовленное сотрудниками ИРЛИ (Пушкинский Дом). Далее все ссылки на основной текст повести «Котлован» даются по данному изданию с указанием страниц в круглых скобках. Платонов А. Котлован, СПб., Наука, 2000; Если речь идет о «Чевенгуре», то существуют два более или менее «массовых издания»: 1)Платонов А.П. Чевенгур. М.: Художественная литература, 1988. 2) Платонов А.П. Чевенгур. М.: Высшая школа, 1991. Между этими изданиями почти не существует текстуальных расхождений. Далее все ссылки на основной текст романа «Чевенгур» даются по второму изданию с указанием страниц в круглых скобках.

Чевенгур», «Котлован», «Счастливая Москва») , которые являются трилогией «утопического проекта» А.П. Платонова.

Таким образом, актуальность диссертации определяется возросшим интересом исследователей к проблеме авторской позиции в художественных произведениях и недостаточной изученностью творчества А.П. Платонова в данном теоретическом аспекте.

Основным материалом исследования послужил роман «Чевенгур». В диссертации проведены сопоставления романа «Чевенгур» с повестью «Котлован» и с романом «Счастливая Москва», что позволило выявить типологические закономерности и подчеркнуть своеобразие главного произведения А.П. Платонова.

Научная новизна исследования обусловлена тем, что текст романа «Чевенгур» впервые анализируется как художественное целое в избранном теоретическом аспекте. В диссертации синкретически рассматриваются субъектные и внесубъектные формы выражения авторской позиции и осмысливаются их взаимоотношения с философско-эстетической позицией автора. Исследуемые произведения («Чевенгур», «Котлован», «Счастливая Москва») впервые рассматриваются как романная трилогия.

Цель диссертации - раскрыть особенности поэтики А.П. Платонова через исследование специфики форм художественного воплощения идеалов писателя в его творчестве.

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи: 1. Теоретически осмыслить проблему автора и авторской позиции:

Уточнить и провести терминологическое разграничение концепций «автор», «образ автора», «авторская позиция», «точка зрения»; определить формы выражения авторской позиции в

20 Условно мы будем относить три произведения А.П. Платонова («Чевенгур» «Котлован», «Счастливая Москва») к романному жанру. произведении.

2. Проанализировать роман «Чевенгур» в избранном теоретическом аспекте, на основе соотношения субъектных и внесубъектных форм выражения авторской позиции. Для этого:

Рассмотреть формы повествования в романе «Чевенгур»;

Раскрыть способы выражения разных «точек зрения» в романе;

Охарактеризовать систему персонажей, при этом особое внимание уделить явлению «двойничества» как форме выявления авторской позиции, а также использованию диалогических отношений в произведении;

Изучить сюжетно-композиционную структуру романа как «маленькой трилогии», рассмотреть особенности хронотопа произведения.

3. рассмотреть художественные формы выражения авторской позиции и выявить взаимосвязь между формами воплощения авторской позиции и идеалами автора.

Методология и конкретная методика исследования определены теоретическим аспектом и конкретным материалом исследования. Методологическую основу работы составляют труды русских и зарубежных ученых по проблемам автора и героя (М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, В.В. Кожинова, Б.О. Кормана, Ю.М. Лотмана, Н.Д. Тамарченко и др.), стиля, повествования, соотношения точек зрения (Н. Кожевниковой, Ж. Женнета, Б.А. Успенского, В. Шмида, Ф, Штанцеля и др.). В диссертации учтены результаты исследований по проблемам авторской позиции в творчестве А.П. Платонова (В.В. Агеносова, С.Г. Бочарова, В.Ю. Вьюгина, М.Я. Геллера, М.А. Дмитровской, Н.В. Корниенко, В. Ристера, Т. Сейфрида, Е. Толстой-Сегал, А.А. Харитонова, Л.А. Шубина, Е.А. Яблокова и др.).

В работе применяются сравнительно-исторический и генетический методы, позволяющие раскрыть философско-эстетическую основу творчества писателя в контексте эпохи. Использование принципов структурного метода обусловлено необходимостью изучить средства выражения позиции автора в тексте.

Практическое значение диссертации связано с тем, что материалы и результаты исследования, а также его методика могут быть использованы при разработке учебных пособий и проведении занятий по истории русской литературы XX века и творчеству А.П. Платонова в вузе и школе.

Апробация. Основные положения исследования обсуждались на аспирантском семинаре кафедры русской литературы XX в. МПГУ, апробировались в выступлениях на двух международных конференциях («Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории философии» (Армавир, 2002), «VI Международная научная конференция, посвященная 105-летию со дня рождения А.П. Платонова» (Москва, 2004)) и на межвузовской конференции («IX Шешуковские чтения» (2004)). Основные положения диссертации изложены в четырех публикациях. ,

Структура диссертации определена целью исследования и поставленными задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и кратного содержания на английском языке. Общий объем работы составляет 166 страниц. Список литературы насчитывает 230 наименований.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Юн Юн Сун

Заключение

В предлагаемой диссертации исследованы формы выражения авторской позиции в прозе. А.П. Платонова. Мы проанализировали субъектные и внесубъектные формы выражения авторской позиции, считая их объективным основанием для характеристики творчества писателя.

Как «итоговое размышление» автора о начале прошлого века, роман «Чевенгур» занимает особое место в творчестве А.П. Платонова. Являясь обобщением, подведением итогов знаменательного периода не только в истории России, но и в творческой жизни самого писателя, «Чевенгур» одновременно представляет собой начало нового времени, в котором будут жить «государственные жители», такие, как девочка Настя из повести «Котлован» или Москва Честнова из романа «Счастливая Москва».

Чевенгур» является интереснейшим объектом для исследования, потому что в нем воплощаются те идеи, которые, в сущности, не претерпевают изменения с самого начала творческого пути писателя. Однако при этом формы выражения авторской позиции здесь явно отличаются от предыдущих произведений, в которых автор активно опирался на ряд «защитных элементов»1 или маскированное амплуа, и произведений зрелого периода, в которых автор уже сознательно упрощает формы и держит эстетическую дистанцию по отношению к собственному творению.

1 Эти «защитные элементы» тесно связаны с формами (особенно субъектными) выражения авторской позиции. В 20-е годы А. Платонов активно использовал защитные приемы: «псевдонимие», «сноски к текстам», «предисловие», «послесловие» и др. См.: Корниенко Н.В. Повествование Платонова: «автор» и «имплицитный читатель» в свете текстологии // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998. что используемые субъектные и внесубъектные формы предназначены именно для того, чтобы достичь этой цели. В числе субъектных форм в диссертации рассмотрены проблема повествования, проблема точки зрения и системы персонажей; в качестве внесубъектных - сюжетно-композиционная организация произведения в связи с жанровыми особенностями. Основные выводы, сделанные в результате изучения форм выражения авторской позиции в романе «Чевенгур», заключаются в следующем.

