Анализ стихотворения домби и сын мандельштама. Диккенса домби и сын

Идейно-художественная проблематика

Первоначально роман Диккенса был задуман как «трагедия гордости». Гордость - важное, хотя не единственное качество буржуазного дельца Домби. Но именно эта черта главного героя обусловливается его социальным положением - положением владельца торговой фирмы «Домби и сын».

Несмотря на реалистическую основу, сюжет романа «Домби и сын» строится по закону «рождественских сказок»: под влиянием ударов судьбы, т.е. с внешне реалистической мотивировкой, происходит фантастическое превращение жестокого старика Домби в показательно доброго и чувствительного человека.

Рождественский рассказ, своими корнями уходящий в веру во всякого рода чудеса, происходящие в рождественскую ночь, получил широкое распространение в разных странах в эпоху романтизма.

Чарльз Диккенс считается родоначальником жанра. В середине XIX века он сочинил несколько рождественских повестей и стал публиковать их в декабрьских номерах своих журналов «Домашнее чтение» и «Круглый год».

Диккенс реализуют религиозно-нравственное содержание «рождественского рода литературы» и его основные сюжеты: о духовном проникновении, искуплении и спасении, о возрождении человека, уронившего в себе «образ и подобие Божие», - о «восстановлении падшего образа». Основная «рождественская триада» - это чудо, спасение, дар .

«Рождество, -- пишет Диккенс, -- это пора, когда громче, нежели в любое иное время года, говорит в нас память обо всех горестях, обидах и страданиях в окружающем нас мире <…> и, так же, как и всё, что мы сами испытали на своем веку, побуждает нас делать добро» Dickens Ch. Collected Papers. Vol 1. London, 1966, p.207.

Рождественская тематика присутствовала в его романах с самого начала - есть она (и это очень важно) даже в «Пиквикском клубе» (Дингли Делл). Но к началу 40-х годов Диккенс был уже готов не просто к яркому красочному изображению рождественского праздника. «Имея позади опыт ранних романов, он мог уже последовательно изложить смысл «рождественской» философии, краеугольного камня его романтического восприятия мира. И в дальнейшем, какой бы реалистически многомерной ни стала картина общества в его романах и какими бы глубокими ни были психологические прозрения, в книгах Диккенса всегда оставалось место «рождественскому» отношению к жизни, надежде на достижение идеала вопреки всем социальным фактам и доводам рассудка» Михальская Н.П.Чарльз Диккенс: Книга для учащихся. М., 1987,с.37.

Философия Диккенса в рождественских повестях по сути своей все та же внесоциальная утопическая философия добра и зла, хотя и несколько измененная. Рождество - особый праздник для англичан, прославляющий дом, семейный очаг, уют. И именно уют становится важной категорией в «рождественской» философии Диккенса. Это вовсе не символ мещанской ограниченности - напротив, это символ весьма возвышенный - ценности человеческого тепла, символ радости, символ отношений, гарантирующих человеку, что он никогда не будет одинок в мире..

Было бы натяжкой сказать, что Диккенсу полностью удался его Новый завет , но что он мыслил свою притчу в духе самоновейшего завета -- факт, в чем мы убеждаемся, читая подряд на одной странице, что чудаковатый, душевно щедрый капитан Катль «перед отходом ко сну всегда прочитывал для собственной пользы божественную проповедь, некогда произнесенную на горе», и что «благоговение Роба Точильщика к боговдохновенному писанию... воспитывалось посредством вечных синяков на мозгу, вызванных столкновением со всеми именами всех колен иудиных».

«Домби и сын» стал первым диккенсовским романом, где рождественская притча о силе и торжестве добра гармонично соединилась с глубоким социально-психологическим анализом. Здесь впервые была представлена объемная общественная панорама, нарисовать которую Диккенс попытался еще в «Мартине Чезлвите».

Если бы Диккенс оборвал «Домби и сына» на смерти Поля, то, подобно «Тяжелым временам», получился бы впечатляющий очерк того, как человек, поправший детские чувства, губит одновремённо и свою душу; но Диккенс ставил вопрос шире: он хотел показать, как переламывает жизнь бесчувственного и непреклонного духовного урода, как она воспитывает его, учит любить; и хотел показать этот процесс воспитания на широком общественном фоне,

Перерождение Домби в заботливого отца и деда, нянчившего детей Флоренс, не должно восприниматься как сказочное перерождение скряги Скруджа. Оно подготовлено всем ходом событий этого замечательного произведения. Диккенс-художник гармонически сливается с Диккенсом-философом и гуманистом. Социальное положение определяет нравственный облик Домби, так же как и обстоятельства влияют на изменение его характера Johnson E. Charles Dickens. His Tragedy and Triumph, vol.1, London, 1953, p.105.

1.2.1 Поэтика заглавия

Полное название романа «Торговый дом Домби и Сын. Торговля оптом, в розницу и на экспорт». «В этих трех словах заключался смысл всей жизни мистера Домби. Земля была воздана для Домби и Сына, дабы они могли вести на ней торговые дела, а солнце и луна были созданы, чтобы озарять их своим светом» Названием послужило наименование фирмы мистера Домби, которая является средоточием его жизни, как потом выясняется, ложным. Торговля оптом и в розницу превратила людей в своеобразный товар. У Домби нет сердца: «Домби и Сын часто имели дело с кожей, но никогда с сердцем. Этот модный товар они предоставляли мальчишкам и девчонкам, пансионам и книгам» Диккенс Ч.Торговый дом Домби и Сын. Торговля оптом, в розницу и на экспорт. Роман. В 2 тт. Пер. с англ. А..Кривцовой. - Петрозаводск, 1954, т.1, с.76. Это - важная деталь. Для Диккенса важно отметить важнейший центр христианской антропологии - сердце , куда, согласно богословскому учению, должны быть сведены как в единый центр - “осердечены ” - разум и чувства человека.

Название романа дезориентирует читателя - роман «Домби и сын» о дочери Флоренс. Его содержание -- отношение мистера Домби к любящей, но не замечаемой им дочери, Флоренс, и эта глубина мельком открывается уже в I главе, в здравице Уолтера Гэя: «Пью за Домби -- и Сына -- и дочь!» Первая часть книги, повествующая о детстве и смерти первого наследника мистера Домби, искуснейшим образом переплетена со второй, где рассказано о роковом, купленном за деньги втором браке мистера Домби и о крушении его надежд получить второго наследника; вместе обе части и образуют роман, в котором сквозной станет мысль о том, как крушение всех надежд откроет мистеру Домби глаза на любовь его дочери, ни разу за все время не по колебавшуюся, хотя и встречавшую с его стороны только безразличие и презрение.

В конце романа Диккенс вкладывает в уста чудаковатого Тутса слова о возрождении «Домби и сына» на новом уровне. «Так, благодаря его дочери… «взойдет», нет «восстанет во славе новый «Домби и сын» ДиккенсЧ.Торговый дом Домби и Сын. Торговля оптом, в розницу и на экспорт. Роман. В 2 тт. Пер. с англ. А..Кривцовой. - Петрозаводск, 1954, т.2, с.497.

1.2.2 Основной конфликт и его отражение на разных уровнях

Поляризация добра и зла в этом романе осуществляется тонко и продуманно. Носителей доброго гуманистического начала объединяет способность понимать друг друга, помогать в трудную минуту, ощущать потребность в необходимости этой помощи. Таковы Сол Джиле и капитан Катль, Сьюзен Нипер, миссис Ричарде. Зло же сконцентрировано в единомышленниках мистера Домби - миссис Чик, Каркер, миссис Скьютон. Каждая из групп персонажей имеет свою жизненную философию, свои зоны влияния. Но заслуга Диккенса-реалиста в том, что он показывает суть современного ему общества, которое идет по пути технического прогресса, но которому чужды такие понятия, как духовность и сострадание к несчастьям близких. Психологическая характеристика персонажа в этом романе Диккенса значительно усложняется по сравнению с предыдущими.

Недоговоренность в решении конфликта Домби - Каркер и Каркер - Эдит - новая черта поэтики зрелого Диккенса. Викторианские, пуристские нормы морали запрещали писателям изображать интимную сторону жизни, рассуждать о сложностях супружества. Однако, по мере того как искусство Диккенса развивалось и характер виделся как противоречивое, сложное единство, ему становилось тесно в викторианских рамках

В образе Домби показан конфликт, неразрешимое противоречие между социально навязанными и усвоенными Домби установками на «долженствавание», «делание усилия» и истинной природой человека с его потребностью в семье и любви. Главное для Диккенса в этом романе - показать возможность нравственного перерождения человека. Трагедия Домби - трагедия социальная, и выполнена она в бальзаковской манере: в романе показаны взаимоотношения не только человека и общества, но человека и материального мира. Чем меньше общество влияет на человека, тем человечнее и чище он становится. Немалую роль в моральном перерождении Домби суждено было сыграть Флоренс. Ее стойкость и верность, любовь и милосердие, сострадание к чужому горю способствовали возвращению к ней расположения и любви отца. Точнее, Домби, благодаря ей, открыл в себе нерастраченные жизненные силы, способные «сделать усилие», но теперь - во имя добра и человечности.

1.2.3 Элементы символизма

В романах Диккенса всегда есть общий художественный образ, передающий настроение романа, его идею. Это туман в «Холодном доме», тюрьма в «Крошке Доррит». Весьма существенны в поэтике «Домби и сына» образы-символы, которые будут играть важную роль в поздних романах писателя. В «Домби и сыне» это образ моря как символа смерти и заповеданного бессмертия.. Мы чувствуем его могучую стихию, когда умирающий Поль спрашивает: «О чем говорят волны?» Мы видим, как безучастно море к парализованной и умирающей миссис Скьютон: «Она лежит и прислушивается к ропоту океана; но речь его кажется ей непонятной, зловещей, и ужас отражен на ее лице, а когда взгляд ее устремляется вдаль, она не видит ничего, кроме пустынного пространства между небом и землей». В конце этой главы миссис Скью тон умирает, моря простирается уже в мертвое и горькое будущее ее дочери, Эдит, второй супруги мистера Домби.

Железная дорога - главенствующий символ в романе. Символ прогресса, несущий смерть Каркеру.. В художественном отношении особенно удачен символ железной дороги, который превосходно соответствует социальному содержанию романа о судьбе предпринимателя. Для индивидуалиста Домби, боящегося всего нового, железная дорога - сама смерть, но и она же выступает как символ прогресса, который, по убеждению Диккенса, способен улучшить условия жизни народа. С другой, «эпической» стороны, железная дорога должна, по замыслу писателя, пониматься как символ возмездия: под колесами экспресса гибнет негодяй Каркер.

В романе есть и более мелкие, но значимые символы. Символичен обед у мистера Домби, где все блюда подаются исключительно холодными. «Все угрожало зубной болью. Вино оказалось таким нестерпимо холодным. что у мисс Токе вырвался тихий писк, который ей большого труда стоило превратить в «гм». Телятину принесли из такого ледяного чулана, что первый же кусок вызвал у мистера Чика ощущение, словно у него леденеют руки и ноги. Один только мистер Домби оставался невозмутимым. Его можно было бы вывесить для продажи на русской ярмарке как образчик замороженного джентльмена» ДиккенсЧ.Торговый дом Домби и Сын. Торговля оптом, в розницу и на экспорт. Роман. В 2 тт. Пер. с англ. А..Кривцовой. - Петрозаводск, 1954, т.1, с.376. Диккенс создает символ «холодного дома», где нет места душевному теплу.

Юмор, предмет и способы его реализации в романе Ч. Диккенса “Домби и сын”

Введение.

Литературоведы, исследовавшие работы Диккенса, писали о нём как о великом юмористе и сатирике. И действительно, смех, во всех видах и формах своего проявления, лежит в основе творческой деятельности писателя, практически в каждом его произведении огромную роль играют основные виды комического - юмор и сатира.

Смех Диккенса – не застывшее, неподвижное явление, он меняется и преобразуется, что можно увидеть, если исследовать различные этапы творчества писателя. Ранние произведения Диккенса (30-е годы: “Очерки Боза”, “Посмертные записки Пиквикского клуба”) наполнены мягким, добрым, жизнеутверждающим юмором. Юмор Диккенса, по словам С.Цвейга, “подобно лучу солнца, озаряет его книги… возносит его творчество в область непреходящего, делает его вечным” . В конце 30-х годов Диккенс создает романы “Оливер Твист” и “Жизнь и приключения Николаса Никльби”. Комическое в этих произведениях сливается с серьезнейшими проблемами современного писателю общества, поэтому здесь видны уже новые оттенки смеха Диккенса – он использует приемы иронии, близкой к сатире; однако юмор писателя всё же не утрачивает жизнерадостности и оптимизма.

Второй период творчества писателя (40-е годы) представляют “Американские заметки”, “Жизнь и приключения Мартина Чезлвита”, “Рождественские рассказы”, в 1848 г. завершен роман “Домби и сын”. На этом этапе сатира в произведениях Диккенса используется им уже почти наравне с юмористическими приемами. Но всё же, обличая человеческие и социальные пороки, писатель верит в возможность перемен и победы добра над злом.

Два последних периода творчества Диккенса (50-е и 60-е годы) называют пессимистичными, “смех… Диккенса приобретает страстные, гневные интонации; сатира теперь преобладает над юмором, а единство смеха и гнева говорит о глубоком понимании противоречий действительности” , разрешить положительно которые уже вряд ли возможно.

Такова краткая характеристика градаций смеха Диккенса на разных этапах его творческой деятельности.

Особое место в ряду произведений Ч.Диккенса занимает роман “Домби и сын”, по праву считающийся одной из вершин мировой классики. Дело в том, что это произведение заканчивает два важнейших периода творчества Диккенса (30-е и 40-е годы) и подводит им своеобразный итог; в то же время “Домби и сын” открывает новый этап творчества писателя (50-е годы). В романе сосредоточены уже блестяще отработанные, отшлифованные приемы иронии и юмора и используются новые способы достижения комического эффекта (подчиненные, конечно же, новым идеям и проблемам, поставленным автором) – приемы и методы сатирического изображения. Роман создавался писателем на протяжении двух лет (1846-1848 гг.). Вот как охарактеризовал это произведение Г.К.Честертон: “”Домби” – последний из ранних романов, и – это в нём важнее всего. Мы ощущаем, что фарсы кончаются здесь…”Домби” – последний фарс, где существуют законы буффонады и тон задает балаганная нота” . Действительно, здесь еще может найти место такая подлинно фарсовая сцена, как, например, эпизод “объяснения” Сьюзен Нипер с мистером Домби (“Домби и сын”, ХLIV глава).
Прежде чем приступить непосредственно к анализу самого произведения (согласно указанной теме), необходимо сказать несколько слов о комическом вообще, а также об одном из основных его видов – юморе и тех способах реализации, которые для юмора характерны.

Комическое – это категория эстетики, означающая смешное. Вот как определяет эту категорию Гегель: “Комическое… по самой своей природе покоится на противоречащих контрастах между целями внутри них самих и их содержанием, с одной стороны, и случайным характером субъективности и внешних обстоятельств – с другой” .

Другими словами, комическое – это некое явление действительности, которое возбуждает смех присущими ей нелепостями, несообразностями, несоответствием между сущностью и формой ее обнаружения. Роль писателя (если речь идет о литературном произведении) тогда состоит в том, чтобы показать объективное несоответствие содержания (объекта) с целью его осмеяния. Юмор и сатира – основные формы такого вида комического. Предметом смеха является сам человек и все формы общественной жизни. Существует множество определений юмора, и в целом о нём можно сказать следующее.

Юмор – “особый вид комического; отношение сознания к объекту, сочетающее внешне комическую трактовку с внутренней серьезностью. Юмор вырастает из метафоры и исходит из той истины, что наши недостатки и слабости – чаще всего продолжение, утрировка или незнание наших же достоинств” .
Юмор принимает и утверждает комическое как неизбежную и необходимую сторону бытия, выявляет – положительную суть героев. Предметом юмора, как правило, являются герой (его действия, речь, внешность) и ситуация.

Основные способы реализации юмора – авторская оценка для характеристики героя или ситуации; ирония – иносказание (особый стилистический прием, выражение, заключающий в себе скрытый смысл – насмешка выражается так: слово или высказывание в данном тексте получает смысл, противоположный буквальному); прием повтора (для выражения экспрессии, усиления комического эффекта, что способствует более точному достижению цели – вызвать смех и задержать внимание читателя на предмете осмеяния); различные виды тропов, метафоры, простые сравнения, метонимии, эпитеты); подбор лексических средств (особая лексика при описаниях; неологизмы, окказионализмы и т.д.); перечисление действий.

Небольшое отступление в область теории литературы позволило точнее представить, что такое комическое, а приведенная выше классификация предметов и способов реализации юмора значительно облегчает достижение цели данной статьи – исследовать и проанализировать основные объекты и методы юмористического изображения в романе “Домби и сын”.

==============
Юмор, предмет и способы его реализации в романе “Домби и сын”.

Как уже было отмечено во введении, роман “Домби и сын” завершает тот период творчества Ч. Диккенса (30-е – 40-е годы), за который сложились, усовершенствовались и приняли блестяще отточенную форму приемы юмористического изображения.

“Диккенс, – пишет Т. Сильман, – использует все виды и формы юмора, умея сообщать тому или иному персонажу любой эмоциональный оттенок” . Действительно, юмористическое описание героев-чудаков и ситуаций, в которые они попадают, у Диккенса настолько совершенно, что любой его персонаж, получающий даже небольшую порцию веселого, добродушного, насмешливо-поучительного смеха, вырастает в объемную, живую фигуру.

“Те, кого он начинает шутя, кончают торжеством в лучшем смысле этого слова. Его нелепые герои не только занятней, но и серьезней, чем серьезные” . И невозможно уже представить произведение Диккенса без этих юмористических героев, добродушных чудаков, которые во многих случаях теснят схематичных и плоских строго положительных героев.

Предметом юмора у Диккенса является герой (его действия, внешность, речь), а также ситуация.

В описании действий героев, данном в юмористической форме, обращает на себя внимание то, что эти действия являются совершенно бесполезными, либо ошибочно-непрактичными, либо бессмысленными.

Например, капитан Катль искренне хочет помочь своему другу Соломону Джилсу выпутаться из долгов. Что же он делает? Сначала капитан пытается, выложив “две чайные ложки и старомодные щипцы для сахара, серебряные часы и наличные деньги (тринадцать фунтов и полукрону)“ перед маклером, внести какую-то (по мнению Катля, очень значительную) часть долга; а затем, придумав другой план спасения друга, оказавшись у мистера Домби, он “приблизился к столу и, расчистив местечко среди чашек, извлек серебряные часы, наличные деньги, чайные ложки и щипцы для сахара, сложил всё столовое серебро в кучу, чтобы оно казалось особо ценным”; когда же оказывается (к совершенному недоумению капитана), что все эти вещи никому не нужны, Катль, “потрясенный великодушием мистера Домби, отказавшегося от сокровищ, нагроможденных подле него”, не мог удержаться, “чтобы не схватить левую руку этого джентльмена своей левой рукой…и не прикоснуться к ней в порыве восторга своим крючком”. Действия капитана Катля продиктованы чистым и безмерным чувством (он не раздумывая готов отдать всё ценное, что у него есть, ради спасения Джилса), но выглядят они нелепо: сокровища капитана не составляют и десятой части суммы долга, могущественный мистер Домби смотрит на них, как на бесполезный хлам, а Катль решает, что Домби не принимает “сокровищ” из благородных побуждений и осмеливается не только разговаривать в самой непринужденной манере с джентльменом, но и бурно, совершенно по-дружески выражать свои чувства. Простота и искренность действий капитана явно не соответствуют обстановке, и это вызывает смех. Комический эффект создают перечисление действий капитана и прием использования особой лексики, показывающей стремительность и порывистость Катля: “потрясенный великодушием мистера Домби” (“He was so much struck by the magnanimity of Mr. Dombey”), “не мог удержаться, чтобы не схватить” (“could not refrain from scizing”), “прикоснуться в порыве восторга” (“bringing … in a transport of admiration”).

Или Тутс, прибывший на вечер к доктору Блимберу, “пребывал в нерешительности по поводу того, надлежит ли застегнуть нижнюю пуговицу жилета и следует ли, при трезвом учете всех обстоятельств, отвергнуть или выпрямить манжеты. Заметив, что у мистера Фидера они отвернуты, мистер Тутс отвернул свои; но так как у следующего гостя манжеты были выправлены, мистер Тутс выправил свои. Что касается пуговиц жилета, не только нижних, но и верхних, то по мере прибытия гостей вариации стали столь многообразны, что Тутс всё время теребил пальцами эту принадлежность туалета, точно играл на каком-то инструменте, и, по-видимому, находил эти упражнения весьма затруднительными”. Целью Тутса, видимо, было “держаться на высоте”, выглядеть безукоризненно, что подобает сбросившему “иго рабства Блимберга”, но неуверенность в себе, явная бесцельность его действий (он мог бы до бесконечности отворачивать и заворачивать манжеты, менять комбинации застегнутых пуговиц) вызывают смех. Комический эффект вызван перечислением противоположных действий героя (“отвернул” (“turned up”) – “выправил” (“turned down”); сравнением (“Тутс теребил пальцами эту принадлежность туалета, точно играл на каком-то инструменте” (“Toots was continually fingering that article of dress, as if he were performing on some instrument”).

Другой пример: кузен Финикс, прибывший на свадьбу мистера Домби и Эдит, должен исполнить следующее: “ отдать женщину в жены мужчине”. Кузен Финикс “изрекает”: “Я отдаю эту женщину в жены этому мужчине” и совершает задуманное: “сначала кузен Финикс, вознамерившийся двигаться по прямой линии, но свернувший в сторону по вине своих непокорных ног, отдает в жены “этому мужчине” отнюдь не ту женщину, какую нужно, а именно подружку, дальнюю родственницу семейства, довольно знатного происхождения.., но миссис Миф … словно поворачивает кузена Финикса и подкатывает его, словно на колесиках, прямо к “доброй леди”, которую кузен Финикс и отдает в жены “этому мужчине”. “Невольная” ошибка героя, последующая несамостоятельность его действий, несоответствие торжественности Финикса и обстановки случайно произошедшей нелепости приводят к комическому эффекту; причем большую роль в его создании играют лексические средства, избранные Диккенсом: если сначала Финикс “вознамерился двигаться по прямой линии” (“meaning to go in a straight line”), то потом “сворачивает в сторону” (“turning off sideways”), и в конце концов “миссис Миф … поворачивает … и подкатывает его, словно на колесиках” (“Mrs. Miff … turns him back and runs him, as on castors …”); т.е. лексика постепенно снижается, сводя на нет торжественность и усиливая смех (так называемая градация действий).

Еще один пример на подобную градацию: “Мистер Тутс … заменил хихиканье вздохом. Подумав, что это может показаться слишком меланхолическим, он заменил его хихиканьем. Не совсем довольный как тем, так и другим, он засопел”. Градационный ряд перечисленных действий выражается последовательностью сочетаний глаголов с существительными: “corrected it with a sigh” – “corrected it with a chuckle” – “breathed hard”. Предметом юмора здесь также являются действия героя, нерешительные и бессмысленные.

Диккенс, конечно же, учитывал “чисто зрительное восприятие своих героев в воображении читателя” , что достигается не только описанием действий, но и внешности персонажей.

Например, описание внешности “великого Бансби”, которого капитан Катль называет “философом”: “… показалась человеческая голова – и к тому же очень большая – с одним неподвижным глазом на лице красного дерева и одним вращающимся, как бывает на некоторых маяках. Эта голова была украшена косматыми волосами …, которые … тяготели ко всем четвертям компаса и к каждому его делению”. “Глубокомысленность”, которую подчеркивают молчаливость и задумчивость; глаза, смотрящие куда угодно, только не на собеседника, делает его таинственным, недосягаемым и, по мнению капитана Катля, чрезвычайно мудрым: “Бансби может высказать такое суждение, что даст шесть очков вперед парламенту и побьет его. Дважды падал этот человек за борт – и ему хоть бы что! Когда он был в ученье, его три недели … колотили по голове железным болтом. А все-таки не ходил еще по земле человек с более ясным умом!” На самом же деле “ясный ум” Бансби – способность его, довольно долго размышляя, назвать совершенно очевидные вещи своими именами; но всё это скрыто загадочной мудростью, которую Бансби приписывает Катль. Фигура Бансби фантастична и почти сказочна – это прием юмористического гротеска. “Жизнь от переизбытка сил создала носорога, Диккенс – мистера Бансби”, – пишет Г.К. Честертон . При описании внешности Бансби Диккенс использует блестящие сравнения: “человеческая голова … с … одним вращающимся глазом, как это бывает на некоторых маяках” (“head – human … with … one revolving one , on the principle of some lighthouses”; “эта голова … была украшена … волосами, которые … тяготели ко всем четвертям компаса и к каждому его делению”(“this head was decorated with … hair, which inclined to all four quarters of the compass, and to every point upon it …”), эпитеты: “лицо цвета красного дерева” (“mahogany face”); “косматые волосы” (“shaggy hair”).

Описание внешности мисс Токс близко к сатирическому; Диккенс использует эпитеты: “поблекшая особа” (“wearing a faded air”); “сладчайший голос” (“softest voice”); “чудовищно-орлиный нос” (“nose, stupendously aquiline”); олицетворения: “руки обрели … привычку подниматься сами собой” (“hands had contracted a spasmodic habit of raising themselves”); “нос … устремлялся вниз, как бы приняв решение никогда и ни при каких обстоятельствах не задираться” (“nose … tended downwards …, as in an invisible determination never to turn up at anything”), сравнения. Смех вызывает, во-первых, лексика, используемая писателем, во-вторых – несоответствие маски вечно восторженной особы истинной сущности мисс Токс. Можно сказать, что образ мисс Токс – как и образ Корнелии Блимбер – относится к “переходной области” между юмором и сатирой (подробнее об этом см. в статье «Сатира, предмет и способы ее реализации в романе “Домби и сын”», ).

Интересно описание семейства Тудль: “мисс Токс эскортировала … молодую женщину с лицом, похожим на яблоко, которая вела за руки двух ребятишек с лицами, похожими на яблоко … наконец, мужчину, с лицом, похожим на яблоко …” Ярко подмеченная Диккенсом черта внешности Тудлей – “похожесть на яблоко” говорит об их добродушии, простоте, здравости суждений и физическом здоровье. Следует отметить, что в оригинальном тексте используется эпитет-неологизм (“apple-faced”), но на русский язык его переводят как сравнение (“похожий на яблоко”, а не “яблоколицый”). Диккенс использует свой излюбленный прием – повтор одних и тех же выражений (в данном случае – эпитета “apple-faced”), что способствует более яркому представлению о герое.

Одним из важнейших объектов юмористического изображения у Диккенса является речь героев, где отражаются эмоциональные и интеллектуальные черты характера персонажа. Герои Диккенса имеют необыкновенно яркую и красочную речевую характеристику.
Вот речь мистера Тудля:

“…Можно было разобрать, что мужчина с лицом, похожим на яблоко, прохрипел:
- Утюг.
- Прошу прощения, сэр, – сказала мисс Токс, – вы говорите …
- Утюг, – повторил он …
- Ах да! – сказала мисс Токс. – Совершенно верно … Мальчуган в отсутствие матери понюхал горячий утюг… Когда мы подъезжали к дому, вы собирались любезно сообщить мне, что по профессии вы…
- Кочегар, – сказал мужчина.
- Кожедрал? – в ужасе воскликнула мисс Токс.
- Кочегар, – повторил мужчина. – На паровозе…”

Спокойствие и немногословность Тудля вынуждают домысливать его с первого раза непонятные нераспространенные изречения, а чаще всего он сам вынужден повторяться, чтобы его поняли, так как речь его невнятна: это и вызвало слуховую иллюзию у мисс Токс: слово “кочегар” (“stoker”) похоже по звучанию на слово “кожедрал” (“choker”), что привело к комическому эффекту.

Речь Сьюзен Нипер, эмоциональная, меткая, деловая, самоуверенная; Сьюзен верит в весомость своих доводов, в то, что ее реплики и высказывания обязательно попадут в цель и принесут какую-то пользу.
Наиболее полно все основные черты речи Нипер проявляются в сцене разговора Сьюзен Нипер с мистером Домби, когда Сьюзен пытается доказать, что он несправедлив по отношению к Флоренс:

“Нет такого человека, который мог бы испытывать к мисс Флой иные чувства, кроме верности и преданности, сэр… Да, я могу это сказать кое-кому и всем … Говорить я должна и буду, плохо это или хорошо… Я хочу только поговорить… а как я смею – этого я и сама не знаю, а всё-таки смею! Ах, вы не знаете моей молодой леди, сэр, право же, не знаете, никогда-то вы ее не знали!.. Я не уйду, пока не выскажу все!.. Я решила договорить до конца… Я всегда видела, как жестоко ею пренебрегали и как она от этого страдала, – я это всем могу сказать и скажу, я хочу и должна говорить!.. Вы не знаете своей родной дочери, сэр, вы не знаете, что вы делаете, сэр, я скажу кое-кому и всем, что это стыдно и грешно!..”