Во-первых, отношение автора и героя к слову имеет важное значение не просто потому, что «слово приобретает свойства переменной идеологемы с подвижным смыслом» . Кроме этого, у А.П. Платонова на уровень «обозначающего» слова выведены идеологические контексты и авторское миросозерцание. В результате «редукции формы» автором в одном слове сосредоточены все связи и причины3. Такие «однажды осмысленные», по определению В.Ю Вьюгина, слова служат основой для построения платоновского текста. Упоминание Н.В. Корниенко - «русская литература -литература Слова, а не текста» - относится безусловно к творчеству А.П. Платонова, особенно к роману «Чевенгур». Вместе с этим принципиальные отношения между «обозначающим» и «обозначаемым» в слове переносятся на уровень содержания и формы целого текста.

Во-вторых, как показывает повествовательная стратегия романа, автор активно не претендует на главную роль, постоянно отступая на задний план. При этом авторское внимание распределяется почти на всех персонажей. Герои говорят по-платоновски, а автор, в свою очередь, говорит на языке героев, на языке своего времени. Часто слова - «свое» и 2

Толстая Сегал Е. «Стихийные силы»: Платонов и Пильняк. С. 288. Хотя при этом она имела в виду творчество зрелого А. Платонова, по крайней мере в «Чевенгуре» тоже часто наблюдается такое восприятие слова.

3 Вьюгин В.Ю. Из наблюдений над рукописью романа «Чевенгур» // Творчество Андрея Платонова. СПб., 1995. С. 145. чужое» - смешиваются, сложно найти границы между ними. В результате носителем точки зрения автора может быть не только главный герой, но и другой персонаж, даже второстепенный. Таким образом автор, существуя вне того измерения пространства, где живут герои, сумел находиться одновременно рядом с ними4.

В-третьих, система персонажей, показывающая отношение автора к герою, в романе «Чевенгур» является горизонтально-последовательной. При этом оппозиционная система персонажей (явление двойничества) в поэтике А.П. Платонова представляется не только как психопатологическое проявление героя, но и как форма воплощения авторского замысла. Бинарная схема в системе персонажей прежде всего предназначена для выражения диалогического отношения автора к персонажам. Она дает полноценную основу для реализации возможного диалога, пронизывая все пространство произведения. Значит, внутренний диалогизм в романе тщательно скрыт за внешним диалогизмом, который, в сущности, не отличается от «монологизма». Таким образом, несмотря на то, что в романе царит атмосфера монологизма и антидиалогизма, противоборствующая система персонажей способствует диалогу в более широком смысле этого слова. Теперь не только автор является единственным изображающим субъектом, но и герой, и читатель тоже. Противоборство «я» - «другой» заменяет традиционную схему диалога. Оппозиционная система «свой - чужой» перевернута и расширена, в результате она теряет свойственную традиционному роману ценностную опору.

Исходя из вышесказанного, можно определить авторскую позицию не как отсутствующую, а как открытую, одновременно готовую к

4 Например, М. Михеев считает, что можно отождествлять позицию автора романа «Чевенгур» с позицией «маленького зрителя», «наблюдателя», «евнуха души» внутри Саши. Так как «он (маленький зритель) жил параллельно Дванову, но Двановым не был». См.: Михеев М. В мир Платонова через его язык. М., 2003. примирению с «чужим»: позиция автора в романе полифонична, открыта и расположена к диалогу с другими субъектами, в том числе с читателем, на которого ориентирована вся структура романа. В таком контексте высказывание Е. Толстой-Сегал оправдано: основная черта платоновской прозы, пишет исследователь, «в том и состоит - и это осознается автором, - что автор «прислоняется» то к той, то к иной точке зрения, в порыве высшей справедливости он не в состоянии предпочесть «одну точку зрения другой», но с равной щедростью отдает свои уста противоборствующим взглядам»5.

Нами исследованы жанровая специфика романа и его сюжетно-композиционная структура, которые выделены в качестве внесубъектных форм выражения авторской позиции. Анализируя роман «Чевенгур» в качестве маленькой трилогии, обладающей своей художественной закономерностью, мы рассмотрели его жанровые особенности; так же как автономность и разорванность в структурном плане, одновременно нами выделены авторские связки, способствующие преодолению дискретности сюжетной структуры.

Таким образом, сами художественные формы, способствующие воплощению авторской позиции в романе А.П. Платонова, обладают глубоким содержательным, «одухотворенным» характером.

Как идеологический писатель, «использующий идеи в качестве материала»6, А.П. Платонов активно начал развиваться с середины 20-х годов. К концу 20-х годов писатель завершил первый этап поиска подходящей формы для выражения своей идеологической позиции. Если «Чевенгур» показывает процесс развития и становления платоновских идеалов, то повесть «Котлован» является художественной кульминацией этого поиска, так как в ней получают своего рода завершение утопические

5 Толстая-Сегал Е. Идеологические контексты Платонова // Мирпослеконца. М., 2002. С. 307. и творческие эксперименты писателя.

Роман «Чевенгур» часто сравнивается с повестью «Котлован» в разных аспектах. При этом уделяется постоянное внимание не только сходству, но и различию между ними. Если «идеалы» автора были постоянными, то отличие двух произведений проявляется в формах выражения авторской позиции. Во-первых, в процессе эволюции от «Чевенгура» к «Котловану» прежде всего замечается переход от утопического проекта строительства коммунизма к его реальному осуществлению (рытье котлована и коллективизация). Чевенгур как мифологизированное пространство, не теряя свойственный платоновской утопии характер, переносится в более реальное пространство, в город, где рабочие копают котлован для строительства «Общепролетарского Дома», и в колхоз «имени Генеральной линии», где происходит коллективизация (ликвидация кулаков). Испытанная в «Чевенгуре» идеология осуществляется уже в действительности. В повести хронотоп более прост и сжат: в отличие от романа «Чевенгур», являющегося по структуре своеобразной трилогией, повесть имеет бинарную структуру. Как справедливо заметил А.А. Харитонов, она обладает особенностью дилогии. Время, которое в «Чевенгуре» длится почти 20 лет, в повести сжато до полугода: с лета до зимы - со дня «тридцатилетия личной жизни» Вощева до дня смерти Насти.

Во-вторых, если в романе «Чевенгур» система персонажей является горизонтально-последовательной, то в повести «Котлован» она становится вертикально-иерархической. В «Чевенгуре» автор не показывает своей симпатии или антипатии к героям произведения, контрастное отношение либо отсутствует, либо тщательно скрывается.