Комичность речи Сьюзен набирает силу по мере того, как разворачивается ее монолог (изредка перебиваемый возмущенными репликами беспомощного Домби). “Слова ее серьезнее, чем когда бы то ни было, но слог всё тот же. Диккенс сохраняет ее обычную речь, и речь эта становится всё более характерной для Сьюзен, чем она горячее и взволнованнее. Всякий раз, когда комические персонажи говорят о чувствах в своем духе, как Сьюзен, это сильно действует… хотя и немного странно. Только юмор верно служит Диккенсу, только так он может описывать чувства. Если он не хотел быть смешным, получается еще смешнее” . Отрывистость речи Сьюзен передается неполными предложениями (в английском тексте это выражается с помощью тире): “for I love her – yes. I say to some and all I do!” (“Я люблю ее; да, и я скажу всем и каждому!”); повторами: “Я скажу всем и еще кое-кому” (“I say to some and all. I have!”); сокращениями в разговорной речи на английском языке: “I’d do it..”, “I’ve always seen …”, “couldn’t”, “one’s” и другие. Речь Сьюзен Нипер – скороговорка, поток, который, пока он сам не иссякнет, остановить невозможно: “Ваши Токсы и ваши Чики могут вырвать у меня по два передних зуба, миссис Ричардс… но это еще не причина, почему я должна предложить им всю челюсть” и так далее (“Your Toxes and your Chickes may draw out my two front double teeth. Mrs. Richards, … but that’s no reason why I need offer’em the whole set …”). Речь Нипер лишена изящных выражений (соответственно ее социальному положению), она проста и пряма, но образна.

Капитан Катль также не скрывает своих чувств, выражая их вслух, причем совершенно не обращая внимания на обстановку и людей, которые его слушают. Половина его словарного запаса – морские словечки-термины и специальные выражения, поэтому окружающим (даже тем, кто очень близко знаком с капитаном) порой трудно догадаться, о чём он говорит (особенно если он начинает объяснять свою речь – так же, непонятно, иносказательно):

Морские выражения – “поверни на три румба” (“keep her off a point or so”), “держись крепче” (“stand by”) капитан использует, как бы обещая свою поддержку.

“Думаете, что показали бы ей, дорогая моя? – осведомился капитан … – Не знаю. Плавание трудное. С нею очень нелегко справиться, дорогая моя. Никогда не знаешь, какой курс она возьмет. Сейчас она идет круто к ветру, а через минуту делает поворот от вас …” (“It’s difficult navigation. She’s very hard to carry on with, my dear. You never can tell how she’ll head, you se. She’s full one minute, and round upon you next”) – и это говорится совершенно серьезно, без малейшего оттенка шутки или иронии, о миссис Мак-Стинджер, которую панически боится капитан. И, конечно, самое излюбленное выражение Катля – “приятель” (“my lad”). Использование морских выражений в обыденной речи, описание терминами “сухопутных” объектов делают речь капитана необычайно комичной.

В речи Тутса постоянно встречаются вежливые формы-повторы; например, “Благодарю вас, это не имеет никакого значения!” (“thank you, it’s of no consequence!”), которые он вставляет очень часто весьма неуместно (что делается не столько от привычки быть вежливым, сколько от смущения). Вообще, образ Тутса у Диккенса, по мнению Честертона, является гротескным: “Домби и сын” дает примеры того, что путь Диккенса к глубочайшим человеческим чувствам лежит через гротеск. Это доказывает Тутс. Он – истинный влюбленный, двойник Ромео”. Пусть речь его порой глупа, бессвязна и бессмысленна; пусть действия его смешны и нелепы, но “в его образе есть очень точно схваченное характерное и удивительное сочетание внешней развязности с глубокой овечьей робостью и облика, и сердца”. Диккенс не скрывает недостатков Тутса, но его “пороки становятся потрясающими добродетелями”. “Диккенс заменил радостью нашу скуку, добротой – жестокость, он нас освободил, и мы засмеялись простым человеческим смехом … Тутс глуп, но это не раздражает”. Сочетание глупости и естественности, нелепости и трогательности, комичности, характерной для “низкого” и высоких, светлых чувств делают образ Тутса, одного из наиболее ярких юмористических персонажей Диккенса, гротескным, и в то же время совершенно неправдоподобным. “Диккенсу приходится быть смешным, чтобы стать правдивым” .

Т.И. Сильман отмечает, что “фарсовое происхождение комических ситуаций у Диккенса несомненно … Комические герои Диккенса попадают во все положения, в которые полагается попадать героям низкой комедии” . Комические ситуации у Диккенса настолько интересны и разнообразны, что их анализу можно было бы посвятить отдельное исследование. Приведу несколько примеров.

1. Капитана Катля застают в его комнате в доме миссис Мак-Стинджер во время производимой ею уборки: “Капитан сидел в своей комнате, засунув руки в карманы и подобрав ноги под стул, на очень маленьком пустынном островке среди океана мыльной воды. Окна у капитана были вымыты, стены вымыты, печка вычищена… Среди такого унылого пейзажа капитан, выброшенный на свой остров, скорбно созерцал водное пространство и как будто ждал, что подплывет какой-либо спасительный барк и заберет его. Нет слов, чтобы описать изумление капитана, когда он, обратив растерянную физиономию к двери, увидел Флоренс, появившуюся со своей служанкой … Капитан вскочил, пораженный ужасом, словно предположил на секунду, что перед ним находится какой-нибудь член семьи Летучего Голландца (он поджидал гостя не более редкого, чем слуга из трактира или молочной)”. Комизм данной ситуации заключается в том, что само положение капитана, сидящего посреди мокрой комнаты на стуле, вызывает смех, и вдобавок ко всему появляются совершенно неожиданные свидетели его “бедственного положения”. При описании позы капитана используется прием авторской оценки: Диккенс использует лексику, к которой обычно прибегают при изображении моря, океана, и таким образом обращает довольно-таки унылую сцену в смешную: ”капитан сидел … на очень маленьком островке среди океана … Капитан, выброшенный на свой остров, скорбно созерцал водное пространство … как будто ждал, что подплывет … спасительный бсрк и заберет его “ (“the capitan … was sitting … on a very small, desolate island, lying about midway in an ocean of … water … The capitan, cast away upon his island, looked round on the waste of waters … and seemed waiting for … friendly bark to come that way; and take him off”). Описание построено на метафоре.

2. Тутс предпринимает попытку поцеловать Сьюзен, но получает резкий отпор и сам подвергается нападению: “Вместо того, чтобы подняться наверх, дерзкий Тутс … неуклюже рванулся к Сьюзен и, обняв это прелестное создание, поцеловал ее в щеку…

«- Еще разок! – сказал мистер Тутс … Сьюзен не считала опасность серьезной, ибо смеялась так, что едва могла говорить, но Диоген … пришел к иному выводу, бросился на помощь и в одно мгновение вцепился в ногу мистера Тутса. Сьюзен взвизгнула, захохотала, распахнула парадную дверь, и побежала вниз; дерзкий Тутс, спотыкаясь, выбрался на улицу вместе с Диогеном, вцепившимся в панталоны … Диоген, отброшенный в сторону, несколько раз перевернулся в пыли, снова вскочил, завертелся вокруг ошеломленного Тутса, намереваясь укусить его еще раз, а мистер Каркер, остановивший лошадь и державшийся поодаль, с великим изумлением наблюдал эту суматоху у двери величественного дома мистера Домби …». В чём же комизм ситуации? Цель Тутса почти достигнута, но неожиданное появление собаки портит все его планы; он еле-еле выбирается из дома (который, казалось бы, ни в коем случае не мог явиться сценой для подобной ситуации) и предстает перед глазами весьма удивленного увиденным свидетеля (Каркера), представляющего в данный момент поразительный контраст с домом Домби (спокойный, тщательно прилизанный и вычищенный Каркер и шумная, суматошная сцена, разрушившая неприступность и гордое величие Дома). Всё это делает данный эпизод совершенно нелепым, и, вследствие этого, смешным.

Помимо перечисленных выше ситуаций, являющихся предметом юмора в романе “Домби и сын”, следует упомянуть также о сцене бегства капитана Катля и Бансби от миссис Мак-Стинджер, о сцене, представляющей женитьбу Бансби на Мак-Стинджер; о сцене, описывающей падение в обморок мисс Токс и помощи ей черного слуги майора Бэгстона… Все эти эпизоды тоже являются комическими и читатель смеется, в то же время сочувствуя героям.

Все описанные выше примеры позволяют говорить о том, что предметом юмора у Диккенса действительно являются все основные объекты юмористического изображения. Среди приемов, способов реализации юмора у Диккенса были уже отмечены следующие: авторская оценка (субъективный юмор; превращение несмешного в смешное исключительно по воле автора), прием повтора; перечисление действий, подбор лексических средств, применение эпитетов, сравнений и метафор. Помимо них, писатель использует иронию-иносказание и (очень широко) метонимию.

Наиболее выразительный пример на иронию-иносказание – обозначение матери Элис как “Добрая миссис Браун” (“Good Mrs. Brown”). Это, конечно, не соответствует действительности (сам автор называет ее “отвратительной старухой” (“very ugly old woman”), “ужасной старухой” (“terrible old woman”) и т.д.). Усиливая комизм несоответствия, Диккенс тоже начинает иногда называть эту полусказочную ведьму его же выбранным именем (особенно при сильных контрастах проявления характера старухи).

Метонимии Диккенса, как правило, это перенос наименования (по смежности признаков) с какой-либо черты характера, внешнего сходства героя с чем-либо, принадлежащих персонажу предметов, его социального положения на самого персонажа (т.е. то, что является объектом переноса, становится обозначением героя в дальнейшем).

Примеры юмористической метонимии:
“Милосердный Точильщик” (“Charitable Grinder”) – обозначение Роба-Байлера Гудля-младшего; перенос наименования школьного заведения, где обучался Роб, на него самого;

“Задира” (“Spitfire”) – обозначение Сьюзен Нипер; перенос названия одной из черт характера героини на нее саму (написание с заглавной буквы этого слова присутствует и в русском, и в английском тексте);

“капитан упал в объятия потрепанного непогодой горохового пальто, которое появилось в комнате …” (“ …pea-coat…”) – Соломон Джилс, вернувшийся домой, одет в “гороховое пальто”, но Диккенс называет не владельца пальто, а саму вещь, обозначая так Джилса (перенос наименования с вещи героя на него самого). Приведу еще несколько интересных метафор, встречающихся в романе:

– “Страх капитана … перед набегом дикого племени, МакСтинджер, уменьшился” (“…a visitation from the savage tribe…”). “Дикое племя” – слишком шумная, необузданная семья Мак-Стинджер;
– “Точильщик … заработал своими собственными точильными камнями с таким усердием, как будто долгое время жил впроголодь” (“ …his own personal grinders…) – здесь метафора опирается на рассмотренный выше пример употребления метонимии;
– “Мистер Тутс провалился в глубокий кладезь молчания” (“Mr. Toots fell into a dep well of silence) – т.е. замолчал.

Таковы основные объекты и способы реализации юмора в романе Диккенса. Смеясь над нелепостями жизненных ситуаций, комическими несоответствиями, недалекостью и чудачествами юмористических героев, писатель в то же время глубоко им сочувствует.

Подводя итоги, следует отметить следующее. В романе “Домби и сын” Ч. Диккенс использует все основные приемы юмора, причем для манеры писателя характерно прежде всего частое использование повторов, неожиданных сравнений и метонимий. Диккенс великолепно передает все оттенки эмоций героев, поэтому речевая характеристика персонажей необыкновенно разнообразна, точна и занимательна. Тонкое понимание действительности позволяет ему отмечать любые несоответствия, любые ее противоречия, любую ее нелепость. Добрый смех Диккенса, звучащий на страницах “Домби и сына”, говорит о глубокой вере писателя в победу добра, счастья, в полноту жизни.

См. также: статья «Сатира, предмет и способы ее реализации в романе “Домби и сын”», .

=============
Библиография.

I. Критические работы:
1. Гегель Г.В.Ф., Эстетика.
2. Михальская Н.П., Чарльз Диккенс. Биография писателя. Книга для учащихся. – М., 1987.
3. Сильман Т.И., Диккенс: Очерки творчества. – Л.,1970.
4. Уилсон Э., Мир Чарльза Диккенса. – М.,1975.
5. Цвейг С., Диккенс. Избранные произведения. – М.,1956.
6. Честертон Г.К., Чарльз Диккенс. – М..,1982.

II. Теория:
1. Литературный энциклопедический словарь (под ред. Кожевникова В.М.). – М., 1987.

III. Текст романа “Домби и сын”:
1. Диккенс Ч., Торговый дом Домби и Сын. Торговля оптом, в розницу и на экспорт. Роман. В 2 тт. Пер. с англ. А..Кривцовой. – М.: Правда, 1988.
2. Ch. Dickens., Dombey and Son. Wordsworth Editions Limited, UK., 1995.

Сочинение

Это не «семейный роман», потому что с его страниц встает сама Англия, представленная множеством лиц и характеров, многообразием противоречий, контрастов, событий. Через семейные отношения в доме мистера Домби, фирма которого ведет торговые дела в Англии и ее колониях, раскрывается характер связей и отношений людей в современном Диккенсу обществе. В «Домби и сыне» все устремлено к единому центру, с ним связано и подчинено раскрытию его сущности. Таким идейно-художественным центром романа становится фигура мистера Домби, особенности характера и денежные интересы которого влияют на судьбы других людей.