6 Там же С. 290

Поэтому в романе «Чевенгур» отношение автора к изображаемому представляется одновременно и сатирическим и лирическим (т.е. «лирико-сатирическим»). Однако в «Котловане» уже явно выражено авторское отношение, например, к Пашкину или активисту: в произведении отчетливо проявляется сатирическое начало. В отличие от Саши Дванова, являющегося слушателем и не дающего оценку человеку, Вощев как один из главных носителей авторской точки зрения прямо выражает свое негативное отношение к активисту:

Ах ты, гад! - прошептал Вощев над этим безмолвным туловищем, -Так вот отчего я смысла не знал! Ты, должно быть, не меня, а весь класс испил, сухая душа, а мы бродим, как тихая гуща, и не знаем ничего! » (К, 110-111).

В связи с системой персонажей проблема двойничества также получает развитие в повести «Котлован». Подобно Копенкину и Сербинову, которые в романе «Чевенгур» играют роль «сюжетного двойника» героя, трое мнимых братьев в повести (Вощев, Прушевский, Чиклин), являющихся несамодостаточными личностями, выполняют распределенную между ними автором функцию. Например, Чиклин выполняет чисто физическую функцию, а Прушевский - интеллектуальную. Вощев, как и Саша в о

Чевенгуре», является медиатором. . При этом, если герои романа «Чевенгур» не очень явно чувствуют существование своих двойников «по сходству» или «по контрасту», то герои повести четко осознают наличие своих двойников: «Капитализм нас родил двоешками» (Прушевский - Вощев); «У нас с тобой был один и тот же человек» (Прушевский - Чиклин). Таким образом, в отличие от романа, где двойничество о

Сб этом, см.: Немцов М. Герои повести «Котлован» как система персонажей // СФАП. Вып. 2. М., 1995. проявляется на скрытом, интуитивном уровне, в повести оно выделяется ярче и четче - и становится одним из главных способов выражения авторской позиции. Оппозиционной пары двойников, которая была в центре поэтики «Чевенгура», в повести «Котлован» не существует, зато сложные схемы двойников в «Чевенгуре» («я-чужой»; «свои - чужие»; «я - чужие») в значительной степени упрощаются: в повести схема двойничества подвергается более контрастной и обостренной, позиция автора выражается через обобщенную оппозиционную систему «свои-чужие» (Вощев / Прушевский / Чиклин - Пашкин / активист).

В-третьих, «романная идея» автора воплощается в повести «Котлован» в более сжатой, концентрированной художественной форме. В эпицентре «Котлована» находится общечеловеческая (даже космическая) трагедия. Если определить жанр повести с точки зрения не внешней, а внутренней жачровой специфики, «Котлован» можно называть полноценным романом: здесь автора волнует проблема трагедии всего человечества и его спасения.

Чевенгур» как роман является свободным и автономным в структурном плане. Он не традиционен по своей жанровой форме. А «Котлован», по внешним жанровым признакам являясь повестью, включает в себя «романную идею». Она сконцентрирована в пространстве повести и скрыта в ее структуре.

Финал «Котлована», может быть, самый мрачный и трагичный среди финалов платоновских произведений 20-х годов. Не кто иной, а Настя -маленькое существо, которое было «живым символом» социализма и для которого все рабочие копают котлован, - погибла. Теперь котлован для будущего дома становится вечным пристанищем - могилой для Насти. Вряд ли можно называть этот финал «мажорным» (выражение Т. Лангерака) 9 . Однако, трагичность финала нельзя понимать и как

9 Лангерак Т. Андрей Платонов. Материалы для биографии. 1899-1929 гг. С. 171. безнадежность»10. Стремление героев сохранить мертвое тело Насти показывает не только их отчаяние, но и надежду на воскрешение умершей11. Здесь отчетливо видны переклички с открытым финалом «Чевенгура», который переосмысливается в символическом ключе в трагическом финале повести.

Таким образом, разные формы и элементы, над которыми экспериментировал А.П. Платонов в романе «Чевенгур», получают сжатое и концентрированное воплощение в повести «Котлован». В этом смысле «Котлован» является своеобразным ответом автора на заданный самому себе в «Чевенгуре» вопрос, который касается не только идеологической позиции автора, но и художественной формы ее выражения.

Прямое авторское вмешательство, как один из «защитных элементов», в конце повести также показывает отличие форм выражения авторской позиции в повести «Котлован» от предыдущих произведений. Не дистанцируясь от своего творения, автор непосредственно вмешивается в пространство произведения.

Таким образом, в эволюционном ракурсе прослеживаются различия форм выражения авторской позиции в повести «Котлован» и романе «Чевенгур». Можно констатировать, что 20-е годы у А.П. Платонова завершались «Котлованом». Платоновские герои плавно перешли от «Чевенгура» к «Котловану», и этот переход от мифологического мира к реальному, от утопии к действительности оказался крайне тяжелым. Платоновские герои пришли к началу новой эпохи, однако, даже не

10 См., напр. Вьюгин В.Ю. Повесть «Котлован» в контексте творчества Андрея Платонова (вступ. статья) // А Платонов, Котлован. СПб.: Наука, 2000; Пастушенко Ю.Г. Поэтика смерти в повести «Котлован»; Харитонов А.А. Способы выражения авторской позиции в повести Платонова «Котлован» автореф. дис. .кан. филол. наук, ИРЛИ, СПб., 1993. Нередко исследователи обращают внимание на семантику имени героини. Как известно, Настя (Анастасия) обозначает воскресшая. См.: Харитонов А.А. Там же.; Ристер В. Имя персонажа у А. Платонова // Russian Literature(Amsterdam). 1988. V.23 № 2. начавшись, она закончилась: для них гибель будущего жителя эквивалентна гибели всего мира, потому что герои-землекопы жили ради будущего. Куда могли направиться платоновские герои после смерти Насти?

В 30-е годы этих отчаянных можно найти в столице мировой

12 революции, в «счастливой» Москве. Уничтоженный автором последний роман «Счастливая Москва» обнаруживает тесную связь с романом «Чевенгур» и повестью «Котлован». Незавершенный роман становится «завершением» романного проекта А.П. Платонова («Чевенгур», «Котлован», «Счастливая Москва»).

Утопические проекты молодого писателя, получившие своеобразное художественное воплощение в «Чевенгуре» и совершенствование в «Котловане», реализуются в более конкретном пространственно-временном измерении в Москве 30-х годов. При этом писатель не теряет надежды утопического проекта, суть которого заключается в бессмертии и спасении им человечества.

Несомненно, между образом города Москва и образом героини, которую зовут Москва Честнова, существуют определенные символические переклички. Судьба героини и вся ее жизнь, вольно или невольно, переосмысливаются в образе самого города Москвы; идентификация женщины с городом приобретает символическую и мифологизированную двойственность. При этом особенность воплощения авторских замыслов заключается, прежде всего, в открытой символизации и мифологизации, используя которые, автор прямо рассчитывает на активную роль сознания читателя при восприятии им произведения. Поэтому в процессе чтения требуется непосредственное синхронное читательское участие. I Корниенко Н. В. Предисловие к «Записным книжкам» А. Платонова. (ЗК, 14).

Вместе с этим, в романе «Счастливая Москва» писателем созданы новые образы людей, которые необходимы для строительства социалистического общества. Любовь их к одной женщине (к Москве Честновой) становится главным стержнем в развитии сюжета. На этом основании система персонажей в романе является цикличной: в центре тяготения находится женщина, представляющая собой двойственное существо, вокруг нее, как в солнечной системе, кружатся новые люди, которые нужны Москве, женщине и городу. Если в «Чевенгуре» и в «Котловане» любовь к одной и той же женщине показывает некое психологическое сходство между героями, то в романе «Счастливая Москва» любовь героев (Божко, Самбикина и Сарториуса) к Москве Честновой (и Москве-городу) становится главным событием в сюжетно-композиционном плане.

В записных книжках 1931 года А.П. Платонов сам дает ответ на этот вопрос: «Сущностью, сухой струею, прямым путем надо писать. В этом мой новый путь» (ЗК, 100).

После 30-х годов в творчестве А.П. Платонова начинается новый этап, явно отличающийся от 20-х годов. Во многих произведениях второй половины 30-х годов и военных рассказах 40-х годов писатель нечасто ориентируется на замаскированные формы повествования и избегает экспериментальных элементов в структурном плане произведения. Другими словами, его литературная форма сама перешла от утопии к действительности13. Начало данного явления хорошо прослеживается в цепи романных произведений: в них происходит процесс перехода автора от утопии к реальному миру и процесс эволюции А.П. Платонова как романиста. Конкретный анализ трансформации форм и тем от романа «Чевенгур» к «Котловану» и «Счастливой Москве» станет объектом нашего будущего исследования.

Роман «Чевенгур», первое произведение романного жанра в творчестве A.1L Платонова, через разные, порой противоречащие, конфликтующие формы, обрел возможность наиболее полного выражения авторской позиции. Таким образом, роман «Чевенгур» знаменует окончание одного и начало нового творческого периода писателя и становится художественным фундаментом для повести «Котлован» и романа «Счастливая Москва».

Предлагаемая диссертация представляет собой попытку раскрыть сущность поэтики великого прозаика XX века через специфику художественного воплощения его философско-эстетических взглядов. Не случайно А.П. Платонов говорит, что надо писать «не талантом, а сущностью своею» (ЗК, 81). Поскольку он писал не только о сущности, но и сущностью, формы выражения авторской позиции у А.П. Платонова не могут отделиться от сущности самой позиции автора. Именно в этом заключается специфика форм выражения авторского сознания в творчестве А.П. Платонова.

Например, Т. Сейфрид утверждает, что зрелый А.П. Платонов смирился с идеей утопии и стал социалистическим реалистом. По нашему мнению, такая позиция должна будет переосмыслена. Изучение и рассмотрение данной проблемы включена нами в перспективный план. Seifrid Т. Andrei Platonov - Uncertainties of sprit. Cambridge University Press, 1992.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Юн Юн Сун, 2005 год

1. Авербах JL О целостных масштабах и частных Макарах // На литературном посту. 1929. № 21-22. // Андрей Платонов: Воспоминания современников, Материалы к биографии. М.: Современный писатель, 1994. С. 256-267.

2. Агеносов В.В. В идейно-художественное своеобразие романа-мифа А. Платонова «Чевенгур» // Советский философский роман. М.: Прометей, 1989.

3. Andrijauskas А. Отражение разрушающейся «гармонии мира» в языке и стиле повествования А. Платонова конца 20-ых годов // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

4. Антонова E. «Безвестное и тайное премудрости.» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

5. Арсентьева Н.Н. Становление антиутопического жанра в русской литературе. М.: Изд. МПГУ, 1993.

6. Базилевский А.Б. Гротеск в литературах Восточной Европы // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М.: ИМ ЛИ РАН, 2002.

7. Баршт К.А. Художественная антропология Андрея Платонова. Воронеж: Изд. ВГПУ, 2001.

8. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Художественная литература, М.: Художественная литература, 1975.

9. Его же. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советская Россия, 1979.

10. Его же. Сатира // Собрание сочинений в 7 томах. М.: Русские словари. 1997, Т. 5.

11. Его же. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979.

12. Белая Г.А. Дон-Кихоты 20-ых годов: перевал и судьба его идеи. М.: Наука, 1989.

13. Ее же. Закономерности стилевого развития советской прозы. М.: Наука, 1977.

14. Ее же. Проблема активности стиля (К исследованию исторической продуктивности стилей 20-х годов) // Смена литературных стилей. М.: Наука, 1974.

15. Ее же. Слово в языке и слово в стиле // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. М.: Наука, 1982.

16. Богданов А. А. Вопросы социализма. М., 1990.

18. Борноволоков Д.Л. «Чевенгур» и повести Андрея Платонова 30-ых годов: К проблеме межтекстовых связей. Автореф. дис. .канд. филол. наук, МПГУ, М., 2000.

19. Бочаров С.Г. Вещество существования // Платонов А. Чевенгур. М., 1991.

20. Бродский И. Предисловие к повести «Котлован» // Андрей Платонов, Мир творчества, М.: Современный писатель, 1994.

21. Бузник В.В. Русская советская проза двадцатых годов. Л., 1975.

22. Бютор М. Роман как исследование. М.: Изд. МГУ, 2000.

23. Васильев В.В. Андрей Платонов: Очерк жизни и творчества. М.: Современник, 1990.

24. Вахитова Т.М. Оборотная сторона «Котлована» // Андрей Платонов: Котлован. СПб.: Наука, 2000.

25. Великая Н. Советская проза 20-х годов. Владивосток, 1972.

26. Вознесенская М.М. Семантические преобразования в прозе А. Платонова. Автореф. дис. .кан. филол. наук, РАНИРЯ, М., 1995.

27. Виноградов В.В. О теории художественной речи. М., 1971.

28. Его же. О Языке художественной литературы. М., 1958.

29. Его же. О Языке художественной прозы. М., 1980

30. Волошинов В.Н., Бахтин М. М. Марксизм и философия языка // Философия и социология гуманитарных наук. СПб., 1995.

31. Вьюгин В.Ю. Андрей Платонов: поэтика загадки (Очерк становления и эволюции стиля). СПб.: РХГИ, 2004.

32. Его же. Из наблюдений над рукописью романа «Чевенгур» // Творчество Андрея Платонова. СПб.: Наука, 1995.