В своих близких Домби видит лишь послушных исполнителей его воли, покорных служителей фирмы. Если что-то и способно пробудить его интерес, то это - деньги. Лишь богатство способен он ценить и уважать. Используя прием гиперболы, Диккенс с присущим ему мастерством развивает тему «холода», раскрывая суть такого явления, как Домби. Это типично английский буржуа с присущим ему снобизмом, стремлением проникнуть в аристократическую среду, презрительно относящийся ко всем, стоящим ниже его на общественной лестнице. Он самоуверен и чопорен. Домби не замечает страданий и слез своей дочери. Он относится к Флоренс как к «фальшивой монете, которую нельзя вложить в дело». В своем маленьком сыне он не видит ребенка. Для него Поль - наследник и продолжатель «дела». Слабый и нежный ребенок, нуждающийся в заботе и ласке, разлучен с любящей его Флоренс и определен в пансион «превосходной людоедки» миссис Пипчин, а потом в школу чудовищного мистера Блимбера. Поль погибает. Уходит из дома Домби его жена Эдит, чью любовь, покорность и преданность, чью красоту он надеялся приобрести за деньги. Гордая Эдит не пожелала стать жертвой торговой сделки. Дом отца покидает и Флоренс. Уверенность Домби в несокрушимости его могущества рушится.

Нравственно-эстетический идеал Диккенса связан с людьми, противостоящими миру Домби и «имеющими сердце». Это кочегар Тудл - «полная противоположность во всех отношениях мистеру Домби», его жена миссис Тудл, капитан Катл, Уолтер Гей, горничная Сьюзен Ниппе, р, Сол Джиле, нелепый, смешной и бесконечно добрый мистер Туте. В среде этих людей, которым чужда алчность, но свойственно чувство собственного достоинства, доброта и отзывчивость, Флоренс находит приют и понимание. Противостоят Флоренс и ее окружению: майор Бегсток, миссис Пипчин, Каркер и Блимбер, миссис Чик. Мир Домби противопоставлен в романе миру простых людей.

Это имеет вполне определенный социальный смысл, и вместе с тем такое противопоставление основано на свойственном Диккенсу представлении о прекрасном как о единстве правды, добра и любви. Утверждаемый в романе нравственный идеал объединяет в себе черты социального и эстетического идеала писателя. Роман имеет счастливую концовку. Домби становится любящим отцом и добрым дедушкой. Насколько убедителен такой финал? Закономерно ли такое превращение? Вряд ли. Но, исходя из общей концепции творчества Диккенса в период создания романа «Домби и сын», он объясним. Характер Домби лишен одноплановости.

Домби эгоистичен и одинок, он горд и жесток, но его страдания, связанные с потерей Поля, велики, а неизбежность возмездия, которое постигнет его, предсказана задолго до развязки. В романе «Домби и сын» выражена мысль о том, что развивающаяся буржуазная «механическая» цивилизация убивает человечность. Антигуманный характер общества, основанного на власти золота, провялятся в эгоизме Домби, жестокости и лицемерии Каркера, в бездушии миссис Чик. Понимая неотвратимость происходящих перемен, Диккенс создает вместе с тем зловещий образ железной дороги и мчащегося по ней поезда - торжествующего чудовища, несущего смерть. В романе «Домби и сын» могучая сила творческого воображения писателя соединилась с художественным анализом жизни современного ему общества, романтический полет фантазии слился с мощной силой реалистического изображения действительности.

Ча́рльз Джон Хаффем Ди́ккенс (англ. Charles John Huffam Dickens; 1812-1870) - английский писатель викторианской эпохи.

Чарлз Диккенс (1812-1870) относится к числу тех писателей, слава которых никогда не меркла ни при их жизни, ни после смерти. Вопрос стоял лишь о том, что каждое новое поколение видело в Диккенсе. Диккенс был властителем умов своего времени, именами его героев назывались фирменные блюда и модные костюмы, а лавка древностей, где жила маленькая Нелл, до сих пор привлекает внимание многочисленных лондонских туристов, заинтересовавшихся надписью на скромном ветхом домике в центре британской столицы: «Лавка древностей, прославленная знаменитым Диккенсом».

Великим поэтом называли Диккенса его критики за легкость, с которой он владел словом, фразой, ритмом и образом, сравнивая его по мастерству лишь с Шекспиром.

Хранитель великой традиции английского романа, Диккенс был не менее блистательным исполнителем и интерпретатором собственных произведений, чем их создателем. Он велик и как художник, и как личность, как гражданин, ратующий за справедливость, милосердие, гуманность и сострадание к ближним. Он был великим реформатором и новатором в жанре романа, ему удалось воплотить в своих творениях огромное количество замыслов и наблюдений.

Забота о ближних - черта характера Диккенса, которая полностью проявилась в его отношении к своим детям (их было 9: 7 сыновей и 2 дочери) и детям своего брата.

Эти особенности натуры Диккенса не были простой данью викторианской морали, проповедующей сострадание к чужому горю и христианскую помощь ближним. Она была обусловлена жизненными обстоятельствами, в которых оказался будущий писатель еще в детстве и юности, исторической эпохой, в которой соседствовали блеск и великолепие с нищетой и бесправием, процветание и прогресс - с безграмотностью и порабощением, дворцами вельмож и работными домами для сирот. Не все противоречия эпохи воспринимались Диккенсом диалектически; он панически и суеверно боялся революции; при сочувственном отношении к чартизму опасался чрезмерной активности рабочего люда.

Более других своих современников Диккенс был выразителем совести нации, того, что он любил, чему поклонялся, во что верил и что ненавидел; творцом самых солнечных улыбок и самых искренних слез; писателем, произведения «которого невозможно было читать без горячей симпатии и заинтересованности». Таким вошел Диккенс в большую литературу.

Тема альтруизма связана с темой добра, морального прозрения и нравственного перерождения человека, являющейся также ключевой в творчестве Диккенса и по-новому звучащей в романе «Домби и сын», который автор начал писать в Швейцарии в 1846 г., а закончил в Англии в 1848 г. Это произведение Диккенса отразило сложную и противоречивую картину состояния английского общества, перед которым маячил призрак новой революции.

«Голодные сороковые» - эпоха, определившая накал общественной борьбы и породившая шедевры английского критического реализма, созданные представителями «блестящей плеяды». «Домби и сын» был написан в то же время, что и «Ярмарка тщеславия», «Джейн Эйр», «Мэри Бартон». В романе Диккенса отразились программа, его эстетическое кредо, нравственный идеал, связанный с протестом против эгоизма и отчужденности человека в обществе. Прекрасное и доброе у Диккенса - самые высокие нравственные категории, зло трактуется как вынужденное уродство, отклонение от нормы, а потому оно безнравственно и бесчеловечно.

В отличие от романов, названных именем главного героя, это произведение имеет в заголовке название торговой фирмы. Тем самым подчеркивается значимость этой фирмы для судьбы Домби, главного персонажа романа.

Первоначально роман Диккенса был задуман как «трагедия гордости». Гордость - важное, хотя не единственное качество буржуазного дельца Домби. Но именно эта черта главного героя обусловливается его социальным положением - положением владельца торговой фирмы «Домби и сын». «В этих трех словах заключался смысл всей жизни мистера Домби. Земля была воздана для Домби и Сына, дабы они могли вести на ней торговые дела, а солнце и луна были созданы, чтобы озарять их своим светом»...

Личные качества человека Диккенс связывал с социальными условиями. На примере Домби он показал негативную сторону буржуазных отношений, грубо вторгающихся в сферу личных, семейных связей, безжалостно ломая и коверкая их. Все в доме Домби подчинено суровой необходимости выполнения своих служебных обязанностей. Слова «должен», «сделать усилие» - главные в лексиконе фамилии Домби. Те, кто не могут руководствоваться этими формулами, обречены на гибель. Гибнет бедная Фанни, выполнявшая свой долг и подарившая Домби наследника, но не сумевшая «сделать усилие». Торговля оптом и в розницу превратила людей в своеобразный товар. У Домби нет сердца: «Домби 5 и Сын часто имели дело с кожей, но никогда с сердцем. Этот модный товар они предоставляли мальчишкам и девчонкам, пансионам и книгам». Однако Домби - сложная натура, гораздо более сложная, чем все предыдущие герои-злодеи Диккенса. Его душу постоянно отягощает бремя, которое иногда он ощущает больше, иногда меньше. В начале романа автор не объясняет его сути и природы. Он только намекает на то, что гордость не позволяла мистеру Домби снисходить до человеческих слабостей, например жалости к себе по случаю смерти жены. Больше всего его беспокоила судьба маленького Поля, на которого он возлагал большие надежды и которого начал воспитывать, пожалуй, даже с чрезмерным усердием, стремясь вмешаться в естественное развитие ребенка, перегружая его занятиями и лишая досуга и веселых игр. Дети у Диккенса в большинстве своем несчастны, они лишены детства, лишены человеческой теплоты и ласки. Флоренс и Поль не могут завоевать расположение отца, хотя внешне может показаться, что Поль отнюдь не страдает от отсутствия отцовской любви. Любовь Домби к сыну продиктована чисто деловыми соображениями. Он видит в нем наследника дела, а не личность, существо, наделенное недетским опытом и серьезностью. Флоренс жестоко страдает от холодного пренебрежения отца. Этим двум детям суждено будет «сокрушить» холодное и бесчувственное сердце мистера Домби и его чрезмерную гордыню. Но Домби действительно не был наделен добрым сердцем. Он так же спокойно переносит смерть любимого сына, как когда-то его слова о назначении денег: «Папа, а что значат деньги? - Деньги - могут сделать все.- А почему они не спасли маму?» Этот наивный и бесхитростный диалог ставит Домби в тупик, но ненадолго. Он еще твердо убежден в силе денег. На деньги покупается вторая жена. Ее чувства абсолютно безразличны Домби. Он спокойно переживает ее уход, хотя его гордости и нанесен незначительный удар. Настоящий удар Домби получает, узнав о разорении, коим он обязан своему поверенному, дельцу и хищнику по натуре - Каркеру. Именно крах фирмы является последней каплей, разрушившей каменное сердце ее владельца. Перерождение Домби в заботливого отца и деда, нянчившего детей Флоренс, не должно восприниматься как сказочное перерождение скряги Скруджа. Оно подготовлено всем ходом событий этого замечательного произведения. Диккенс-художник гармонически сливается с Диккенсом-философом и гуманистом. Социальное положение определяет нравственный облик Домби, так же как и обстоятельства влияют на изменение его характера. Поляризация добра и зла в этом романе осуществляется тонко и продуманно. Носителей доброго гуманистического начала объединяет способность понимать друг друга, помогать в трудную минуту, ощущать потребность в необходимости этой помощи. Таковы Сол Джиле и капитан Катль, Сьюзен Нипер, миссис Ричарде. Зло же сконцентрировано в единомышленниках мистера Домби - миссис Чик, Каркер, миссис Скьютон. Каждая из групп персонажей имеет свою жизненную философию, свои зоны влияния. Но заслуга Диккенса-реалиста в том, что он показывает суть современного ему общества, которое идет по пути технического прогресса, но которому чужды такие понятия, как духовность и сострадание к несчастьям близких. Психологическая характеристика персонажа в этом романе Диккенса значительно усложняется по сравнению с предыдущими. После краха своей фирмы Домби проявляет себя с наилучшей стороны. Он выплачивает почти все долги фирмы, доказав свое благородство и порядочность. Вероятно, это результат той внутренней борьбы, которую он постоянно ведет сам с собой и которая помогает ему переродиться, вернее, возродиться для новой жизни, не одинокой, не бесприютной, а полной человеческого участия.

Главное для Диккенса в этом романе - показать возможность нравственного перерождения человека. Трагедия Домби - трагедия социальная, и выполнена она в бальзаковской манере: в романе показаны взаимоотношения не только человека и общества, но человека и материального мира. Чем меньше общество влияет на человека, тем человечнее и чище он становится. Немалую роль в моральном перерождении Домби суждено было сыграть Флоренс. Ее стойкость и верность, любовь и милосердие, сострадание к чужому горю способствовали возвращению к ней расположения и любви отца. Точнее, Домби благодаря ей открыл в себе нерастраченные жизненные силы, способные «сделать усилие», но теперь - во имя добра и человечности.

Значительно усложнилась повествовательная манера писателя. Она обогатилась новой символикой, интересными и тонкими наблюдениями. Усложняется и психологическая характеристика героев (миссис Скьютон, Эдит, мистер Домби, миссис Токе), расширяется функциональность речевой характеристики, дополненной мимикой, жестами, возрастает роль диалогов и монологов. Усиливается философское звучание романа. Оно связано с образами океана и реки времени, впадающей в него, бегущих волн. Автором проводится интересный эксперимент со временем - в повествовании о Поле оно то растягивается, то сужается, в зависимости от состояний здоровья и эмоционального настроя этого маленького старичка, решающего отнюдь не детские вопросы.

Совершенствуется мастерство Диккенса-карикатуриста. Каркер с его безупречными белыми зубами напоминает кота с мягкой поступью, острыми когтями и вкрадчивой походкой. Гордость мистера Домби подчеркивается походкой, позой, манерой держаться и разговаривать, а также общаться с окружающими. В речи майора Бэгстока доминируют одни и те же выражения, характеризующие его как сноба, подхалима и бесчестного человека. Но, пожалуй, высшим достижением Диккенса-психолога является сцена бегства Каркера после объяснения с Эдит. Каркер, победивший Домби, неожиданно оказывается отвергнутым ею. Его козни и коварство обратились против него самого. Его мужество и самоуверенность сокрушены: «Гордая женщина отшвырнула его, как червя, заманила в ловушку и осыпала насмешками, восстала против него и повергла в прах. Душу этой женщины он медленно отравлял и надеялся, что превратил ее в рабыню, покорную всем его желаниям. Когда же, замышляя обман, он сам оказался обманутым, и лисья шкура была с него содрана, он улизнул, испытывая замешательство, унижение, испуг». Бегство Каркера напоминает бегство Сайкса из «Оливера Твиста», но там в описании этой сцены было много мелодраматизма. Здесь же автором представлено огромное разнообразие эмоциональных состояний героя. Мысли Каркера путаются, реальное и воображаемое переплетаются, темп повествования убыстряется. Он подобен то бешеной скачке на лошади, то быстрой езде по железной дороге. Каркер передвигается с фантастической скоростью, так, что даже мысли, сменяя в его голове одна другую, не могут опередить этой скачки. Ужас быть настигнутым не покидает его ни днем, ни ночью. Несмотря на то что Каркер видит все происходящее вокруг него, ему кажется, что время настигает его.

В передаче движения, его ритма Диккенс использует повторяющиеся фразы: «Снова однообразный звон, звон бубенчиков и стук копыт и колес и нет покоя».

Мастерство портретных и психологических характеристик очень высоко в «Домби и сыне», и даже комические второстепенные персонажи, лишившись гротескных и комических черт, свойственных героям первого периода, стали хорошо знакомыми нам людьми, которых мы могли бы выделить в толпе.

Многие особенности таланта Диккенса ярко сказываются в одном из лучших его романов - «Торговый дом „Домби и сын“. Торговля оптом, в розницу и на экспорт» (Dealings with the Firm of Dombey and Son: Wholesale, Retail and for Exportation, 1848). Бесконечная вереница фигур и жизненных положений в этом произведении изумляет. Немного романов в мировой литературе, которые по богатству красок и разнообразию тона могут быть поставлены в один ряд с «Домби и Сыном», не считая некоторых позднейших произведений самого Диккенса. Как мелкобуржуазные персонажи, так и представители лондонской бедноты созданы им с большой любовью. Все эти люди почти сплошь и рядом чудаки, но чудачества, заставляющее вас смеяться, делают этих персонажей ещё ближе и милее. Правда, этот дружелюбный, этот безобидный смех заставляет вас не замечать их узости, ограниченности, тяжёлых условий, в которых им приходится жить; но уж таков Диккенс… Надо заметить, однако, что когда он обращает свои громы и молнии против угнетателей, против чванного негоцианта Домби, против негодяев, вроде его старшего приказчика Каркера, он находит столь разящие слова негодования, что они порой граничат с революционным пафосом.

Так, Стефан Цвейг, отмечая зоркость глаза писателя, указывал на то, что он отражал предмет не в его естественных пропорциях, как обыкновенное зеркало, а как зеркало вогнутое, преувеличивая, выделяя главные характерные черты: «Дородный Пиквик олицетворяет душевную мягкость, тощий Джингль - черствость, злой превращается в сатану, добрый - в воплощенное совершенство. Диккенс преувеличивает, как и каждый большой художник, но стремится не к грандиозному, а к юмористическому. Его психология начинается с видимого, он характеризует человека через чисто внешние проявления, разумеется, через самые незначительные и тонкие, видимые только острому глазу писателя. Он подмечает малейшие, вполне материальные проявления духовной жизни и через них, при помощи своей замечательной карикатурной оптики, наглядно раскрывает весь характер».

Огромная серия фигур и жизненных положений в этом произведении изумительны. Фантазия Диккенса, изобретательность его кажутся неисчерпаемыми и сверхчеловеческими. Очень мало романов в мировой лит-ре, к-рые по богатству красок и разнообразию тона могут быть поставлены наряду с «Домби и сыном», и среди этих романов надо поместить и некоторые позднейшие произведения самого Д. Мелкобуржуазные типы, типы бедных созданы им с великой любовью. Все эти типы почти сплошь чудаки. Но это чудачество, заставляющее вас смеяться, делает их еще ближе и милее. Правда, этот дружелюбный, этот ласковый смех заставляет вас не замечать их узости, ограниченности, тяжелых условий, в которых им приходится жить; но уж таков Диккенс. Надо сказать однако, что когда он обращает свои громы против угнетателей, против чванного негоцианта Домби, против негодяев, вроде его старшего приказчика Каркера, он находит столь громящие слова негодования, что они действительно граничат порой с революционным пафосом.

Вместе с тем в его произведениях отчетливо проявился морализующий характер английского реализма. Писатель верит в возможность преобразования общества мирным путем, путем убеждения и перевоспитания людей, и потому большое внимание уделяет в своих романах проблеме воспитания.

Утопический идеал Диккенса о возможности мирного и счастливого существования людей, далеко отстоящих от своекорыстного мира буржуазных дельцов, весьма часто предстает в его творчестве (особенно в первые периоды) в форме мелкобуржуазной идиллии. Однако по мере творческого роста писателя все более глубокой и непримиримой становится критика Диккенса. Все более трезво подходит он к оценке явлений действительности; сильнее, значительнее и глубже становятся обобщения и выводы писателя.

В историю мировой литературы Диккенс вошел как блестящий юморист и сатирик. В его романах смех становится могучим средством обличения и критики пороков буржуазного строя.

Роман “Домби и сын” в ряду творений Ч. Диккенса занимает особое место. Во-первых, это произведение заканчивает два важнейших периода творчества Диккенса (30-е и 40-е годы) и подводит им своеобразный итог; во-вторых, роман открывает новый этап творчества писателя (50-е годы). Здесь сосредоточены блестяще отработанные, отшлифованные приемы иронии и юмора и используются новые методы достижения комического эффекта (подчиненные новым идеям и проблемам, поставленным автором) – способы сатирического изображения.

Сатира – “вид комического; беспощадное, уничтожающее переосмысление объекта изображения (и критики), разрешающееся смехом. Это способ художественного воспроизведения действительности, раскрывающий ее как нечто превратное, несообразное, внутренне несостоятельное. Сатира “моделирует” свой объект, создавая образ высокой степени условности, что достигается направленным искажением реальных контуров предмета… Эстетическая “сверхзадача” сатиры – возбуждать и оживлять воспоминания о высших жизненных ценностях, оскорбляемых низостью, пороками, грубостью и глупостью” . Сатира высмеивает явления, которые представляются автору порочными, а ее сила зависит от социальной значимости явления, которое описывает автор, и от выбора средств реализации.

Предмет сатирического изображения – различные явления, несущие зло, причем высмеиваются и человеческие качества, и социальные пороки.

Основные способы реализации сатиры:

а) гипербола (прием, основанный на художественном преувеличении тех или иных свойств изображаемого. Используется для усиления эмоционального воздействия на читателя, чтобы ярче выделить в изображаемом какую-то черту);

б) заострение (уделение какой-либо отдельной стороне явления или предмета повышенного внимания, выражающееся в постоянном возвращении к ее описанию);

в) гротеск (в данном случае используется как сочетание фантастически преувеличенных средств с гиперкарикатурой на какие-либо явления);

г) тропы (метонимия, метафора, эпитет, сравнение); ирония – иносказание; авторская оценка; особая лексика.

Сатира, предмет и способы ее реализации в романе “Домби и сын”.

Как уже было отмечено выше, сатира обличает нравственное и социальное зло, пороки, которые, по мнению писателя, должны быть высвечены, высмеяны, выведены на поверхность, так как они уродуют и извращают людей, их поведение, поступки и мысли. Уничтожить зло можно только тогда, когда маска с него будет сорвана; когда порок предстанет как нечто ужасное, так как не будет ничем прикрыт, когда он устрашит и заставит задуматься над его искоренением.

В романе “Домби и сын” более глубокое (по сравнению с предшествующими ему произведениями Диккенса) понимание действительности и всех ее противоречий выражается в том, что возмущение и гнев писателя соединяется с беспощадным смехом. Диккенс сатирически изображает и нравственные уродства (присущие отдельным персонажам) и социальное зло (системы и объединения, созданные обществом). Таким образом, именно эти объекты и являются предметом сатиры писателя.

Вот портрет миссис Пинчин: это “удивительно некрасивая зловредная старая леди с лицом пятнистым, как плохой мрамор, с крючковатым носом и жесткими серыми глазами, по которым можно было молотом как по наковальне, не нанося им никакого ущерба”, чей организм “требовал горячей пищи, отбивных котлет, а после них – отдыха”. Все вышеназванные пороки миссис Пинчин проступают в описании ее внешности, причем Диккенс использует прием сатирического заострения отдельных черт ее характера: безжалостность, злобность. Эффект достигается с помощью эпитетов: “крючковатый нос” (“hock nose”); “жесткие… глаза” (“hard… eyes”); сравнений (в сочетании с эпитетами): “с лицом пятнистым, как плохой мрамор” (“with a mottled face, like bad marble”); “сглазами, по которым… можно было бить молотом как по наковальне” (“with… eyes, that looked as if it might have been hammered at on an anvil”). Обжорство, свойственное миссис Пинчин, выявлено не только ироническим замечанием, что “ее организм требовал горячей пищи и отбивных котлет” (“her constitution required warm nourishement… and mutton-chops”), но и обозначением ее как “прекрасной людоедки” (“fair ogress”). Диккенс применяет прием метонимии (миссис Пинчин носит черную бомбазиновую юбку (“black bombzine skirt”) и напоминает дикарку-людоедку). Об эгоизме Пинчин может свидетельствовать следующее ее высказывание: “… Как бы там ни было, а я ухожу. Я не могу здесь оставаться. Я бы через неделю умерла. Вчера я должна была поджарить себе свиную котлету, а я к этому не привыкла. Мое здоровье пострадает”. Пинчин покидает обанкротившегося хозяина, так как за ней теперь некому ухаживать, и она вынуждена сама предпринимать какие-то самостоятельные действия, что в ее интересы не входит (Диккенс очень точно подмечает эту черту характера Пинчин в ее же высказывании: “я должна была сама поджарить себе свиную котлету, а я к этому не привыкла” (“I had to cook my own pork chop yesterday, and I’ m not used to it”). Диккенс зло и метко высмеивает отвратительные недостатки, воплощенные в образе миссис Пинчин.

Другой пример сатирического изображения нравственных пороков – образ мистера Каркера-заведующего. Описывая его внешность, Диккенс постоянно указывает на его “хищность”, подчеркивая наличие у Каркера “двух безукоризненных рядов блестящих зубов, чья совершенная форма и белизна действовали поистине удручающе. Нельзя было не обратить на них внимание, ибо, разговаривая, он их всегда показывал и улыбался такой широкой улыбкой,… что было в ней нечто напоминающее оскал кота” (“two unbroken rows of glistening teeth, whose regularity and whiteness were quite distressing. It was impossible to escape the observation of them, for he showed them whenever he spoke; and bore so wide a smile upon his countenance, that there was something in it like the snarl of a cat”).

Где бы ни появился Каркер, писатель всюду уделяет особое внимание состоянию и своеобразной деятельности зубов персонажа. Это прием гиперболического заострения – зубы хищника становятся полноправными участниками жизни своего хозяина, они равны ему. Диккенс использует прием повтора, прием перечисления действий, переданных с помощью специальных глаголов: зубы Каркера “вибрируют в тон песенке” (“his many teeth vibrated to it ”), “сверкают”, “обозревают всё кругом” (“observing all around”); сам Каркер “проветривает зубы” (“bestowed his teeth upon a great many people”), “обнажил верхние и нижние десны” (“bared himself to the tops and bottoms of his gums”). Для создания сатирического образа Диккенс использует эпитеты “блестящие зубы” (“glistening”), “обремененный зубами человек” (“the man of teeth”); “улыбающийся джентльмен” (“smiling gentleman”); сравнения. Как правило, Каркер сравнивается с котом: “в его улыбке было нечто, напоминающее оскал кота” (“that there was something in it like the snarl of a cat”); “его волосы и бакенбарды… напоминали шерсть рыжеватого в пятнах кота“ (“with hair and whiskers… more like the coat of a sandy tortoise-shell cat”), или с волком: “Какая волчья морда! Даже воспаленный язык виднелся из растянутой пасти, когда его глаза встретились с глазами мистера Домби!” (“Wolf’s face that it was then, with even the hot tongue revealing itself through the stretched mouth, as the eyes encountered Mr. Dombey’s!”).

Другой объект сатиры Диккенса – социальное зло. Его носителями в “ Домби и сыне” являются частные воспитательно-учебные заведения (школа доктора Блимбера, пансион миссис Пинчин. “старинное учреждение “Милосердные Точильщики”); светское общество (его представители – миссис Скьютон, майор Бэгсток, сэр Барнет Скесилс, гости на приеме в доме Домби); наконец, так называемое “явление Домби” – среда дельцов, в которой правят только деньги.

Мистер Домби подчиняет все интересам своей фирмы, и в то же время сама фирма поглощает его, превращает в некий бездушный автомат, служащий ее процветанию. Деньги, являющиеся причиной того, что их обладателей “почитают, боятся, уважают, заискивают перед ними”, деньги делают своих владельцев “влиятельными и великими в глазах всех людей, так как они “могут сделать что угодно”. Вот бог мира Домби, мира, которому лишь богатство внушает самоуверенность и дает могущество; благополучие денежных предприятий – цель жизни дельцов, коммерсантов. Вот их представление о собственном всесилии: “Земля была создана для Домби и сына, дабы они могли вести на ней торговые дела, а солнце и луна были созданы, чтобы озарять их своим светом… Реки и моря были созданы для плавания их судов… звезды и планеты двигались по своим орбитам, дабы сохранить нерушимой систему, в центре которой были они”. Блестящий прием гиперболы, перерастающей в гротеск (интересам фирмы фантастическим образом подчинены небесные тела) позволяет Диккенсу глубже высветить пагубные явления накопительства, эгоизма, характерные для мира буржуа. Денежные отношения, интересы фирмы заменяют собой отношения семейные, человеческие, интерес к прекрасному, живому. Жизнь тех, кто поклоняется власти денег, превращается в механическое существование. Диккенс поднимает вопросы, являющиеся основными для существования общества, а именно – несовместимость накопительства с моралью, денег с человеколюбием. Отцовское чувство любви к сыну у Домби деформируется, а любовь к дочери оказывается м вовсе невозможной (к дочери он относится “как к фальшивой монете, которую нельзя вложить в дело” – “a piece of base coin that couldn’t be invested” – блестящее сравнение). Жена, сын, все окружающие рассматриваются Домби только по отношению к фирме, а сама фирма становится чем-то вроде мифа (гротескный прием). Чувства Домби застывают, а сам он становится похож на ледяную глыбу. При описании мистера Домби Диккенс постоянно обращает внимание на холод, который живет и в самом “замороженном джентльмене”, и распространяется вокруг него: “Мистер Домби олицетворял собой ветер, сумрак и осень… В ожидании гостей он стоял,… суровый и холодный, как сама погода, а когда он смотрел на деревья в садике, их бурые и темные листья трепеща падали на землю, точно его взгляд нес им гибель”. Яркий образ, противопоставленный самой жизни природы своей убийственной холодностью, создается с помощью гиперболы (от взгляда Домби падают листья); метафоры («Мистер Домби олицетворял собой ветер, сумрак и осень” – “Mr. Dombey represented in himself the wind, the shade, and the autumn”); эпитетов “замороженный” (“frozen”), “холодный” (“cold as the weather”). Наконец, мистер Домби сравнивается с каминными щипцами и кочергой: “Из всех … вещей несгибаемые и холодные каминные щипцы и кочерга как будто притязали на ближайшее родство с мистером Домби в его застегнутом фраке, белом галстуке, с тяжелой золотой цепочкой от часов и в скрипучих башмаках” (“The stiff and stark fire-irons appeared to claim a nearer relationship than anything else there to Mr. Dombey, with his buttoned coat, his white cravat, his heavy gold watch-chain, and his creaking boots”). Гиперболичность холода замечательно отражена в сцене обеда в доме Домби после крестин Поля:

“Дома они нашли… холодную закуску, красовавшуюся в холодном великолепии хрусталя и серебра и похожую скорее на покойника, чем на гостеприимное угощение…

– …У меня холодная телячья нога, сэр, – отозвался мистер Чик, усердно растирая окоченевшие руки…

– …У меня холодная телячья голова, затем холодная птица… ветчина… салат… омары…

Все угрожало зубной болью. Вино оказалось таким нестерпимо холодным, что у мисс Токс вырвался тихий писк. Телятину принесли из такого ледяного чулана, что первый же кусок вызвал у мистера Чика ощущение, словно у него леденеют руки и ноги…”

Повторы слов “холодный” (“cold”), “ледяной”, сравнения, связанные с чувством холода (“словно леденеют руки и ноги”; “все угрожало зубной болью” – “there was a toothache in everything”; “закуска, похожая… на покойника” – “cold pomp… looking… like a dead dinner”) создают атмосферу нестерпимо замораживающего холода, царящего во всем доме Домби, удивительно гармонирующем с обликом хозяина: мрачное, темное, не пропускающее в себя лучи солнца строение, внутри которого всё выражало “одну мысль, а именно мысль о ледяном холоде”. Холод Домби – обычное состояние бездушного механизма, ведущего счет холодным, безжизненным деньгам. Нравственный порок словно вытекает из общественного, что очень тонко отмечено писателем.