33. Его же. Платонов и анархизм // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

34. Его же. Повесть «Котлован» в контексте творчества Андрея Платонова (вступ. статья) // А Платонов, Котлован. СПб.: Наука, 2000.

35. Его же. Повесть А. Платонова «Строители страны». К реконструкции произведения // Из творческого наследия русских писателей XX века. СПб.: Наука, 1995.

36. Его же. «Чевенгур» Андрея Платонова (к творческой истории романа). Канд. дис. .филол. наук, ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН, СПб., 1991.

37. Его же. «Чевенгур» и «Котлован»: становление стиля Платонова в свете текстологии // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

38. Газизова А.А. Красота в ранней прозе Андрея Платонова // Творчество Андрея Платонова. СПб., 1995. С.55.

39. Геллер М. Андрей Платонов в поисках счастья. Paris, YMCA press, 1982. (по изд. М.:МИК, 1999).

40. Голубков М. М. Русская литература 20 в. После раскола. М.: Аспект Пресс, 2001.

41. Его же. Утраченные альтернативы. М.: Наследие, 1992.

42. Гюнтер Г. Жанровые проблемы утопии и «Чевенгур» А. Платонова // Утопия и утопическое мышление. Антология зарубежной литературы. М.,

43. Прогресс, 1991. С. 252-276.

44. Его же. Котлован и Вавилонская башня // Страна Философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

45. Его же. О некоторых источниках милленниаризма в романе «Чевенгур» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

46. Его же. Юродство и ум как противоположные точки зрения у Андрея Платонова // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

47. Дебюзер Л. Некоторые координаты фаустовской проблематики в повестях «Котлован» и «Джан» // Андрей Платонов, Мир творчества, М.: Современный писатель, 1994.

48. Ее же. О некоторых языковых лейтмотивах на первых двух страницах романа Платонова «Чевенгур» // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

49. Дмитровская M.A. Антропологическая доминанта в этике и гносеологии А. Платонова (конец 20-ых середина 30-ых годов) // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

50. Ее же. Макрокосм и микрокосм в художественном мире А. Платонова. Калининград, 1998.

51. Ее же. Огненная Мария (Мифопоэтика женских персонажей у А. Платонова) //Алфавит. Смоленск: Изд. СГПУ, 2002. С. 21-51.

52. Ее же. Проблема человеческого сознания в романе А. Платонова «Чевенгур» //Творчество Андрея Платонова. СПб.: Наука, 1995.

53. Ее же. Семантика пространственной границы у А. Платонова // Филологические записки. Воронеж: Изд. ВГУ, 1999. Вып. 13, С. 118-137.

54. Ее же. Трансформации мифологемы мирового дерева У А. Платонова // Логический анализ языка Языки пространств. М., 2000.

55. Ее же. Циклическое время у А. Платонова // Осуществленнаявозможность: А. Платонов и XX век- по материалам Ш международных Платоновских чтений. Воронеж: Изд. ВГУ, 2001.

56. Ее же. Язык и миросозерцание А. Платонова. Автореф. дис. .кан. филол. наук, М., 1999

57. Днепров В.Д. Черты романа XX века. М., Л., 1965.

59. Евдокимов А.В. Сектантство и «Чевенгур» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

60. Женнет Ж. Повествовательный дискурс (Discours du recit) // Женнет Ж. Фигуры в 2 т. (Figure Ш. Paris, 1972) М.: 1998.

61. Зверев А. М. Монтаж // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М.: ИМЛИ РАН, 2002.

62. Его же. Смеховой мир // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М.: ИМЛИ РАН, 2002.

63. Злыднева Н. В. Мотив ветхости у А, Платонова: между концом и началом // Логический анализ языка - Семантика начала и конца. М., 2002.

64. Золотоносов М. А. Ложное солнце: «Чевенгур» и «Котлован» в контексте советской культуры 1920-х годов // Андрей Платонов, Мир творчества, М.: Современный писатель, 1994. С. 246-283.

65. Его же. Усомнившийся Платонов (Чевенгур, Котлован) // Нева. Л., 1990. № 4. С. 176-190.

66. Казарина Т.В. Универсально-космическое и личное в романе А.Платонова «Чевенгур» // Воронежский край и зарубежье: А. Платонов, И. Бунин, Е. Замятин, О. Мандельштам и другие в культуре XX века. Воронеж: Изд. ВГУ, 1992.

67. Карасев Л. В. Вверх и вниз (Достоевский и Платонов) // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

68. Его же. Знаки покинутого детства (Анализ «постоянного» у А. Платонова) // Андрей Платонов, Мир творчества, М.: Современный писатель, 1994.

69. Его же. Смех и стыд у А. Платонова // Философия смеха. М.: Изд. РГГУ, 1996.

70. Его же. Движение по склону (Вещество и пустота в мире А. Платонова) // Вещество литературы. М., 2001.

71. Карякин Ю.Ф. Солнце вещь дружбы // Достоевский и канун 20-го века. М.: Советский писатель, 1989.

72. Касаткина Е. «Прекращение вечности времени», или Страшный Суд в котловане (Апокалиптическая тема в повести «Котлован») // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

73. Кожевникова Н.А. О типах повествования в советской прозе // Вопросы языка современной русской литературы. М.: Наука, 1971.

74. Ее же. Словесно-образный строй романа А. Платонова «Чевенгур» // Воронежский край и зарубежье: А. Платонов, И. Бунин, Е. Замятин, О. Мандельштам и другие в культуре XX века. Воронеж: Изд. ВГУ, 1992.

75. Ее же. Слово в прозе А. Платонова // Язык: Система и подсистемы: К 70-летию М. В. Панова. М., 1990.

76. Кожинов В.В. Происхождение романа. М., 1963.

77. Колотаев В.А. Мифологическое сознание и его пространственно-временное выражение в творчестве А. Платонова. Канд. дис. филол. наук. М.: МПГУ, 1992.

78. Копыстянская Н. Воссоздание социально-исторического хронотопа «особым» языком А. Платонова // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

79. Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972.

80. Его же. Итоги и перспективы изучения проблемы автора // Страницыисторий русской литературы. М., 1971.

81. Корниенко Н.В. История текста и биография А. П. Платонова(1926-1946) //Здесь и Теперь. 1993 № 1. М., 1993.

83. Ее же. Повествовательная стратегия Платонова в свете текстологии // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

84. Ее же. «Пролетарская Москва ждет своего художника» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 3, М.: Наследие, 1997.

85. Ее же. Творческая биография и текстология А. П. Платонова. Автореф. дис. .д-ра филол. наук. ИМЛИ, РАН. М., 1992.

86. Ее же. Философские искания и особенности художественного метода Платонова. Автореф. дис. .кан. филол. наук, Ленингр. Гос. Пед. Ин-т им. Герцена. Л., 1979.