На ужасающую систему образования и воспитания, существующую в частных школах, пансионах и других учебных заведениях Англии Диккенс обращает внимание не впервые. Проблеме воспитания он придавал огромное значение, так как считал (и совершенно справедливо), что судьба граждан во многом зависит от состояния школьного образования (вопрос был поставлен еще в романе “Жизнь и приключения Николаса Никльби”).

Что же представляет собой воспитание в доме “прекрасной перуанки” миссис Пинчин? “Все называли ее превосходной воспитательницей”, а тайна ее воспитания заключалась в том, чтобы давать детям все, что они любят, и не давать того, что они любят” (“She was generally spoken of as a “great manager” of children; and the secret of her management was, to give them everything that they didn’t like, and nothing they did”). Прекрасный контраст, дающий понять, что система воспитания миссис Пинчин не имеет ничего общего с любовью к детям и педагогикой. Обед воспитанников (в отличие от обеда миссис Пинчин) состоял “преимущественно из мучной и растительной пищи”. На глазах у полуголодных детей бездушная Пинчин съедает отбивные котлеты, что, по ее мнению, должно улучшить детские нравы, хотя на самом деле развивает забитость, зависть и жадность. В системе Пинчин господствует одна мораль: всё должно держаться на страхе наказания. Наконец, в планы миссис Пинчин “входило не допускать, чтобы детский ум развивался и расцветал, как бутон, но раскрывать его насильно, как устрицу” (“not to encourage a child’s mind to develop and expand itself like a young flower, but to open it by forec like an oyster”). Яркие сравнения подчеркивают контраст: если “бутон” (“young flower”) раскрывает как “устрицу” (“oyster”), то это нарушает естественный процесс познания мира и развития, образование является антиобразованием, антивоспитанием. Однако общественное мнение называет систему миссис Пинчин “великолепной”. Общество не замечает, как при подобном воспитании уродуется детский ум, и Диккенс считает своим долгом, сатирически обрисовав первую ступень детского образования, прямо указать на явное зло, которое приносит такая система.

Ступень вторая – изображение воспитания учеников в школе доктора Блимбера. Вот как характеризует это учебное заведение Диккенс: “Заведение доктора Блимбера было большой теплицей, где постоянно работал форсирующий аппарат. Все мальчики расцветали преждевременно. Умственный зеленый горошек созревал к рождеству, а интеллектуальная спаржа – круглый год. Под надзором доктора Блимбера математический крыжовник… обычно появлялся в самую неожиданную пору года… Все виды греческих и латинских овощей приносились самыми сухими ветками и в любой мороз. Природа не имела никакого значения. Для каких бы плодов ни был предназначен юный джентльмен, доктор Блимбер так или иначе заставлял его приносить плоды установленного образца… Но… не было надлежащего вкуса у скороспелых продуктов, и они плохо сохранялись”. Всё описание построено на метафорах; причем каждая из них словно опровергает утверждение “дети – цветы жизни”. В “теплице” (“hothouse”) Блимбера “цветы” дают плоды (“зеленый горошек” – “green pears”, “интеллектуальную спаржу” – “intellectual asparagus”; “математический крыжовник” – “mathematical gooseberries”; “греческие и латинские овощи” – “Greek and Latin vegetable”) в “самую неожиданную пору года” (“untemely seasons”), причем способности учеников (“природа” – “nature”) не имели никакого значения. В ускоренной системе обучения Блимбера мальчики “расцветали преждевременно” (“blew before their time”), их “заставляли приносить плоды установленного образца” (“made… bear to pattern, somehow or othere”), но у них “не было надлежащего вкуса” (“was not the right taste”). То есть, система Блимбера совершенно неэффективна: ускоренное образование, при котором не учитываются индивидуальные способности детей, приводило к тому, что все плоды обучения “недолго сохранялись” (didn’t keep well”). Итоги такого обучения печальны: “один юный джентльмен… в один прекрасный день вдруг перестал цвести” (“left off blowing) и “остался в заведении просто в виде стебля” (“remainded in the establishment a mere stalk”). Под влиянием ускоренной системы “юный джентльмен обычно утрачивал бодрость (“took leave of his spirits”) через три недели… К концу первого года он приходил к заключению, которому уже никогда не изменял, что все грезы поэтов и поучения мудрецов – набор слов и грамматических правил, и никакого другого смысла не имеют” (“all the fancies of the poets, and lessons of the sages, were a mere collection of words and grammar, and had no other meaning in the world”). Система Блимбера взваливает на плечи несчастных учеников как можно больше знаний; у детей постепенно развивается не стремление к знаниям, а настоящее отвращение к наукам, причем некоторые ученики становятся… просто идиотами. Сам Блимбер схож с бездушным механизмом (Диккенс нередко сравнивает его с часами), а ученики называют его “воспитание” игом Блимбера (“allegiance of Blimber”).

Каким же должен стать молодой человек, обученный в такой школе? Перед нами пример Тутса, который “утратил мозги, когда у него начали пробиваться усы” (“when he began to have whiskers he left off having brains”), Бригса и Тозера, которых во сне преследуют кошмарные уроки и многих других жертв этой “педагогической” системы.

Не лучшим вариантом является и “старинное учреждение “Милосердные Точильщики”, где, по словам мистера Домби, “ученики получают благодетельное образование”. А в этом заведении господствует так называемый “учитель” – “перезрелый бывший Точильщик свирепого нрава, который был назначен учителем, ибо ничего не знал и был ни к чему не пригоден” (“super-rannuated old brinder of savage disposition, who had been appointed schoolmaster because he didn’t know anything”).

Поразительное явление: система порождает ни к чему не годных людей, которые, в свою очередь, ничему, кроме страха, научить не могут; зато увеличивается количество молодых людей, которые, подобно Робу Тудлю, “сбиваются с пути” (или, говоря иначе, становятся преступниками). Да и может ли быть иным результат, если такое “образование” дают люди, занимающие “место учителя с таким же правом, с каким могла бы его занимать охотничья собака”?

Гневное обличение уродующей сущности подобного воспитания всё же было услышано: после выхода из печати произведений Диккенса, в которых он касался системы образования, большое количество частных школ в Англии было проинспектировано, что привело к закрытию многих из них и, в конечном счете, к улучшению систем воспитания и образования.

“– Мы возмутительно реальны, мистер Каркер, – сказала миссис Скьютон, – не правда ли?

Мало у кого было меньше оснований жаловаться на свою реальность, чем у Клеопатры, у которой фальшивого было столько, сколько могло бы войти в состав человека, реально существующего” (“Few people had less reason to complain of their reality than Cleopatra, who had as much that was false about her as could well go to the composition of anybody with a real individual existence”).

Помимо неестественности света, Диккенс обличает и другой порок его – лицемерие. Отражением его превосходно служит пример майора Бэгстока. Он знакомится с мистером Домби, так как тот богат и влиятелен и, следовательно, может сослужить майору хорошую службу.

Майор при встрече с Домби тут же начинает льстить; и достигает своей цели, так как расхваливает и самого Домби (“это имя, сэр, человек узнает с гордостью… Ей-богу, это славное имя!” – “It is a name, sir, that a man is proud to recognise… By the lord, it’s a great name!”), и маленького Поля (“Дж.Б. – прямолинейный, простодушный, откровенный человек; этот мальчик, сэр, останется в истории…” – “J.B. is a thorough–going, down-right, plain-spoken old Trump… That boy, sir, will live in a history”). Речь майора проста, грубовата (и этим она подкупает). О себе он говорит всегда в третьем лице, часто повторяет одно и то же (цель – заставить собеседника что-то о нем, майоре, запомнить), по отношению к вышестоящим через каждое слово использует почтительное обращение “сэр” (“sir”). Майор готов льстить каждому, кто способен удовлетворить его стремление к житейским удовольствиям и хорошему обществу. Если же кумир и покровитель утрачивает силу и власть, светское общество, ранее превозносившее объект своей лести, теперь немедленно отворачивается от него. В лице Бэгстока это выглядит так: “Для майора Бэгстока банкротство Домби было подлинным бедствием. Майор был не из тех, кто умеет думать о ближнем – всё его внимание сосредоточивалось на Дж.Б…” Авторская оценка не требует комментария. Об образе майора Бэгстока замечательно отозвался Г.Честертон: “Майор… – чистейший гротеск… Диккенс всего точнее там, где он особенно фантастичен. Он преувеличивает тогда, когда отыщет истину, которую можно преувеличить… В гротескном Бэгстоке яростно и явно преувеличено то, что называется худшим и опаснейшим из лицемерий. Самый гнусный и опасный лицемер не тот, кто рядится в непопулярную добродетель, а тот, кто щеголяет модным пороком. Мир любит грубоватых, бывалых вояк, распекающих слуг и подмигивающих дамам…” . И именно поэтому мало кто замечает лицемерие майора, ведь он, кажется, говорит всё прямо и начистоту, играл роль простоватого и наивного чудака. Даже его внешность (очень зло описанная Диккенсом с помощью эпитетов и сравнений: “багровая физиономия” (“purple face”), “рачьи глаза” (“lobster eyes”) располагает к доверию; таких людей считают целиком “своими”, занимательными и интересными собеседниками, глубоко преданными друзьям. Диккенс разбивает эти иллюзии.

“Цель жизни сэра Барнета заключалась в том, чтобы постоянно расширять круг знакомств… Сэр Барнет Снетлс гордился тем, что знакомил людей с людьми” (“Sir Barnet object in life was constantly to extend the range of his acquaintance… Sir Barnet was proud of making people acquainted with people”), даже в том случае, если в ответ на его предложение гостю познакомиться с кем-нибудь по собственному желанию, ему называли лицо, “которое сэр Барнет знал лично не больше, чем Птолемея Великого” (“of whom Sir Barnet had no more personal knowledge than of Ptolemy the Great”).

Помимо ярко выраженной сатирической характеристики объектов, в романе “Домби и сын” можно найти примеры так называемой “переходной области” между юмором и сатирой. Под “переходной областью” следует понимать те явления, при которых юмористический способ изображения утрачивает добродушие, становится злее, насмешливее, но до сатиры с ее беспощадным обличением зла как порока, который необходимо выявить и уничтожить, который опасен для дальнейшего развития, этот способ всё же не доходит, не дорастает. Смех становится нравоучительным; герой (явление, ситуация), подвергнутый такому “переходному” осмеянию как-то оправдывается писателем.

Примеры “переходной области” – образы мисс Токс и мисс Корнелии Блимбер. Диккенс довольно-таки зло отмечает льстивость, угодничество, глуповатость мисс Токс. Но она, как оказывается на самом деле, отзывчивая, добрая и верная, умеет сострадать и сочувствовать, и, самое главное, способна на искреннее, высокое чувство – любовь. Она бывшая воспитанница миссис Пинчин, но отказывается от методов обучения, введенных у “прекрасной людоедки”; она воспитывает детей семейства Тудль так, как сама считает нужным, и делает это великолепно.

Мисс Корнелия Блимбер кажется похожей на бездушное существо, которому чуждо всё живое. Она даже кажется страшной при описании того, как она обучает питомцев школы доктора Блимбера на “начальной стадии” – ведь именно она взваливает на их плечи непосильный груз знаний. Но, несмотря на все свои недостатки, Корнелия получает оправдание: она, оказывается, “вовсе не хотела быть слишком… суровой… Просто она держалась той веры, в которой была воспитана”. У нее нет эгоизма и злобы миссис Пинчин, и в отличие от своего отца (доктора Блимбера) она понимает, что перед ней дети, а не академики.

В ней пробуждаются человеческие чувства: она по-своему любит маленького Поля, а в конце романа выходит замуж за мистера Фидера, к которому испытывает неподдельную симпатию. Есть надежда и на улучшение условий образования в школе, которая переходит в руки Фидера: на смену “игу” Блимбера идет более мягкий режим обучения.

Если герой проявляет хоть каплю душевной теплоты, если его пороки не несут угрозы окружающим (если они могут быть легко исправлены), он никогда не описывается у Диккенса сатирически полностью. Если в начале характеристики такого героя элементы сатиры можно встретить, то позже, когда образ раскрывается и становится ясно, что он принадлежит к «переходной области», персонаж характеризуется как вполне положительный и сатиру сменяет мягкий юмор. Подчеркну, что в данном случае речь идет о героях типа мисс Токс и Корнелии. Говорить о мистере Домби, исходя из аналогичной установки, трудно - кроме того, целью данной статьи не является исследование преображения этого персонажа, хотя преображение это безусловно, произошло.

В целом, говоря о способах сатирического изображения, следует отметить, что, несмотря на несомненную силу и глубину обличения зла, сатира писателя в “Домби и сыне” еще не достигает того размаха, который она получит несколько позже (так, в романах “Крошка Доррит” и “Холодный дом” писатель создает “обобщенные образы, сознательно лишенные индивидуальных черт и особенностей и отражающие в самой общей форме наиболее характерные черты” , например, государственных учреждений – Министерство волокиты, Канцелярский суд). Но как ярко созданы образы миссис Скьютон, Каркера, Бэгстока! Как замечательно сатирически описаны способы воспитания детей (у миссис Пинчин, доктора Блимбера, в “Милосердных Точильщиках”)! В качестве сатирических приемов Диккенс блестяще использует прием гиперболы, гротеск, различные виды тропов, повторы, авторскую оценку и особые лексические средства. Создавая роман “Домби и сын”, Диккенс верил в возможность исправления недостатков и несправедливостей действительности, поэтому объекты сатиры (как носители зла) терпят в этом произведении поражение.

В романе “Домби и сын” собраны все оттенки диккенсовского смеха, проявившиеся в его произведениях периода 30-х – конца 40-х годов. Мастерство юмористического и сатирического изображения в сочетании с занимательнейшим сюжетом и глубиной поставленных писателем проблем делают роман “Домби и сын” шедевром мировой классики.

38.Социально-нравственные проблемы в творчестве Диккенса. Анализ одного из ранних романов. (см.вопрос 40).

В творчестве Диккенса можно выделить четыре периода.

Первый период-1833-1841 годы. В это время созданы «Очерки Боза», романы «Посмертные записки Пикквикского клуба», «Приключения Оливера Твиста», «Жизнь и приключения Николаса Никкльби» и некоторые другие произведения.

Второй период-1842-1848 годы - приходится на годы интенсивного развития рабочего движения в Англии. Лучшие произведения этих лет -«Американские заметки», «Мартин Чезл-вит», «Домби и сын».

Третий период-1848-1859 годы. В эти годы Диккенс создает наиболее сильные по своему социальному звучанию произведения- романы «Холодный дом», «Тяжелые времена», «Крошка Доррит».

Четвертый период относится к 60-м годам, т. е. ко времени, когда рабочее движение в стране ослабевает. В этот период Диккенс создает романы «Большие ожидания» и «Наш общий друг».

В истории Англии 40-е годы были годами усиления рабочего движения. Подъем чартизма, всеобщая забастовка, которой чартисты откликнулись на отклонение парламентом их петиции, еще более обострившаяся классовая борьба - все это, бесспорно, оказывало воздействие на писателя. В период европейской революции 1848 года английские реалисты создают свои самые значительные произведения, которые отличаются силой обличительного пафоса

По мере того, как все более и более прояснялась расстановка классовых
сил, симпатии Диккенса оказывались на стороне людей труда, на стороне
пролетариев. Аристократия, как становилось очевидным для Диккенса, потеряла
отныне господствующее положение в жизни страны. Диккенс насмехался над
феодально-реставраторскими призывами идеологов торизма и не верил, что они
могут повести за собой простой народ. Реакционно-романтическая идеализация
средневековья всегда находила в писателе непримиримого противника.
Но вместе с тем и достижения буржуазной цивилизации, как он убеждался,
имеют свою оборотную сторону: рост городов вызывал скученность населения,
увеличение трущоб, бедность; распространение роскоши сопровождалось
обнищанием широких слоев народа и т. д.
Эти вопиющие противоречия буржуазной цивилизации составляют одну из
ведущих тем ранних рассказов и романов Диккенса.
С самого начала своей литературной деятельности молодой писатель
выступал не только как противник феодальных порядков: уже в первых его
произведениях встречались резко критические высказывания по адресу
буржуазных дельцов и идеологов буржуазного строя.
Это критическое начало в мировоззрении Диккенса углублялось по мере
обогащения общественного опыта писателя, по мере развития общенародного
движения в Англии.
Диккенс должен был определить свое отношение к основному конфликту
эпохи, и важно то, что он смотрел на жизнь не глазами господствующих
классов, а глазами человека из народа. Поэтому, в частности, ему оказались
близкими некоторые идеи социалистов-утопистов.
Основное, что роднило писателя с оуэнистами, - это убеждение в
необходимости мирного преобразования социального строя на справедливых
началах равенства и любви к ближнему; он разделял и их наивную веру в добрую
волю высших классов, придавая большое значение нравственной проповеди и
социальным реформам.
Эта вера Диккенса в огромную роль убеждения в деле преобразования
общества на разумных основах находила опору в идеях английских писателей
эпохи Просвещения. Он хорошо знал и любил романистов XVIII века - Фильдинга,
Смоллета и др. Ему сродни была их вера в человека,
стихийно-материалистическое убеждение в том, что дурные условия жизни
уродуют изначально добрую «человеческую природу», он разделял их
оптимистический взгляд на жизнь.
Уже на первом этапе литературной деятельности у Диккенса зародилась
мечта об иных, небуржуазных условиях существования людей. Утопизм Диккенса
был наивен. И все же в его романтической мечте о гармоническом существовании
людей, которых сплачивает дружба, бескорыстие, труд, которые не знают
эксплуатации человека человеком, погони за прибылью, отчасти предугадано -
пусть пока еще туманно - направление общественного развития.
Утопический идеал Диккенса, основанный на вере в простого человека,
нередко в его романах приобретал черты мелкобуржуазной идиллии, выражался в
воспевании мирного домашнего уюта, семейного очага, в культе содружества
классов. И все же объективно утопия Диккенса - и в сильных своих сторонах и
в слабых - была выражением чаяний народных масс и отражала настроения
трудового человека, его веру и его заблуждения.
Твердая вера Диккенса в простого человека, наивная и безосновательная с
точки зрения буржуазных теоретиков, была близка жизни, логике исторического
развития, тогда как все наукообразные рассуждения буржуазных теоретиков о
вечности капиталистического строя, об эгоизме как основе человеческого
доведения оказались своекорыстной демагогией.
Творчество Диккенса претерпевает сложную эволюцию. О ее характере можно
судить по все более углубленной критике буржуазной действительности в
произведениях Диккенса, по все более всесторонней ее оценке, все более
трезвому взгляду на реальную ценность буржуазных демократических свобод и
доброй воли прекраснодушных богачей.
Таким образом, определяется общая периодизация творчества Диккенса.
Ранний период (1833-1841) совпадает по времени с движением широких масс
английского народа, неудовлетворенных результатами парламентской реформы
1832 г., и с начальным этапом чартизма. В эту пору Диккенс создает свои
юношеские «Очерки Боза» и романы, среди которых выделяются «Посмертные
записки Пикквикского клуба», «Оливер Твист», «Николас Никклби».

Еще во время работы над «Очерками Боза» Диккенс приступил к созданию
«Посмертных записок Пикквикского клуба» (The Posthumous Tapers of the
Pickwick Club, 1836-1837) - первого в ряду социальных романов 30-х и начала
40-х годов, принесших автору заслуженную славу далеко за пределами родины.
За «Пикквикским клубом» последовали «Приключения Оливера Твиста» (The
Adventures of Oliver Twist, 1837-1839), «Жизнь и приключения Николаса
Никклби» (The Life and Adventures of Nicholas Nickleby, 1838-1839), «Лавка
древностей» (The Old Curiosity Shop, 1840-1841) и «Барнеби Радж» (Barnaby
Rudge, 1841). За это же время Диккенс подготовил к печати мемуары известного
клоуна Гримальди (The Life of Grimaldi, 1838) и написал два цикла очерков,
во многом близких по тематике и манере «Очеркам Боза» - «Портреты юношей»
(Sketches of Young Gentlemen, 1838) и «Портреты молодоженов» (Sketches of
Young Couples, 1840), а также рассказы, рисующие нравы обитателей
вымышленного городка Мадфога (Mudfog - в буквальном переводе
«Грязетуманск»), и несколько пьес, не получивших широкого признания.
Пожалуй, ни в одном из произведений писателя не проявился так сильно,
ярко и всеобъемлюще присущий ему оптимизм, как в «Записках Пикквикского
клуба». Не случаен при этом самый выбор жанра комического романа,
заставляющего вспомнить фильдинговский «комический эпос в прозе».
В предисловии к роману Диккенс сообщал: «Автор этого произведения
поставил себе целью вывести перед читателем непрерывную череду лиц и
событий, изобразив их по возможности живо и в тоже время правдоподобно и
забавно». История создания «Записок» такова: Диккенс принял предложение
издательской фирмы «Чапмен и Холл» написать в виде подтекстовок к рисункам
художника Роберта Сеймура серию комических очерков о похождениях неудачливых
спортсменов, членов охотничьего клуба. Замысел этот вскоре претерпел весьма
существенные изменения. Текст оттеснил рисунки и целиком завладел интересом
читателей; тем не менее Диккенс с большим вниманием относился к подбору и
качеству иллюстраций. После смерти Сеймура, сделавшего рисунки к первым двум
выпускам «Записок», Диккенс отверг услуги многих художников (в том числе и
неизвестного тогда Теккерея), пока его выбор не остановился на X. Брауне,
который под псевдонимом Физ впоследствии прославился как один из наиболее
талантливых иллюстраторов его романов.
«Записки Пикквикского клуба», как и последующие романы Диккенса,
появлялись ежемесячными выпусками. Поначалу встреченные читателем довольно
равнодушно, «Записки» приобретают исключительный успех с выходом в свет
пятого выпуска, где впервые появляется один из главных героев романа, Сэм
Уэллер, слуга мистера Пикквика, расторопный, неунывающий, самоуверенный,
свысока взирающий на провинциалов, исконный лондонец как по характеру, так и
по своеобразному языку.
Вначале Диккенс предполагал построить свой роман как комическое
описание приключений пикквикистов. Так и задуманы первые главы романа,
содержащие нарочито «глубокомысленный» пародийный отчет о наукообразных
изысканиях президента клуба мистера Пикквика, наивно восторженного
ученого-педанта, добродушного чудака, посвятившего себя изучению такой
животрепещущей проблемы, как «теория колюшки» (мелкой рыбешки), и раскрытию
необычайно «загадочной» криптограммы на замшелом осколке камня, древность
которой явно сомнительна.
Этот весьма оригинальный клуб объединяет людей, решивших «во имя
прогресса науки и в просветительных целях» совершать путешествия по стране и
обо всех своих изысканиях и наблюдениях присылать подробные отчеты в их
лондонский центр. Подстать главе клуба и его друзья, обрисованные в начале
романа как люди недалекие и в высшей степени чудаковатые. Немолодой и не в
меру впечатлительный мистер Тапмен обладает весьма влюбчивым сердцем;
мечтательный мистер Снодграсс всецело предан поэзии; трусливый и неловкий
мистер Уинкл изображен по образцу героев модной тогда «спортивной повести»,
- он чрезвычайно дорожит своей репутацией искусного охотника и спортсмена,
что дает возможность автору неоднократно комически обыгрывать его
«дарования».
Все персонажи романа вначале характеризуются по преимуществу
эксцентричными чертами внешнего облика или поведения. Так, например, жирный
малый, слуга мистера Уордла - гостеприимного хозяина поместья Дингли-Делл -
всегда спит; глуховатой лэди, матери Уордла, вечно чудится угроза пожара, а
развязный проходимец, мистер Джингл, случайный попутчик пикквикистов,
постоянно ошарашивает собеседников бессвязным потоком отрывистых
восклицаний.
Тем не менее все нарочито комические характеристики и ситуации
придуманы автором отнюдь не ради чистой занимательности. И мастерски
пародируемый канцелярский стиль в отчетах о деятельности «Пикквикского
клуба» (гл. 1), и иронически-серьезное изложение сути разногласий ученых
мужей этого клуба, и изображение «романтических» пристрастий
меланхолического мистера Снодграсса, которые умело использует циничный
аферист Джингл, - все это в сатирическом аспекте показывает реальную
действительность, а элементы гротеска только подчеркивают и заостряют
типические черты героев.
Диккенс очень скоро отказался от стеснявшей его сюжетной схемы: тема
романа стала шире и смелее, а характеристики многих персонажей заметно
изменились. В предисловии к изданию романа отдельной книгой автор рассказал,
как постепенно он оставил свой первоначальный план - описание похождений
членов клуба, - убедившись, что он скорее препятствует, нежели способствует
развитию сюжета. Действительно, едва только отпала условная схема
нанизывания отдельных, по существу не связанных между собой, комических
эпизодов, действие сосредоточилось вокруг одного события - процесса,
затеянного миссис Бардл, квартирной хозяйкой Пикквика, облыжно обвинившей
своего простодушного жильца в вероломном нарушении обещания жениться на ней.
Так усилилось сатирическое содержание многих образов, новый оттенок приобрел
и юмор, согревающий, так сказать, «очеловечивающий» характеры положительных
героев. Идея романа стала более глубокой, отчетливо проявилась его
гуманистическая тенденция.
В «Записках Пикквикского клуба» уже более последовательно и полно, чем
в «Очерках Боза», находит отражение романтическая мечта Диккенса о
небуржуазных условиях существования людей, о господстве веселья и радости,
доброты и самопожертвования в человеческих отношениях. Диккенс впервые
делает попытку широко и многосторонне воплотить свое представление об
идеальном герое, показать его в действии.
Чертами положительного героя он наделяет прежде всего мистера Пикквика.
Смешной и чудаковатый, он вырастает на глазах у читателя, мало-помалу
начинающего постигать силу убежденности и благородство этого человека.
Внешний комизм лишь оттеняет душевную привлекательность диккенсовского
героя.
Теккерей не без основания сопоставил Пикквика с героем бессмертного
романа Сервантеса Дон Кихотом. Подобно «рыцарю печального образа», Пикквик и
смешон и трогателен в своей непрактичности, в своем стремлении всегда и во
всем поступать так, как подсказывает ему совесть и требует справедливость.
Подчас конфликт Пикквика с действительностью приобретает характер
трагического разлада, как и у испанского идальго, хотя, разумеется, совсем в
иных масштабах.
«Посмотрите на Пикквика у Диккенса: не правда ли, он очень ограниченный
человек? - писал Н. Г. Чернышевский, - а между тем, кто может не любить его,
кто бы не посоветовался с ним и не послушался его совета?» {Н. Г.
Чернышевский. Полное собр. соч. в 15 томах, т. II, стр. 800.}.
Некоторые исследователи пытаются изобразить Диккенса апологетом
буржуазного строя на том основании, что любимый им герой Пикквик - буржуа.
Это глубоко неверное, вульгарно-социологическое истолкование романа и его
героя. Романист лишает Пикквика таких типично буржуазных черт, как эгоизм,
стяжательство. У него нет и тени расчетливости, столь свойственной буржуа.
Доведенное до крайности благожелательное отношение к людям подчас ставит его
в нелепые, комические положения. Например, когда он пытается предотвратить
якобы готовящееся преступление, его сначала принимают за грабителя, а потом
за умалишенного. Пикквику даже в голову не приходит, что это «преступление»
- злая выдумка его недругов: коварного Джингла, типично буржуазного
комбинатора и дельца, и его слуги Джоба Троттера, плута и святоши. Впрочем,
Пикквик не злопамятен. Видя своего врага в беде (встреча с Джинглом во
Флитской долговой тюрьме), Пикквик от всего сердца помогает ему.
С точки зрения трезвого буржуазного расчета Пикквику, после того как
суд решил дело не в его пользу, проще всего было бы согласиться вручить
взыскиваемые с него «судебные издержки и вознаграждение за убытки» Додсону и
Фоггу. На их стороне была сила, на их стороне был закон, но бескорыстный, до
прямолинейности принципиальный в своей упорной жажде справедливости герой
предпочитает отправиться в долговую тюрьму.
В свете буржуазной морали бескорыстие, непрактичность, безрассудная
доверчивость Пикквика в лучшем случае выглядят как чудачества. Кстати
сказать, «чудак», т. е. человек, по своему внутреннему содержанию
противостоящий складу мышления, склонностям и интересам, присущим буржуа, -
это одна из самых привлекательных фигур в английской литературе, начиная с
XVIII столетия. Как и чудаки Фильдинга, Смоллета, Стерна, диккенсовский
Пикквик не умеет лгать, обманывать, изворачиваться, в своих действиях он
руководствуется голосом чувства, а не холодного рассудка. Короче говоря, в
романе он предстает как образ, прямо противоположный типичным буржуа -
эгоистам, вроде Уинкла-старшего.
Положительный идеал Диккенса не исчерпывается образом Пикквика: с
неменьшей симпатией романист рисует Сэма Уэллера. Если при первом знакомстве
с Сэмом он кажется читателю разбитным, плутоватым лондонским парнем, то в
дальнейшем это впечатление решительно меняется. Под влиянием Пикквика все
ярче проявляются лучшие стороны натуры Сэма, истинного сына народа: ясность
ума, находчивость, душевная отзывчивость.
Сэма Уэллера никак нельзя назвать образцом «хорошего» слуги у «доброго
хозяина», фигуры, столь распространенной в литературе, отстаивающей
незыблемость устоев классового общества. Это - искренний друг, который
разделяет и поддерживает честные и справедливые стремления своего старшего
товарища и наставника. Не только личная привязанность и уж, конечно, не
просто преданность слуги, а солидарность с бескомпромиссной, благородной
позицией Пикквика побуждают Сэма подвергнуться добровольному заточению во
Флитской тюрьме вместе с хозяином.
Наряду с Сэмом в романе действуют и другие люди из народа, такие же
веселые, жизнерадостные, честные. Здесь и отец Сэма - чистая душа, простой и
по-детски наивный человек; здесь и целая вереница слуг, мелких чиновников и
случайных знакомых пикквикистов.
Так, с первых же глав романа вырисовывается утопический идеал писателя.
Диккенс не стремился представить какой-либо проект иного общественного
устройства, его задача была более скромной: он намерен был показать идеал
человеческих взаимоотношений, которые никак не соответствуют моральным
нормам современного ему буржуазного общества. Доброта, бескорыстие,
благожелательность должны определять отношения людей друг к другу. Сама
жизнь должна быть прежде в