87. Коробков Л.Е. «Чевенгур»: Достоверность Фантастики. Опыт комментария // Платонов А. Чевенгур: Путешествие с открытым сердцем. Роман. Воронеж, 1989.

88. Лазаренко О. Письменное слово и история в романе «Чевенгур» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

89. Лангерак Т. Андрей Платонов в 1926 году. // Андрей Платонов, Мир творчества, М.: Современный писатель, 1994.

90. Его же. Андрей Платонов во второй половине двадцатых годов: Опыт творческой биографии // Russian Literature(Amsterdam). 1987. V.21 № 2.

91. Его же. Недостающее звено «Чевенгура»: Текстологические заметки // Russian Literature(Amsterdam). 1987. V.22 № 1.

92. Его же. Андрей Платонов в Воронеже // Russian Literature (Amsterdam). 1988. V.23 № 4.

93. Его же. Андрей Платонов во второй половине двадцатых годов. Часть вторая -«Сокровенный человек» // Russian Literature(Amsterdam). 1992. V.32 № 3.

94. Его же. Андрей Платонов: Материалы для биографии 1899-1929 гг. Амстердам, 1995.

95. Его же. Андрей Платонов на пороге 30-х годов (Усомнившийся Макар) // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

97. Ливингстон А. О переводе прозы Платонова в Английские стихи // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

98. Ее же. Христианские Мотивы в романе «Чевенгур» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

99. Литвин-Молотов Г.З. «Письмо А.П.Платонову» И Андрей Платонов: Воспоминания современников, Материалы к биографии. М.: Современный писатель, 1994.

100. Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте // Избранные статьи в 3 т. Таллинн, 1992. Т.1, С. 365-376.

101. Его же. Происхождение сюжета в типологическом освещении // Избранные статьи: в 3 т. Т. 1. Таллинн, 1992. С.224-242

102. Его же. Семиотика культуры и понятие текста/Избранные статьи в 3 т. Т. 1 С. 129-132.

103. Его же. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970.

104. Любушкина Ш. Идея бессмертия у раннего Платонова // Russian Literature (Amsterdam). 1988. V.23 № 4.

105. Маканин. В. Отяжеление слова. Сказовый стиль в «Чевенгуре» А. Платонова // Sprache und ErzShlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

106. Малыгина H.M. Диалог Платонова с Достоевским // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып.4, М.: Наследие, 2000.

107. Ее же. Образы-символы в творчестве Андрея Платонова // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып.1, М.: Наследие, 1994.

108. Ее же. Путь к прозрению через Чевенгур (послесловие) // Платонов А. Чевенгур. Иркутск, 1990. С. 406-416.

109. Ее же. Художественный мир Андрея Платонова в контексте литературного процесса 1920-1930-х годов, Док. Дис. филол. наук, М.: МПГУ, 1992.

110. Ее же. Эстетические взгляды Андрея Платонова, автореф. дис. .кан. филол. наук, .Том. Гос. Уни. Им. Куйбыщева, Томск, 1982.

111. Ее же Эстетика А. П. Платонова. Иркутск, 1985.

112. Мандельштам О.Э. Конец романа // Собрание сочинений в четырех томах. Т.2, М.: «Терра» «Терра», 1991.

113. Его же. О природе слова // Собрание сочинений в четырех томах. Т.2, М.: «Терра» «Терра», 1991.

114. Медведев П.Н. Бахтин М.М. Формальный метод в литературоведении. М., 1993.

115. Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М., 1986.

116. Его же. О литературных архетипах. М., 1994;

117. Его же. Поэтика мифа. М.: Восточная литература, 2000.

118. Меерсон О. Свободная вещь. Berkely, 1997 (по изд. Новосибирск, 2001).

119. Мерк A. (M0RCH А.) К проблеме антиутопических стратегий вромане «Чевенгур» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

120. Его же. Формы художественного пространства в романной прозе А. Платонова // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

121. Михеев M. В мир Платонова через его язык. М.: Изд. МГУ, 2003.

122. Его же. Михеев М. Неправильность платоновского языка // СФАП Вып. 4, М., 2000.

123. Можаева A.M. Миф в литературе XX века: структура и смыслы // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М.: ИМЛИ РАН, 2002.

124. Мороз О.Н. Антропологическая доминанта художественных исканий в творчестве Андрея Платонова. Дис. кан. филол. наук. КубГУ, Краснодар, 2001.

125. Мущенко Е.Г. В художественном мире А. Платонова и Е. Замятина. Воронеж: Логос-Траст, 1994.

126. Ее же. О мифотворчестве А. Платонова // Воронежский край и зарубежье: А. Платонов, И. Бунин, Е. Замятин, О. Мандельштам и другие в культуре XX века. Воронеж: Изд. ВГУ, 1992.

127. Ее же. Художественное время в романе «Чевенгур» // Андрей Платонов: Исследования и материалы. Сб. Трудов, Воронеж: изд. ВГУ, 1993.

128. Мущенко Е.Г. Скобелев В.П. Корман Л.Е. Поэтика сказа. Воронеж, 19^8.

129. Найман Э. Из истины не существует выхода Андрей Платонов между двух утопий // Russian studies. СПб., 1994. No. 1. С. 117-155.

130. Немцов М. Герои повести «Котлован» как система персонажей // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

131. Николенко О.Н. От утопии к антиутопии: о творчестве А. Платонова и

132. М. Булгакова. Полтава, 1994.

133. Никонова Т.А. Универсальный смысл пограничных ситуаций в прозе А. Платонова // Осуществленная возможность: А. Платонов и XX век- по материалам Ш международных Платоновских чтений. Воронеж: Изд. ВГУ, 2001.

134. Новикова Т. Необыкновенные приключения науки в утопии и антиутопии // Вопросы литературы. М., 1997.

135. Нонака С. К вопросу о точке зрения в романе «Чевенгур» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

136. Носов С.Н. О стилистике романа А. Платонова «Чевенгу» // Рус. Речь. М., 1989. № 1.С. 22-28

137. Пастушенко Ю.Г. Мифологическая символика в романе «Чевенгур» // Филологические записки. Вып. 13, Воронеж: изд. ВГУ, 1999.

138. Его же. Мифологические основы сюжета у Андрея Платонова (роман «Чевенгур»), М., 1998.

139. Его же. Поэтика смерти в повести «Котлован» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

140. Полтавцева Н.Г. Философско-этическая проблематика прозы Платонова. Автореф. дис. .кан. филол. наук, МГПИ им. В. И. Ленина. М., 1979.

141. Платонов А.П. Ответ на анкету «Какой нам нужен писатель» // Андрей Платонов: Воспоминания современников, Материалы к биографии. М.: Современный писатель, 1994. С. 286-288.

142. Платонов А.П. «Письмо К A.M. Горькому» // Андрей Платонов: Воспоминания современников, Материалы к биографии. М.: Современный писатель, 1994. С. 256-267.