Сочинение

Действие происходит в середине XIX в. В один из обыкновенных лондонских вечеров в жизни мистера Домби происходит величайшее событие - у него рождается сын. Отныне его фирма (одна из крупнейших в Сити!), в управлении которой он видит смысл своей жизни, снова будет не только по названию, но и фактически «Домби и сын». Ведь до этого у мистера Домби не было потомства, если не считать шестилетней дочери Флоренс. Мистер Домби счастлив. Он принимает поздравления от своей сестры, миссис Чик, и ее подруги, мисс Токе. Но вместе с радостью в дом пришло и горе - миссис Домби не вынесла родов и умерла, обнимая Флоренс. По рекомендации мисс Токе в дом берут кормилицу Поли Тудль. Та искренне сочувствует забытой отцом Флоренс и, чтобы проводить с девочкой побольше времени, завязывает дружбу с ее гувернанткой Сьюзен Нипер, а также убеждает мистера Домби, что малышу полезно больше времени проводить с сестрой.

А в это время старый мастер корабельных инструментов Соломон Джилс со своим другом капитаном Катлем празднуют начало работы племянника Джилса Уолтера Гея в фирме «Домби и сын». Они шутят, что когда-нибудь он женится на дочери хозяина.

После крещения Домби-сына (ему дали имя Поль), отец в знак благодарности к Поли Тудль объявляет о своем решении дать ее старшему сыну Робу образование. Это известие вызывает у Поли приступ тоски по дому и, невзирая на запрещение мистера Домби, Поли со Сьюзен во время очередной прогулки с детьми отправляются в трущобы, где живут Тудли. На обратном пути в уличной сутолоке Флоренс отстала и потерялась. Старуха, называющая себя миссис Браун, заманивает ее к себе, забирает ее одежду и отпускает, кое-как прикрыв лохмотьями. Флоренс, ища дорогу домой, встречает Уолтера Гея, который отводит ее в дом своего дяди и сообщает мистеру Домби, что его дочь нашлась. Флоренс вернулась домой, но мистер Домби увольняет Поли Тудль за то, что та брала его сына в неподходящее для него место.

Поль растет хилым и болезненным. Для укрепления здоровья его вместе с Флоренс (ибо он любит ее и не может без нее жить) отправляют к морю, в Брайтон, в детский пансион миссис Пипчин. Отец, а также миссис Чик и мисс Токс навещают его раз в неделю. Эти поездки мисс Токс не оставлены без внимания майором Бегстоком, который имеет на нее определенные виды, и, заметив, что мистер Домби явно затмил его, майор находит способ свести с мистером Домби знакомство. Они удивительно хорошо поладили и быстро сошлись.

Когда Полю исполняется шесть лет, его помещают в школу доктора Блимбера там же, в Брайтоне. Флоренс оставляют у миссис Пипчин, чтобы брат мог видеться с ней по воскресеньям. Поскольку доктор Блимбер имеет обыкновение перегружать своих учеников, Поль, несмотря на помощь Флоренс, становится все более болезненным и чудаковатым. Он дружит только с одним учеником, Тутсом, старше него на десять лет; в результате интенсивного обучения у доктора Блимбера Туте стал несколько слабоват умом.

В торговом агентстве фирмы на Барбадосе умирает младший агент, и мистер Домби посылает Уолтера на освободившееся место. Эта новость совпадает для Уолтера с другой: он наконец узнает, почему, в то время как Джеймс Каркер занимает высокое служебное положение, его старший брат Джон, симпатичный Уолтеру, принужден занимать самое низкое - оказывается, в юности Джон Каркер ограбил фирму и с тех пор искупает свою вину.

Незадолго до каникул Полю делается столь плохо, что его освобождают от занятий; он в одиночестве бродит по дому, мечтая о том, чтобы все любили его. На вечеринке по случаю конца полугодия Поль очень слаб, но счастлив, видя, как хорошо все относятся к нему и к Флоренс. Его увозят домой, где он чахнет день ото дня и умирает, обвив руками сестру.

Флоренс тяжело переживает его смерть. Девушка горюет в одиночестве - у нее не осталось ни одной близкой души, кроме Сьюзен и Тутса, который иногда навещает ее. Она страстно хочет добиться любви отца, который со дня похорон Поля замкнулся в себе и ни с кем не общается. Однажды, набравшись храбрости, она приходит к нему, но его лицо выражает лишь безразличие.

Между тем Уолтер уезжает. Флоренс приходит попрощаться с ним. Молодые люди изъявляют свои дружеские чувства и уговариваются называть друг друга братом и сестрой.

Капитан Катль приходит к Джеймсу Каркеру, чтобы узнать, каковы перспективы этого молодого человека. От капитана Каркер узнает о взаимной склонности Уолтера и Флоренс и настолько заинтересовывается, что помещает в дом мистера Джилса своего шпиона (это сбившийся с пути Роб Тудль).

Мистера Джилса (равно как и капитана Катля, и Флоренс) очень беспокоит то, что о корабле Уолтера нет никаких известий. Наконец инструментальный мастер уезжает в неизвестном направлении, оставив ключи от своей лавки капитану Катлю с наказом «поддерживать огонь в очаге для Уолтера».

Чтобы развеяться, мистер Домби предпринимает поездку в Демингтон в обществе майора Бегстока. Майор встречает там свою старую знакомую миссис Скьютон с дочерью Эдит Грейнджер, и представляет им мистера Домби.

Джеймс Каркер отправляется в Демингтон к своему патрону. Мистер Домби представляет Каркера новым знакомым. Вскоре мистер Домби делает предложение Эдит, и она равнодушно соглашается;

эта помолвка сильно напоминает сделку. Однако безразличие невесты исчезает, когда она знакомится с Флоренс. Между Флоренс и Эдит устанавливаются теплые, доверительные отношения.

Когда миссис Чик сообщает мисс Токе о предстоящей свадьбе брата, последняя падает в обморок. Догадавшись о несбывшихся матримониальных планах подруги, миссис Чик негодующе разрывает отношения с ней. А поскольку майор Бегсток давно уже настроил мистера Домби против мисс Токс, она теперь навеки отлучена от дома Домби.

Итак, Эдит Грейнджер становится миссис Домби.

Как-то после очередного визита Тутса Сьюзен просит его зайти в лавку инструментального мастера и спросить мнения мистера Джилса о статье в газете, которую она весь день прятала от Флоренс. В этой статье написано, что корабль, на котором плыл Уолтер, утонул. В лавке Туте находит только капитана Катля, который не подвергает статью сомнению и оплакивает Уолтера.

Скорбит по Уолтеру и Джон Каркер. Он очень беден, но его сестра Хериет предпочитает делить позор с ним жизни в роскошном доме Джеймса Каркера. Однажды Хериет помогла шедшей мимо ее дома женщине в лохмотьях. Это Элис Марвуд, отбывшая срок на каторге падшая женщина, и виноват в ее падении Джеймс Каркер. Узнав, что женщина, пожалевшая ее, - сестра Джеймса, она проклинает Хериет.

Мистер и миссис Домби возвращаются домой после медового месяца. Эдит холодна и высокомерна со всеми, кроме Флоренс. Мистер Домби замечает это и очень недоволен. Между тем Джеймс Каркер добивается встреч с Эдит, угрожая, что расскажет мистеру Домби о дружбе Флоренс с Уолтером и его дядей, и мистер Домби еще больше отдалится от дочери. Так он приобретает над нею некую власть. Мистер Домби пытается подчинить Эдит своей воле; она готова примириться с ним, но он в гордыне своей не считает нужным сделать хоть шаг ей навстречу. Чтобы сильнее унизить жену, он отказывается иметь с ней дело иначе чем через посредника - мистера Каркера.

Мать Элен, миссис Скьютон, тяжело заболела, и ее в сопровождении Эдит и Флоренс отправляют в Брайтон, где она вскоре умирает. Туте, приехавший в Брайтон вслед за Флоренс, набравшись храбрости, признается ей в любви, но Флоренс, увы, видит в нем только лишь друга. Второй ее друг, Сьюзен, не в силах видеть пренебрежительное отношение своего хозяина к дочери, пытается «открыть ему глаза», и за эту дерзость мистер Домби увольняет ее.

Пропасть между Домби и его женой растет (Каркер пользуется этим, чтобы увеличить свою власть над Эдит). Она предлагает развод, мистер Домби не соглашается, и тогда Эдит сбегает от мужа с Каркером. Флоренс бросается утешать отца, но мистер Домби, подозревая ее в сообщничестве с Эдит, ударяет дочь, и та в слезах убегает из дома в лавку инструментального мастера к капитану Катлю.

А вскоре туда же приезжает Уолтер! Он не утонул, ему посчастливилось спастись и вернуться домой. Молодые люди становятся женихом и невестой. Соломон Джилс, поблуждавший по свету в поисках племянника, возвращается как раз вовремя, чтобы присутствовать на скромной свадьбе вместе с капитаном Катлем, Сьюзен и Тутсом, который расстроен, но утешается мыслью, что Флоренс будет счастлива. После свадьбы Уолтер вместе с Флоренс вновь отправляются в море.
Между тем Элис Марвуд, желая отомстить Каркеру, шантажом вытягивает из его слуги Роба Тудля, куда поедут Каркер и миссис Домби, а затем передает эти сведения мистеру Домби. Потом ее мучает совесть, она умоляет Хериет Каркер предупредить преступного брата и спасти его. Но поздно. В ту минуту, когда Эдит бросает Каркеру, что лишь из ненависти к мужу решилась она на побег с ним, но его ненавидит еще больше, за дверью слышится голос мистера Домби. Эдит уходит через заднюю дверь, заперев ее за собой и оставив Каркера мистеру Домби. Каркеру удается бежать. Он хочет уехать как можно дальше, но на дощатой платформе глухой деревушки, где скрывался, вдруг снова видит мистера Домби, отскакивает от него и попадает под поезд.

Несмотря на заботы Хериет, Элис вскоре умирает (перед смертью она признается, что была двоюродной сестрой Эдит Домби). Хериет заботится не только о ней: после смерти Джеймса Каркера им с братом досталось большое наследство, и с помощью влюбленного в нее мистера Морфина она устраивает ренту мистеру Домби - он разорен из-за обнаружившихся злоупотреблений Джеймса Каркера.

Мистер Домби раздавлен. Лишившись разом положения в обществе и любимого дела, брошенный всеми, кроме верной мисс Токе и Поли Тудль, он запирается один в опустевшем доме - и только теперь вспоминает, что все эти годы рядом с ним была дочь, которая любила ею и которую он отверг; и он горько раскаивается. Но в ту минуту, когда он собирается покончить с собой, перед ним появляется Флоренс!

Старость мистера Домби согрета любовью дочери и ее семьи. В их дружном семейном кругу часто появляются и капитан Катль, и мисс Токе, и поженившиеся Тутс и Сьюзен. Излечившись от честолюбивых мечтаний, мистер Домби нашел счастье в том, чтобы отдать свою любовь внукам - Полю и маленькой Флоренс.