143. Пропп. В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986.

144. Проскурина Е.Н. Поэтика мистериальности в прозе Андрея Платоноваконца 20-х 30-х годов. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001.

145. Пуствойт П.Г. О языке романа А. Платонова «Чевенгур» // Рус. Речь, М., 1989. №4. С. 30-36.

146. Радбиль Т.Б. Мифология языка Андрея Платонова. Нижний-Новгород, 1998.

147. Его же «Семантика возможных миров» в языке А. Платонова // Филологические записки. Вып. 13, Воронеж: изд. ВГУ, 1999.

148. Ристер В. Имя персонажа у А. Платонова // Russian Literature. Amsterdam, 1988. V.23 № 2.

149. Родкевич М. Символическая пластика в повести А. Платонова «Котлован» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

150. Рымарь Н.Т. Введение в теорию романа. Воронеж: Изд. ВГУ, 1989.

151. Его же. Реалистический роман XIX Века: поэтика нравственного компромисса //Поэтика русской литературы. М.: Изд. РГГУ, 2001.

152. Савельзон И.В. Структура художественного мира А. Платонова. Канд. дис. филол. наук. М.: МПГУ, 2001.

153. Свительский В.А. Испытание историей // Платонов А. Чевенгур: Путешествие с открытым сердцем. Роман. Воронеж, 1989. С. 404-429.

154. Сейфрид Т. Писать против материи: о языке «Котлована» Андрея Платонова // Андрей Платонов, Мир творчества, М.: Современный писатель, 1994.

155. Его же. Платонов как прото-соцреалист // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

156. Семенова С.Г. В усилии к будущему времени (философия Андрея Платонова). // Преодоление трагедии, Вечные вопросы в литературе. М.: Современный писатель, 1989. С. 318-377.

157. Ее же. «Идея жизни» Андрея Платонова (вступ. статья) // Платонов А. Чевенгур. М., 1988.

158. Ее же. Мытарства идеала. К выходу в свет «Чевенгура» Андрея Платонова // Платонов А. Чевенгур. М., 1991.

159. Ее же. Русская поэзия и проза 1920-1930-х годов. Поэтика Видение мира - Философия. М.: Наследие, 2001.

160. Ее же. «Тайное тайных» Андрея Платонова: Эрос и пол // Андрей Платонова: Мир творчества. М., 1994.

161. Скобелев В.П. В надежде на живые души (Повесть «Впрок» в контексте жанровых исканий писателя) // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

162. Его же. Жанровые особенности рассказа «Фро»: Сюжеты героев и сюжет повествования. Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

163. Его же. О народном характере в прозе Платонова 20-х годов // Творчество А. Платонова: Статьи и сообщения. Воронеж, 1970.

164. Его же. Поэтика русского романа 1920-30-х годов: Очерки истории и теории жанра. Самара, 2001.

165. Его же. «Романное мышление» в рассказах и повестях Андрея Платонова 20-х годов // Russian Literature. XX П. Амстердам, 1992.

166. Славина В.А. К вопросу об эстетическом идеале А. Платонова // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

167. Солдаткина Я. В. Мифопоэтика русского романа 20-30-х годов. Канд. дис. филол. наук. М.: МПГУ, 2002.

169. Старик и старуха: Андрей Платонов, потерянная проза. Мюнхэн, 1984.

171. Султанов К. Национальная литература как динамическая целостность:два аспекта понимания // История советской литературы: новый взгляд, часть 2, М.: Наука, 1990.

172. Тамарченко Н. Д. Теоретическая поэтика. М.: Изд. РГГУ, 2001.

173. Его же. Типология реалистического романа. Красноярск, 1988.

174. Его же. Эстетика словесного творчества Бахтина и русская религиозная философия, М.: Изд. РГГУ, 2001.

175. Толстая-Сегал Е. Идеологические контексты Платонова //Russian Literature (Amsterdam). 1981. V.9. № 3. (по изд. Мирпослеконца. М., 2002).

176. Ее же. Литературная аллюзия в прозе Андрея Платонова // Мирпослеконца. М., 2002.

177. Ее же. Мирпослеконца: глиняный дом Андрея Платонова // Мирпослеконца. М., 2002.

178. Ее же. Натурфилософские темы у Платонова // Мирпослеконца. М., 2002.

179. Ее же. О связи низших уровней текста с высшими: проза Андрея Платонова // Slavica Hierosolymitana. 1978. V.2.(по изд. Мирпослеконца. М., 2002).

180. Ее же. «Стихийные силы»: Платонов и Пильняк // Slavica Hierosolymitana. 1978. V. 3. (по изд. Мирпослеконца., М., 2002).

181. Трубина Л.А. Историческое сознание в русской литературе первой трети XX века: Типология; Поэтика: Дис. д-ра. филол. наук. М.: МПГУ. 1999.

182. Ее же. Русская литература XX в. М.: Флинта. Наука, 1999.

183. Успенский Б.А., Поэтика композиции // Семиотика искусства. М., Школа языки русской культуры, 1995. С. 9-218.

184. Федоров Н.Ф. Философия общего дела. Собрание сочинений в четырех томах. М., 1995.

185. Финк Л. Литература 20-ых годов в свете приоритета общечеловеческого // История советской литературы: новый взгляд, часть 2,1. М.: Наука, 1990.

186. Хализев В.Е., Теория литературы, М.: Высшая школа, 2000.

187. Харитонов А.А. Архитектоника повести А. Платонова «Котлован». К творческой истории повести Андрея Платонова «Котлован». Фрагменты чернового автографа // Творчество Андрея Платонова. СПб., 1995.

188. Его же. Система имен персонажей в поэтике повести «Котлован» // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 2, М.: Наследие, 1995.

190. Ходель Р. Переводы романа «Чевенгура» с точки зрения проблемы реально-ирреального пространства // Russian Literature (Amsterdam). 1999. V.46 № 2.

191. Его же. Углоссия косноязычие, объективное повествование - сказ (К началу романа «Чевенгур») // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

192. Хрящева Н.П. Жизнь создания платоновских героев романе «Чевенгур» в свете западного философского опыта // Воронежский край и зарубежье: А. Платонов, И. Бунин, Е. Замятин, О. Мандельштам и другие в культуре XX века. Воронеж: Изд. ВГУ, 1992.

193. Чалмаев В. А. Андрей Платонов как «языковая личность»: динамика монологизма в «стратегических» фрагментах его повествований (Чевенгур) // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

194. Его же. Андрей Платонов. Очерк жизни и творчества. Воронеж, 1984.

195. Его же. Живое время, весь я твой. М.: Современная Россия, 1990.

196. Его же. Прибежище мечтаний и тревог. Художественный мир романа-утопии «Чевенгур» Андрея Платонова(вступ. ст.) // Платонов А. Чевенгур. М.: Современная Россия, 1989.

197. Его же. У человеческого сердца. Гуманизм Андрея Платонова // Сводрадуги. Лит. Портреты. М.: Современная Россия 1987.

198. Чандлер Р. Между верой и прозрением. Предисловие переводчика к английскому изданию повести А. Платонова «Котлован» // Филологические записки. Вып. 13. Воронеж, 1999.

199. Чудаков А.П. Виноградов и его теория поэтики // Слово вещь - мир. От Пушкина до Толстого. М., 1992.

200. Шеппард Д. Любовь к дальнему и любовь к ближнему в творчестве А. Платонова // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

201. Шмид В. Нарратология. М., 2003.

202. Шубин Л.А. Поиски смысла отдельного и общего существования. - М.: Советский писатель, 1987.

203. Его же. Человек и его дело, или как быть писателем // Взгляд, Критика, Полемика, Публикации. М.: Советский писатель, 1991. Вып.З, С. 340-359.

204. Шубина Е. Д. Приключение идеи. К истории создания романа «Чевенгур». Вступ. статья к публ // Лит. обозрение. М., 1989. № 9. С. 27-28.

205. Эйдинова В.В. А Платонов и «Перевал» // Воронежский край и зарубежье: А. Платонов, И. Бунин, Е. Замятин, О. Мандельштам и другие в культуре XX века. Воронеж: Изд. ВГУ, 1992.

206. Ее же. О динамике стиля Платонова // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

207. Эйхенбаум Б. М. О прозе. Л., 1969.

208. Его же. О литературе. М., 1987.

209. Эпельбоин А. Поэтика разрушения (Слово и сознание героев А. Платонова) // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

210. Ее же. Проблемы перспективы в поэтике А. Платонова // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4, М.: Наследие, 2000.

211. Эсалнек А. Я. Внутрижанровая типология и пути ее изучения. М.: 1985.

212. Ее же. Типология романа. М., 1991.

213. Яблоков Е. А. Безвыходное небо (вступ. статья) // Платонов А. Чевенгур. М.: Высшая школа, 1991.

214. Его же. Между дальними и ближними (Андрей Платонов и метафоры Фридриха Ницше) // Алфавит. Смоленск: Изд. СГПУ, 2002.

215. Его же. О типологии персонажей А. Платонова // Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М.: Наследие, 1994.

216. Его же. О философской позиции А. Платонова (проза середины 20-ых начала 30-ых годов) // Russian Literature. XXX П. 1992. С. 231-232.

217. Его же. На берегу неба Роман Андрея Платонова «Чевенгур». СПб.: Дмитрий Буланин, 2001.

218. Его же. Принцип художественного мышления А. Платонова «И так, и обратно» в романе «Чевенгур» // Филологические записки. Вып. 13, Воронеж: Изд. ВГУ, 1999.

219. Его же. Художественное осмысление взаимоотношений природы и человека в советской литературе 20-30-х гг. (JI. Леонов, А. Платонов, М., Пришвин). Автореф. дис. .кан. филол. наук, МГУ им. Ломоносова, М., 1990.

220. Материалы на английском языке

221. Bethea D.M. The shape of Apokalypsis in Modern Russian Fiction. Prinston, New Jersey, 1989.

222. В loch E. The Utopian Function of Art and Literature. The MIT Press, 1988.

223. Livers K. Art and Artistic Language in Platonov"s Works of the 1920"s and 1930"s: The Poetry of «Useless» Things // Sprache und ErzShlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

224. Naiman E. Andrej Platonov and the Inadmissibility of Desire // Russian Literature. Amsterdam, 1988. V. 23, № 4.

225. The Thematic Mythology of Andrej Platonov // Russian Literature.

226. Amsterdam, 1987. V. 21, № 2.

227. Rister V. Grotesque, Roman // Russian Literature, Amsterdam. 1985, XVI.

228. Seifrid T. Andrei Platonov Uncertainties of sprit. Cambridge University Press, 1992.

229. On the Genesis of Platonov"s Style in the Voronez Period // Russian1.terature. Amsterdam, 1988. V. 23, № 4.

230. Writing against Matter: On the Language of Andrei Platonov"s

231. Kotlovan // Slavic and East European Journal. 1987. V. 31, № 3.

232. Tsvetkov A. The language of A. Platonov. The University of Michigan, 1983.

233. Teskey A. Platonov and fyodorov, The Influence of Christian Philosophy on a Soviet Writer. 1982, Avebury.

234. Zholkovsky A. Text Counter Text. Stanford, 1994.

235. Материалы на других иностранных языках

236. Locher J. P. Zum epischen Impuls in platonovs Narrativitat // Sprache und Erzahlhaltung bei Andrei Platonov. Bern, 1998.

237. Список условных сокращений

238. ЗК Записные книжки Андрея Платонова. М.: Наследие, 2000. К - Платонов А. Котлован. СПб.: Наследие, 2000.

239. РМ Платонов А. Рассказах о многих интересных вещах // Старик и старуха. Мюнхен, 1984.

240. ЧВ -Платонов А. Чевенгур. М.: Высшая школа, 1991.* *

241. КЛЭ Краткая литературная энциклопедия. Т. 1-9. М., 1962-1978. ЛЗТП - Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК «Интелвак», 2001.

242. The Summery of Dissertation

243. Expression of the author"s position in the prose of A.P Platonov (the research on the novel "Chevengur").

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.

Выбор редакции
Чеченская кухня одна из древнейших и самых простых. Блюда питательные, калорийные. Готовятся быстро из самых доступных продуктов. Мясо -...

Пицца с сосисками готовится несложно, если есть качественные молочные сосиски или, хотя бы, нормальная вареная колбаса. Были времена,...

Для приготовления теста потребуются ингредиенты: Яйца (3 шт.) Лимонный сок (2 ч. ложки) Вода (3 ст. ложки) Ванилин(1 пакетик) Сода (1/2...

Планеты - являются сигнификаторами или же показателями качества энергии, той или иной сферы нашей жизни. Это ретрансляторы, принимающие и...
Узники Освенцима были освобождены за четыре месяца до окончания Второй мировой войны. К тому времени осталось их немного. В погибло почти...
Вариант сенильной деменции с атрофическими изменениями, локализующимися преимущественно в височных и лобных долях мозга. Клинически...
Международный женский день, хоть и был изначально днем равенства полов и напоминанием, того, что женщины имеют те же права, что мужчины,...
Философия оказала большое влияние на жизнь человека и общества. Несмотря на то, что большинство великих философов уже давно умерли, их...
В молекуле циклопропана все атомы углерода расположены в одной плоскости.При таком расположении атомов углерода в цикле валентные углы...